Глава III

Глава III

Хотя мы располагаем различными сведениями о ессеях, по сути дела мы знаем о них немного, потому что после них не осталось никаких письменных свидетельств исторического или поучительного характера. Эти памятники либо уничтожены ненавидевшими ессеев фарисеями, либо до сих пор не найдены. Все, что нам известно о ессеях, почерпнуто у трех авторов I в. н. э.: Филона Александрийского, Иосифа Флавия и Плиния Старшего.

Наиболее краткое сообщение принадлежит Плинию Старшему («Естественная история», V, 17). В нем говорится: на западном побережье (Мертвого моря) в некотором отдалении от берега, где климат более благоприятный, живут ессеи, племя уединенное и удивительное. Они живут без женщин, отвергают любовь, не знают денег, и пальмы — их единственные соседи. Число их увеличивается за счет пришельцев, людей, утомленных мирской жизнью. Южнее их поселения находился некогда город Энгадда, по плодородию и пальмовым рощам уступавший только Иерусалиму. Теперь и он стал грудой развалин.

Это описание достаточно ясно говорит о том, что поселение ессеев находилось близко от места кумранских находок, ибо Энгадда Плиния — это несомненно Эйн-Геди, город на западном побережье Мертвого моря, примерно в тридцати километрах к югу от Хирбет-Кумрана. Но ни у Филона, ни у Иосифа Флавия нет указаний на то, что ессеи жили только в одном месте.

Филон («Quod omnis probus liber sit» — «О том, что каждый добродетельный — свободен») пишет, что ессеев насчитывается более четырех тысяч человек. Он особо подчеркивает, что они избегают городов, предпочитая сельские поселения, и занимаются земледелием и ремеслами. Они не копят ни золота, ни серебра, не покупают земельных угодий и добывают своим трудом только то, что необходимо для жизни. Отсутствие потребностей и довольство жизнью составляют их единственное достояние. Дальше Филон говорит: «У них вы не найдете ремесленника, изготавливающего луки, стрелы, кинжалы, шлемы, панцири, щиты, и вообще никого, делающего оружие, орудие или что бы то ни было, служащее для войны» [76]. Ненавидя рабов и рабство, все они свободны и взаимно оказывают друг другу услуги, как свободные люди… Они осуждают рабовладельца за несправедливость и гнусность, так как он оскверняет закон природы, по которому все люди от рождения равны и друг другу братья. В своей жизни они строго блюдут устав и пророков: празднуют субботу, читают священные книги и толкуют их. Они воспитаны в духе благочестия, святости, справедливости и порядка и живут по правилам триединой любви: любви к богу, любви к добродетели и любви к людям. Клятв они не дают, ибо считают их противными богу. Ни у кого из них нет собственного дома, и то, чем владеет один, принадлежит всем, и живут они товариществами. У них одно помещение для хранения припасов, из которых они приготовляют одинаковую для всех еду для общих трапез. Одежды они носят одинаковые и живут под одной крышей.

Иосиф Флавий («Древности», XVIII, §§ 11–25) подтверждает, что ессеи занимались земледелием, владели всем сообща, что их было четыре тысячи… Кроме того, он сообщает в «Иудейской войне», что ессеи презирали супружество, будучи убеждены, что женщина не может хранить верность, и если прямо не запрещали брак [77], то все же предпочитали принимать чужих детей в том возрасте, в котором они еще восприимчивы к учению, и воспитывать их в своем духе. До восхода солнца ессеи ни о чем мирском не разговаривали и произносили только молитвы. Проработав пять часов, они собирались все вместе, совершали ритуальное омовение, а затем шли в трапезную. Пекарь по очереди раздавал им по хлебцу, а повар ставил каждому миску с одним-единственным блюдом. До и после еды священник читал молитву. То же самое происходило и вечером, во время второй трапезы. Никогда не было у них шума и крика, поэтому те, кто проходил мимо, думали, что у ессеев какие-то страшные тайны, хотя на самом деле они просто вели себя разумно. Они сдерживали гнев, побеждали страсти, укрепляли веру, старались распространить мир и особенно заботились о священных книгах предков. Болезни они лечили кореньями и травами. Новичка, который хотел следовать их учению, принимали не сразу. Целый год он должен был жить вне общины, но по ее законам. Если он выдерживал это испытание воздержанности, его ближе допускали к общине; он уже участвовал в ритуальном омовении, но еще не присутствовал на общих трапезах; его стойкость испытывалась в течение еще двух лет. Затем он давал обещание смиренно почитать бога, быть справедливым к ближним и помогать им, сохранять верность руководителям общины, любить правду и быть бескорыстным, ничего не рассказывать непосвященным об общине даже под пыткой, не искажать ни одного слова учения, хранить и чтить священные книги. Нарушивший это обещание подвергался суровому наказанию вплоть до исключения из общины. В зависимости от срока принадлежности к общине ессеи делились на четыре разряда, и если младший касался старшего, последний мылся, словно его осквернили.

