ГЛАВА ДЕСЯТАЯ ТАЙНЫЕ ЗНАНИЯ

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

ТАЙНЫЕ ЗНАНИЯ

Великая пирамида едва ли находилась в центре внимания Эдварда Сэйда, когда он в 1970-е гг. работал над своей книгой «Ориентализм». Уроженец Палестины, родившийся в Иерусалиме и ставший весьма авторитетным американским профессором сравнительного литературоведения, Сэйд намеревался рассмотреть и проанализировать сложные и порой болезненные отношения между империалистическими силами Европы и Северной Америки, с одной стороны, и регионами Азии и Африки, подвергшимися колонизации западными державами, — с другой. Сэйд выявил два важнейших аспекта западной научной и общественной мысли, определяющих отношение к Востоку, которые во многом обуславливают наш интерес к Великой пирамиде. Первый из этих аспектов сводится к тому, что даже серьезные студенты факультетов ориенталистики куда меньше интересуются тем, что происходит на Востоке сейчас, нежели событиями далекого прошлого, в котором они видят эпоху классического величия. Другими словами, настоящее представляется им упадком и декадансом великого минувшего. По их мнению, задача ученых, мыслителей и писателей - воскресить это славное прошлое и обратиться к нему, несмотря на упадок и деградацию настоящего. Именно поэтому наполеоновские саванты (ученые) считали своим долгом воссоздать реальный образ Древнего Египта, отталкиваясь от современного им, жалкого и ничтожного Египта, который не обладал ни мотивами, ни интеллектом для осознания своего бедственного положения. Этот же ориентализм объясняет многие попытки рассматривать пирамиды как нечто чужое, неегипетское, видя в них создания ветхозаветного Бога, следы присутствия инопланетян или творения странствующих атлантов - наследников погибшей Атлантиды.

Эти предположения обуславливают второй аспект ориенталистских представлений. Сам Восток существует в действительности не столь ярко, как в книгах и путевых заметках, в которых он предстает в воображаемых, а то и откровенно фантастических образах. Эти сочинения, основанные на информации из вторых и третьих рук, породили целый мир, отдельную самодостаточную реальность, имеющую весьма и весьма косвенное отношение к реальному Востоку. Образы этих писаний были чем-то совсем иным, что видели ученые, беллетристы и исследователи на колоссальных территориях, простирающихся от Египта до Китая. И теперь главное заключалось в том, что они вынесли из подобного чтения и как им избавиться от этих стереотипов:

«Предмет интересов ориенталиста вообще... имеет немало общего с магией и мифологией, с самодовлеющим и самодостаточным характером замкнутой системы, объекты внутри которой есть то, что они есть, просто потому, что они таковы раз и навсегда, в силу онтологических причин, изменить или пересмотреть которые не в состоянии никакие эмпирические факторы».

Другими словами, реальные факты и информация о Востоке слишком часто значат куда меньше, чем всевозможные предания и легенды о нем. В конкретном случае Великой пирамиды все то, что нам известно о Египте и его монументах, обычно далеко превосходит эмпирическую действительность.

В качестве примера давайте вернемся к Джону Гривсу (1602—1652), английскому геометру и антиквару. С Гривсом мы уже встречались в Главе 8 и рассказали о его обмерах Великой пирамиды и оставленном им обширном метрическом наследии, которое многочисленные энтузиасты—интерпретаторы Библии находят крайне интригующим. С одной стороны, Гриве был стойким приверженцем фактов. В своей работе он пользовался очень точной 10-футовой мерной рейкой и со скрупулезной тщательностью записывал данные своих измерений как внутренних пространств пирамиды, так и ее наружных пропорций. С другой стороны, проводя свои замеры, Гриве иной раз неоправданно полагался на старинные манускрипты. Упоминая о ходе, ведущем в глубь Великой пирамиды, о котором Диодор Сицилийский в I веке до н.э. писал, будто этот ход более не существует (хотя наблюдатели, осматривавшие пирамиду в конце XVIII века, видели его), Гриве соглашается с Диодором, не доверяя собственным глазам. В работе Гривса факты и легенды о Великой пирамиде борются друг с другом. И борьба эта продолжается и много лет спустя.

Древние корни

Египет - это кладезь высшей премудрости; древние египтяне - хранители священного, мистического и практического знания, давно утраченного и затерянного во времени; золотой век, предшествующий письменной истории человечества... Все это - сами по себе весьма древние воззрения, высказанные мыслителями на протяжении многих веков. Кто возьмет на себя смелость утверждать, что все эти предания - пустые вымыслы? В самом деле, их удивительная стойкость и долговечность - лишнее свидетельство того, что в основе их лежит нечто большее, чем крошечное зерно истины. Египет на протяжении тысячелетий привлекал к себе взоры мыслителей всех направлений.

