1. Действия разворачиваются на юге

1. Действия разворачиваются на юге

Два года в Москве не вспоминали о Южном Кавказе. Напрочь забыли о нём после падения Бакинской коммуны. После оккупации края немцами и турками, после распада Закавказской Федерации и возникновения на её месте трёх самостоятельных республик. Не вспоминали, прежде всего, потому, что весь Кавказ надолго оказался прочно отрезанным от Советской России.

Сначала – мятежными казачьими областями и горцами Дагестана, стремившимися к предельной автономии, а затем – режимом Деникина.

Между тем, предоставленное самому себе Закавказье наглядно демонстрировало, к чему ведёт государственный шовинизм, особенно там, где существует национальная чересполосица, отягчённая, к тому же, вековой враждой мусульман и христиан.

Всего за два года край с избытком испытал ужасы нескольких страшных (ибо они сопровождались средневековой резнёй ни в чём не повинных мирных людей) межэтнических войн, всякий раз вспыхивавших из-за территориальных претензий на районы со смешанным населением. Германо-турецкая оккупация края, продолжавшаяся с мая по октябрь 1918 года, только несколько пригасила давний антагонизм трёх народов. Несколько сдержала его, и то лишь потому, что при разделе Закавказья в Берлине и Стамбуле исходили из этнографической карты региона.

Германия превратила в свой, хотя и неофициальный, протекторат Грузию. Вернее, Тифлисскую и Кутаисскую губернии, не пожелав занять ни Сухумский округ (Абхазию), ни Цхинвалский уезд (Южную Осетию). Решила не осложнять своё положение конфликтом с Юго-Восточным союзом казачьих войск, горцев Кавказа и вольных народов степей, рассматривавшим и Абхазию, и всю Осетию как неотделимые части своей территории.

Турция поступила более неосторожно. Для начала объявила о возвращении земель, утраченных ею в результате войны с Россией в 1878 году – Батумского округа, Карсской области, Ахалкалакского и Ахалцихского уездов Тифлисской губернии. Но, не удовлетворившись тем, попыталась раздвинуть границы своей империи как можно дальше. Теперь – за счёт чисто армянских земель Сурмалинского, частей Александропольского, Шарурского, Эчмиадзинского, Эриванского уездов Эриванской губернии. Столь явная агрессия и привела к первой, но далеко не последней войне в Закавказье.

Армения, впервые за многие столетия восстановившая свою независимость, да ещё и ободрённая Великобританией, Францией и США, непременной их поддержкой при воссоединении обеих частей страны – русской и турецкой, в едином государстве, решила защищать себя. В боях, которые вели ополченцы против Турецкой регулярной армии с 21 по 28 мая 1918 года у селений Сардарабад и Караклис, сумели наголову разгромить врага.

Однако мир в крае продолжился менее месяца. В Тифлисе сочли, что шедшая на Северном Кавказе Гражданская война позволит ему беспрепятственно увеличить территорию республики за счёт соседей. Потому в конце июня грузинские вооружённые отряды высадились в Сухуме, объявив об аннексии Абхазии. Затем двинулись на север, рассчитывая, не встречая серьёзного сопротивления, быстро захватить всё русское Черноморское побережье вплоть по Анапу. 5 июля вошли в Адлер, 6 – Сочи. 27 – Туапсе, где и были встречены подразделениями Добровольческой армии. Остановлены, разбиты и повёрнуты вспять. 26 сентября «добровольцы» освободили станицу Лазаревскую, потом Сочи, Адлер, Гагру. Только вмешательство командующего британскими силами в Закавказье генерал-майора Г. Кори вынудило их остановить на реке Бзыбь, ставшей временной русско-грузинской границей.⁴

Встав на путь захватов, Тифлис подтолкнул к тому же и соседние республики. Благо, оснований для того оказалось предостаточно. Баку оспаривал у Тифлиса Закатальский округ, Борчалинский и Сигнахский уезды. Тифлис у Эривани – Ахалкалакский и Ахалцихский уезды. Эривань у Баку – Карабахский, Нахичеванский, Зангезурский, Ордубадский, Шарурский. И всякий раз как бесспорное основание выдвигалось одно и то же «доказательство» – 70 % населения, национальность которого менялась в зависимости от того, кто предъявлял требования на данную территорию.

Чисто дипломатические переговоры продолжались только до эвакуации германских и турецких войск. Уже 5 декабря вспыхнула война, грузино-армянская. Тифлисские власти, равнодушно наблюдавшие за оккупацией Великобританией той области, которую Грузия считала своей (Батумской), да ещё и объявлением её «независимым государством», иначе повела себя по отношению к более слабой Армении. Пытаясь реабилитировать себя в глазах общественности, поспешила установить контроль над Ахалкалакским и Ахалцихским уездами.

