7

7

После поражения в битве при Сауле оставшиеся в живых братья-рыцари направляют послов в Рим и умоляют Папу замолвить за них словечко перед тевтонцами. В этот раз понтифик настоял на объединении: в Риме понимали, что после разгрома Ордена Меченосцев Ливония осталась без защиты. Тевтонцы посылают в Ливонию Германа Балка, который становится первым «провинциальным магистром ливонским» (1237 г.).

Объединение разгромленных Меченосцев с Тевтонским Орденом наши историки представляют как свидетельство подготовки вторжения на Русь. Так, Гумилев пишет: «В 1237 г. рыцари-монахи двух орденов — Тевтонского и Меченосцев, объединившись, создали мощный Ливонский орден. Фактически образовалось «военно-духовное» государство, целью существования стал захват Прибалтики, продвижение на Русь и насильственное окатоличивание покоряемого населения» («От Руси к России», с. 123). Чтобы допустить столько ляпов в двух предложениях, надо постараться. Напомню, что объединение рыцарских Орденов произошло по причине разгрома немецко-русского войска литовцами и необходимости защитить Ливонию, а не для «продвижения на Русь». Что касается «захвата Прибалтики», то Латвия и Эстония к тому времени уже были захвачены, и борьба велась против пруссов (до 1283 г.) и литовцев (закончилась поражением в Грюнвальдской битве 1410 г.). То есть против Руси Ливонский Орден не мог воевать потому, что главный его враг находился в противоположном направлении от границ Руси, а война на два фронта невозможна. Объединение с Меченосцами не привело к созданию «мощного Ливонского Ордена». Во-первых, никакого нового рыцарского Ордена (по Гумилеву, «Ливонского Ордена») не возникло: Тевтонский Орден расширил свои владения за счет владений бывшего Ордена Меченосцев. Во-вторых, это не привело к увеличению его мощи. Как раз наоборот — ослабило тевтонцев, вынудив их ввязаться в междоусобную войну в Ливонии. Какие выгоды заставили тевтонцев снизойти до того, чтобы принять в свои ряды остатки Ордена Меченосцев? Мотив объединения с Меченосцами — принадлежавшие им ливонские земли и возможность использовать остатки этого Ордена в войне против литовцев и пруссов. Никаких других выгод слияние с Меченосцами не сулило. Наоборот, обещало большие проблемы: возникновение обязательств по защите ливонской церкви и втягивание в пограничный конфликт с Новгородской землей.

Объединение с тевтонцами не сделало более сильными в военном отношении и ливонских рыцарей. После того как они стали вассалами Тевтонского Ордена, он, естественно, поступал с ними по принципу «остаточного финансирования». То есть Тевтонцы забирали большую часть сил и средств своего ливонского филиала для продолжения войны в Пруссии.

Некорректно и огульное обвинение Гумилева в том, что целью Ордена было «насильственное окатоличивание покоряемого населения» — по уставу Тевтонского Ордена его целью было крещение язычников, а не обращение православных в христианство. После того, как место Меченосцев занял Тевтонский Орден, Рим, по логике вещей, должен был направить его на защиту христиан в Финляндии. Но Папа этого братьям-рыцарям не поручает. Почему? Историки молчат. Зато, как фокусник из рукава, извлекает на свет новую буллу от 9 декабря 1237 года, в которой Григорий IX обращается к шведскому архиепископу с призывом организовать «крестовый поход» в Финляндию «против тавастов» (так в Западной Европе называли финское племя емь, или все финские племена) и их «близких соседей». Эту буллу часто приводят в качестве доказательства того, что Рим планировал и организовывал совместный «крестовый поход» на Русь и именно она привела шведов на берега Невы. На мой взгляд, эта булла не подтверждает, а опровергает эти вымыслы.

Во-первых, как видно в тексте этой буллы, русские или православные в ней не упоминаются вообще. Однако это совсем не смущает наших историков, которые заявляют, что под «близкими соседями» Папа разумеет не кого-нибудь, а русских. Уж не тех ли самых русских, родственники которых только что полегли в литовских болотах плечом к плечу вместе с крестоносным воинством? Да и не надо было Риму прибегать к такому дешевому лукавству. Если бы поход организовывался действительно против русских, то в папской булле было бы, что называется, черным по белому так и написано: вперед, доблестные католики-шведы, в «крестовый поход» на богомерзких схизматиков-русских. Так что под «близкими соседями» Папа подразумевает не русских, а многочисленные языческие финские и карельские племена (в русских летописях ямь, емь, сумь, корела, ижора и др.), названий которых в далеком от Скандинавии Риме просто не знали.