Ессеи храбро сражались с римлянами и переносили самые страшные пытки, ни на йоту не отступая от своих клятв. Они верили в бессмертие души и учили, что после смерти тела душа, состоящая из тончайшего эфира, отлетает за океан, туда, где нет ни дождя, ни снега, ни жары, где постоянно дует нежный, приятный ветер. Напротив, души плохих людей попадают в мрачную холодную пещеру, где их ждут вечные муки.

Таковы в общих чертах сообщения античных авторов о ессеях. Их название, вероятно, восходит к греческому и сирийскому и означает «чистые» [78]. Следовательно, это было братство благочестивых иудеев, тайная община (с тайными книгами, по сообщению Иосифа Флавия), которая не порывала связи с Иерусалимским храмом, делала ему пожертвования, но держалась от него в отдалении, ибо считала свой храм выше Иерусалимского[79]. В беспокойном, гибнущем мире эллинизма (Иосиф Флавий относит возникновение общины ко II в. до н. э.) их больше не удовлетворяла рассудочность закона.

Они стремились к углубленности, воодушевлению, уходу в себя и впадали в мистицизм.

В последующие месяцы отряду археологов пришлось разделиться на две группы. Одни сидели в хранилище, спокойно расшифровывая рукописи и подбирая фрагменты, другие превратились в коммерсантов и торгашей. Дня не проходило, чтобы не появился кто-нибудь из бедуинов или их «генеральный директор по торговле рукописями» господин Халил Искандер Шахин, не имевший больше ничего общего с прежним Кандо. С шиком подкатывал он к музеям и институтам на новеньком форде, оповещая о своем прибытии изящной визитной Карточкой, в которой со скромным достоинством именовал себя негоциантом.

Да, за последние пять лет все изменилось… Изменились и ученые. Теперь уже и Американская школа восточных исследований, и Французская археологическая школа, получив особо выгодное конфиденциальное предложение (а это случалось нередко), немедленно обращались к Хардингу за советом.

Бедуины тоже изменились с тех пор, как рукописи из пещер у Мертвого моря превратились в величайший бизнес их племени. Это были уже не безграмотные кочевники, какими их знали в Иерусалиме. Они слушали радио, читали газеты и журналы, а некоторые умели даже разбираться в научных изданиях и знали поэтому о рукописях гораздо больше, чем можно было предположить с виду.

Если верить слухам, патер де Во в юности был артистом Комеди Франсез. Может быть, это всего лишь выдумка американских клерикалов или журналистов, которые представляли себе — о, ужас! — католика, а тем более монаха совсем не таким, каким был этот бородатый патер. Но вот среди таамире наверняка были артисты, почти не уступавшие знаменитостям Комеди Франсез. Из показной глупости, добродушия и хитрости они порой приготовляли такой коктейль, что доводили ученых до слез.

Вот, к примеру, один из новых трюков бедуинов. Они прекрасно знали, что, чем полнее рукопись, тем большую ценность она собой представляет. Как-то раз им удалось раздобыть несколько полных или почти полных свитков. Если бы таамире сразу принесли их в Эль-Кудс, то за свиток длиной один метр и шириной двадцать пять сантиметров, т. е. общей площадью две с половиной тысячи квадратных сантиметров, они получили бы две с половиной тысячи динаров. Сыны же пустыни аккуратно разрезали свиток и сначала предложили первую большую полосу длиной тридцать сантиметров. Это составляло семьсот пятьдесят квадратных сантиметров и, соответственно, семьсот пятьдесят динаров. Хорошо. Через неделю они с таинственным видом явились снова, по на сей раз отказались разговаривать с кем-либо, кроме самого босса. Глядя на него простодушными глазами цвета ежевики, бедуины сообщили, что они нашли продолжение рукописи. «Шириной в две ладони, сэр! В таком хорошем состоянии!»