Столкновения грузинских и армянских вооружённых сил продолжались почти месяц, но так и не принесли успеха ни одной из сторон. Кровопролитие остановило лишь вмешательство генерал-майора Г. Кори, командующего британскими войсками на Кавказе. Выступив в роли третейского судьи, он вынес обычное в таких случаях «соломоново решение». Северную часть спорного района отдал Тифлису, южную – Эривани, а между ними установил нейтральную зону, в которой – чисто случайно, разумеется, – оказались богатейшие по запасам Алавердские медные рудники. Ну, а контроль над нейтральной зоной Кори взял на себя лично.

В то самое время, когда Грузия и Армения уже вели между собой войну из-за меди, им пришлось, хотя и порознь, выступить против неожиданно возникшего общего врага – Юго-Западной Кавказской Демократической Республики. Государства, образованного 1 декабря 1918 года в Карее сразу же после ухода оттуда турецких войск. Подчёркнуто мусульманская республика оспаривала права Тифлиса и Эривани на огромную территорию. У Грузии – Батумскую область, Ахалцихский и Ахалкалакский уезды. У Армении – Карсскую область, Шарурский, Сурмалинский, Нахичеванский уезды. Основывала же свои «права» лишь тем, что в ряде сёл региона проживают тюрки-мусульмане.

Лишь через четыре месяца не столько военных действий, сколько взаимной резни, Британская военная миссия на Кавказе решила вмешаться в конфликт. Опираясь на статьи 11-ю и 15-ю Мудросского соглашения о перемирии, заключённого Антантой с Оттоманским правительством ещё 30 октября (потребовавшие, в частности, отвода всех турецких войск за старую российскую границу), и посчитав вооружённые формирования Юго-Западной Республики турецкими силами, чем в действительности они и являлись, британский отряд занял Каре, арестовал местное правительство и 10 апреля 1919 года объявил о переходе всей Карсской области под контроль Эривани.

Тогда же Армении пришлось защищать себя ещё на одном фронте. Сразу же после эвакуации турецкой армии азербайджанцы, жившие в Нахичеванском и Шарурском уездах, объявили о создании собственной республики – Араз-тюркской или Аракской. И снова вмешиваться пришлось командованию британских сил на Кавказе. Силой оружия останавливать кровавый конфликт, для чего в январе 1919 года они заняли город Нахичевань, передав весь спорный район Армении. Следуя же старому принципу «разделяй и властвуй», также поступили с Карабахом, вручив управление им Азербайджану Столь уклончивое, неопределённое, двусмысленное решение в конечном счёте спровоцировало (довольно скоро, уже в мае) армяно-азербайджанскую войну. Продолжавшуюся до августа, но так и не принёсшую кому-либо победы. Спорная зона (Нахичеванский уезд, Карабах с центром в Шуше, а также лежащий меж ними Зангезур) на два года превратилась в яблоко раздора между двумя республиками. Стала местом, где то затихали, то разгорались с новой силой вооружённые столкновения.

До мая 1919 года Азербайджан оставался в стороне от конфликтов, раздиравших остальное Закавказье. К такому отношению Баку подтолкнули многие причины. Поначалу – Гражданская война между муссаватистами, занимавшими Елисаветпольскую губернию, и большевиками Бакинской коммуны. Затем – смена власти в Баку. С 1 августа по 14 сентября там господствовала «Диктатура Центрокаспия» (Центрального Комитета Каспийской военной флотилии и Временного Исполнительного Комитета Совета депутатов), поддержанная высадившимся в городе небольшим, всего в две тысячи человек, Британским экспедиционным отрядом. С 15 сентября, после занятия Баку турецкой Кавказской мусульманской армией – муссаватистское правительство.

Отвлекали руководство Азербайджана и сложные политические интриги. Прежде всего, попытка объединения (к чему настойчиво подталкивало его ещё турецкое командование) с созданной 11 мая 1918 года Горской Республикой, контролировавшей большую часть соседнего Дагестана. С краем, населённым людьми, близкими азербайджанцам по религии, культуре, быту. Переговоры о том продолжались до мая 1919 года. До тех пор пока Добровольческая армия, заняв Темир-Хан-Шуру и Дербент, не пресекла всякую возможность осуществить планы объединения.

Не менее привлекательной для Баку выглядела и явно нереальная идея воссоединения обеих частей Азербайджана. Северной, ставшей независимой республикой, и южной, остававшейся в составе Персии. Идея, которую вполне серьёзно обсуждали в июле 1918 года председатель азербайджанской делегации в Стамбуле М. Расул-заде и его непосредственный руководитель, министр иностранных дел М. Гаджинский.⁵

Мечтая о грядущем, официальный Баку довольно долго сносил существование на крайнем юге, в Ленкоранском уезде, существование обособившейся от него территории. Образованной в июне 1918 года Временной военной диктатуры Мугани, объявившей о своей автономии, а 25 апреля 1919 года провозгласившей Муганскую Советскую Республику, уже ничем не связанную с Азербайджаном. Лишь два месяца спустя туда был направлен военный отряд, который и пресёк дальнейшую деятельность сепаратистов.

