2. И снова – в условиях военных действий
2. И снова – в условиях военных действий
Бакинскую операцию успели провести как нельзя вовремя.
25 апреля польские войска, пренебрегая международным правом – решением Лиги Наций о так называемой Линии Керзона, принятым ещё в декабре 1919 года, без предъявления Советской России каких-либо претензий, без объявления войны Варшавой, устремились на восток.
К продолжению боевых действий в Польше готовились долго и тщательно. Дожидались возвращения на родину из Франции армии генерала Ю. Халлера, а с Северного Кавказа, через Румынию – дивизии бывшего генерал-майора царской службы Л. Желиговского. Затем вдумчиво, обстоятельно, явно с расчётом на будущее, подбирали союзника. В самый последний момент, 8 марта, отказались признавать правительство не существовавшей в действительности Белорусской Народной Республики, хотя глава его, А. Луцкевич, и являлся горячим сторонником создания польско-белорусской унии. Зато пошли навстречу просьбам Петлюры.
Ещё в декабре 1919 года председатель Директории и главный атаман войск УНР впервые посетил Варшаву. Там, в Бельведерском дворце, встречался с Пилсудским и уговорил его признать независимость Украины. Правда, о цене такого признания все узнали весьма нескоро, только в 1926 году. Тогда и выяснилось, какова же цена, уплаченная Петлюрой за удовлетворение собственного властолюбия, за признание за рубежом.
Польско-украинский договор, подписанный 21 апреля 1920 года, всего за четыре дня до начала войны, отдавал под власть Варшавы девять миллионов украинцев. Признавал навечно нерушимой границу по реке Збруч, чем юридически закреплял захват легионерами в декабре 1918 года Холмщины и Подлясья, в мае 1919 года – Западной Волыни и Южного Полесья, а в июле – всей Восточной Галиции, то есть ЗУНР.
За Украинской Народной Республикой договор оставлял куда меньшую территорию, нежели та, которой добивалась Центральная Рада и от Временного правительства, и от РСФСР. Всего только – восточные уезды Житомирской, южные Черниговской, Киевскую, Полтавскую, Херсонскую и Екатеринославскую губернии.33
Петлюра, согласившийся на именно такое соглашение, и министр юстиции А. Ливицкий, поставивший свою подпись на документе, вполне сознательно нарушили статью 4-ю Первой части Конституции УНР. Подготовленную и принятую при их самом непосредственном участии. Статью, объявлявшую территорию республики нераздельной, границы которой нельзя было изменять без согласия на то двух третей членов Народного Собрания.34
Пилсудский дожидался поздней весны для начала военных действий далеко не случайно. К этому времени он сумел не только накопить силы, но и с радостью узнать о разгроме Деникина (которого очень опасался), понять, насколько ослабленной оказалась Красная Армия после двух лет непрерывных изнурительных боёв. Ну, а отдал приказ о наступлении на восток тогда, когда окончательно просохли после весенней распутицы все дороги.
Командование 3-й армией (в состав которой вошли две украинские дивизии – 6-я «сечёвая» и 3-я «железная»), 2-й (генерал А. Листовский) и 6-й (генерал Э. Рыдз-Смиглы) Пилсудский взял на себя, ибо они находились на направлении главного удара – Киевском. Севернее, на Смоленском направлении, были развёрнуты также три армии. 1-я – генерала Г. Зигдоловича, 4-я– генерала С. Шептицкого, 3-я – генерала В. Сикорского. Кроме того, в распоряжении Пилсудского имелась ещё и Резервная армия генерала К. Соснковского.
Используя пятикратное на тот момент численное превосходство, но отнюдь не внезапность, польские силы довольно легко смяли и оттеснили на восток противостоящие им две армии Западного фронта – 15-ю (бывшего подполковника А.И. Корка), 16-ю (бывшего полковника Н.В. Соллогуба) и две Юго-Западного – 12-ю (бывшего капитана С.А. Меженинова). 14-ю (бывшего подпоручика И.П. Уборевича). Уже 26 апреля захватили Житомир и Коростень, 6 мая – Киев. Выдвинулись на линию Белая Церковь-Липовец-Гайсин-Ямполь, создав, к тому же, стратегически важный плацдарм на левом берегу Днепра, ограниченный Вышгородом, Броварами, Борисполем.