— Хорошо, — ответил босс. — Это очень приятно. Тут приблизительно восемнадцать сантиметров, скажем, двадцать. Вот вам чек на пятьсот динаров.

— Что вы, сэр! — гордо заявили таамире. — Опомнитесь! Ведь это стоимость любого куска исписанной кожи, а мы вам принесли продолжение фрагмента. Купив его, вы сэкономите по крайней мере четыре недели мучительных поисков других частей рукописи. Он стоит по меньшей мере в два раза дороже!

В конце концов сошлись на семистах пятидесяти динарах. Разумеется, следующий кусок (предпоследний) стоил еще дороже и пошел за тысячу динаров. Весь свиток вместо двух с половиной тысяч обошелся в четыре пли в пять тысяч динаров.

— С волками жить — по-волчьи выть! — воскликнул патер де Во. — Так дальше продолжаться не может, иначе наш бюджет иссякнет раньше, чем у бедуинов кончатся рукописи. Нужно установить премии, особый бакшиш, за большие куски. Это обойдется дороже, чем покупать рукописи на сантиметры, но все же дешевле наших покупок по частям и с продолжением.

Когда все или как будто все сокровища, похищенные из Мураббаат и 2-й пещеры, были выкуплены, а они, хотя и не имели ничего общего с кумранскими открытиями, все же были очень важны для истории страны и мировой истории и ими никак нельзя было пренебречь, кассы Департамента древностей Иордании, Библейской и Американской школ совсем опустели. Ученые вздыхали, но утешали себя тем, что теперь, наконец, наступит спокойное время и к ним потекут деньги из далекой Европы и еще более далекой Америки, и чем оживленнее станут говорить о научной ценности находок, тем больше будет денег. Только Хардинг, взявший в банке кредит для музея в несколько тысяч динаров, был озабоченнее, чем прежде.

К сожалению, у него были для этого основания, и его коллегам вскоре пришлось убедиться, что их оптимизм преждевременен. Восемнадцатого сентября 1952 г. патера де Во посетили два бедуина и один почти элегантный господин из Вифлеема, отрекомендовавшийся негоциантом. С доброжелательным выражением лица, какое бывает у меценатов и покровителей, они открыли красивый синий портфель из сафьяна с блестящими замками и, приветливо улыбаясь, разложили перед озадаченным патером целую кучу новых рукописных фрагментов.

Мерили целый час. До того как стать объектом науки, фрагменты, как и прежде, выступали в качестве товара, измеряемого на метры, вернее, на сантиметры. Торг продолжался три дня. За это время патер де Во постепенно приобрел такой опыт, что мог соперничать даже с Кандо.

Наконец, сошлись на цене в тысячу триста динаров, причем каждая сторона уверяла, что для нее это равнозначно разорению. Для патера это и в самом деле было катастрофой; он без всяких на то полномочий пожертвовал денежным фондом библиотеки на текущий и будущий годы.

Бедуины отказались сообщить точные сведения о новом месте находок, но у патера де Во сложилось впечатление, что многочисленные фрагменты происходят из окрестностей Кумрана, исследованных как будто очень основательно и все же, очевидно, недостаточно. Несмотря на убыточную, по их словам, сделку, бедуины обещали вскоре вернуться, так как у них было еще много, еще очень много свитков, и то, что они принесли сегодня, составляло лишь незначительную часть.

— Черт возьми, — воскликнул Хардинг, узнав новость, — я сейчас выезжаю. Один вопрос только, — вы помните, два месяца назад бедуины продавали целую стопку фрагментов из неизвестного источника?[80]. Может быть, они тоже происходят из этой новой пещеры?

— Едва ли, мистер Хардинг. Сегодняшние фрагменты напоминают мне кумранские, а июльская покупка, которая уже просмотрена, датируется более поздним периодом. На днях аббат Милик сказал мне, что те папирусы являются преимущественно брачными и торговыми контрактами и относятся приблизительно к 135 г. н. э. Мне кажется, что сегодняшняя покупка снова возвращает нас к I или даже II в. до н. э. Но не теряйте времени, Хардинг. Желаю удачи!

