На Курьих Ножках, или В поисках рыжебородого Малюты. Местность возле церкви Похвалы Пресвятой Богородицы в Башмаках

На Курьих Ножках, или В поисках рыжебородого Малюты. Местность возле церкви Похвалы Пресвятой Богородицы в Башмаках

Не сохранившаяся до наших дней единственная московская церковь, освященная некогда во имя праздника Похвалы Богородицы, стояла на Волхонке, на Алексеевском холме близ храма Христа Спасителя. Знаменитая московская Волхонка получила свое название в XVIII в. по стоявшему на ней кабаку «Волхонка», находившемуся в 1760-х гг. в доме князя Волконского, сохранившимся до наших дней под № 8. Само же название стало устойчивым лишь с середины XIX в. Прежнее именование улицы – Малая Чертольская – возникло по названию оврага и ручья Черторый, до пределов которого она и доходила; эти границы в наши дни пролегают у Кропоткинских ворот. Издревле возле нынешней станции метро «Кропоткинская» (ранее «Дворец Советов») был глубокий овраг, прозванный Черторый: как говорили в народе, его «черт рыл». По оврагу Черторыем назывался текущий по нему ручей, а вся окрестная местность – Чертольем, улица Волхонка – Малой Чертольской, Пречистенка (Кропоткинская) – Большой Чертольской. (Название Чертольский переулок нового происхождения – он назывался Царицынским, а в 1922 г. его переименовали в Чертольский в память древнего Чертолья.) По Большой Чертольской улице проходила дорога в Новодевичий монастырь, где главным храмом был собор во имя иконы Смоленской Богоматери – Пречистой Девы Марии. Царь Алексей Михайлович, часто ездивший по Чертольской улице на богомолье в Новодевичий монастырь к чудотворной Смоленской иконе Богоматери «Пречистой и Пресвятой Богородицы», повелел дьякам заменить название Чертольская, ассоциировавшееся у богобоязненного царя с нечистым, на Пречистенская, что и было сделано почти незамедлительно. Мысль царя и обоснование переименования были понятны и приняты москвичами, и город признал этот акт почти единогласно. Произошло это событие в 1658 г. Церковь, нареченная во имя праздника Похвалы Богородицы, уютно вписывалась в ту местность, где ее возвели, и простояла там до тех самых ненастных лет, когда безбожные большевики не отдали приказание о ее сносе. К слову сказать, история праздника Похвалы Богородицы, едва ли им ведомая, достойна того, чтобы уделить ей место в нашем повествовании.

Храм Христа Спасителя и (справа) церковь Похвалы Пресвятой Богородицы в Башмаках (XVII в., уничтожена в 1931 г.)

В далеком от нас 625 г. к столице Византийской империи подошли войска персов. Император Ираклий с войсками вышел навстречу. Сам Константинополь остался незащищенным. Персы подошли к столице с моря, что повергло жителей в панику. Народ искал защиты в храмах, умоляя Господа и Его Пречистую Матерь о спасении. Патриарх Сергий вынес чудотворный образ Богоматери, именуемый Одигитрией (Водительницей), на городскую стену и омочил край богородичного омофора в водах пролива. Тотчас же на Эгейском море поднялась страшная буря, разметавшая и потопившая флот персиян. В память о чудесном избавлении в Константинополе был установлен праздник, названный «Похвалой Богородицы». Из Царьграда он перешел в другие города Византийской империи, став в XI в. всеобщим для Восточной Церкви. Праздник Похвалы Богородицы совершается в субботу пятой недели Великого Поста, готовя души верующих к главному христианскому празднику – Пасхе. Храм же во имя Похвалы Пресвятой Богородицы оставил свой след в истории Москвы еще и тем, что подарил Первопрестольной замечательное, но давно забытое старомосковское название местности «Башмачки» – по фамилии перестроившего храм в конце XVII в. думного дворянина Башмакова. Башмачки, Курьи Ножки, Капельки, Наливки, Пупыши, Путинки – порой просто не перестаешь удивляться, как был велик и чуден язык старой православной Москвы!

