VI. Тираноубийца № 1
VI. Тираноубийца № 1
«…В укромном уголку, за трельяжем, беседовала парочка: капитан Якубович и девица Теляшева, Глафира Никитична, чухломская барышня, приехавшая в Петербург погостить, поискать женихов, двоюродная сестра Наташина.
Якубович, «храбрый кавказец», ранен был в голову; рана давно зажила, но он продолжал носить на лбу черную повязку, щеголяя ею, как орденскою лентою. Славился сердечными победами и поединками; за один из них сослан на Кавказ. Лицо бледное, роковое, уже с печатью байронства, хотя никогда не читал Байрона и едва слышал о нем.
Перелистывал Глашенькин альбом с обычными стишками и рисунками. Два голубка на могильной насыпи:
Две горлицы укажут
Тебе мой хладный прах.
Амур над букетом порхающий:
Пчела живет цветами,
Амур живет слезами.
И рядом — блеклыми чернилами, старинным почерком: «О, природа! О, чувствительность!..».
«… — Ну, полно! Расскажите-ка лучше, капитан, как вы на Кавказе сражались…
Якубович не заставил себя просить: любил порассказать о своих подвигах. Слушая, можно было подумать, что он один завоевал Кавказ.
— Да, поела-таки сабля моя живого мяса, благородный пар крови курился на ее лезвии! Когда от пули моей падал в прах какой-нибудь лихой наездник, я с восхищением вонзал шашку мою в сердце его и вытирал кровавую полосу о гриву коня…
— Ах, какой безжалостный! — млела Глашенька.
— Почему же безжалостный? Вот если бы такое беззащитное создание, как вы…
— И неужели не страшно? — перебила она, стыдливо потупившись.
— Страх, сударыня, есть чувство, русским незнакомое. Что будет, то будет, — вот наша вера. Свист пуль стал для нас, наконец, менее, чем ветра свист. Шинель моя прострелена в двух местах, ружье — сквозь обе стенки, пуля изломала шомпол…
— И все такие храбрые?
— Сказать о русском: он храбр — все равно что сказать: он ходит на двух ногах.
— Не родился тот на свете, кто бы русских победил! — патриотическим стишком подтвердила красавица.
Одоевский, подойдя незаметно к трельяжу, подслушивал и, едва удерживаясь от смеха, подмигивал Голицыну. Они познакомились и сошлись очень быстро.
— И этот — член Общества? — спросил Голицын Одоевского, отходя в сторону.
— Да еще какой! Вся надежда Рылеева. Брут и Марат вместе, наш главный тираноубийца. А что, хорош?
— Да, знаете, ежели много таких…
— Ну, таких, пожалуй, немного, а такого много во всех нас.
Чухломское байронство… И каким только ветром надуло, черт его знает! За то, что чином обошли, крестика не дали, Готов царей низвергнуть с тронов И Бога в небе сокрушить, как говорит Рылеев».
Что можно сказать по поводу этого портрета Якубовича, нарисованного Д. Мережковским.
Во-первых, что это позер и фразер. Во-вторых, это типичный мелкий честолюбец, из числа которых обычно комплектуются ряды революционных организаций. Это люди, лишенные данных, чтобы играть какую-нибудь значительную роль в существующем обществе.
Снедаемые завистью к более одаренным людям, они готовы на какое угодно преступление, готовы состоять в какой угодно организации, лишь бы «играть роль».
«От Якубовича на расстоянии несло фальшью, он слишком театрален», — пишет Цейтлин.