Когда Хардинг, сопровождаемый, как обычно, двумя надежными и ловкими солдатами, приехал в Кумран, он тотчас заметил подозрительное облачко пыли. Оно поднималось из отверстия высоко в скале, непосредственно над безмятежно дремлющими развалинами Хирбет-Кумрана. Ему не удалось остаться незамеченным. Едва машина остановилась, бедуины бросились из пещеры врассыпную и по свисавшим сверху канатам вскарабкались на гору. Прежде чем ловкие, как козы, солдаты успели подняться за ними, таамире были уже далеко.

Хардинг устроил экстренный военный совет. После непродолжительного совещания один из солдат набил камнями два одеяла, так что они напоминали силуэты людей, и с этими чучелами отправился в машине по направлению к шоссе Иерихон — Иерусалим. Ему было велено гудеть и вообще производить как можно больше шума (что доставляло ему колоссальное удовольствие) в расчете на то, что таамире попадутся на эту удочку и решат, что докучливый генеральный директор отправился восвояси.

На самом же деле Хардинг и второй солдат забрались в расщелину скалы и терпеливо, несмотря на страшные неудобства, ждали наступающего утра. Когда забрезжил рассвет, явилась на работу «первая смена археологов-любителей». Некоторые из них не успели спастись бегством. От них Хардинг получил не только веревки, чтобы самому забраться в пещеру, которую он предварительно обозначил номером 4, но и множество полезных, хотя и нерадостных сведений. Оказалось, что уже несколько дней таамире, сменяя друг друга, непрерывно «работали» в этой пещере и основательно ее опустошили. К счастью, один юноша-бедуин проболтался о существовании двух других пещер (но не показал их).

Они были расположены недалеко от 4-й пещеры и получили номера 5 и 6.

В 5-й пещере Хардинг обнаружил только жалкие, плохо сохранившиеся лохмотья. Пещера 6-я была уже совершенно опустошена. Но, если верить юноше, — а Хардингу казалось, что он заслуживает доверия, — бедуинам в этой пещере также досталось немного, если не считать одного довольно большого фрагмента, конечно, давно унесенного. В 4-й пещере от внимания грабителей ускользнул только один слой, в котором было найдено несколько сот фрагментов, но, по словам юноши-таамире, его соплеменники похитили оттуда около двадцати тысяч обрывков кожи разной величины. У Хардинга волосы стали дыбом. Эта массовая находка предвещала серьезный финансовый кризис, если не катастрофу, полный крах усилий спасти сокровища пещер для единой обработки и научного анализа.

Хардинг разослал письма многочисленным научным учреждениям мира, с тем чтобы создать денежный фонд, необходимый для скупки рукописей и фрагментов.

Первыми откликнулись университеты Мак-Гилля и Манчестера. К ним присоединились другие жертвователи, и так, то быстрее, то медленнее, с мучительными интервалами, стала поступать сумма за суммой.

Когда прибывал чек, посредник оповещал бедуинов, и то, что они приносили в старых коробках из-под сигарет, помечалось номером очередного жертвователя. По окончании обработки он получал фрагменты в свою собственность.

Потребовалось почти три года, вплоть до осени 1955 года, чтобы выкупить все тридцать — сорок тысяч фрагментов, похищенных бедуинами в Мураббаат и в Кумране. (Воздадим еще раз хвалу бедуинам и даже вдвойне: во-первых, без бедуинов и их стараний заработать при отсутствии туристов рукописи Кумрана еще и по сей день дремали бы в темных недрах пещер, представляя собой добычу для крыс, летучих мышей и птиц. Во-вторых, когда бедуины узнали цену своему необычному товару и перестали варварски резать свитки, они стали обходиться с ними не менее осторожно и бережно, чем настоящие археологи).

В 1952 году началась научная публикация материалов под общим названием «Discoveries in the Judaean Desert» («Открытия в Иудейской пустыне»). Первый том, скромно называвшийся «Qumran Cave I» («Кумранская пещера I»), был составлен двумя сотрудниками Библейской школы: доминиканцем Д. Бартелеми и аббатом Жозефом Миликом. Для его издания потребовалось целых два года. За «Введением», в котором Хардинг излагал драматическую историю открытия пещеры сначала в 1947 г., а затем вторично в 1949 г., ее разграбления и выкупа фрагментов Саадом, следовали сообщения патера де Во о керамике пещеры, госпожи Крауфут — об исследовании льняных покровов рукописей, Плендерлейта — о применении химических методов анализа, а затем осуществленная Бартелеми и Миликом публикация фрагментов семидесяти пяти свитков.