Только после завершения переброски войск с Северного Кавказа и из Сибири командование Красной Армии смогло подготовить контрнаступление, начатое 14 мая соединениями Юго-Западного фронта (командующий – бывший полковник А.И. Егоров, член РВС – Сталин). 5 июня в результате прорыва, осуществлённого 1-й Конной армией С.М. Будённого, были освобождены Житомир и Бердичев. Неделей позже части 12-й армии вошли в Киев.
Первые же успехи позволили продолжить воссоздание советских органов власти на Украине, начатое ещё 16 февраля – роспуском Всеукраинского ревкома и заменой его конституционными Президиумом ВуЦИК (с председателем Г.И. Петровским). Совнаркомом (во главе с Х.Г. Раковским, утверждённым одновременно и наркомом иностранных дел).
Проходившая с 17 по 23 марта IV конференция КП(б)У пошла значительно дальше. Утвердила подавляющим большинством голосов (из 287 делегатов высказались «против» только двое, воздержались шестеро) резолюцию «Государственные отношения Советской Украины и Советской России». Документ, развивавший положения постановления ВЦИК от 1 июня 1919 года о военно-политическом союзе советских республик. Подготовленный Раковским как «Тезисы», утверждённые Политбюро значительно ранее, 18 января, и породившие только на первый взгляд странное (его же) решение, принятое в тот же день. «Предложить ВЦИК. – гласило оно, – создать комиссию для выработки основ федеральной Конституции РСФСР. В состав комиссии ввести в качестве её основного ядра Каменева, Крестинского и Раковского. После выработки основных политических положений дальнейшую научно-техническую работу поручить специальной подкомиссии».35
Заставили же прийти к мысли о необходимости пересмотреть Основной закон республики следующие пункты «Тезисов», ставших несколько позже, 23 марта, резолюцией партконференции:
«3. Тесная братская солидарность между рабочими и крестьянами всех стран является существенным условием победы всемирной социалистической революции, без каковой победы Советская власть в отдельных странах будет стоять перед постоянной угрозой восстановления старого порядка. Всякие попытки разорвать или ослабить эту связь являются, по существу, контрреволюционными и направленными против самой власти рабочих и крестьян. Выдвигание национального вопроса во главу угла борьбы против Коммунистической партии – безразлично, делается ли это со стороны подлинно буржуазных или со стороны советских и полукоммунистических партий, – является сознательной или несознательной попыткой сорвать или затруднить установление пролетарской диктатуры.
6. На примере Украины лучше всего видна контрреволюционная роль, которую сыграла националистическая агитация, превратившаяся в руках как украинских соглашательских партий, так и хищников международного империализма в средство борьбы и травли против Социалистической Советской России и против социалистической Советской власти вообще и против освобождения украинских рабочих и крестьян.
7. «Независимая Украинская Народная Республика» являлась только псевдонимом власти международного империализма на Украине. При власти украинских социалистов-соглашателей националистов, Украина превращалась фактически в иностранную колонию, а рабочие и крестьяне Украины – в рабов международного империализма.
8… Опыт Венгрии, Баварии и самой Украины ясно показал, что контрреволюция легко может справиться со всеми советскими республиками, которые вследствие ограниченности своей территории и своего населения и вследствие отсутствия достаточно организованного военно-гражданского аппарата и накопленного политического опыта не могут противопоставить ей соответствующий отпор.
9… В силу сложившихся обстоятельств Советская Россия является руководителем и организатором международного пролетариата в борьбе с международным империализмом. Всякая новая советская республика, руководимая инстинктом самосохранения, ищет в Советской России опору и поддержку. Тесный союз с Советской Россией является революционным долгом всякого нового советского государства.
