Тень прошлого

Тень прошлого

То, что произошло ранее в Северной Африке, в некоторой степени определило происходящие события на Сицилии.

Несмотря на победу, Северная Африка стала для союзников кампанией с утратой иллюзий на земле, не знакомой с опытом прошлого. В этой странно меланхоличной и красивой обстановке, на угнетенной и сухой земле, в холодной стране с жарким солнцем – от молочно – белых соляных болот Чотт – Дьерид до зыбучих песков пустыни, – в суровых горах и в глубоко выбитых руслах рек среди остатков древней и давно ушедшей славы американская армия впервые получила проверку огнем во Второй мировой войне, а англичане и французы вздохнули от поражения и подавленности, перейдя к дорогой и в некоторой степени безрезультатной победе – не на своем континенте и не той, которая не стала даже концом начала [24].

Для союзников долгая дорога назад еще была впереди, но Северная Африка очертила ее маршрут.

Для англичан Северная Африка, и особенно победа при Эль – Аламейне, которая вынудила фельдмаршала Роммеля и его африканский корпус окончательно отступить, стала моральным тонизирующим средством огромного значения. Не важно, что в стратегическом плане она не была решающим сражением; не важно, что союзнические военно – морские и воздушные силы преграждали маршруты морского снабжения сил Роммеля и что американские и английские силы высаживались в Марокко и в Алжире в его тылу – в конечном счете это было сражение, которое англичане не могли проиграть, поскольку Роммель, независимо от того, что произошло при Эль – Аламейне, должен был отступить. Тем не менее победа 8–й армии при Эль – Аламейне стала стимулом для жаждавшей победы нации и восстановила веру в армию, а также создала в лице Монти генерала – легенду. Роммель приносил 8–й армии несчастья; до Монти и Эль – Аламейна она пребывала в пораженческом настроении. Северная Африка создала в этом ядре британской силы вокруг Монтгомери опытную, крепкую и теперь уже надежную армию, готовую к грядущим испытаниям.

Тем не менее для союзников Северная Африка стала в некотором роде разочарованием. Многие надеялись, что операция «Торч» – вторжение в Марокко и Алжир – приведет к быстрому захвату Туниса и полному разгрому позиций Германии в Северной Африке. Но этого не произошло. Вместо этого Роммель мастерски осуществил отвод своих сил из Египта; немцы с большим тактическим и техническим искусством быстро укрепили свои силы в Тунисе [25], а западное острие наступления союзников увязло зимой 1942/43 года. Каждый из союзников винил другого за промедление и поражение: американцы говорили, что их английские союзники на северном фланге в Тунисе (1–я британская армия под командованием генерал – лейтенанта сэра Кеннета А.Н. Андерсона) слишком часто останавливались, чтобы попить чаю; англичане утверждали, что американцы неопытны и у них нет хорошего руководства.

Оба наблюдения – верны. Генерал Андерсон не был напористым командующим; его 1–я армия не проявила большого энтузиазма, чего удалось добиться Монтгомери в 8–й армии. А американцы были неопытны: если не считать нескольких подразделений под командованием высококлассных профессионалов, их первые действия против немцев в Тунисе оставляли желать лучшего.

Генерал Александер, который стал заместителем Эйзенхауэра в Северной Африке и должен был командовать 15–й армейской группой в Сицилийской кампании, определил одну из причин неудачной Тунисской кампании, когда сказал: «Послушайте, ваши парни не носят галстуки старой школы» [26].

Под этим он подразумевал то, что многие второпях обученные резервные и другие офицеры, призванные с гражданки, не были преисполнены чувством долга перед своими солдатами и своими подразделениями – чувством noblesse oblige (обязывающего положения), которое отличало воспитанников Уэст – Пойнта и британских офицеров из Сандхерста.

Многие американцы на раннем этапе войны даже не понимали, за что они воюют. Большинство сражались за «голубичный пирог» – что – то вроде понятия «дом и мама», что было скорее отрицательной, чем положительной предпосылкой.

Первые американские командиры были плохо подобраны; «круглые затычки в квадратных отверстиях», вероятно, хорошие штабисты, но плохие боевые командиры.

Наблюдались забавные провалы в знаниях многих основ ведения боя, например в чтении карт, а в тактических и ответных действиях американцев проявилась негибкость, которая радовала немцев и беспокоила тех, кто всегда считал, что американский солдат обладает высокой степенью инициативы.