Когда в V в. до н.э. в Египте побывал Геродот (484—425 гг. до н.э.), начитавшийся и наслушавшийся всевозможных преданий далекого прошлого, Египет, представший его глазам, резко отличался от всего прочего мира. Образ жизни, культура и религиозные верования его жителей показались странными даже этому греку, немало попутешествовавшему на своем веку. «Что же до Египта, - писал он, - то я не стану много говорить о нем, потому что более нигде нет такого обилия диковин и нигде в мире, кроме него, нельзя увидеть столько памятников несказанного величия». Будучи историком, Геродот был восхищен страной, историческая память жителей которой простиралась на сотни поколений в глубины минувшего.

Отчасти в связи с этой долгой исторической памятью Платон (427—347 гг. до н.э.), написавший свои диалоги значительно позже Геродота, воспринимал Египет как первоисточник культуры и цивилизации. В диалогах «Тимей» и «Критий», в которых изложена история существования и гибели Атлантиды, Платон утверждает, что Солон (ум. в 559 г. до н.э.), великий афинский законодатель VI в. до н.э., совершил путешествие в Египет, чтобы поучиться мудрости у тамошних жрецов, утверждавших, что возраст их традиции превышает 9 тысячелетий[91]. (Это не такой уж пустой звук, если учесть все то, что нам известно о возрасте Сфинкса.) В диалогах «Федр» и «Филеб» Платон рассказывает о египетском боге или богоподобном человеке, который принес роду человеческому знания о числах, вычислениях, алфавите, математике и астрономии. Платон назвал его Тевт - искаженное древнеегипетское Тот.

Диодор Сицилийский (ок 80—20 гг. до н.э.) продолжил традицию восприятия Египта как источника древнегреческой науки и премудрости, изучив книги и писания мужей древности, побывавших, подобно Солону, на берегах Нила в поисках мудрости. Некоторые из этих персонажей - явно вымышленные. Один из них - Орфей, сын Аполлона и Каллиопы[92], бог музыки, пытавшийся спасти свою возлюбленную и вызволить ее из подземного царства теней. Другим считался Музей, второстепенное греческое божество, бывшее либо сыном, либо учеником Орфея. Другие персонажи этого списка - реальные исторические личности, начиная с Гомера (ок. 800 г. до н.э.), величайшего эпического поэта, автора поэм «Илиада» и «Одиссея», за которым следовали Ликург (ок. 600 г. до н.э.), отец-основатель военного государства Спарта[93]; Фалес[94] (ок 624—547 гг. до н.э.), выдающийся философ и математик; естественно, сам Платон; Пифагор (ок. 569—475 гг. до н.э.), считающийся первым в мире математиком-теоретиком; и Евдоке[95] (ок 400—347 гг. до н.э.), математик и астроном, известный как первый грек, составивший карту звездного неба.

Важно помнить, что сам факт того, бывали ли эти славные мужи Греции в Египте, не имеет существенного значения. Куда важнее, что грекоязычные образованные люди эллинистического периода и римской эпохи видели в Египте источник тех знаний, которые мы сегодня именуем цивилизацией. Кроме того, некоторые из этих знаний восходили к глубокой древности (вспомнить хотя бы ту 9000-летнюю традицию, о которой упоминает Платон) и часто считались тайными. Пифагор, стремившийся объединить математику и философию, требовал от своих учеников клятвы хранить молчание о его трудах, окутанных покровом тайны.

Бог, которого греки эпохи эллинизма считали божественным воплощением мудрости и источником тайных египетских знаний, - это Тот, имя которого Платон ошибочно прочел как Тевт. В наиболее древних египетских мифах сказано, что Тот появился из головы Сета[96] после того, как тот случайно проглотил семя Гора. Тот принес с собой противоположные аспекты этих вечно противоборствующих крайностей. Так, Гор олицетворял порядок и справедливость, а Сет был воплощением хаоса и вражды. В эпоху Древнего царства преобладала разрушительная ипостась Тота. Его обычно называли владыкой убийств, который уничтожил несметные полчища царей Азии и поверг врагов своих в прах. «Тексты Пирамид», написанные на усыпальницах в Саккаре в период правления V, VI, VIII династий, описывают его отрезающим головы и вырывающим сердца у живых людей. Но Тот, которого часто изображали с головой ибиса или бабуина и туловищем человека, часто выполнял функции судии и вестника богов, а также стражем ока Гора, которое бог потерял в своей эпической битве с Сетом - того самого ока[97], которое впоследствии стало символизировать знание и мудрость. В период правления XII династии жрецы храма Тота в Гермополисе составили так называемую «Книгу двух путей» (представляющую собой часть обширного собрания надписей, известных под общим названием «Тексты саркофагов»), подробное изложение эзотерического учения, которое описывает загробную жизнь и является предшественником другого, более известного памятника - «Египетской Книги Мертвых». «Тексты саркофагов», представляющие собой заклинания, написанные на саркофагах и гробах высокопоставленных чиновников Среднего царства, вносят дополнительный вклад в репутацию Тота как автора священных текстов. Ко временам Нового царства Тот из служителя зла и уничтожения превратился в бога, создавшего все искусства и культуру. Именно такую роль приписывает ему Платон в своих диалогах.