10. Кроме интересов обороны, тесный союз Украинской Советской Социалистической Республики с Советской Россией диктуется ещё рядом причин, проистекающих из их общей неразрывной исторической судьбы… Полное отделение этих двух советских государств является только искусственным процессом, находящимся в противоречии со всей прошлой и будущей борьбой украинских и русских рабочих и крестьян. Полное государственное обособление Украины ведёт неминуемо к внутренней национальной борьбе на Украине и к усилению экономической разрухи на Украине и России…»
Такова была своеобразная теоретическо-политическая преамбула «Тезисов» – «Резолюции». Далее же следовали предельно конкретные предложения:
«12. Первым объединением между Украиной и Россией, подготовленным самим ходом событий, было объединение Военных комиссариатов… 13. Также естественно намечается объединение Народных комиссариатов по иностранным делам… 14. Социалистическое производство, основанное на планомерной организации труда и обмена, предполагает общий производительный план между социалистическими государствами, создание общих органов для учёта и распределения рабочей силы, сырья, средств производства. Для Украины и Великороссии, экономическое развитие которых в прошлом находилось в тесной взаимной зависимости, такое объединение является необходимым для восстановления разрушенной после четырёхлетней международной войны и двухлетней Гражданской войны промышленной жизни. 15. Одновременно с объединением органов Совета Народного Хозяйства той же самой экономической необходимостью диктуется объединение Народных комиссариатов путей сообщения, почт и телеграфа, тесно связанных со всей экономической жизнью и проявляющимся даже при буржуазном капиталистическом строе стремлении к интернационализации. 16. Валюта и Народный банк являются общими для обеих республик. 17. Общность рабочего движения России и Украины, существование единых профессиональных союзов диктует необходимость объединения Народных комиссариатов труда…
18. Комиссариаты продовольствия обеих республик, сохраняя между собой самый тесный контакт и вырабатывая по соглашению общие планы заготовок, временно остаются отдельными.
19. Объединённые комиссариаты, обслуживающие общие нужды обеих республик, действуют под общим контролем через Всероссийский Центральный Исполнительный Комитет, являющийся Федеративным органом, в который входят представители губерний УССР.
При центральных объединённых комиссариатах УССР имеет своих представителей в соответствующих коллегиях точно так же, как и в Реввоенсовете республики, 20. Детальные положения об организации центральных аппаратов федерации будут разработаны по согласованию Центральных Исполнительных Комитетов обеих республик.
21. В полном ведении Всеукраинского Центрального Исполнительного Комитета остаются следующие, обслуживающие специальные интересы украинских масс, комиссариаты: просвещения, внутренних дел, земледелия, юстиции, народного здравия и социального обеспечения».36
Вот в чём конкретно заключались предложения Раковского. Повторившие, практически, все прежние идеи, высказывавшиеся Сталиным. Те предложения, с которыми солидаризировались и присутствовавшие на заседании Политбюро 18 января 1920 года Ленин, Троцкий, Сталин, Каменев, Крестинский. Вот почему возникла необходимость менять (пусть и не кардинально, но всё же довольно значительно), либо корректировать отдельные главы и даже статьи Конституции РСФСР.
Казалось, вот теперь-то, с помощью юристов, экономистов, этнографов, других специалистов (сотрудников обусловленной «научно-технической подкомиссии») комиссия Политбюро и начнёт столь необходимую работу. Но нет, седьмая сессия ВЦИК поступила, хотя в ней и участвовал Каменев, иначе. Вопреки решению Политбюро, образовала 7 февраля собственную, не менее представительную Комиссию по разработке вопросов федеративного устройства РСФСР.
«Установление нормальных отношений, – отмечало постановление ВЦИК, – между РСФСР и входящими в её состав автономными советскими республиками и вообще нерусскими национальностями, своевременное удовлетворение их нужд и выработка форм государственных отношений между входящими в РСФСР частями составляет одну из основных задач ВЦИК.
Исходя из этого, ВЦИК постановил образовать для разработки вопросов конституционного устройства РСФСР, объёма прав отдельных частей федерации, отношения центральной и местных органов власти, строения центральной федеративной власти и т. д, на основе Конституции РСФСР особую комиссию ВЦИК в составе тт. Сталина, Владимирского, Мархлевского, Саид-Галиева, Крестинского, Рыкова и Раковского под председательством т. Каменева.
Комиссия о ходе своих работ обязана доложить на следующей сессии ВЦИК».37
Но ни на восьмой, ни девятой, ни десятой сессиях никакого отчёта не последовало. Снова очередная комиссия, третья по счёту (начиная с созданной 1 июня 1919 года), оказалась мертворождённой. Разумеется, объяснить такое нужно слишком большой загруженностью её членов. Л.Б. Каменева и Н.Н. Крестинского – в Политбюро. И.В. Сталина – на Юго-Западном фронте, организацией и руководством Украинской трудовой армии, проведением IV конференции КП(б)У. М.Ф. Владимирского – рутинной деятельностью во ВЦИКе и его Президиуме. Ю. Мархлевского – работой в Коминтерне и НКИДе. С.Г. Султан-Галиева – созданием Татарской Автономной Республики. А.И. Рыкова – изматывающими, нечеловеческими заботами чисто хозяйственного плана. X.Г. Раковского – обороной Украины от польских захватчиков.
