Пророк в своем отечестве

Пророк в своем отечестве

Были ли у него ошибки? В чем история и потомки его могут обвинить? Эти вопросы он много раз задавал себе. В том, что над ним будет посмертный суд, он не сомневался. Судить о прошлом легко. Все богаты, как говорится, задним умом. Стоит отойти немного во времени, и все, что мы делаем сейчас, покажется совершенно другим. Выйдут из тени наследники Троцкого и Бухарина. Они будут переписывать историю на свой лад. Могут поменять все плюсы на минусы и наоборот. Начнется великая переоценка ценностей. Все будет зависеть от того, кто будет у руля власти. Однажды об этом он сказал Александре Коллонтай.

Говорили они тогда о проводимых реформах и о том, как к ним отнесутся потомки.

— А сам ты как думаешь? — спросила Александра Михайловна. — Будут тебя вспоминать добрым словом?

По возрасту Коллонтай была старше Иосифа Виссарионовича на семь лет. Это была высокообразованная женщина, в совершенстве владевшая многими языками. В партию она вступила в 1915 году и посвятила всю свою жизнь революции, работе и Родине. В 30-х годах была послом в Швеции и время от времени приезжала в Москву. С Иосифом Виссарионовичем у нее установились добрые деловые и дружеские отношения. Ее вопрос не застал Сталина врасплох. Он долго молча прохаживался по кабинету, а потом с какой-то затаенной грустью сказал:

— Мое имя будет оболгано, оклеветано. Мне припишут множество злодеяний. Мировой сионизм всеми силами будет стремиться уничтожить наш Союз, чтобы Россия больше никогда не смогла подняться. Оклеветав меня, враги социализма направят острие борьбы, прежде всего, против дружбы народов СССР, на отрыв окраин от России. С особой силой подымет голову национализм. Возникнут националистические группы внутри наций и конфликты. Появится много вождей-пигмеев, предателей внутри своих наций.

— Ты так думаешь? — спросила его Александра Михайловна.

— Я в этом убежден, — ответил Сталин.

Он с минуту молчал, бесшумно прохаживаясь по ковровой дорожке, потом с той же грустью продолжил:

— И все же, как бы ни развивались события, пройдет время, и взоры новых поколений будут обращены к делам и победам нашего Социалистического Отечества. Год за годом будут приходить новые поколения. Они вновь подымут знамя своих отцов и дедов и отдадут нам должное сполна… свое будущее они будут строить на нашем прошлом.

Прошли годы, но Иосиф Виссарионович не забывал о том давнем разговоре и время от времени задавал себе вопрос: в чем же все-таки его могут обвинить потомки?

Изнурительная и неимоверно трудная для народа индустриализация? Здесь есть к чему прицепиться. Много было лишений и бед. Но в конце концов они оправданы. Он оказался прав: без индустриализации не было бы и сегодняшней победы.

Коллективизация? Та же история. Без коллективизации не было бы индустриализации.

Репрессии? За них могут ухватиться фальсификаторы. Но без них тоже, к сожалению, было не обойтись. Троцкий был выслан из страны. Но корни его организации остались. Не умерла и троцкистская идеология. По стопам своего учителя шли Зиновьев, Каменев, Рыков… Причем, то была лишь верхушка айсберга. А что делалось в низах? Ставленники Троцкого были в армии, в партии, на предприятиях… Они ждали своего часа. Это была та самая пятая колонна, на которую рассчитывал Гитлер, когда начинал войну. Но ничего у него не получилось с пятой колонной. Мы ее уничтожили. Конечно, не все сторонники Троцкого были предателями. Среди них были и такие, которые пересмотрели свои взгляды и добросовестно продолжали работать. Взять того же Хрущева. Бывший троцкист, он теперь полностью перешел на сторону партии. Больше того, стал самым рьяным борцом с троцкистами. По лично им составленным спискам, в то время, когда он был секретарем ЦК Украины, были арестованы тысячи врагов народа. В своем рвении он не знал пощады. Его много раз приходилось одергивать и поправлять. Вот уж поистине: заставь дурака богу молиться… Даже Ежов, и тот приходил на него жаловаться.

— Хрущев уничтожает украинские кадры, — говорил он, — надо что-то с ним делать.

Сталин звонил Хрущеву в Киев, а тот начинал жаловаться на Ежова, который покрывает вредителей.

— У меня доказательства, у меня факты, — кипел Никита Сергеевич.