Короче говоря, за исключением небольшого ядра из профессионалов, которые цементировали всю массу, американцы вошли в Северную Африку как любители; они стали зрелыми профессионалами, пройдя через тяжелые испытания на поле сражения. Северная Африка стала школой солдата, но не без напряжения и давления. Американцы были сильно шокированы, когда немцы, действовавшие с внутренних позиций, несмотря на меньшие силы, добивались явного превосходства в воздухе почти до самого окончания кампании [27]. В первый и последний раз во время европейской фазы войны наземные войска США действовали не имея преимущества в воздухе. В Кассерине американцы получили неприятный удар; их нагловатая самоуверенность исчезла. Но даже в сражении на линии Марет – последней позиции Роммеля перед его отходом в Тунис – 8–я армия Монти получила неприятный сюрприз и с трудом выцарапала победу из поражения; действительно, во время сражения некоторые английские офицеры думали и говорили: «Опять новый удар», «Отступление началось» [28].

Таким образом, Северная Африка показала вновь – и к удивлению американцев, которые верили в собственную пропаганду о том, что немцы всего лишь боевые роботы, – сильные боевые качества немецкого солдата, который даже в неблагоприятных условиях мог проявлять военную инициативу.

И она продемонстрировала некоторые слабые черты союзнической команды – различные национальные особенности, побуждения, ревность и личностные конфликты.

Это нашло свое отражение на самом верху; даже такой легкий человек, как генерал Эйзенхауэр, был раздражен красованием и высокомерностью Монтгомери. Айк, имевший строгие указания по формированию союзнической команды, вынужден был уволить некоторых офицеров, которые критически относились к своим британским союзникам. Даже Эйзенхауэр, критикуемый своими руководителями из – за медлительности действий и из – за дел с французским петенистом адмиралом Жаном Франсуа Дерланом (которого много критиковали в Америке), как говорят, сказал своим начальникам: «Я лучший чертов подполковник (его постоянное звание в то время) в армии США», подчеркивая, что он готов уйти в отставку, если Вашингтон не одобрит его в качестве руководителя.

То, что союзники преодолели эти трудности и в конечном счете сформировали работающую без трений команду, в большой степени заслуга Эйзенхауэра, лидера типа «генерала – управляющего», обязательного и разумного, а также генерала Александера, его заместителя, статного и пышущего здоровьем британца с трезвыми суждениями и спокойным, открытым характером [29].

Но при подготовке операции «Хаски» союзническому руководству пришлось объезжать группу диких лошадей, поскольку некоторые старшие американские и британские генералы, проверенные и хорошо проявившие себя в Северной Африке, были личностями, сильно отличавшимися друг от друга.

Монти, командовавший 8–й британской армией, подчеркивая свою значимость, говорил: «Это «моя» армия, «мои» солдаты, «мои» планы». Он намеренно выставлял себя дерзким, самоуверенным солдатом с пуританским воспитанием, который не курил и не пил. Монтгомери был высокомерным, эгоистичным, часто грубым, несколько снисходительным и фактически, несмотря на созданный им самим имидж, скрупулезным, пунктуальным и способным разработчиком планов, который делал многое, имея много, но не делал многое, имея мало. Был мастером, как выразился Айк, «образцового сражения», типом англичанина, которого большинство американцев и многие англичане считали невыносимым и несдержанным.

Генерал Джордж С. Паттон, командир 7–й американской армии, – это несущийся во весь опор кавалерист, который теперь вонзал свои шпоры в танки, напористый, даже безрассудно атакующий, вся жизнь которого проходила в сражении. Сложный, эмоциональный человек, получивший выучку в боях, великолепный танкист и специалист мобильной войны, он также проявлял театральность в одежде, внешности и манерах, но намного ярче и эмоциональнее, чем Монти.

Паттон был подвержен эмоциональным всплескам, говорил о неискренности англичан, иногда выражался по их адресу, перемежая свои слова ругательствами и оскорблениями, был патриотом и националистом до мозга костей и не мог понять заявления Эйзенхауэра: «Я достиг того момента, когда смотрю на себя не как на американца, а как на союзника» [30].

Одни солдаты Паттона ненавидели, а другие, наоборот, любили его и восхищались. И он был лидером, о котором все, кто служил под его командованием, могут сказать по прошествии лет с гордостью: «Я служил с Паттоном».

Даже некоторые менее высокие командиры, задействованные в операции «Хаски», с трудом вливались в команду. Омар Брэдли, который командовал 2–м корпусом 7–й армии, не только выступил против стиля руководства Паттона; у него выработалась постоянная и растущая неприязнь к фальшивым и высокомерным манерам Монти [31].