Когда первый том вышел из печати, была почти завершена рукопись второго, посвященного находкам в Мураббаат. Патер де Во написал археологическую часть, госпожа Крауфут — снова отчет об исследовании остатков тканей, аббат Милик опубликовал древнееврейские и арамейские тексты, патер Бенуа — греческие, А. Громан — арабские[81].

Отдельный том отводится материалам из Хирбет-Мирда. В нем планируется поместить статьи: Р. Ланге — о греческих текстах, доминиканца Ф. М. Лемуана — о христианско-арамейских фрагментах и А. Громана — об арабских документах.

В особом томе предполагается рассмотреть тексты неизвестного происхождения, которые, так же как и фрагменты из Мураббаат, относятся ко времени второго иудейского восстания. В нем будут помещены комментарии: патера Бартелеми — к греческому переводу книги Двенадцати пророков, Джона Старки — к набатейским текстам, Милика — к древнееврейским и арамейским рукописям и патера Бенуа — к греческим рукописям.

Еще один том посвящается текстам так называемых «малых» пещер Кумрана (2–3 и 5–10) [82].

По крайней мере три-четыре тома будут посвящены четвертой пещере и ее громадной библиотеке. Наконец, в одном из последних томов (если одного на это хватит) патер де Во и его сотрудники намерены осветить раскопки в Хирбет-Кумране.

Еще в декабре 1952 года, следовательно через три месяца после открытия 4, 5 и 6-й пещер, к расшифровке рукописей был привлечен аббат Морис Байе, в то время стипендиат Парижской академии при Археологической школе в Иерусалиме. Ему были переданы для обработки фрагменты из 2, 3 и 6-й пещер. Аббат Милик, еще сравнительно молодой человек, но уже опытный специалист, взял на себя изучение материалов из 5-й пещеры.

С лета 1953 года, когда уже была выкуплена большая часть находок из 4-й пещеры, в Иерусалим один за другим стали съезжаться другие молодые ученые, желавшие испробовать свои силы и знания в работе над рукописями: Франк М. Кросс-младший из Чикагской теологической семинарии Мак-Кормика, Джон Марко Аллегро — преподаватель сравнительной семитской филологии в Манчестерском университете, аббат. Жан Старки из парижского Католического института, монсеньёр Патрик В. Скехан — специалист по семитологии Американского католического университета в Вашингтоне, английский ученый Джон Страгнел и доктор Клаус-Хуно Хунцингер из Геттингена.

Вскоре была создана определенная методика обработки фрагментов. Очистив обрывки рукописей от известковой или мергелевой пыли щеткой из верблюжьей шерсти — в особо сложных случаях ее слегка смачивали касторовым или другими бескислотными маслами, — их клали между стеклянными пластинками. Конечно, было немало таких кусков, которые никакая чистка не могла сделать удобочитаемыми — либо шрифт очень выцвел, либо кожа потемнела. В таких случаях пытались, и обычно успешно, использовать инфракрасную фотографию.

Особенно хрупкие фрагменты клали на цинковую пластину с отверстиями наподобие сита и опускали в стеклянный сосуд, на дне которого была вода. При нормальном испарении уже через пятнадцать минут кожа становилась достаточно гибкой. Разумеется, и здесь было много исключений. В первое время случалось, что фрагмент размягчался так сильно, что превращался в клейкую массу. В некоторых особо сложных случаях приходилось ждать зимы, когда высокая влажность воздуха создаст более благоприятные условия. Работа по отысканию и объединению разрозненных фрагментов, разумеется, далеко еще не завершенная (по мнению одного специалиста, она потребует еще пятидесяти лет, а по оптимистическому прогнозу патера де Во, только десяти), по-новому осветила до сих пор недостаточно изученную историю становления библейских текстов.

Только в 11-й пещере была найдена еще одна полная рукопись библейской книги — свиток Псалмов [83], так что и сейчас, спустя десять лет, находки 1947 года оставались непревзойденными. Если фрагменты из 4-й пещеры насчитывались десятками тысяч, все-таки это были только фрагменты, хотя они и доказывали, что в этой пещере некогда хранилась очень большая библиотека. К концу 1955 года уже удалось выявить по фрагментам триста тридцать самостоятельных свитков. Происхождение многих других фрагментов в то время еще оставалось невыясненным, но можно было с уверенностью предположить, что всего в пещере находилось от четырехсот до пятисот свитков.