Храм Зачатьевского монастыря (XVII–XIX вв.) – разрушен, на его месте до недавнего времени стояло здание школы

Первая деревянная церковь Похвалы на этом месте упоминается в исторических документах еще в 1475 г. – задолго до основания здесь монастыря. Алексеевский монастырь располагался на территории нынешнего Зачатьевского монастыря. Археологи утверждают, что ранние слои, предшествующие времени его строительства, не прослежены. По преданию, монастырь был основан митрополитом Алексеем. В списке построек Алевиза Нового от 1514 г. упоминается некая «церковь Алексея святый Человек Божей в девичи монастыре за Черторый». В деревянной же церкви Похвалы находилась чудотворная икона св. Николая, так что по чтимому образу иногда даже всю церковь именовали Никольской. От этой иконы произошло одно из древних названий московской церкви Похвалы – «старая проща». Дело в том, что в старину человека, исцелившегося от чудотворной иконы, называли прощенником – «Бог его простил». И потому, когда прощей называли храм, то это значило, что в нем находится чудотворная икона, дарующая исцеление. Таким и был образ св. Николая Чудотворца в церкви Похвалы Богородицы. Кроме нее, в старой Москве было еще два храма-прощи – Николы Явленного на Арбате, названного по явленному от его иконы чуда, и Параскевы Пятницы в Замоскворечье. В отголосках московской истории сохранилось и еще одно древнее именование церкви Похвалы – «в Старых Рощах». Возможно, конечно, что это было искажение от «старой прощи». А может быть, в этих местах действительно некогда шумел лес.

Деревянная церковь сгорела в 1629 г.; спустя какое-то время она была вновь отстроена, но уже из камня. В самом конце XVII столетия думный дворянин и печатник Дементий Минич Башмаков на свои средства и на пожертвование, завещанное подьячим Шандиным (для постройки нового здания подьячий Алексей Шандин, прежний прихожанин сгоревшей церкви, завещал значительную по тем временам сумму – 200 руб.), перестроил ее в том основном образе, в котором она и дожила до революции. Сам устроитель церковного здания Башмаков, чьи годы рождения и смерти неизвестны даже в наши просвещенные дни, считался известным государственным деятелем России 2-й половины XVII в. Дьяк с 1665 г., думный дьяк с 1676 г. и печатник (хранитель государственной печати) с 1688 г., Башмаков был еще и думным дворянином. Название «думные дворяне» употреблялось со 2-й половины XVI в. До этого они назывались «дети боярские думные», «дворяне у государя в думе», «дворяне, которые живут у государя с бояры». Думные дворяне участвовали в заседаниях Боярской думы, в работе ее комиссий, управляли приказами, выполняли придворные и военные обязанности, назначались воеводами в города. Некоторые из думных дворян дослуживались до чина окольничего и боярина. В XVI в. думные дворяне чаще всего принадлежали к родовитым фамилиям, и число их было невелико. В XVII в. с укреплением экономического и политического положения дворян и дальнейшей централизацией государственного управления число думных дворян увеличилось за счет неродовитых дворян и детей дьяков. Думные дворяне наряду с думными дьяками были опорой царской власти в борьбе с боярской аристократией в Боярской думе. В 1655–1700 гг. имя Башмакова упоминается в качестве служащего целых 16 приказов: Разрядного, Посольского, Большого дворца, Сыскного и др. При Алексее Михайловиче в 1658–1664 гг. этот разносторонний человек возглавлял даже Приказ тайных дел, где участвовал в следствии над участниками Московского восстания 1662 г. В 1672 г. Башмаков ненадолго перешел в дипломатическое ведомство и был отправлен с посольством в Польшу. Последний раз имя дьяка Башмакова упоминается в источниках в 1700 г.

Церковь Похвалы Богородицы в Башмаках

Однако вернемся к храму и постараемся мысленно попытаться воссоздать его внешний вид. Высокий, пятиглавый, «старинной готической архитектуры и с готической архитектуры колокольней», как описывал его любитель ветхой древности; «в нем был не традиционный для большинства русских и московских церквей пятиярусный иконостас, а иконостас в шесть ярусов». Храмоздатель Дементий Башмаков, скончавшийся в 1705 г., был похоронен в приходе церкви Похвалы вместе с матерью и дочерью. И не только он один. С местными захоронениями связана одна из самых интересных и таинственных загадок не только этого храма, но и всей русской истории. Речь идет о могиле Малюты Скуратова. Как известно, Григорий Лукьянович (Малюта) Скуратов-Бельский погиб в бою при штурме ливонской крепости. По приказу царя тело Скуратова было отвезено в Иосифо-Волоцкий монастырь в Волоколамске. Родственники Малюты продолжали пользоваться царскими милостями, а вдова даже получала пожизненную пенсию, что было знаком исключительной царской милости в то время.