Только потому и оказались без должного внимания, без незамедлительного принятия необходимых правовых актов Москвою в связи с постановлением IV Всеукраинского съезда Советов. Проходившего в Харькове, ставшем новой столицей УССР, с 6 по 20 мая, во время сражения за Киев.
IV Всеукраинский съезд Советов среди других принял и постановление «О государственных отношениях между УССР и РСФСР», провозгласившее: «УССР, сохраняя свою самостоятельную государственную Конституцию, является членом Всероссийской Социалистической Советской Федеративной Республики… Подтверждая соглашение между Центральными Исполнительными Комитетами УССР и РСФСР об объединении комиссариатов военного, финансового, железнодорожного, народного хозяйства, почт и телеграфов и труда, поручает будущему Центральному Исполнительному Комитету вести и дальше ту же самую политику к теснейшему сближению.
…IV Всеукраинский съезд Советов с уверенностью ожидает того времени, когда к Федерации советских республик России и Украины присоединятся новые союзные республики».38
Пока же начавшееся объединение было выражено в делегировании тридцати членов ВуЦИК в состав ВЦИК.39
И всё же, по вине комиссий и Политбюро, и ВЦИК (в которых председательствовал Каменев, непременно присутствовал Крестинский) даже год спустя «государственные отношения между двумя братскими республиками» оставались «лишь в процессе оформления и не вылились пока в определённые устойчивые формы».40 Иными словами, в официальное провозглашение создания федерации.
Не менее странным выглядело равнодушие Каменева, членов его комиссий и в связи с провозглашением Советской власти в Баку. Только 25 мая, да и то по инициативе наркома по иностранным делам, Политбюро приняло назревшее ещё месяц назад решение: «Поручить т. Чичерину обратиться к азербайджанскому правительству с предложением открыть переговоры для определения отношений. По получении ответа назначить комиссию /четвёртую по счёту! – Ю.Ж./ из тт. Чичерина, Крестинского, представителей ВСНХ и военведа/Наркомата по военным и морским делам – Ю.Ж./».41
Очевидная фиктивность комиссий и Политбюро, и ВЦИК, их явное существование только на бумаге и привело к тому, что национально-государственное строительство в рамках РСФСР приняло стихийный, случайный характер, исключающий какой-либо продуманный план. Именно так возникла Карельская Трудовая Коммуна, созданная по инициативе Наркоминдела и Коминтерна.
Перед началом мирных переговоров с Финляндией Москве срочно потребовалась советская альтернатива признанной Гельсингфорсом в первых числах мая независимой Карелии. Той самой, что была провозглашена 1 апреля в селе Ухта на Национальном съезде, созванном Карельским Временным правительством, возникшим незадолго перед тем, 23 марта. Марионеточным, но, тем не менее, контролировавшим с помощью финских войск Ребольскую и Поросозерскую волости – всю западную часть края.
«Признать в принципе желательным, – отметило решение Политбюро от 18 мая 1920 года, – организацию Карельской Коммуны. Поручить проведение этого в жизнь комиссии из тт. Владимирского, Карахана, представителей финских, петроградских товарищей и немецкой компартии». А двумя неделями позже, 1 июня, последовало и окончательное решение: «Поручить Оргбюро по соглашению с тт. Зиновьевым, Владимирским и Чичериным утвердить постановление о создании Карельской Трудовой Коммуны для направления во ВЦИК. Поручить т. Владимирскому провести через Президиум ВЦИК постановление о создании Карельской Трудовой Коммуны, а Оргбюро с тт. Зиновьевым, Чичериным и Владимирским определить состав Карельского комитета /ревкома – Ю.Ж./».42
Далее события развивались столь же стремительно. Уже 8 июня выполнил поручение Владимирский. В тот день и последовало постановление Президиума ВЦИК о создании новой административной и, вместе с тем, национально-территориальной единицы в составе РСФСР с необычным статусом. Не автономной республики, как то было прежде, а некоей трудовой коммуны. Названной так по аналогии с Северной коммуной, Союзом коммун Северной области, возглавляемых Зиновьевым.