С этими доказательствами и фактами он приезжал в Москву, и они с Ежовым, а позже с Берией, решали судьбы людей. Спустя какое-то время Сталин узнавал, что они, как говорится, «сильно перегибали палку». Они оправдывались: лес, мол, рубят — щепки летят. Но какие ж это щепки?! Это человеческие жизни. Они были виноваты в творимом беззаконии. Но виноват и он, что терпел беззаконие. Правда, Ежова разоблачили и расстреляли, а вот Берия и Хрущев целехонькие, хотя именно они своим «усердием» бросили тень на его имя. «Придет время, я уйду из жизни, и тогда они всю вину за творимое ими зло взвалят на меня».

Сталин не ошибся и здесь. Первым, кто после его смерти стал «звонить» о его злодеяниях, были Берия и Хрущев.

«В чем еще меня могут обвинить будущие историки и политики? — спрашивал себя Иосиф Виссарионович. — Они будут анализировать весь ход войны. Здесь также будет много кривотолков. Могут сказать, что страна оказалась неподготовленной к войне, а Сталин прошляпил начало войны, допустив внезапное нападение гитлеровской Германии. И кто тогда докажет, что все это ложь, что к войне мы стали готовиться с первых дней Советской власти? Взять ту же индустриализацию. Мы за десять предвоенных лет, как и было намечено, прошли тот путь, на который буржуазным государствам понадобились столетия. За десять лет были созданы новые отрасли промышленности, построено мощное обороноспособное производство, реформирована армия, которую начали вооружать новой техникой.

Другое дело, что мы не успели этого доделать. Да и не могли успеть. Но в том не было вины, а была наша общая беда. Мы спешили, мы очень спешили. Предвоенные годы для нашего народа были страшно трудными. Все было подчинено грядущей войне. Люди недосыпали, недоедали, плохо одевались, но строили, строили заводы для обороны страны. И все же не успели наладить производство новой техники. Это была расплата за вековую отсталость России.

Я, со своей стороны, делал все, чтобы отсрочить, отодвинуть начало войны и ни в коем случае не спровоцировать ее. Вначале делалось все, чтобы создать антифашистский фронт. Однако западные государства саботировали такую идею — на словах они были «за», а на деле подталкивали Гитлера к нападению на нашу страну. Именно в этом ряду стоит Мюнхенское соглашение, когда Англия и Франция практически отдали на растерзание своего союзника — Чехословакию.

Весной и летом 1939 года в Москве проходили переговоры между делегациями Англии и Франции. Мы настойчиво, в который уже раз, выступали с предложением о подписании договора о коллективной безопасности и организации совместного отпора фашистской агрессии. А западные дипломаты предлагали свой план. Согласно их проекту, Советский Союз должен в случае агрессии оказывать военную помощь всем государствам, граничащим с СССР — Финляндии, Эстонии, Литве, Латвии, Польше и Румынии. Последние две страны имели также английские и французские гарантии. По логике вещей, оказывая им помощь, Советский Союз мог рассчитывать, что будет воевать против агрессора в союзе с Англией и Францией. Однако это предложение отвергалось западными дипломатами. Они требовали от Советского Союза односторонних гарантий помощи Англии, Франции и некоторым их союзникам без каких-либо ответных обязательств с их стороны в случае нападения гитлеровской Германии на Советский Союз. Одним словом, это было провокационное предложение, подсказывающее Гитлеру направление главного удара.

На кого же оно было рассчитано? Дипломатии туг не было вообще. Предложение западных стран было не просто неприемлемо, оно было оскорбительно для нашей страны. На это и рассчитывали английское и французское правительства. Свое нежелание идти на серьезное соглашение они не скрывали и прислали для переговоров в Москву второстепенных чиновников, к тому же не имеющих письменных полномочий на подписание каких-либо согласованных документов.

Сложившейся ситуацией немедленно воспользовались в Берлине. Оттуда поступило предложение о заключении германо-советского пакта о ненападении. Это не было сюрпризом для Иосифа Виссарионовича. Германское правительство еще в начале 1939 года предлагало СССР заключить подобное соглашение. Однако в обстановке крайней агрессивности германской внешней политики и в надежде на сближение с Англией и Францией Сталин уходил от положительного ответа. Но положение изменилось, когда Англия и Франция отказались подписать оборонительный договор. И когда всякая надежда на сближение с западными странами была потеряна, а Берлин предложил улучшить политические отношения и подписать договор о ненападении, возник вопрос: что делать? В прочность и надежность такого соглашения никто особенно не верил. Гитлер авантюрист. Кроме всего прочего, он никогда не скрывал своих воинственных намерений по отношению к России. Еще в двадцатые годы в своей книге «Майн кампф», этой нацистской библии, он писал: «Если мы хотим иметь новые земли в Европе, то их можно получить на больших пространствах только за счет России. Поэтому новый рейх должен встать на тот путь, по которому шли рыцари ордена, чтобы германским мечом завоевать германскому плугу землю, а нашей нации — хлеб насущный!»