Первая книга Моисея была представлена шестью рукописями, из них одна была написана палеоеврейским письмом; вторая книга Моисея — восемью рукописями, третья — тремя фрагментированными экземплярами, четвертая — двумя, пятая — четырнадцатью (из них три были написаны палеоеврейским письмом). Из так называемых исторических книг были найдены Книги Иисуса Навина, Книга судей, Книга пророка Самуила и Книги царей: Книги царей — в одном экземпляре, Книги Самуила — в трех, все остальные — в двух.

Если свитки из 1-й пещеры и вновь найденные тексты лишь незначительно отличались от масоретской традиции, то фрагменты первого экземпляра Книги Самуила принесли ошеломляющую неожиданность. Так, например, масоретский текст первой Книги Самуила 1, 22 б гласит: «Тогда я отведу его, и он явится пред Господом и останется там навсегда». Стих 23: «И сказал ей Елкана, муж ее…». В аналогичном месте текста Септуагинты отсутствуют слова: «Тогда я отведу его», а остальное совпадает с еврейским текстом. В новом, кумранском тексте, как и в Септуагинте, также отсутствуют слова: «Тогда я отведу его», но за словом «навсегда», т. е. между стихом 22 и 23, следует фраза: «И я сделаю его назореем навсегда, на все дни его жизни».

Другой пример из той же главы. Стих 25 в масоретском тексте гласит: «и закололи тельца и привели отрока к Илию», в Септуагинте же это место звучит так: «И принес отец его жертву, какую в установленные дни приносил Господу, и привели отрока, и закололи тельца». Кумранская рукопись на древнееврейском языке совпадала с греческим текстом Септуагинты, а следовательно, отличалась от масоретского текста Библии.

Так же обстояло дело с первой Книгой Самуила 2, 2, где в масоретском тексте стояли слова: «нет столь святого, как Господь», а в текстах Кумрана и Септуагинты одинаково было добавлено: «и никого справедливее Господа».

Наконец, последний пример из первой Книги Самуила 2,22. В масоретском тексте стих читается так: «Илий же был весьма стар и слышал все, как поступают сыновья его со всеми израильтянами, и что они спят с женщинами, собиравшимися у входа в скинию Завета». В Септуагинте этот стих кончается на слове «израильтянами», а дальнейшие слова отсутствуют. Точно так же и в рукописях Кумрана.

Какие же выводы мог сделать на основании этих данных исследователь библейских текстов, в данном случае профессор Кросс? Он мог констатировать частое совпадение текстов Септуагинты и Кумрана по сравнению с масоретским текстом при отдельных отклонениях кумранского текста как от Септуагинты, так и от масоретского. Однако совпадения кумранского текста и масоретского при отклонении от текста Септуагинты встречались очень редко. Это давало право предположить, что здесь, в 4-й пещере, хранилась та старая редакция текста, которая была использована переводчиками Септуагинты [84].

Два года спустя, в 1955 г., Кросс подобрал и расшифровал фрагменты второго свитка Книг Самуила. Это были шесть отдельных фрагментов, насчитывавших в общей сложности пятьдесят сохранившихся слов. Но и их было достаточно, чтобы подтвердить выводы, сделанные на основании первого экземпляра: тринадцать совпадений текстов Кумрана и Септуагинты, сравнительно с масоретским текстом, и четыре совпадения кумранского и масоретского текста, сравнительно с Септуагинтой, затем шел целый ряд разночтений, которых не было ни в Септуагинте, ни в масоретском тексте.

Эти же шесть фрагментов принесли с собой еще одну неожиданность, но уже иного рода. По данным палеографии, их следовало считать самыми древними из всех кумранских рукописей и датировать концом III в. до н. э. Следовательно, они были написаны вскоре после возникновения Септуагинты.

Систематизация фрагментов продолжалась. Дошла очередь и до Книг Пророков, которые были представлены особенно широко. Только в 4-й пещере нашли по меньшей мере двенадцать свитков с текстом пророка Исайи. Вероятно, основатели «библиотеки» более всего интересовались мессианскими высказываниями этого пророка. Текст пророка Иеремии был представлен тремя рукописями, Иезекииля — двумя, Двенадцати пророков — семью.