Произошедшее не имело прецедента. И скорость как принятия решения, так и его выполнения – в общей сложности они заняли всего двадцать два дня. И участие Зиновьева, председателя Исполкома Коминтерна, – в первом решении Политбюро он фигурировал инкогнито, как «петроградские товарищи». И далеко не случайное присутствие на обоих заседаниях Политбюро Радека, только что вернувшегося из Германии, где он находился на подпольной работе («немецкая компартия»), а по возвращении в Москву тут же утверждённого секретарём Исполкома Коминтерна. И заинтересованность Наркоминдела– сначала в лице Карахана, а затем и самого Чичерина. Наконец, утверждение председателем Карельского ревкома Э. Гюллинга – финского гражданина, шведа по национальности, как и Маннергейм; члена Исполкома Социал-демократической партии Финляндии, её председателя в 1917 – начале 1918 года; члена Совета Народных Уполномоченных, финского революционного правительства и начальника штаба Красной гвардии; с марта 1918 года по апрель 1920 находившегося в эмиграции в Швеции.
Причины создания Карельской Трудовой Коммуны были слишком очевидны. Наркоминделу они позволяли отстаивать целостность РСФСР на переговорах с Финляндией. Коминтерну – получить возможность развернуть пропагандистскую и иную работу из Петрозаводска, объявленного центром Коммуны, на Финляндию и Швецию, заодно дав приют финским коммунистам, вынужденным эмигрировать в марте 1918 года.
Но, как бы то ни было, Карельскую Трудовую Коммуну создали как нельзя вовремя. 12 июня в Юрьеве (Тарту) начались советско-финляндские переговоры.
Приступив к обсуждению с Финляндией вопроса о границах в Карелии и на Мурмане, Наркоминдел поспешил форсировать мирные переговоры и с Литвой. Как можно быстрее завершить их, ибо слишком затянувшейся паузой воспользовался Мицкявичюс, так и не смирившийся с отказом от борьбы за Советскую власть на родине. 8 марта он обратился в Политбюро за разъяснением– следует ли литовским коммунистам «выдвинуть лозунг захвата власти», или им следует участвовать в выборах в Учредительный сейм? Двусмысленный ответ, полученный им, должен был обескуражить главу правительства Литовско-Белорусской Республики. С одной стороны, руководство РКП настаивало на участии в выборах, да ещё «под флагом беспартийных рабочих групп». Но с другой – рекомендовало «развернуть партизанскую борьбу».43
К счастью для Чичерина, в Каунасе о решении Политбюро не прознали. 31 марта, с запозданием на семь месяцев, наконец откликнулись на ноту НКИД, от 11 сентября. «Литовское правительство, – уведомил его глава А. Вольдемарас – настоящим заявляет, что оно готово заключить мир с Россией. Главным условием мира является признание полной независимости Литвы в её этнографических границах, то есть включающей в себя в общих чертах бывшие Виленскую, Ковенскую, Гродненскую и Сувалкскую губернии со столицей Вильно».44
Условия для Москвы являлись приемлемыми, ибо они ни в чём не расходились с прежними представлениями о пределах этой республики, будь она советской или тарибской. Поэтому уже 2 апреля в Каунасе получили положительный ответ: «Российское Советское Правительство согласно признать этнографический принцип как основу для определения границ территории Литовского государства».45
Переговоры на такой предварительной договорённости открылись в Москве 7 мая. Делегацию на них РСФСР возглавил А.А. Иоффе, Литвы – Т. Нарушевичюс. Но сразу же обнаружилось, что введённая в заблуждение вроде бы уступчивостью российской стороны литовская, ничуть не сообразуясь с реальным положением своей страны, попыталась повторить чуть ли не полностью условия советско-эстонского договора. Стала настаивать на возвращении литовским гражданам их имущества, оставленного в России, выделении пропорционально населению Литвы части российского военного и торгового флотов (и это при отсутствии выхода к морю!), государственных капиталов, имеющихся за рубежом.46
Не довольствуясь тем, литовская сторона высказала претензии на Новогрудский уезд Минской губернии, части Илукстенского и Гробинского – Курляндской, Лидского и Ошмянского – Гродненской. Только напоминание Иоффе о том, что три губернии из четырёх, да ещё и столица Вильно (признать которые Литва требовала своей территорией), оккупированы поляками, заставило Нарушевичюса отказаться от явно несообразных требований.