«Книгу двух путей» часто называют наиболее древним герметическим текстом, то есть прямо связывают с учением личности (иногда считающейся человеком, порой именуемой божеством), которая начала свой путь с именем Тота и со временем превратилась в загадочную персону, известную под именем Гермес Трисмегист[98]. Встретившись с персоной и культом Тота, греки вспомнили о своем собственном боге, Гермесе, однако Тот выглядел фигурой более крупного масштаба. Поэтому они стали именовать египетского Тота «Гермесом Трижды Величайшим», так что в итоге появилось некое синкретическое греко-египетское божество - Тот-Гермес. Корень Гермес фигурирует и в словах герметика и Гермополис, причем последнее означает по-гречески «город Гермеса». Как и Тот, Гермес считался вестником олимпийских богов, приносящим людям, обитающим на земле, речи небожителей - богов и богинь. Римляне приняли Гермеса в свой пантеон под именем Меркурия, наделив его крылатыми сандалиями, чтобы он мог быстрее преодолевать путь между небом и землей. Они дали его имя планете, обращающейся вокруг Солнца по самой короткой орбите, что символизировало быстроту Гермеса-Меркурия и его близость к божественному началу (напомним, что планета Меркурий описывает самый короткий и быстрый путь вокруг Солнца).

Христиане и алхимики

К тому времени, когда Гермес Трисмегист обрел свое полное имя, древнеегипетская духовность уже успела найти пути в окружающий мир, сперва - в страны эллинистического Средиземноморья, а затем - на более обширные пространства, во владения Римской империи. Осирис, который стал не только богом подземного мира, но и владыкой солнца, получил новое имя - Серапис[99]. Серапис поначалу воспринял отдельные аспекты Зевса, верховного божества греков, а затем - Юпитера, верховного бога римского пантеона, превратившись в божество, сочетавшее в себе элементы египетских, греческих и римских богов.

Исида, супруга Осириса, точно так же представляла собой достаточно эклектичное божество. Из матери Египта она превратилась в Матерь Мира[100], универсальную Богиню-Матерь[101], которая, согласно древнеримской надписи, сохранившейся в итальянском городе Капуя, была «одним, вмещающим в себе все». В «Золотом осле», написанном Луцием Апулеем[102] (ок. 123/124 - после 170? г. н.э.) в середине или конце II в. н.э. и представляющем собой единственный сохранившийся до наших дней римский роман, Исида выступает в роли главной героини и описывает себя так:

«Я - Природа, матерь всего сущего, владычица всех стихий, прародительница миров, первородное дитя времени, владычица всех вещей духовных, царица мертвых, а также царица бессмертных, единственное воплощение всех богов и богинь, какие только есть. Мой кивок повелевает сияющими высотами Небес, дыханием всех морей и скорбным безмолвием мира, простертого внизу. Хотя мне поклоняются в разных обличьях, известных с незапамятных времен, во всех обрядах и всех таинствах, весь мир почитает только меня. Древние фригийцы называли меня Пессинунтика, Матерь богов; афиняне, возросшие на своей земле, величали меня Артемидой Селеной; для критян я была Афродитой Пафосской; для критских лучников я - Диктинна[103]; для триязычных сицилийцев я - Прозерпина Стигийская, а для элевзинцев я - их древняя Матерь Зерна.

Некоторые знают меня как Юнону, другие - как Воительницу Беллону[104], для иных я - Геката[105], для иных я - Рамнубия, но только два народа: эфиопы, над чьею страной прежде всех сияет утреннее солнце, и египтяне, которые издревле превзошли всех в учености и премудрости и поклоняются мне в своих церемониях, - называют меня моим истинным именем: царица Исида».

Христианство стало официальной государственной религией Римской империи после принятия его императором Константином[106] (прав, в 306—337 гг. н.э.), который сознавал важность объединения империи под единым религиозным символом. Естественно, подобное развитие событий представляло угрозу для языческих религий и культов. В этих условиях культы Сераписа и Исиды сохранялись долее других, проскользнув в христианский мир с черного хода мифологических аналогий. Многие христиане видели общую архетипическую основу страданий Христа на кресте, за которыми последовало Его воскресение, и ужасной гибелью Осириса, изрубленного на куски, после чего он также воскрес. Гор также нес в себе известные черты аналогии с Христом, в первую очередь - в том, что оба они появились на свет чудесным образом: Христос родился от Девы Марии, а Гор - от Исиды, которая зачала его от своего изрубленного супруга, которого сама воскресила к жизни. Исиду даже изображали во многом так же, как Деву Марию: египетская богиня кормила грудью Гора, а Дева Мария - младенца Иисуса. Мадонна, культ которой возник гораздо позже, была воплощением Исиды и Марии, а младенец у нее на руках сочетал черты Гора и Иисуса. Мария же, в свою очередь, стала богиней, которую описывал Луций Апулей: это была Исида, облачившаяся в одеяние христианки.