Множество вопросов возникло в связи с находкой трех фрагментов, написанных палеоеврейским письмом. Они содержали предписания о порядке пользования выгонами в городах левитов. Сходные предписания мы находим в Четвертой книге Моисеевой, 35, и в Книге Иисуса Навина, 21. Но это сходство лишь приблизительное, так как кумранский текст гораздо подробнее и вряд ли имеет прямую связь с этими местами из Библии. Возможно, эти фрагменты относятся к книге Библии, впоследствии не включенной в канон. Доказательством этого может служить то, что они написаны священным палеоеврейским письмом.

— Мы ученые, и наша работа служит науке, — сказал как-то вечером профессор Кросс, когда ученые из «скроллери» собрались за общим столом. — Но ведь не только ученые интересуются, к каким выводам мы пришли. Этот же вопрос задают и широкие крути людей, которые не знают ни греческого, ни еврейского и не могут разобраться в наших великолепных публикациях. Что же мы им ответим?

За столом воцарилось молчание. Выбив трубку, Кросс продолжал:

— Вам, конечно, известны неожиданные результаты исследования Книг пророка Самуила. В последние дни мое внимание привлек фрагмент из Второзакония [85], который подбирал патер Скехан. Не сделаете ли вы нам краткое предварительное сообщение, монсеньёр?

— Охотно, господа. К сожалению, речь идет лишь о сорока словах, которые сохранились от так называемой песни Моисея, Второзаконие, 32. Из них особенно интересным мне кажется стих 43. За несколько кровожадным 42-м стихом в масоретском тексте следует: «Веселитесь, язычники, с народом его». В Септуагинте этому стиху предшествует фраза: «Веселитесь, небеса, вместе с ним и поклонитесь ему, все ангелы божии». В нашем же тексте цитируемая из Масоры фраза отсутствует, а из вставки Септуагинты есть только первая часть: «Веселитесь, небеса, вместе с ним», а дальше идет: «и да поклонятся ему все боги».

— Вот это интересно, — воскликнул Аллегро. — Следовательно, наш писец располагал вариантом, очень близким к Септуагинте, но таким древним, что в нем безбоязненно говорилось о богах, которых Септуагинта превратила в «ангелов божиих». Позднее строгие масореты совершенно обошли этот подводный камень, сделав из ангелов язычников. Из этого следует, господа, что Самаритянский кодекс заслуживает более серьезного отношения.

После смерти царя Соломона единое иудейское государство разделилось на две части: царство Израиль со столицей Самария — на севере и царство Иудея со столицей Иерусалим — на юге. После завоевания Израиля ассирийцами в 722 г. до н. э. десять северных племен были угнаны в плен, а два южных племени в 586 г. до н. э. были уведены в плен вавилонянами. После возвращения из плена южане, начавшие строить храм, стали упрекать жителей севера в том, что они происходят от смешения оставшихся в стране евреев с ассирийскими колонистами и, следовательно, не могут больше считаться истинными сынами Израиля. Самаритяне, напротив, утверждали, что только они настоящие потомки патриархов[86]. Они избрали своего собственного первосвященника, отвергли Иерусалимский храм и его обряды и одно Пятикнижие признавали словом божиим.

Ненависть иудеев к самаритянам известна хотя бы из притчи Иисуса о милосердном самаритянине[87]. Эта ненависть и по сей день живуча, как тысячелетия назад. Сегодня община самаритян, которая сохранила в чистоте свою кровь и свою веру и которую не могли уничтожить ни иудеи, ни крестоносцы, ни арабы, насчитывает всего сто пятьдесят человек. Они живут в Наблусе, в древнем Сихеме. Их величайшее сокровище — свиток Торы. Самаритяне хранят его в своей синагоге в серебряной скинии и охотно показывают чужеземцам. Они рассказывают, что их Тора написана самим Аароном. Но некоторые ученые, видевшие свиток, относят его к XI в. н. э., хотя другие считают, что она древнее всех масоретских рукописей. Во всяком случае, так называемый «Кодекс самаританус», который даже если и был переписан на новый свиток, то с более древних рукописей аналогичного содержания, стал известен в Европе в копии довольно поздно. Вокруг «Кодекса» разгорелся спор между теологами, который в конечном итоге разрешился в пользу масоретского текста. Наши находки заставляют пересмотреть это предвзятое, прочно укоренившееся мнение. Из шести тысяч отклонений Самаритянского кодекса от канона большая часть, совсем как в наших свитках, относится к области орфографии или синтаксиса. Некоторые отклонения порождены спецификой самаритянского догмата, следовательно, их нельзя считать изначальными. Но зато Самаритянский кодекс имеет тысячу девятьсот разночтений с масорой, общих с Септуагинтой. В свете наших новых исследований это позволяет сделать вывод, что Самаритянский кодекс восходит к неискаженной домасоретской традиции, тем более что фрагменты Пятикнижия из 4-й пещеры, написанные палеоеврейским письмом, по всем решающим пунктам совпадают с Самаритянским кодексом. Все эти соображения изложены в статье, подготовленной Скеханом для «Journal of Biblical Literature».