На менее высоком уровне как англичане, так и американцы выдвинули некоторых прекрасных дивизионных командиров, таких, как генерал – майор Лучиан К. Траскотт, который командовал 3–й пехотной дивизией США в операции «Хаски» – подразделением, получившем хорошую закалку при отработке так называемой «рыси Траскотта» – быстрого маршевого шага со скоростью до пяти миль в час [32]. Но даже на более низком уровне были проблемы, как, например, в «сражающейся первой» дивизии, которой командовали два храбрых боевых экстраверта – генерал – майор Терри де ла Мар – Аллен и его помощник генерал – бригадир Теодор Рузвельт – младший – два человека одного склада, которые любили запах пороха, воодушевляли, поднимали и вели вперед любивших их солдат, но личности которых поистерлись в «поисках славы». Они пренебрегали дисциплиной и оставляли руководство дивизиями на начальников штабов [33].

Проблемы с командованием еще более усложнялись из – за несогласованности союзнических военно – воздушных и сухопутных сил – как физической, так и психологической. Военно – воздушные силы обеих стран верили в централизованное управление всеми воздушными ресурсами командующим на театре боевых действий, а не в управление на более низком уровне; тесно связанная система воздушной поддержки между морской пехотой и военно – морскими силами, которая существовала в Тихом океане, и тесное сотрудничество тактических военно – воздушных сил с наземными войсками, которое позже проявится во Франции, еще не были разработаны.

Даже ключевая, но менее крупная операция, предшествовавшая «Хаски», показала еще до ее осуществления такие сильные разногласия, что Эйзенхауэр фактически был вынужден просить помощи у старшего британского штабного офицера, а позже охарактеризовал планирование по завоеванию Пантеллерии как одно из самых крупных проявлений стратегических разногласий с британцами во время Второй мировой войны [34].

Пантеллерия, итальянский остров, расположенный примерно в 60 милях от западного побережья Сицилии, контролировал Сицилийский пролив и был нужен союзникам в качестве дополнительной базы истребителей для поддержки операции «Хаски». Этот скалистый остров размером с Бронкс, испещренный туннелями и тяжело вооруженный береговыми артиллерийскими и зенитными батареями, «известный как «Гибралтар Центрального Средиземноморья», считался многими неприступным. «Многие из наших опытных командиров и штабных офицеров настойчиво выступали против попытки осуществить эту операцию», – позже заметил Эйзенхауэр [35]. Они боялись, что атака на крошечную гавань – единственное возможное место высадки на остров – будет отбита, что окажет катастрофическое действие на моральное состояние солдат и на саму операцию «Хаски».

Но Айк, при поддержке адмирала Каннингхэма, и энергичные усилия союзнических военно – воздушных сил, которые видели возможность «доказать» способность ВВС осуществлять завоевание самостоятельно, преодолели это противостояние.

Результат известен. Крепость оказалась не сильнее сердец защитников. Двадцать дней и ночей воздушных бомбардировок (которые в действительности принесли мало вреда батареям прибрежной обороны), а также тяжелые обстрелы с моря предшествовали запланированному нападению морских десантников. Однако 11 июня 1944 года, когда войска союзников усаживались в свои десантные катера, чтобы осуществить нападение, которого они так боялись, гарнизон из 11 199 человек, среди которых все, кроме 78, были итальянцами, сдался без боя [36]. Среди союзников – только одна потеря: британского томми зашиб мул.

Вскоре последовал захват двух других малых островов в проливе – Линосы и Лампедузы, а Пантеллерию быстро приспособили для американских истребителей П–40 малой дальности.

Авиационные инженеры американской армии удивили англичан, соорудив новую взлетно – посадочную полосу на Гозо, маленьком острове около Мальты, всего за 17–20 дней, а дополнительное число «Спитфайеров» разместили у юго – восточного побережья [37].

К выбранному дню «Д» для начала операции «Хаски» – в ночь с 9–го на 10 июня, когда луна стояла во второй фазе и в начале ночи было достаточно светло для проведения парашютной операции, а после полуночи достаточно темно, чтобы можно было подойти к острову с моря, – союзнические силы были готовы, несмотря на прошлые исторические разногласия и африканское наследие, связанное с нарушением их планов, к своей первой великой атаке в подбрюшье континента.

Сицилия, несмотря на слабость итальянских защитников, не была легкими воротами для взятия. «Необычайно красивый в своей суровости» [38], остров в июле 1943 года, как это было на протяжении тысяч лет, представлял собой изрезанную, выжженную солнцем землю, враждебную союзническим завоевателям своей местностью, климатом и примитивными дорогами, какой она была и для греков, и для карфагенян, и для римлян.

Это была вертикально скроенная суша, почти без ровных участков, основная часть которой покрыта горами с крутыми расщелинами, следующими одна за другой, с малым числом петляющих дорог, на большинстве которых не могли разъехаться две машины, земля, на которой было легко защищаться, а тактику определяла природа. Каменные стены маленьких городов представляли собой естественную защиту. За оливковыми или миндальными деревьями и террасными виноградниками тщательно ухаживали тем примитивным способом, который применялся крестьянами этой бедной земли уже сотни лет. По дорогам и тропам ездили на ослах, которые тащили за собой ярко раскрашенные повозки со смуглыми фермерами; автомобилей было мало.