Комплекс Осирис-Исида-Гор представлял собой только начало того обширного вклада, который древнеегипетские языческие верования внесли в идеологию раннего христианства. Сложные и развитые представления египтян о по-смертии, резко контрастировавшие с подземным миром теней древних греков, способствовали формированию христианского образа небесного царства. Египтяне эпохи Нового царства верили в существование огненного ада - еще одна идея, привнесенная ими в систему христианских верований, складывавшуюся в то время. Историю о том, что Иисус после Своей смерти снизошел в ад, то есть совершил путешествие в загробный мир, не прочесть в Евангелиях, однако она, с 359 года н.э. являющаяся составным элементом («членом») официального христианского Символа веры, по всей видимости, основана на легендах, возникших в Египте. Более того, практика мумификации усопших сохранялась у христиан Египта вплоть до прихода ислама, который в VII веке вторгся в Египет и Палестину из Аравии и распространился по всей Северной Африке.

Ориген (185?—254?), один из наиболее влиятельных и глубоких богословов раннехристианской церкви, известных под общим названием отцов церкви, утверждал, что Иисус приходил в Египет в зрелые годы и изучал там магическое искусство, которое Он впоследствии якобы использовал при совершении Своих чудес. Блаженный Августин в своем обширном сочинении «О граде Божием» посвятил несколько глав Гермесу Трисмегисту, который в его, Августина, эпоху воспринимался уже как великий и притом смертный - человек, а не как бог. Из всех Отцов церкви блаженный Августин оказал наиболее заметное влияние на христианскую традицию. Поэтому его серьезный разбор мнений и взглядов, приписываемых Гермесу Трисмегисту, дал мощный импульс дискуссии о герметических идеях, развернувшейся среди схоластических богословов XII и XIII вв., а также позднейших авторов, писавших о Боге и роде человеческом. В эпоху Возрождения учения, приписываемые Гермесу, были заново открыты, и переводы герметических текстов были встречены с необычайным энтузиазмом. Гермес Трисмегист считался крупнейшим авторитетом в области философии, истинность которого подтверждается его древностью, и выдержки из его трудов цитировали такие авторы, как Пьер Абеляр (1079—1142), (Альбертус Магнус) Альберт Великий (1200—1280), Фома Аквинский (1225—1274), Николай Кузанский (1401 — 1464), Марсилио Фичино, Джордано Бруно (1548—1600) и Бонавентура (1569-1647).

Эта открытость христианства всевозможным египетским идеям и образам, а также курьезное наложение на христианскую мысль позволили другой ветви герметической традиции расцвести пышным цветом в Европе эпохи Средневековья и Нового времени. Этой ветвью была алхимия. Истоки алхимии теряются во тьме веков; совершенно ясно, что ее возраст насчитывает многие тысячи лет. Важной фигурой, связанной с алхимией на закате Античности, был Зосим[107] (ок. 300 г.) из Панополиса, древнеегипетского города, носящего сегодня название Ахмим. Хотя Зосим - фигура несомненно историческая, о его жизни не известно практически ничего. Однако сохранились некоторые из его писаний, в которых упоминается целый ряд писаний, включая и тексты Гермеса. Некоторые ранние алхимические тексты, часть которых датируется II в. до н.э., написаны на греческом, а не на египетском языке, но в них часто упоминаются египетские боги, в особенности - святое семейство: Осирис, Исида и Гор. Любопытно, что в качестве автора одной из работ по алхимии назван Хуфу, хотя сам этот труд написан по-гречески. Дело в том, что в период римской оккупации Египта Великая пирамида ассоциировалась с алхимией.

Алхимия, будучи наукой наук, несла в себе несомненно египетский колорит[108], корни которого восходят к эпохам Нового царства или даже более раннему периоду. Еще в эпоху Древнего царства египтяне считали камни не инертным материалом, а живыми существами. Например, уже упоминавшиеся нами «Тексты пирамид» описывают ляпис-лазурь (лазурит)[109]как субстанцию, растущую подобно растениям, а тела богов изображены состоящими из золота и лазурита.