Московские предания связывали с именем главного опричника соседнюю улицу Берсеневку на противоположном берегу Москвы-реки. Красные палаты думного дьяка Аверкия Кириллова по ошибке долгое время считали домом Скуратова. Но Кирилловские палаты (на нынешней Берсеневской набережной в доме под номером 20) являются лишь характерным образцом крупной городской усадьбы XVII столетия. Они, как и церковь Николая Чудотворца, а также служебные постройки вдоль набережной составляют единый архитектурный комплекс. Основой расположенного на берегу Москвы-реки архитектурного ансамбля являются две одновременные и соединенные между собой постройки XVII в., возникшие на двух смежных владениях, одно из которых изначально было церковным. Это – нередкая для прежней Москвы ситуация, когда дом богатого прихожанина, на чьи средства рядом возводилась приходская церковь, был соединен с ней переходом. Одновременность палат и храма, их близкое и благодаря единому заказчику соотнесенное друг с другом расположение определили комплексность этих зданий, сохранившуюся до наших дней (отсюда распространенное в литературе название ансамбля «усадьба Аверкия Кириллова»). В начале XVI в. владение, перешедшее в казну, было подарено «государеву садовнику» Кириллу. Ныне существующий ансамбль жилых палат и церкви в основном создан в 1656–1657 гг., когда усадьбой владел внук Кирилла, «московский гость» Аверкий Кириллов, возведенный царским указом в думные дьяки. Композиция ансамбля – главный дом в глубине усадебного участка, церковь, размещенная к юго-востоку от палат, на своем владении имевшая прежде кладбище для прихожан и службы вдоль реки на обоих участках, – возникла, вероятно, еще до XVII в. Въезды на оба владения были со стороны дороги, ведущей от брода на юг. Строительство при Аверкии Кириллове велось с учетом традиционной схемы и с использованием ранее существовавших здесь каменных сооружений. Согласно некоторым источникам и преданиям, владение, где стоят палаты, ранее принадлежало боярам Беклемишевым. Последний владелец из этого рода – известный деятель конца XV в. Н.В. Берсень-Беклемишев – был казнен по приказу своего сюзерена «за непригожие речи о великом князе и его матери». По-видимому, его имя закрепилось в названии урочища и современной набережной.

В конце XVII в. на церковном участке вдоль набережной появляются каменные строения с надвратной колокольней. В 1703–1711 гг. перестраивается главный дом усадьбы. Его северный фасад становится более нарядным, и в целом комплекс со стороны реки приобретает подчеркнуто импозантный характер, поскольку в это время река начинает осознаваться как городская магистраль. В XVIII в., когда в главном доме разместились учреждения Сената, переход между палатами и церковью был разобран. С 1858 по 1917 г. дом принадлежал Московскому археологическому обществу. Палаты – главный дом усадьбы Кирилловых – возведены на основе более древнего сооружения, ориентировочно датируемого рубежом XV–XVI вв. Первоначальное здание представляло собой вытянутый с востока на запад прямоугольник («брус»). Над белокаменным подклетом – «казной» – с поперечными «сенями» и четырьмя выходившими в них боковыми помещениями возвышалась, вероятно, деревянная надстройка. Как правило, такие подклеты «переживали» несколько надстроек, сгоравших в пожарах: «казну» подправляли, а над нею возводили новые срубы. При одном из обновлений, предположительно в первой четверти XVII в., подклет подвергся некоторой переделке; правда, белокаменную кладку в значительной мере сохранили, разобрав ее до фундамента лишь в юго-восточной части, где площадь помещения была увеличена; однако здание приобрело иной абрис плана – близкий к «глаголю». В 1656–1657 гг. над старым подклетом возвели два кирпичных этажа, повторивших его асимметричную конфигурацию и принцип планировки. Завершение работ отмечено своеобразным «закладным» камнем – резным белокаменным замком в центре свода юго-восточной палаты второго, парадного, этажа. По сложившейся традиции эту главную, приемную палату отличали не только вместительность и убранство, но также изображение креста на своде (отсюда название «крестовая»). Здесь резной крест, расположенный в центре замка, оформленного в виде круглого картуша, охватывает вязь надписи, содержащей дату постройки. Та к сформировалась основа существующего здания.