Летом Сицилия – жаркая земля; в июле температура достигает 100 градусов по Фаренгейту. В некоторых ее частях свирепствовала малярия; как нападающие, так и защищающиеся страдали от лихорадки, некоторые инфекционные болезни были завезены из других регионов или достались в наследство от других кампаний.

Мессина, расположенная на берегу пролива, где, по древней легенде, жили Сцилла и Харибда, – главный стратегический центр, место стечения военных грузов и подкреплений, который находился напротив носка итальянского сапога.

Подходы к Мессине со стороны равнины юго – восточного побережья, где должна была высаживаться 8–я английская армия, сужаются и ограничиваются массивом горы Этна высотой 10 741 фут, которая почти выталкивает в море железную и грунтовую дороги из Сиракуз в Мессину. От пляжей на южном побережье, где предусматривалось вторжение американцев, суша резко поднимается к северу и западу с чередованием пиков и хребтов, представляя собой изрезанную беспорядочную местность с вершинами высотой более 5 000 футов.

Все дороги от южных берегов ведут либо на север к трансостровной центральной дороге и железной дороге, которые пересекают Сицилию от Катании до Палермо или фактически к береговым грунтовой и железной дорогам на северном побережье от Палермо до Мессины, которые, как и дороги на восточных берегах, выталкиваются в море рядами вершин и хребтов и соединяют многочисленные ущелья.

Сицилия и поныне представляет собой идеальную местность для решительных защитников. А немцы, хотя их было и мало, таковыми и являлись.

Завоевание Сицилии не было особым стратегическим сюрпризом ни для кого, кроме Гитлера. Еще до того, как для вторжения выстроились флотилии, оперативный штаб верховного командования вермахта подготовился к тому, что Балканы станут наиболее вероятной стратегической целью Запада в Средиземном море, но первыми целями противника, вероятно, будут итальянские острова, а затем, возможно, и сама Италия [39].

Гитлер вначале согласился с такими прогнозами, но позже он стал считать, что первый десант высадится на Сардинии, а не на Сицилии, и на Пелопоннесе и Додеканесе. Прийти к такому заключению, на что и надеялись англичане, ему помог хорошо разработанный обман англичан: они подкинули тело человека, «напичканное» такими документами, чтобы противник принял его за английского курьера с подбитого у побережья Испании самолета. В «секретных» документах говорилось о Греции и Сардинии как о действительных целях, и Гитлер заглотнул эту наживку. В оба района были направлены подкрепления [40].

Верховное командование немецкой армии 21 мая думало, что меры по защите Сардинии и Греции должны быть приоритетными; немецкие военно – морские силы накануне вторжения указали на Сардинию и Корсику как на «первые цели» с возможным нападением на Грецию [41].

Однако ни итальянское верховное командование, ни ответственные немецкие и итальянские командиры в этом районе не поддались на обман. Даже Муссолини опасался нападения союзнических сил на Сицилию, однако он отказался от предложения Гитлера о немецких подкреплениях, очевидно опасаясь, что увеличение количества немцев приведет к тому, что они станут командовать. Фельдмаршал Альберт Кессельринг, который первоначально был командующим германскими военно – воздушными силами в Италии, стал в январе 1943 года фактически, так же как и по должности, главнокомандующим группой войск «Юг», командующим всеми немецкими силами в районе Средиземного моря и старшим немецким офицером по связи с верховным итальянским командованием. Возможно, частично из – за немецкого влияния на итальянский штаб итальянцы и Кессельринг верили, что Сицилия будет наиболее вероятной целью союзников. Действительно, 20 июля Кессельринг двинул танковую дивизию «Герман Геринг» – недавно реорганизованное и вновь составленное подразделение – через Мессинский пролив; ко времени вторжения она заняла боевую позицию вместе с другой немецкой дивизией, направленной ранее на Сицилию.

А непосредственно перед вторжением немецкие и итальянские разведывательные самолеты обнаружили конвои союзнических сил [42]. Были замечены разведчики, выбравшиеся на берег возле Гелы. Подобные же сообщения появились из других различных районов юго – восточного побережья. К 1:00 10 июля перед началом морского десантирования командующий всеми немецкими и итальянскими силами на Сицилии генерал Гуззони, который предвидел высадку противника там, где она и произошла, объявил о боевой готовности в юго – восточной части острова [43].

Данный текст является ознакомительным фрагментом.