Все разногласия были сняты наступлением Красной Армии, её стремительным наступлением на запад. Части 15 и 16 армий освободили 29 июня Мозырь, 9 июля – Игумен, 10 – Бобруйск. 11 – Минск. Опасаясь, что весьма скоро красноармейцы смогут появиться на улицах не только Вильно, но и Каунаса, литовская делегация забыла обо всех своих прежних претензиях и 12 июля подписала договор с РСФСР.
Его 1-я статья выражала признание Советской Россией независимости Литвы. Статья 2-я определяла границу между двумя государствами. Она начиналась в 30 километрах южнее Гродно, шла на восток по Неману, сворачивала к северу и проходила в 70 километрах западнее Минска, оставив на российской стороне города Молодечно, Вилейку, а на литовской – Свирь, Сморгонь, Ошмяны, и выходила к Западной Двине, к Латвии.47 Тем самым. Виленская область, которую оспаривала Польша, оказалась разделённой на две зоны: северо-западную литовскую и юго-восточную. Учтя положение на фронте, весьма выгодное для их страны, литовские делегаты дополнили договор следующим положением: «Ввиду невозможности для российских армий приостанавливать военные действия против Польши на литовской границе, нижеподписавшиеся от имени правительства Литовской Демократической Республики заявляют, что она ни в коем случае не сочтёт за нарушение настоящего договора и недружелюбный в отношении Литвы акт факт, перехода российскими войсками литовской границы, и занятие ими части территорий, по настоящему договору составляющих территорию Литовского Государства, с тем, однако, условием, чтобы по миновании военно-стратегической надобности российские войска были выведены из означенных территорий».48
По сути, данное дополнение к мирному договору означало ничто иное, как своеобразную просьбу Литвы освободить прежде всего Виленскую и Гродненскую губернии от польских оккупантов.
Быстрое освобождение Красной Армией Восточной Белоруссии и Правобережной Украины серьёзно обеспокоило Верховный Совет Антанты. Выполняя отчаянную просьбу польского правительства, взывавшего о незамедлительной помощи. Джордж Керзон от имени своего правительства поспешил повторить предложение, сделанное Варшаве ещё в декабре 1919 года, только на этот раз адресуясь к Москве. Настойчиво посоветовал признать такую границу между странами, которая основывалась бы на этнографическом принципе, а не на политических амбициях или великодержавных устремлениях. Ту самую границу, которая с тех пор именовалась «Линией Керзона».
«Между Польшей и Советской Россией, – рекомендовал Керзон в ноте Правительству РСФСР от 11 июля, – заключается перемирие, которым немедленно приостанавливаются военные действия. В условия перемирия включается, с одной стороны, отступление польской армии на линию, намеченную в прошлом году Мирной конференцией.
Линия эта приблизительно проходит так: Гродно – Валовка – Немиров – Брест-Литовск – Дорогуск – Устилуг – восточнее Грубешова – через Крылов – и далее западнее Равы-Русской– восточнее Перемышля – до Карпат; севернее Гродно граница с литовцами идёт вдоль железной дороги Гродно – Вильно и затем на Двинск.
С другой стороны, в условия перемирия надлежало бы включить, что войска Советской России остановятся на расстоянии 50 километров к востоку от этой линии. В Восточной Галиции обе стороны останутся на линии, занятой ими ко дню подписания перемирия».
Заключил же Керзон свою, в общем благожелательную по отношению к Москве рекомендацию, фразой, которая более подходила к такому документу, который на языке дипломатов называется «ультиматум»:
«Если Советская Россия, несмотря на повторное заявление о признании независимости Польши, не удовлетворится отходом польской армии с российской территории под условием взаимного перемирия, Британское правительство и его союзники сочтут себя обязанными помочь польской нации защитить своё существование всеми средствами, имеющимися в их распоряжении».49
Пока в Москве изучали ноту Керзона и готовили ответ, 14 июля 3-й конный корпус Гая (Гайка Бжишкяна) освободил Вильну. Тогда же десять литовских полков, сведённых в три дивизии, возобновили военные действия против Польши, теперь уже – совместно с частями Красной Армии. 19 июля вошли в Гродно. 25 – в Волковыск, 1 августа – в Брест-Литовок.