— Наши находки фрагментарны, — задумчиво произнес после длительной паузы патер де Во. — И столь же неполны, несмотря на неслыханное богатство найденного материала, наши познания.

Но уже ясно, что люди Кумрана, которым эти рукописи принадлежали и которые их, очевидно, переписывали, не располагали, выражаясь нашим языком, стандартным изданием Библии. Оно фактически было создано только позднее стараниями Ямнийского синедриона и масоретов. Люди Кумрана держали себя независимо, на удивление независимо, если учесть консерватизм иудеев. Они не следовали никакой определенной рукописной традиции и были до известной степени эклектиками, которые по собственному разумению брали из имевшегося наследия только то, что казалось им правильным. При этом разные писцы нередко принимали разные решения, так как имеющиеся в нескольких экземплярах свитки одних и тех же библейских произведений отнюдь не совпадают между собой. Не можете ли вы, профессор Кросс, подтвердить и дополнить мое сообщение?

— С удовольствием. В подтверждение скажу, что все именно так, как вы сообщили. Теперь дополнение: в общем и целом мы располагаем четырьмя изложениями священного текста. Первая редакция соответствует тому, что в качестве масоретского текста стало впоследствии еврейским стандартом. Вторая соответствует оригиналу, с которого был сделан греческий перевод, — Септуагинта. Третья, ограничивающаяся Пятикнижием, соответствует Самаритянскому кодексу и, наконец, четвертую редакцию, не совпадающую ни с одним из имеющихся известных текстов, мы встречаем в рукописях Кумрана. Я не хотел бы отнести это явление, во всяком случае целиком и полностью, за счет неизвестного оригинала. Оно, скорее, объясняется некоторой свободой, которая была дана людям Кумрана или которую они себе присвоили при обращении с текстами. Может быть, вы сумеете нам объяснить это, аббат? Ведь вы занимались обработкой литературы общины?

— В самых общих чертах, — ответил Милик. — Во-первых, причиной этого явления могло быть то, что канон, т. е. точное содержание книг Ветхого завета, в то время еще не сложился окончательно. Его границы были подвижны. Доказывается это вот чем. В Кумране найдены комментарии лишь к библейским книгам, но есть и одно исключение из этого правила — фрагмент из 4-й пещеры. К какой книге относился этот комментарий, мы еще не знаем[88]. Во всяком случае сейчас ее нельзя отнести к ветхозаветному канону. Без сомнения, она близка к книге Еноха, этому апокалипсису II в. до н. э., которая впоследствии также не вошла в канон. В то время когда здесь обитала наша секта, разгорелись бурные теологические споры о составе канона, которые разрешились только тогда, когда Ямнийский синедрион сказал последнее и решающее слово. Конечно, люди Кумрана не высказывали своего мнения в этом споре, так как считали, что живут в мире, движущемся к своей гибели, и видели свое назначение в благочестии, а не в догматике и филологии. Еще одно немаловажное обстоятельство: до сих пор мы всегда, или почти всегда, говорили о Ветхом завете, забывая о том, что община Кумрана располагала и Новым заветом. Ведь община считала себя новым союзом бога с людьми, а этот новый союз добавил, — подчеркиваю, к не установившемуся еще канону, — тексты, которые были у общины в таком же почете, что и Ветхий завет. Кто же, собственно, были люди Кумрана, во что они верили, как жили, — объяснить это — наша первоочередная задача, господа. Пора вам, патер де Во, продолжить раскопки в древних развалинах там внизу.

— Уже готовимся, друг мой, — усмехнулся патер де Во, поглаживая свою седую бороду.