Стремление добиться официального признания (теперь не Турции и Германии, а Великобритании и Франции) вынудило бакинское правительство достаточно трезво осознать положение, в котором оно пребывало. Направило 28 мая 1919 года представителям союзных держав на Парижской мирной конференции меморандум. В нём же, ничуть не задумываясь, что точно такие же по содержанию и жалобам послания вполне могли направить и Грузия, и Армения, признавало:

«С соседними республиками Азербайджанская Республика находится в дружественных отношениях, только в территориальном отношении имеется спор с Грузинской и Армянской республиками. Спор с Грузией составляет Борчалинский уезд, часть Караязского и Тифлисского уездов /Закатальский округ – Ю.Ж./. Спор же с Арменией составляет Сурмалинский и часть Эриванского уездов. Затем, в последнее время, Нахичеванский, Шаруро-Даралагезский и часть Новобаязетского уездов, составляющие неотъемлемую часть Азербайджана, с согласия союзного командования были представлены власти Армянской Республики, несмотря на упорное сопротивление и нежелание местного населения подчиниться армянским властям.

Эти спорные земли во всех отношениях – как в этнографическом, географическом, экономическом, культурно-политическом, социальном и т. д. – с почти сплошным населением из азербайджанских тюрков составляют и, по справедливости, должны составлять неотъемлемую и естественную часть Азербайджана».

И тут же предложило свой вариант выхода из, казалось бы, неразрешимого положения: «Не силою оружия, а на основании взвешенного принципа самоопределения народов эти области по свободно выраженной воле населения путём референдумов и плебисцита должны иметь возможность устроить свою собственную судьбу и политическую жизнь». Но почему-то заключило: «Население этих областей категорически высказывается против признания какой бы то ни было иной власти, кроме Азербайджана».

Заодно бакинское правительство попыталось решить и ещё одну, собственную проблему. «Кроме этих спорных территориальных вопросов, – указывал меморандум, – имеется ещё один, а именно – о судьбе Горской Республики, на независимость которой было неоднократное покушение со стороны Добровольческой армии генерала Деникина. Азербайджанская Республика твёрдо стоит на той точке зрения, что Горская Республика, в состав которой входят Дагестан. Ингушетия, Чечня, Кабарда, Осетия и т. д. со сплошным мусульманским населением, по праву принципа свободного самоопределения должна составить самостоятельную государственную единицу, на которую Азербайджан не имеет никаких притязаний. Если же вопрос о самостоятельности Горской Республики будет решён почему-либо в неблагоприятном смысле для последней, то население вышеназванных областей, если им будет предоставлено право свободного волеизъявления, то, несомненно, они иной власти, кроме азербайджанской, не пожелают признавать».⁶

Но уже в тот же день главе азербайджанской делегации на Парижской мирной конференции А. Топчибашеву пришлось полностью отказаться от пожеланий, выработанных в Баку ещё до его отъезда. Причиной того стала встреча с президентом США Вудро Вилсоном, который предложил совершенно иное решение. «Было бы лучше, – указал он, – если быв Азербайджане придерживались бы идеи образования на Кавказе федерации или конфедерации, которую взяла бы под покровительство какая-либо держава по поручению Лиги Наций».⁷

Топчибашев не стал противиться, настаивать на своём. Согласился и представил Вилсону новый вариант меморандума. «Мы, – писал он, – не можем признавать власти ни Колчака, ни Деникина или кого-либо другого, если кто-нибудь захочет быть носителем власти на всю бывшую Россию… Мы могли бы говорить, и говорим только о едином Кавказе, о возможной с нами конференции /конфедерации – Ю.Ж./ кавказских народов – армян, грузин и дорогих наших соседей-горцев».⁸

Очень скоро, 7 июня, о том же заявил и начальник Британской военной миссии при штабе Добровольческой армии, генерал-майор Бриге. «Мирная конференция, – уведомил он представителя бакинского правительства при Кубанской Раде М. Джафарова, – и Лига Наций не будут рассматривать вопросы Грузии, Азербайджана и других республик, а рассмотрят вопрос о России в общем, так как только в интересах Германии расчленение России на мелкие единицы. Затем нам достоверно известно, что только стоит нам убрать британские войска из Закавказья, то сейчас же начнутся кровавые столкновения между народами Закавказья, но мы должны в ближайшем будущем… убрать наши войска из Закавказья».⁹

И Вудро Вилсон, и генерал Бриге были правы. К федерации край подталкивали не только злонамеренное нежелание мирно, только переговорами, разрешить существовавшие территориальные претензии, но и экономика – до революции единая для трёх республик, взаимозависимая. Именно хозяйственные задачи вынудили Армению, Азербайджан, Горскую Республику и Грузию, забыв обо всех распрях, созвать 27 апреля 1919 года постоянную Закавказскую конференцию. Правда, действительно постоянной, работоспособной оказалась лишь её финансово-экономическая комиссия. Ей-то и пришлось собираться регулярно, пытаясь решать неотложные задачи, ответы на которые ни Тифлис, ни Эривань, ни Баку найти порознь при всём желании не могли. О продолжении и размере эмиссии общих для края денежных знаков (бон Закавказского комиссариата) и о распределении между республиками денежной массы. О транспорте и транзите – иначе говоря, о нормальной деятельности Закавказской железной дороги, связывавшей три столицы, расчленённой между суверенными государствами. О торговле и таможнях, ставших роковыми преградами…

Но вместо того чтобы сообща разрешить такого рода проблемы, вместе бороться с голодом, порождённым небывалым неурожаем (особенно в Армении), развивать экспорт, доходы от которого помогли бы восстановить разрушенные предприятия и закупить продовольствие, руководители трёх республик предпочли иное – оправдать предсказание генерала Бригса.