Алхимия на поверхностном уровне занималась превращениями простых металлов в драгоценные, и чаще всего - свинца в золото. В основе ее - манипуляции с трупом фараона, который в обычных условиях давно бы разложился и превратился в прах. Мумификация[110] тела как бы выключала этот естественный процесс разложения, и магическая сила пирамиды превращала покойного фараона в звезду, живущую на небесах вместе с Осирисом. Христианство совершало и совершает нечто подобное. Всякий раз, когда священник прочитывает тайносовершительные молитвы во время мессы, обычные хлеб и вино превращаются в тело и кровь Христа. И в том и в другом случае несовершенный, разлагающийся мир становился совершенным, бессмертным.

Алхимические трансформации свинца в золото - сама по себе непростая задача. Дело здесь куда сложнее, чем превращение ящичка с рыбацкими грузилами в настоящее сокровище. Нет, главной целью и задачей алхимии была трансформация личности, восхождение индивидуума с более низкой ступени на более высокую. Великий швейцарский психиатр Карл Юнг, порвавший со своим учителем, знаменитым Зигмундом Фрейдом, чтобы посвятить себя изучению психологического аспекта природы человека, считал алхимию своего рода развернутой метафорой психологической трансформации, возводящей индивидуума на более высокую ступень самосознания и познания мира.

Розенкрейцеры и вольные каменщики (масоны)

Во многих культурах древности, к которым восходят современные традиции, путь к психологической трансформации и духовному пробуждению лежит через инициацию. Развитие индивидуума начинается с непросветленного состояния и проходит через целый ряд ритуалов, пока на заключительном этапе адепт не достигает просветления. Это относилось и к богословию Древнего Египта и, на мой взгляд, имело важное значение для постижения смысла и цели Великой пирамиды.

Инициация (посвящение) присутствует во многих духовных традициях по всему миру. Так, например, в буддийских и христианских монастырских практиках посвящаемый в монахи должен пройти несколько этапов послушания, чтобы стать полноправным членом религиозной общины. Система поясов разного цвета в школах восточных боевых искусств представляет собой зримое выражение прогресса, достигнутого учеником на пути от начинающего к мастеру. Инициацию трудно назвать чем-то новым. Современные попытки реконструировать древнеегипетские ритуалы посвящения (наряду со священными мистериями и знаниями, лежащими в их основе, которые действительно могли быть связаны с Великой пирамидой) осуществляются на протяжении нескольких последних веков и сочетают в себе особую идеологию, тексты и анализ, в которых сакральные учения легендарного Египта часто смешиваются со специфическими аспектами алхимии и герметической традиции. Эти тайные традиции получили свое выражение в движении розенкрейцеров и вольных каменщиков (масонов).

Хотя никакая герметическая традиция не возникает из вакуума и не является плодом усилий какого-то одного человека или одного мифа, иногда можно слышать утверждения, что розенкрейцерство появилось благодаря усилиям легендарной личности по имени Христиан Розенкрейц (существует и другой вариант произношения: Розенкройц). Розенкрейц, по официальной биографии, родился в конце XIV в., учился в Египте, Йемене и Марокко, а после смерти велел положить с собой в гроб тайную книгу, чтобы ее могли найти будущие поколения. Имя Розенкрейц по-немецки означает «Розовый крест»[111]. Его имя и фамилия тоже символичны: Христиан - христианин, Розенкрейц - связывает смерть Христа на кресте с розой - символом воскресения. Эту ассоциацию пропагандировал сам Мартин Лютер. Ранние розенкрейцеры, такие как Иоганн Валентин Андреа, Адам Хасльмайр (1562—1630) и Михаэль Майер (1566— 1622), пользовались идеологической эклектикой, смешивая идеи из самых разных источников, включая учение швейцарского алхимика Парацельса (1493—1541), каббалы, арабских алхимиков и герметиков. Все они еще более увеличили популярность Египта как источника всяческой мудрости.

Главный труд раннего этапа развития розенкрейцеров-ских идей - трактат «Алхимический брак Христиана Ро-зенкрейца в 1459 г.», написанный в начале XVII в. вышеупомянутым Андреа. Это произведение представляет собой автобиографический рассказ о посвящении Христиана Розенкрейца в тайную премудрость, заканчивающийся воскрешением и мистическим браком. Один из эпизодов этой истории, в котором царь и царица, обезглавленные черным человеком с огромным топором, совершают плавание на ладье через озеро к странному квадратному острову, весьма напоминает миф об Осирисе и Исиде.