На столь важное событие Чичерин не мог не откликнуться. «Мы рады приветствовать, – писал он 21 июля министру иностранных дел Литвы Пурицкому, – совместные действия литовских и российских войск против польских империалистов… Теперь уже выяснилось на деле, до какой степени необходимым было соглашение, принятое обеими сторонами о временном занятии по стратегическим соображениям российскими войсками литовской территории».50
…Еще 17 июля Реввоенсовет республики принял директиву в соответствии с которой войскам Западного и Юго-Западного фронтов предписывалось наступать только до линии Керзона. Отражала, вместе с тем, и позицию советского руководства, выраженную нотой от 17 июля, то есть сформулированной в тот же самый день.
Отвечая своему лондонскому коллеге, Чичерин начал с наиболее существенного. С констатации тех двойных стандартов, которые использовал Керзон в своей ноте-ультиматуме. Когда Польша напала на Россию и Украину, отметил нарком, «британское правительство не проявило, к сожалению, такого же желания способствовать сохранению мира в Восточной Европе».
Затем Чичерин напомнил об уже сделанном РСФСР для укрепления мира с соседними странами – о договорах, подписанных с Эстонией, Грузией, Литвой. И повторил то, что Москва предлагала Варшаве не раз: «непосредственные переговоры с польским правительством вполне соответствуют желаниям Советского правительства». Уточнил, что «если польское правительство обратится к нему /правительству РСФСР – Ю.Ж./ о мире, то оно это предложение не отвергнет».
Но, перейдя к истинной причине, и приведшей к нападению Польши, не смог удержаться Чичерин от выражения собственных представлений о путях разрешения военно-политического кризиса. Напрочь забыл о содержании «Воззвания ко всем бывшим офицерам, где бы они ни находились». Подписанного бывшим главнокомандующим А.А. Брусиловым, бывшим военным министром А.А. Поливановым и другими видными военачальниками. Опубликованного газетой «Известия» 30 мая 1920 года.
«В этот критический исторический момент нашей народной жизни мы взываем к вам с настоятельной просьбой забыть все обиды, кто бы и где бы их вам ни нанёс, и добровольно идти с полным самоотвержением и охотой в Красную Армию…
Не жалея жизни, отстоять во что бы то ни стало дорогую нам Россию и не допустить её расхищения, ибо в последнем случае она безвозвратно может пропасть, и тогда наши потомки будут справедливо проклинать и правильно обвинять нас зато, что мы из-за эгоистических чувств классовой борьбы не использовали своих боевых знаний и опыта, забыли свою матушку-Россию».
В отличие от царских генералов, Чичерин был готов, как и прежде, допустить «расхищение» территории своей страны, признавая независимость всех национальных окраин. Потому и выразил в ноте готовность «на более выгодную для польского народа /выделено мной – Ю.Ж./ границу, чем та, которую наметил Верховный Совет в декабре прошлого года и которую снова предлагает британское правительство». И для начала предложил отдать полякам Холмщину. Только ради того, чтобы «создать прочную основу для действительно братских отношений трудящихся масс Польши, России и Украины, Белоруссии и Литвы».51 Одним словом, по мнению Чичерина, именно русские, украинцы, белорусы и литовцы почему-то должны были жертвовать своими землями во имя некоего «братства».
Между тем, Красная Армия уже не только вплотную подошла к Линии Керзона. 17 июля она заняла Гродно, почти полностью освободив ту территорию, которую и Каунас, и Москва после подписания мирного договора рассматривали как принадлежащую Литве. А так как из Варшавы ещё не поступило официальное уведомление о готовности заключить перемирие, в соответствии с новой директивой, подписанной 22 июля уже не Троцким, а Главкомом С.С. Каменевым, соединения Западного и Юго-Западного фронтов продолжили наступление.
Лишь тогда в Барановичах появилась делегация Польши. Но не правительственная, что было необходимо для подписания предусмотренного перемирия, а военного командования. Отнюдь не облечённая надлежащими полномочиями. Призванная, скорее всего, дать своим армиям временную передышку.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.