Воспользовавшись уходом британских войск 23 августа из Баку, Нахичевани, Карса, нейтральной зоны (остались они только в Батуме, для предотвращения вполне возможного захвата турками этого важного стратегического пункта), они снова ввергли край в пучину военных столкновений. В Закатальском округе, в нейтральной зоне, но особенно – в Карабахе и Зангезуре. Повсюду именуя их «повстанческим движением» населения, а на деле – меньшинств, отказывающихся признать английский раздел.

Только угроза вторжения Добровольческой армии, казавшаяся Тифлису и Баку неотвратимой, несколько охладила воинственный пыл в Грузии и Азербайджане. Готовясь к тому, что вполне могло последовать вслед за эвакуацией британских сил, они загодя, ещё 16 июня, заключили «Военно-оборонительное соглашение». Оно же предусматривало: «Договаривающиеся государства обязуются выступить совместно всеми вооружёнными силами и военными средствами против всякого нападения, угрожающего независимости или территориальной неприкосновенности одной или обеих договаривающихся республик».

И хотя режим Деникина в соглашении прямо не упоминался (более того, как бы исключался содержанием статьи 10-й, предусматривавшей возможность присоединения к оборонительному союзу Армении, если она того пожелает)¹⁰, ни у кого не было ни малейшего сомнения – нападение ожидалось только с севера, и больше ниоткуда. От реки Бзыбь, из Дагестана.

О тех же опасениях открыто извещала и совместная декларация делегаций Азербайджана, Грузии, Кубани, Латвии (Ульманиса), Литвы, Горской Республики, Украинской Народной Республики и Эстонии на Парижской мирной конференции, вручённая Жоржу Клемансо 8 октября.

«Российские большевики, – утверждала она, – стремились на территории всей бывшей России установить диктатуру пролетариата и коммунизма, а российские реакционные круги стремились на той же территории установить свою военную диктатуру и реставрировать прежнюю Россию с порабощением народностей.

Ведя войну между собой и относясь одинаково враждебно к новообразованным демократическим республикам, обе стороны одинаково направили своё оружие против народностей, неся всюду, по мере своего преуспевания, анархию, дезорганизацию и разрушение, чем лишили эти народности мира и возможности в полной мере посвятить свои силы организации своей жизни…

Не имея ни желания, ни намерения принимать участие в гражданской и политической борьбе нынешней России, к которой мы не принадлежим, и стоя на той точке зрения, что эта борьба может и должна быть разрешена только усилиями самого великорусского народа, который должен заняться своим государственным строительством сообразно со своими национальными особенностями и желаниями, наши республики желают посвятить себя работе по созданию у себя крепкого и устойчивого демократического строя сообразно со своими национальными особенностями и желаниями».¹¹

Тогда, в начале октября 1919 года (впрочем, как и позднее – в ноябре, декабре), из Тифлиса и Баку большевики с их Красной Армией казались чем-то малореальным, весьма отдалённым. Ну, а вот Деникин, чья армия стояла буквально на пороге у кавказских республик, и который категорически отказывался признавать не только их независимость, но даже и самостоятельность, являлся действительно страшной опасностью.

Потому-то Баку, не желая в любую минуту оказаться зажатым противниками с севера и юга, вынужденно пошёл на примирение с Эриванью. 23 ноября премьеры обеих республик Н. Усуббеков и А. Хатисов подписали в Тифлисе договор, установивший: правительства Азербайджана и Армении «обязуются прекратить происходящие ныне столкновения и не прибегать вновь к силе оружия… соглашаются принять действенные меры для исправления и открытия дорог, ведущих в Зангезур… обязуются разрешать все спорные вопросы, включая вопрос о границах, путём мирных соглашений…¹²

Не ограничившись договором, оба правительства провели в Баку с 11 по 21 декабря двустороннюю конференцию, на которой договорились о необходимости образовать Закавказскую конфедерацию. Пожелание, высказанное министром иностранных дел Азербайджана Ф. Хойским, гласило:

«На публичном заседании конференции азербайджанская делегация имеет выступить с заявлением относительно желательности создания конфедерации между закавказскими республиками. Армянская делегация поддержит это заявление, и конференцией будет принято соответствующее решение.