На раннем этапе объединение розенкрейцеров отражало стремление к единству Европы, раздираемой кровавыми религиозными войнами между католиками и протестантами. И хотя это движение стремилось облечься в христианские одежды, оно подвергалось яростным нападкам со стороны самых разных клерикальных сил. Высший теологический факультет Парижского университета зашел настолько далеко, что предал проклятию и Парацельса, и Гермеса Трисмегиста. Розенкрейцеры, вынужденные уйти в подполье, возродились с новой силой и заявили о себе во второй половине XVIII в. в русле движения, именовавшегося «Золотой и розовый крест древнего обряда», которое пользовалось особенно заметным влиянием в Пруссии. Это объединение стремилось найти способ устранить элементы язычества в египетском учении, которые ставили в тупик христиан, избегавших проповеди невоцерковленных взглядов. Согласно легенде, которую активно распространял орден, некий египетский жрец по имени Ормуз из Александрии был обращен в христианство самим апостолом Марком и впоследствии очистил учение египетских мудрецов от языческих элементов. В результате члены ордена не усматривали никаких противоречий между своей алхимической практикой и «египетскими» обрядами и ритуалами, каббалистикой и христианским вероучением.

В конце XIX - начале XX века возникло немало всевозможных «дочерних» ответвлений, претендовавших на связь с истинной розенкрейцеровской традицией. В 1915 г. Гарвей Спенсер Льюис (1883—1939) возобновил Древний и мистический орден розового креста (AMORC).

Начиная с 1927 г. штаб-квартира AMORC находится в Сан-Хосе, Калифорния. В наши дни она занимает комплекс зданий в египетском стиле, в которых размещается обширное собрание древнеегипетских артефактов. AMORC, в большей степени, чем любая другая группа в рамках розенкрейцеровской традиции, прямо увязывает между собой египетскую мудрость, алхимию и христианство. Эта организация утверждает, что в основе ее деятельности лежит традиция, восходящая к 1500 г. до н.э., когда фараон Тут-мос II якобы основал орден розенкрейцеров. По мнению ее членов, пирамиды представляют собой не усыпальницы, а храмы древнего знания и мистического посвящения.

Льюис, о книге которого «Символическое пророчество Великой пирамиды» мы уже говорили в Главе 8, указывал на общие корни древней мистической традиции Великой пирамиды и христианства. Льюис рассматривал Христа как одну из многих посвященных и просвещенных фигур, который черпал свою мудрость из архаической традиции, увековеченной в древнеегипетских монументах.

Хотя масонство официально не было составной частью движения розенкрейцеров, оно было открыто навстречу их идеалам и даже заимствовало некоторые из них, включая систему иерархии (масонских градусов), а также принцип братства, считавшийся более высоким, чем социальный статус или религиозная принадлежность. Хотя у масонов были предшественники и в XVII в., и даже раньше, возникновение масонского движения часто связывают с датой 24 июня 1717 года, когда в одной лондонской таверне представители четырех лож юга Англии избрали некоего Энтони Сэйе-ра первым великим мастером. И хотя ранние масоны претендовали на связь с библейской традицией и, в частности, храмом Соломона, на печати одной из лож в Неаполе, Италия, были изображены пирамида и Сфинкс. Группа немецких масонов, именовавшая себя «Африканские зодчие», во главе которой стояли Карл Фридрих Кёппен (1734—1797) и Иоганн Вильгельм Бернгард фон Гимен, пошла еще дальше. Кёппен и Гимен создали сложную систему из семи степеней-градусов, основанную на информации о древнеегипетских жрецах-посвященных, заимствованной из классических текстов. Адепт начинал свой путь в ложе со степени послушника, а завершал, достигнув градуса пророка - градуса, доступ куда он получал посредством пароля «ибис», то есть названия зооморфного воплощения Тота и Гермеса Трис-мегиста. И хотя Кёппен, устав от интриг между различными немецкими ложами, позднее вообще покинул ряды масонства, созданная им иерархия посвящений продолжала оказывать заметное влияние и способствовала формированию ритуалов и практик современных масонов.

Человеком, который на практике самым тесным образом увязал масонство с Египтом, был широко известный и крайне противоречивый персонаж, известный под именем графа Калиостро (1743—1795). Уроженец Палермо на о. Сицилия, Калиостро развил бурную деятельность, учреждая одну масонскую ложу «египетского обряда» за другой во Франции, Польше, нынешних государствах Балтии и Швейцарии. Калиостро утверждал, что свои тайные знания (якобы те же самые, которыми располагал и Моисей) он получил в потайных пещерах, скрытых под египетскими пирамидами. Кроме того, он утверждал, что некоторое время учился в Медине, городе на Аравийском полуострове, где получил приют основатель ислама Мухаммед после того, как жители Мекки изгнали его за проповедь новой религии. Там, в Медине, он, по его словам, встречался со жрецами из подземных египетских храмов и приобрел у них древние изваяния крупнейших древнеегипетских масонов, первоначально стоявшие в храме Исиды. Учителем Калиостро якобы был некий Альтот - имя, восходящее и к богу Тоту, и к названию популярной в XVIII веке повести «Сетот». В этой повести, которую опубликовал в 1731 году французский эллинист аббат Жан Террасой, рассказывается о молодом человеке, посвященном в таинства Исиды в камере внутри Великой пирамиды. Из этого сочинения маститого прелата Калиостро позаимствовал немало деталей своей «инициации».