И далее: «… И если мы сегодня в Европе говорим о новых землях, то мы можем в первую очередь думать только о России и о подвластных ей окраинных государствах…»

Поэтому мы не заблуждались. Гитлер никогда не отказывался от своих планов. Следовательно, его предложение подписать договор о ненападении — не что иное, как маневр. С какой целью он это делает, никто (о том станет известно через несколько месяцев) не знает. Но подписание такого договора давало нашей стране выигрыш во времени, чтобы подготовиться для отпора агрессии. Это было как раз то, в чем нуждалась наша страна.

Рассматривался и другой вариант отношения к берлинским предложениям — отклонить их. Но в таком случае Гитлер использовал бы отказ в своих интересах. Он бы сразу же заявил, что подобное отношение Москвы к его миролюбивым предложениям — свидетельство «агрессивных намерений» большевиков, и Германии ничего не остается, как нанести по России упреждающий удар. Получилось бы, что Советский Союз, на радость правящим кругам Англии и Франции, ненавидевшим нашу страну, сам спровоцировал войну. Этого нельзя было допустить.

Словом, предложение Берлина подписать пакт о ненападении было тщательно взвешено и проанализировано. Упреждая своих критиков, Сталин объяснил свою позицию еще 3 июля 1941 года, уже после нападения фашистской Германии на СССР.

«Могут спросить, — сказал он, — как могло случиться, что Советское правительство пошло на заключение пакта о ненападении с такими вероломными людьми и извергами, как Гитлер и Риббентроп? Не была ли здесь допущена со стороны Советского правительства ошибка? Конечно, нет! Пакт о ненападении есть пакт о мире между двумя государствами. Именно такой пакт предложила нам Германия в 1939 году. Могло ли Советское правительство отказаться от такого предложения? Я думаю, что ни одно миролюбивое государство не может отказаться от мирного соглашения с соседней державой, если во главе этой державы стоят даже такие изверги и людоеды, как Гитлер и Риббентроп. И это, конечно, при одном непременном условии — если мирное соглашение не задевает ни прямо ни косвенно территориальной целостности, независимости и чести миролюбивого государства. Как известно, пакт о ненападении между Германией и СССР является именно таким пактом.

Что выиграли мы, заключив с Германией пакт о ненападении? Мы обеспечили нашей стране мир в течение полутора лет и возможность подготовки своих сил для отпора, если фашистская Германия рискнула бы напасть на нашу страну вопреки пакту. Это определенный выигрыш для нас и проигрыш для фашистской Германии.

Что выиграла и проиграла фашистская Германия, вероломно разорвав пакт о ненападении на СССР? Она добилась этим некоторого выигрышного положения для своих войск в течение короткого срока, но она проиграла политически, разоблачив себя в глазах всего мира как кровавого агрессора. Не может быть сомнения, что этот непродолжительный военный выигрыш для Германии является лишь эпизодом, а громадный политический выигрыш для СССР является серьезным и длительным фактором, на основе которого должны развернуться решительные военные (эти пророчества Сталина полностью подтвердились в ходе войны. — Авт.) успехи Красной Армии в войне с фашистской Германией».

Так думал, такими соображениями руководствовался Сталин во время подписания пакта о ненападении, он был убежден в своей правоте в начале войны, и ее подтвердили все последующие события.

Однако далеко не все были согласны с тем, что делала Москва в тот период времени. Подписание Советским Союзом и Германией пакта о ненападении вызвало бурю эмоций у английских и французских политиков. Они начали понимать, что Гитлер переиграл их, и теперь вместо похода на ненавистный им Советский Союз он пойдет на Запад. Это не на шутку их встревожило. В Англии и Франции вдруг забыли, что отказались от советских предложений создать антигитлеровский союз, и стали трубить о сговоре Москвы и Берлина против западной демократии. Иначе говоря, стали тут же валить с больной головы на здоровую. Благодушию пришел конец. В яму, которую правительственные круги Англии, Франции и США рыли для Советского Союза, попали они сами.

Пройдут годы, и горбачевско-ельцинские демократы примутся переписывать историю заново. В своем стремлении опорочить Сталина (как он и предвидел) и угодить Америке они будут убеждать своих граждан, что подписание с Германией пакта о ненападении являлось сговором Сталина и Гитлера против западных демократий. Снова будут разгораться страсти. Продажные историки и политологи будут проводить бесконечные дискуссии по этому совершенно ясному вопросу…