Что же касается вопроса о практическом осуществлении конфедерации, то он передаётся конференцией правительствам трёх закавказских республик для разработки его и постановки на обсуждение Тифлисской конференции представителей всех республик Закавказья. Вместе с тем, совещание находит необходимым в порядке частного совещания обсудить вопрос о желательных формах предлагаемой азербайджанской делегацией конфедерации».

Представители Армении, особенно после того, как услышали разъяснение, что будущая конфедерация – это «союз самостоятельных государств, сохраняющих свою независимость», нисколько не возражали. Правда, предложили прежде всего решить вопрос о границах. Но не так, как полагали сделать делегаты от Азербайджана – определить временную демаркационную линию, а непременно «в окончательной форме».

Тем не менее, выражая общее мнение своей делегации, посол Армении в Баку Т. Бекзадян полностью солидаризировался с мнением Хойского. «Разрешите мне, – торжественно провозгласил он, – я с искренним неподдельным чувством радости приветствую идею, которую делегация Азербайджанской Республики бросает в свою и в нашу общественность по вопросу о конфедерации закавказских независимых республик. С той большой радостью я это делаю, что, я думаю, и вместе со мной вся наша делегация думает, что без осуществления солидарности и объединения в конфедерацию закавказских государств, без дружной выработки внутренней политики, финансово-экономической и, может быть, другой, ещё более крупной – внешней, независимость этих государств не может прочно существовать».¹³

И всё же конференция официально так и не приняла соответствующее решение. Отложила его до встречи руководителей трёх республик в Тифлисе, о которой ещё предстояло договориться с Грузией.

Тем временем Чичерин, окрылённый своим успехом на переговорах с прибалтийскими странами, вознамерился продолжить такую, исключительно собственную, политику. Теперь – в Закавказье.

Как и в случае с Эстонией, в тот самый момент, когда Вооружейные силы Юга России терпели одно поражение от Красной Армии за другим (почему и начали стягиваться со всего Северного Кавказа к Новороссийску для становившейся с каждым днём неизбежной эвакуации), Чичерин направил 2 января 1920 года идентичные по содержанию ноты в Тифлис и Баку. Ими предложил вступить с РСФСР в переговоры и заключить военные соглашения для борьбы с Деникиным.

В нотах нарком подчёркивал: «Мы уверены, что рабочие и крестьяне Грузии и Азербайджана чувствуют в нём своего врага. Мы уверены также, что они ждут с волнением того дня, когда белогвардейский заслон между Советской Россией и Кавказом будет сломлен, и восстановятся сношения между народами, жившими ранее в границах одного государства».¹⁴

Поначалу Хойский счёл предложение Чичерина заслуживавшим внимания. Ведь переговоры позволили бы установить и дипломатические отношения между странами. Иными словами, заставили бы РСФСР признать независимость Грузии и Азербайджана. Именно это посоветовал Хойский своему грузинскому коллеге Е. Гегечкори. Однако неделю спустя они оба всё же пришли к иному решению. Ответили отказом, объясняя его принципом невмешательства и основанной на нём недопустимости «вторжения в сферу борьбы русского народа в деле устроения им своей внутренней жизни». Вместе с тем оба министра выражали готовность «путём переговоров установить… добрососедские отношения, вытекающие из принципа суверенности».¹⁵

Столь внезапный и твёрдый отказ от оборонительных договоров, которые ни в чём не могли ущемить независимость двух стран, порождён был весьма обнадёживающим сообщением, пришедшим из Парижа. Верховный Совет Антанты по предложению министра иностранных дел Великобритании Джорджа Керзона 12 января признал де-факто три закавказские республики. Тем внушил им уверенность в безусловной поддержке– дипломатической, а если потребуется, то и военной (в случае конфликта как с Деникиным, так и с Советской Россией). Правда, за такое неполное признание Баку пришлось отказаться от своих утопических притязаний на Южный Азербайджан. И сделать это на переговорах в Тегеране, изобразив такого рода собственные надежды «большевистской агитацией».¹⁶

Между тем, Чичерин продолжал вынашивать свой внешнеполитический курс по отношению к Закавказью. 18 ноября в Политбюро сделал доклад, настаивая на начале мирных переговоров хотя бы с одним Азербайджаном. Но все участники заседания – Ленин, Троцкий, Каменев, Крестинский и Сталин – отвергли даже мысль о том. Потребовали от наркома ознакомить их с проектом очередной ноты на имя Хойского, утвердив для неё директиву, предложенную Лениным:

«Поручить НКИДел вести политику величайшей сдержанности и недоверия по отношению к азербайджанскому правительству ввиду того, что оно отказало нам в предложении совместных военных действий против Деникина и оказывает услуги военным силам Англии, действующей против нас на Каспийском море. С полной определенностью подчёркивая наше неуклонное признание права трудящихся масс каждой нации на самоопределение, НКИДел должен решительно протестовать против такого поведения правительства Азербайджана».¹⁷

Несмотря на столь открыто выраженное неприятие его курса, Чичерин всё же попытался найти поддержку хотя бы у одного Троцкого. Предложил ему облегчить действия Красной Армии в ходе начавшейся 17 января операции по освобождению Северного Кавказа, использовав старый антагонизм между казачьими областями и Деникиным. «Не думаете ли, – писал он Председателю Реввоенсовета республики 21 января, – что нужно бы вернуться к этим планам – вести переговоры на основе /признания – Ю.Ж./ самоопределения с Кубанью, Тереком и Азербайджаном?»