В конце концов граф был отлучен от церкви. Поскольку масонство носило антиклерикальный характер, римско-католическая церковь практически с самого начала объявила его ересью. В 1791 году суд инквизиции приговорил Калиостро к смерти за пропаганду воззрений египетского масонства, однако добросердечный папа Пий VI заменил казнь пожизненным заключением. В 1795 году Калиостро скончался в папской тюрьме возле Урбино.

Многие крупнейшие мыслители и писатели той эпохи прямо называли Калиостро авантюристом и мошенником. Так, Иоганн Вольфганг фон Гёте (1749—1732) высмеял Калиостро в пьесе «Великий копта» (1791), после того как лично побывал в Палермо и выяснил далеко не благородное происхождение «графа». Тем не менее, несмотря на дурную репутацию Калиостро, он многое сделал для актуализации того бесспорно египетского элемента, который присутствовал в масонстве. А поскольку масоны были весьма влиятельны в сфере искусства, литературы и политики, египетские составляющие их взглядов получили распространение в общественной и интеллектуальной жизни.

В XVIII веке масонство было завезено в Северную Америку в качестве важнейшей политической и религиозной силы, будучи выражением той антиклерикальной религиозности, к которой тяготели многие отцы-основатели Соединенных Штатов. Масонами были Джордж Вашингтон, Томас Джеф-ферсон и Бенджамин Франклин, а также многие другие, менее известные «отцы-основатели» Соединенных Штатов. Египетский элемент, присутствующий в масонской практике, хорошо заметен на монументе Вашингтона, имеющем характерную форму древнеегипетского обелиска, и, естественно, на купюре достоинством 1 доллар[112]. На нем изображена Государственная печать Соединенных Штатов, на которой представлена неоконченная пирамида, увенчанная Всевидящим Оком.

Изображение окружают латинские надписи «Annuit coeptis» и «Novus ordo». Эти девизы, перекликающиеся со строками древнеримского поэта Вергилия (70—19 гг. до н.э.), означают: «Он одобрил наше дело» и «Новый порядок времен». Печать символизирует мысль о том, что идеи, лежащие в основе государственности Соединенных Штатов Америки, уходят своими корнями в Древний Египет. Эта печать, созданная в 1776— 1782 годах, на заре формирования новой национально-государственной общности, придавала только что возникшему государству статус легитимности, гарантируемый древностью и особой ролью Египта.

В монархической Европе связи масонства с Египтом наиболее ярко проявились в сфере искусства. Вольфганг Амадей Моцарт (1756—1791)[113] вступил в ряды масонов в Вене и попытался изложить вновь обретенные взгляды в музыке и сюжете своей последней оперы, «Волшебная флейта». Опера, либретто которой написал собрат Моцарта по масонской ложе Эммануил Шиканедер, воспроизводит мистерии Исиды и показывает ритуал инициации внутри пирамиды.

В 1797 году Фридрих Шиллер (1759—1805), ближайший друг и сподвижник Гёте, опубликовал свою поэму, озаглавленную «Сокровенный образ в Саисе», которую до сих пор изучают в колледжах на лекциях по классической немецкой литературе. Поэма рассказывает о молодом посвященном в храме Исиды в Саисе. На посвятительном свитке в храме Исиды была начертана надпись, гласившая: «Я - та, которая есть, которая будет и которая была. Никто не поднимет мой покров. Плод, который я приношу, - солнце». Посвященный у Шиллера, отважный юноша, уверенный в своей неуязвимости, проникает ночью в храм и приподнимает покров. Не подготовленный к лицезрению того, что предстало ему, он получает смертельную рану и, умирая, предостерегает других не приближаться к высшей истине в состоянии греховной нечистоты. Тайные знания Египта были и притягательными, и смертельно опасными.

Разоблачение Исиды

Несмотря на некоторые отличия от масонов и розенкрейцеров, теософы позаимствовали многие их идеи. Из всех преемников и наследников герметических знаний они считали себя идеологически наиболее «чистыми», достойными приблизиться к древнему образу и приподнять его покров без страха немедленной смерти-возмездия. Елена Петровна Блаватская (1831 — 1891), центральная фигура основанного ею теософского движения, озаглавила свой известный труд «Разоблаченная Исида» (1877). Она дерзнула отважиться на то, что принесло смерть посвященному у Шиллера: заглянуть в оккультные силы природы и открыть христианство для восприятия идей религиозно-философских учений Востока.