Помещения во всех ярусах – сводчатые. В северо-западном углу сеней подклета – вход на внутристенную лестницу, соединявшую подклет со вторым этажом. Возможно, что изначально к палатам примыкали наружные крыльца, ведущие к сеням второго этажа; в таком случае парадное крыльцо было с юга. Крыльца существовали и у торцов здания. В 1690-х гг. с востока было выстроено новое Красное крыльцо, составной частью вошедшее в узкий, на всю высоту дома объем, выступавший ризалитом на северном фасаде, и каменный, на двух арках переход от дома к церкви (не сохранился). Одновременно с запада возвели пристройку с ризалитом, симметричным таковому, расположенному с восточной стороны. (Для сведения читателя, мало знакомого с архитектурной лексикой, поясним, что ризалит – часть здания, выступающая за основную линию фасада во всю его высоту. Различают средние, боковые и угловые ризалиты, а также симметричные по отношению к центральной оси здания.) Тогда же была заново украшена и отремонтирована юго-восточная (крестовая) палата на парадном втором этаже. В это время над третьим этажом существовал четвертый, летний (как полагают, деревянный) этаж, вокруг которого располагались белокаменное гульбище (фрагменты его уцелели) и «висячий сад»; возможно, тогда же поставили каменное крыльцо с юга, устроив при нем ретирады (не сохранилось). Сложный венчающий карниз дома, междуэтажные тяги, лопатки, пышные наличники окон, кувшинообразные столбы парадного крыльца, применение белого камня и полихромных изразцов в наружном декоре, резьба и роспись, сохранившаяся на своде юго-восточной палаты, – весь этот набор деталей и приемов делает здание нарядным и пластически насыщенным.

Наружный декор первоначально, видимо, дополнялся росписью; ее фрагменты были обнаружены на южном фасаде. В 1703– 1711 гг. дом перестраивался. Хозяином усадьбы в ту пору был дьяк Оружейной палаты А.Ф. Курбатов, женившийся на вдове Я.А. Кириллова. Он являлся главой московского магистрата и фактически возглавлял строительство Арсенала. В это время к средней части северного фасада был пристроен ризалит, увенчанный «теремком» (последний явился как бы частью четвертого, не сохранившегося деревянного этажа). «Теремок» был перекрыт деревянным сводом (восстановлен реставрацией с изменением конструктивного решения). Пристройка с богато декорированной венчающей частью (по сторонам «теремка» располагаются белокаменные волюты и рельефные изображения цветов и фруктов), с наличниками окон третьего этажа, увенчанными лучковыми фронтонами с раковинами в тимпанах и прочим белокаменным декором, принадлежит уже петровской архитектуре. Особенно интересен портал входа с мощным козырьком на фигурных консолях и лестницей перед ним, которая, как показали исследования, первоначально имела пятигранное очертание плана. С момента пристройки ризалита главным стал фасад дома, обращенный к реке. Эта местность, вобравшая в себя несколько пластов старомосковской жизни, вновь заставляет нас обратиться к раздумьям о том, как вошло в ее историю имя знаменитого опричника. Домысливая жизнь Малюты Скуратова, многие любители русской старины писали о подземных ходах, ведущих в Кремль, о многочисленных подвалах с пыточными тисками, о зарытых сокровищах и таинственных погребениях – серебряные монеты времен Ивана Грозного и человеческие скелеты были действительно обнаружены на Берсеневке еще в 1906 г. при строительстве там электростанции.