Так и не добившись согласия Троцкого, Чичерин вынужден был 28 января направить Хойскому вторую ноту. По сути повторившую содержание первой, как и требовало Политбюро. Вновь попытаться вызвать понимание: «Неужели же министр Хан Хойский полагает, что происходящая между Деникиным и Советской властью борьба не затрагивает судьбы Азербайджана? Разве ему неизвестно, что программой Деникина и всех связанных с ним элементов является восстановление единой неделимой России в её прежних пределах и, между прочим, полное уничтожение самостоятельности Азербайджана?»¹⁹

Ответ Хойского, последовавший уже 5 февраля, оказался точно таким же повтором, как и сама нота Чичерина. Он вновь писал, что его «правительство, считая себя нейтральным в происходящей борьбе в России, выдворило из Баку генерала Пржевальского /представителя Добровольческой армии при штабе британских войск в столице Азербайджана – Ю.Ж./ со всем его штабом, и не только не допускало в местностях Азербайджана мобилизации русских офицеров для включения их в армию Деникина, но даже запретило генералу Пржевальскому поместить в газетах объявления о призыве русских офицеров… Точно так же несостоятельны и другие указания народного комиссара Чичерина касательно взаимоотношений азербайджанского правительства с командованием Добровольческой армии, идеология и истинные намерения которого азербайджанскому правительству хорошо известны».

Закончил же ноту Хойский повторением своего прежнего предложения, на принятие которого очень рассчитывал. «Всякие переговоры, – писал он, – по этому и другим вопросам могут происходить на основе безусловного признания Советским правительством независимости и суверенности Азербайджанской Республики».²⁰

Вот теперь Чичерин мог окончательно убедиться, в какую ловушку он сам себя загнал. Убедиться, что своей капитулянтской политикой по отношению к Эстонии создал опасный прецедент грозящий в любую минуту обернуться «эффектом домино». Но повторить обещание признания в переписке с Баку он больше не мог из-за отрицательной, на этот раз, позиции всех членов Политбюро, не желавших повторять собственную ошибку. Проблемы же, связанные с Вооружёнными силами Юга России, именно в те самые дни потеряли всю прежнюю остроту и актуальность.

Донская армия генерала В.И. Сидорова и Кавказская – генерала П.Н. Врангеля, потеряв в ходе боёв Ростов и отступив за Маныч, вынуждены были любой ценой обезопасить себя с тыла. И 7 февраля представитель Деникина в Тифлисе посетил посла Армении и уведомил его о признании Вооружёнными силами Юга России независимости всех трёх закавказских республик.²¹

Даже не подозревая о столь важном событии, Чичерин передал 9 февраля в Политбюро записку, где вновь изложил прежнюю, чуть-чуть скорректированную концепцию. «Ответ Хан Хойского, – писал он, упорствуя на своём, – заявляющий, что переговоры между нами и его правительством могут происходить лишь на основе безусловного признания независимости и суверенности Азербайджанской Республики, снова ставит в порядок дня вопрос о том, не следует ли нам выступить с таким признанием». И, как на подтверждение своей полной правоты, сослался на мнение С.М. Кирова, тогда – члена РВС XI армии, ведшей наступление на Дагестан.

Киров же 31 января сообщил Чичерину: «Работа англичан в Азербайджане и Грузии с целью втянуть в войну с Совет. Россией продолжается… Англичане требуют, чтобы Азербайджан ни в коем случае не вздумал снабжать Совет. Россию нефтью. Боясь Англии, азербайджанское правительство уклоняется от воен. /ного – Ю.Ж./ союза с Совет. Россией». А далее Киров делал более чем странное предложение: поэтому нам «необходимо признание Азербайджана без условия воен. союза». Два дня спустя он повторил свой прогноз: «настоящее время Антанта делает всё к тому, чтобы втравить Азербайджан и Грузию в войну с нами».²²

Сослался Чичерин в своей записке и на мнение Н. Нариманова (не только заместителя Сталина в Наркомате по делам национальностей, но и работника подведомственного ему НКИДа), заведующего Ближневосточным отделом. По словам Чичерина. Нариманов также «поддерживает ту же точку зрения, считая, между прочим, краевой комитет /Кавказский – Ю.Ж./ наиболее компетентным для определения потребности в этом нашем признании».