Блаватская была весьма колоритной и патетической фигурой. Дочь полковника императорской армии, она родилась в 1831 году на Украине и в молодости сделала завидную партию, выйдя замуж за вице-губернатора Еревана (Армения), также бывшего в те времена частью Российской империи. Однако ее замужество продолжалось всего несколько недель. Блаватская бежала в Константинополь (тогдашний Стамбул), чтобы оказаться вне досягаемости для русских властей, а впоследствии перебралась в Каир. Она утверждала, что провела целых семь лет на Тибете, учась на правах послушника у духовного учителя, но вполне возможно, что эта история - не более чем вымысел. В 1873 году Блаватская уехала в Соединенные Штаты, а через несколько лет направилась в Индию и вернулась в Европу. Она поселилась в Англии, где и прожила до своей кончины в 1891 году. В бытность свою в Англии Блаватская завязала знакомства со многими влиятельными людьми, в частности - Уильямом Батлером Йейтсом[114], ирландским поэтом, лауреатом Нобелевской премии.

Блаватская утверждала, что древние культуры таят в себе некую утраченную священную мудрость, которую необходимо найти и сделать достоянием всех и каждого. В некоторой мере она опиралась на писания масонов и розенкрейцеров. Однако Блаватская использовала и труды серьезных ученых-египтологов, начиная с исследований французских савантов и кончая такими маститыми учеными XIX века, как Ричард Проктор и Уильям Флиндерс Петри. Эти научные труды и были тем самым разоблачением - образно говоря, снятием покрова тайны с многообразной и загадочной культуры Египта. Кроме того, Блаватская обращалась к религиозной традиции за пределами Египта: к христианству, буддизму и индуизму. Блаватская пыталась очистить их от позднейших наслоений и выявить их духовную сущность, способную противостоять натиску материалистического научного детерминизма той эпохи.

 Она зашла настолько далеко, что попыталась реконструировать древнейшую духовную историю рода человеческого. Блаватская перенесла Адама, Еву и Эдемский сад на погибший древний континент Лемурию и в своем втором труде, «Тайная доктрина» (1889), подробно описала Атлантиду.

Будучи философским (и в значительной мере религиозным) течением, черпавшим свои инспирации в образе великой богини-матери, теософия несла в себе четко выраженную феминистскую составляющую. Не желая жить с супругом, который пришелся ей не по нраву, Блаватская порвала узы брака и покинула родину ради того, чтобы вести свободную жизнь. Ее бурная энергия произвела сильное впечатление на Анни Безант (1847—1933), видную английскую феминистку, судьба которой отчасти напоминала историю самой Блаватской. В молодости она вышла замуж за чиновника и родила двоих детей, но вскоре ее независимый дух вступил в конфликт с ортодоксальной церковностью мужа. Когда она отказалась принять причастие, он выгнал ее из дома. Полностью порвав с христианством, Безант стала ярой поборницей контроля за рождаемостью, защитницей прав угнетенных и сторонницей социализма. Она вступила в Теософское общество и вскоре стала ближайшей сподвижницей Блаватской. Безант отправилась вместе с Блаватской в Индию, где изучила санскрит и после смерти Блаватской написала труд «Древняя мудрость: Изложение теософского учения» (1897). Хотя ее более всего интересовали различные учения Индии, Безант публиковала книги о Гермесе Трисмегисте, включая «Евангелие Гермеса» Дункана Гринлиса.

Визионер и ученый-мистик Рудольф Штейнер (1861 — 1925) в молодости был теософом, многое позаимствовавшим в книгах Блаватской и Анни Безант, и считал Египет духовной родиной всех людей. В длинном цикле лекций Штейнер изложил свою веру в реинкарнацию, заявив: «Мы все, вероятно, уже жили в Древнем Египте». Поскольку идеи, как и души, по его мнению, способны возрождаться вновь, Штейнер также говорил, что «наши современные истины - это перевоплотившиеся египетские мифы» и что «вся современная культура кажется нам напоминанием о культуре Древнего Египта».

Отвеивая пшеницу от плевел

Как подчеркивает Эдвард Сэйд, большая часть историй о Востоке и гипотез о происхождении Великой пирамиды -чистой воды литературщина. Работая не столько с микроскопом, сколько с зеркалом, многие мыслители, писатели и философы связывали свои устремления с Древним Египтом и пирамидами, стремясь придать своим созданиям патину и авторитет седой древности. И вот теперь их идеи и измышления обрели собственную жизнь, никак не связанную с нашими расхожими представлениями о Великой пирамиде и Египте в целом. Разумеется, это не значит, что абсолютно все идеи, дошедшие до нас в русле герметической и теософской традиции, априорно ложны. На самом деле герметическая традиция вполне могла сохранить элементы посвятительных и теологических аспектов древнего знания, которые в противном случае проигнорировала или отвергла бы материалистическая наука, занимающая доминирующее положение в академической египтологии. Добавьте к герметической трактовке внимательное изучение материалов и фактов, найденных в самой Великой пирамиде, - и мысль о том, что этот монумент служил местом совершения ритуалов и инициации, обретает еще более глубокий смысл.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.