Церковь Николы, что на Курьих Ножках

Древняя Никольская церковь на Берсеневке была прежде соборным храмом замосквореченского Никольского монастыря. Первые документальные свидетельства существования на этом месте Никольского монастыря относятся к XV в. С древним Никольским монастырем предание связывает одну из трагических страниц русской истории. Митрополит Московский и всея Руси св. Филипп (1507–1569) при принятии им в 1566 г. митрополичьего сана, как известно, прямо поставил перед царем Иваном Васильевичем условием своего согласия отмену опричнины. Св. митрополит не мог равнодушно переносить неистовства опричнины; уже на второй год своего вступления на митрополичью кафедру он, по архипастырскому долгу, счел себя обязанным обратиться к царю Ивану Грозному с просьбой прекратить кровопролитие. Свои ходатайства за опальных и обличения ужасов опричнины св. Филипп начал в тайных беседах с царем наедине, но они остались без результата. Тогда св. Филипп решился на всенародное обличение. Первое открытое столкновение произошло 22 марта 1568 г. в Успенском соборе. Митрополит обратился к царю с речью, в которой напоминал ему о долге христианина, об ответственности перед судом Божиим за кровопролитие и беззакония. Раздраженный этим, Иван Грозный потребовал от митрополита, чтобы он молчал и не прекословил его царской державе. По летописному известию, митрополит в этот же день «вышел из двора митрополича и жил в монастыре у Николы Старого». Вот как описывает события Н.М. Карамзин, датируя заточение св. Филиппа в Никольский монастырь 9 ноября 1568 г.: «Царь принудил его взять назад утварь святительскую и еще служить обедню в день Архангела Михаила (8 ноября). Когда же Филипп в полном облачении стоял перед алтарем в храме Успения, явился там боярин Алексей Басманов с толпою вооруженных опричников, держа в руке свиток. Народ изумился. Басманов велел читать бумагу: услышали, что Филипп собором духовенства лишен сана. Воины вступили в алтарь, сорвали с митрополита одежду святительскую, облекли его в бедную ризу, выгнали из церкви метлами и повезли на дровнях в обитель Богоявления. Народ бежал за митрополитом, проливая слезы; Филипп с лицом светлым, с любовию благословлял людей и говорил им: “Молитеся!” На другой день привели его в судную палату, где был сам Иоанн, для выслушания приговора: Филиппу, будто бы уличенному в тяжких винах и в волшебстве, надлежало кончить дни в заключении. Ту т он простился с миром, великодушно, умилительно; не укорял судей, но в последний раз молил Иоанна сжалиться над Россией, не терзать подданных, – вспомнить, как царствовали его предки, как он сам царствовал в юности, ко благу людей и собственному. Государь, не ответствуя ни слова, движением руки предал Филиппа воинам. Дней восемь сидел он в темнице и узах; был перевезен в обитель Св. Николы Старого, на берегу Москвы-реки; терпел голод и питался молитвою. Между тем Иоанн истреблял знатный род Колычевых: прислал Филиппу отсеченную голову его племянника Ивана Борисовича и велел сказать: “Се твой любимый сродник: не помогли ему твои чары!” Филипп встал, благословил и возвратил принесшему. Опасаясь любви граждан московских ко сверженному митрополиту – слыша, что они с утра до вечера толпятся вокруг обители Никольской, смотрят на келию заключенного и рассказывают друг другу о чудесах его святости – царь велел отвезти страдальца в Тверской монастырь, называемый Отрочим...» Там, 23 декабря 1569 г., во время похода Грозного в Новгород, посланный царем Малюта Скуратов задушил св. Филиппа в его келье «возглавием», т. е. подушкой.

Храм Богоявления – разрушен вместе с Китайгородской стеной

Что же с преданием о московском доме Малюты Скуратова именно на Берсеневке? Как обычно бывает в таких случаях, у этой версии были сторонники и противники. К числу последних, яростно оспаривавших такую возможность, принадлежал известнейший историк Москвы П. Сытин. А уже после революции при строительстве Дворца Советов на том месте, где стояла церковь Похвалы, во время археологических работ была обнаружена надгробная плита с могилы Малюты Скуратова. Надпись на ней гласила, что здесь лежит убитый в Ливонской войне Малюта Скуратов. Историки сочли это несомненным доказательством, что двор Скуратова был точно на этом месте, то есть на левом берегу Москвы-реки, прямо напротив Берсеневки, так как в старину всех умерших хоронили при приходской церкви. Для Малюты Скуратова церковь Похвалы Богородицы и была приходской. Правда, строительство метро в этих местах в 1930-х гг. наглядно доказало невозможность прокладки подземного хода под Москвой-рекой при средневековых технических средствах. Однако и это утверждение было, в свою очередь, подвергнуто сомнению – подземный ход, ведущий от Берсеневки в сторону Москвы-реки, был найден в тех же 30-х гг., но в ту пору по ряду причин не обследован. Он был настолько узким, что обнаружившие его мальчишки, жильцы нового Дома на Набережной, не смогли пройти вглубь. Кроме того, находка надгробия опровергла знаменитое упоминание Н.М. Карамзина о том, что Малюта Скуратов был похоронен в Иосифо-Волоцком монастыре. Ведь Карамзин не знал об этой плите, и его версия, не подкрепленная позднейшими археологическими данными, опиралась на другие доказательства. Эта могильная плита не была обнаружена ранее, при строительстве храма Христа Спасителя и сносе соседней с ним Всехсвятской церкви в 1838 г., видимо, потому, что находилась в приделе рядом стоявшей церкви Похвалы, которую не тронули. В любом случае находка не опровергла старинную молву о Берсеневке. И если Малюта действительно жил в приходе церкви Похвалы на левом берегу реки, то мог ли он иметь собственную опричную или тайную «резиденцию» напротив? Те м более что подземный ход, видимо, был задуман не без веских к тому оснований. Из местных же церквей, связанных с этим «проклятым» местом и упоминаемых в старинных легендах, уцелела лишь Никольская церковь на Берсеневке. Приходится с грустью признать, что церковь Похвалы, сломанная большевиками в 1932 г. для строительства Дворца Советов, унесла с собой немало секретов русской истории.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.