Только затем, как бы страхуя себя на случай нового отказа Политбюро, предложил нечто новое. «Признание независимости Азербайджана, – писал он, – ещё не означает признания нынешнего правительства. Антанта, признавая независимость России, не признаёт Российского /Советского – Ю.Ж./ правительства, и в случае появления Красного Азербайджанского правительства есть полная возможность признать его и даже оказать ему помощь против иностранного вмешательства, без вмешательства во внутренние дела Азербайджана. После признания Антантой независимости Азербайджана мы не можем остаться позади».²³

Вновь не получившему одобрения и, следовательно, поддержки Чичерину в третьей ноте на имя Хойского, от 21 февраля, смещать упор на совершенно новые обстоятельства, мешающие быстрому признанию независимости Азербайджана. Не отвергая того в принципе, нарком утверждал теперь, что оно «не может быть отделено от чрезвычайно сложных переговоров по целому ряду частных вопросов». И ссылался на тот же пример, который использовал Тойский, – на Эстонию.²⁴

Тем временем положение в Закавказье снова изменилось к худшему. Несмотря на достигнутые в декабре соглашения о создании конфедерации, в Карабахе и Зангезуре с новой силой возобновились бои между армянскими и азербайджанскими войсками. В Грузии к началу марта окончились поражением восстания, организованные Кавказским краевым комитетом РКП. Восстания под флагом Советской власти в Абхазии и Южной Осетии, а также в Горийском, Кутаисском, Озургетском, Душетском уездах. В Азербайджане «приближение большевистской армии, – как отмечал в конце января Хойский, – не могло оставить без внимания русское население Азербайджана и не /отразиться – Ю.Ж./ на соотношении политических партий, усилив значение левых групп и изменение их взаимоотношений с другими группами».²⁵

Об изменении ситуации в Азербайджане сообщил 6 марта Кирову и А.И. Микоян, находившийся на нелегальной работе в Баку (он возглавлял Азербайджанский Совет профсоюзов). «Бакинские товарищи, – уведомлял он Москву, – ушли в подполье, усиленно требуют мусульман – ответственных работников. Они надеются и уверены, что в ближайшее время, по мере продвижения Красной Армии к Петровску /Махачкале – Ю.Ж./ и выхода Красного Флота /в Каспийское море – Ю.Ж./ им удастся собственными силами совершить переворот, и потом только прибегнуть к помощи Красной Армии».²⁶

Сходную оценку положения в этой республике дал и Нариманов, срочно прибывший по требованию Кирова в Астрахань. Он, по словам Чичерина, отмечал: «После взятия Петровска в Баку начнётся внутреннее разложение, и нам надо быть наготове, чтобы вступить в Баку вовремя. Одновременно можно будет начать переговоры о товарообмене… Бакинцы нуждаются в хлебе и в нашем рынке для нефти».²⁷

От решительных действий (тогда же) советское руководство удерживало только то, что страна вновь оказалась в более чем сложном положении. В Гельсингфорсе и Варшаве полагали, что ослабленная до предела двухлетней Гражданской войною Советская Россия станет для них лёгкой добычей. Позволит создать Великую Финляндию, включающую и Карелию до Белого моря, и Кольский полуостров. Даст возможность воссоздать Речь Посполитую, окончательно подчинившую себе не только Литву с Белоруссией, но и всю Украину, да ещё и русские земли до Смоленска.

Ленин с тревогой писал 11 марта Троцкому, который вроде бы лучше других знал подлинное состояние Красной Армии:

«…Наше систематическое миролюбие доказывает польским массам, что им нечего бояться нас, угрозы же будут использованы империалистами, чтобы испортить благоприятное для нас настроение масс. Но абсолютно необходимы достаточные военные приготовления. Надо быть готовыми к наихудшему.

В Финляндии – взрыв шовинизма, ибо после краха белогвардейцев занятие нами всего Севера хоронит великофинские мечтания… Необходимо быть в военном отношении на всякий случай быть готовыми. На финском фронте необходима готовность к обороне.

Хан Хойский, хотя и полемизирует, но усиленно напрашивается на переговоры. Если бы все силы пришлось направить против Польши и Финляндии, и если бы мирным путём можно было получить нефть, не следовало бы отсрочить там войну».²⁸

Так полагал Ленин, от которого, в конечном счёте, и зависело принятие окончательного решения – быть или не быть войне, 11 марта. Однако, спустя всего шесть дней, он отказался от недавней осторожности. Телеграфировал членам РВС Кавказского фронта И.Т. Смилге и П.К. Орджоникидзе, потребовав от них совершенно иное. «Взять Баку, – указал Председатель СНК, – нам крайне, крайне необходимо. Все усилия направьте на это, причём обязательно в заявлениях быть сугубо дипломатичными и удостовериться максимально в подготовке твёрдой местной Советской власти. То же относится и к Грузии, хотя к ней относиться советую ещё более осторожно. О перебросках /войск – Ю.Ж./ условьтесь с Главкомом».²⁹

Столь внезапно изменить мнение Ленина заставило только одно – признание ошибки в прогнозе политики Финляндии. Гельсингфорс неожиданно для Москвы согласился урегулировать положение в двух волостях Карелии путём мирных переговоров, о чём и уведомил нотой от 29 февраля. Неделей позже выразил готовность обсудить вопрос и о Печенге, занятой Красной Армией, не прибегая к вооружённым действиям.³⁰ Таким образом, оказалось, что один из двух возможных противников (во всяком случае – на ближайшее время) перестал представлять угрозу.

…К 30 марта части Кавказского фронта уже освободили Владикавказ, Кизляр, Грозный, Темир-Хан-Шуру (Буйнакск), Порт-Петровский. Потеряв возможность к сопротивлению, правительство Горской Республики бежало в Тифлис, а его основной военный орган, Совет обороны Северного Кавказа и Дагестана. 11 апреля самораспустился. Дорога на Баку оказалась открытой.

Глубокой ночью 27 апреля десантный отряд численностью в 300 человек, на четырёх бронепоездах 11-й армии, в одном из которых находились командарм (бывший штабс-капитан) М.К. Левандовский, Киров и Орджоникидзе, пересекли границу Азербайджана и на рассвете 28 апреля прибыли на бакинский вокзал. Как и предвидел Микоян, сопротивления не было. Его не оказали ни три тысячи солдат азербайджанской армии, стянутые к северу от столицы, ни две тысячи бакинского гарнизона. Выполнено было и главное условие Ленина – к моменту прихода авангарда Красной Армии уже был образован ВРК Азербайджана, во главе с заранее приехавшим Н. Наримановым, которому собравшийся в два часа ночи Парламент республики официально передал всю власть. В тот же день в Москву поступила телеграмма с просьбой о поддержке:

«Не имея возможности собственными силами удержать натиск соединённых банд внешней и внутренней контрреволюции. Военно-революционный комитет Азербайджана предлагает правительству Российской Советской Республики вступить в братский союз для совместной борьбы с мировым империализмом и просит немедленно оказать реальную помощь путём присылки отрядов Красной Армии.³¹

Разумеется, просьба тут же была удовлетворена. 30 апреля в Баку начали входить части 11-й армии. Но вступать в бои им пришлось лишь месяц спустя. Подавлять восстание, поднятое 25 мая перебравшимся в Гянджу (Елисаветполь) старым правительством по настоянию бывшего командующего турецкими войсками в Азербайджане генерала Нури-паши. Затем тот же Нури-паша уже 31 мая столь же неудачно пытался оказать сопротивление в Карабахе.

Иначе поступили Киров и Орджоникидзе по отношению к Грузии. Памятуя о провале поднятого ранее восстания (иными словами – об отсутствии там «подготовленной местной Советской власти»), решили не нарушать суверенитет республики. Срочно прибывший в Москву по приглашению НКИД член Учредительного собрания Грузии Г.И. Уратадзе и заместитель наркома по иностранным делам Л.М. Карахан подписали 5 мая договор, подготовленный по аналогии с российско-эстонским. Он установил:

– Россия «безоговорочно признаёт независимость и самостоятельность Грузинского государства и отказывается добровольно от всяких суверенных прав, кои принадлежали России в отношении к грузинскому народу и земле» (статья 1-я), «обязывается отказаться от всякого рода вмешательства во внутренние дела Грузии» (статья 2-я).

Граница между странами проходит по реке Псоу, от её устья (то есть в шести с лишним километрах к северу от демаркационной линии между деникинскими и грузинскими войсками) и далее, вдоль северной старой административной границы бывших Кутаисской и Тифлисской губерний, до Закатальского округа, а затем– по его восточному рубежу – до Армении. Одновременно Россия признавала принадлежность к грузинской территории Батумского округа, который Верховный Совет Антанты объявил 8 апреля 1920 года подмандатным Лиги Наций с пребыванием там вооружённых сил Великобритании, Франции, Италии, а также Закатальского и Сухумского округов.

Тем самым, ради сиюминутной политической выгоды Москва не только согласилась с необоснованными притязаниями Тифлиса на Абхазию и Южную Осетию, но ещё и вмешалась в спор между Грузией и Азербайджаном из-за Закатальского округа, встав на сторону первой.

Правда, в свою очередь Грузия объявила о своём нейтралитете в не завершившейся ещё борьбе Красной Армии с остатками деникинской армии, эвакуированной в Крым. Она обязывалась разоружить части Вооружённых сил Юга России – «буде таковые окажутся», передать всё их военное имущество и корабли России и принять меры к недопущению впредь на своей земле присутствия «претендующих на роль правительства России или части её, или на роль правительства союзных с Россией государств, а равно представительств и должностных лиц, организаций и групп, имеющих своей целью низвержение правительства России или союзных с нею государств» (статья 5-я).

Кроме того, Грузия должна была «освободить от наказания и дальнейшего преследования» всех тех, кто был задержан и осуждён «за деяния в пользу Российской Социалистической Федеративной Советской Республики или в пользу Коммунистической партии» (статья 10-я).³² Иными словами, амнистировать участников просоветских восстаний.

Тифлисские власти пошли даже на такую меру, лишь бы оградить себя от вторжения Красной Армии.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.