Во-вторых, если папство организовывало совместный «крестовый поход» «немцев» и шведов, то почему он обращается к шведам только спустя пять лет после того, как он потребовал от Ордена Меченосцев выступить на защиту миссионеров в Финляндии?

Возможно, Папа сразу не обратился к шведам потому, что не забыл о том, как они потерпели поражение в Ливонии. Возможно, в Риме считали, что шведы сами нуждаются в помощи против финских язычников. Да только шведам помощи ждать было неоткуда. Но и расписаться в собственном бессилии перед только что принявшей католичество Швецией Рим не мог. Чтобы не потерять авторитет в глазах новообращенной паствы, Папа и отправляет буллу к шведскому архиепископу: исполняйте свой христианский долг, обращая своих соседей язычников в лоно церкви.

К германским княжествам с требованием организовать «крестовый поход» в Финляндию Папа тоже не обращается. Направление «крестового похода» в этой булле тоже указано предельно ясно: Финляндия. Ни одного папского послания, в котором провозглашается «крестовый поход» на Русь, не обнаружено.

Более того, в буллах, которые приводятся в качестве документального подтверждения того, что Рим выступал организатором и вдохновителем католической агрессии против Руси, нет ничего похожего на призыв к агрессии.

Речь идет о двух документах. Первый — это послание папы Гонория III королям Руси 1227 года, в котором Рим просит поддерживать «прочный мир с христианами Ливонии и Эстонии» и предупреждает русских князей о грозящей опасности: «Господь, разгневавшись на вас, доныне подвергал вас многим бедствиям, и ждет вас еще более тяжелое несчастье, если не сойдете с тропы заблуждений и не вступите на путь истины». Поскольку до этого Русь потерпела сокрушительное поражение в битве на Калке, то это послание есть не что иное, как предупреждение об идущей на Русь угрозе со стороны приближающихся к ее границам монгольских полчищ. Тем более, что, судя по записи в НПЛ, сами русские не знали о планах татар напасть на Русь. Они беспечно надеялись, что после победы на Калке татары ушли в степь и больше не вернутся: «татары же возвратившись- от реки Днепра; и не ведаем, откуда пришли и куда делись опять: бог весть, отколе придет на нас за грехи наши». Рим в этом послании предлагает прекратить нападения на католиков и объединиться перед лицом общего врага. Наши историки трактуют это предупреждение о грозящей опасности как угрозу возмездия за отказ от принятия католичества.

Призыв Папы прекратить вражду с христианами в Прибалтике на Руси остался не услышанным. Уже в следующем году Ярослав Всеволодович собрался вести Новгород и Псков в поход на Ригу.

Второй документ, на который ссылаются некоторые апологеты теории об агрессии Запада, — послание папы Александра IV Тевтонскому Ордену 1260 года.

Ссылаясь на это послание Ватикана, историки лукавят. Прошло почти двадцать лет после «Ледового побоища», в котором «крестоносцы» вчистую проиграли решающую схватку Запада с Востоком» (Бегунов. Указ. соч., с. 80). А после этого поражения, по словам Костомарова: «Сами папы вместо грозных булл, возбуждавших крестовые походы на русских наравне с язычниками, избрали другой путь в надежде подчинить себе Русь — путь посольств и убеждений…» (указ. соч., с. 82)

О чем же пишет Папа тевтонцам? Цель его послания — «воздать» Ордену за то, что он с большим рвением распространял «католический обряд» «в Пруссии и Ливонии и в сопредельных с ними землях во славу Божию». За эти заслуги Рим «жаловал» Ордену «все земли, замки, деревни и города и прочие места в Руси». Но они могли стать собственностью Ордена только при определенных условиях: если они будут пожалованы Ордену их владельцами или отойдут ему «по закону», или «занятые безбожными татарами, если сможете отнять у них, впрочем, с согласия тех, к кому, как известно, они относятся». Таким образом, Рим «жалует» Ордену то, что он освободит от «безбожных татар», но только если на это будет согласие тех, кому эти владения принадлежали до захвата их татарами. То есть, по плану Папы выходило, что Тевтонский Орден должен освобождать русские земли от «безбожных татар» и возвращать их прежним владельцам, а уж потом, если эти владельцы согласятся, мог получить их в собственность. Да только вряд ли кто-нибудь из бывших владельцев согласился бы отдать Ордену освобожденные им от монголов владения.

Впрочем, Орден не откликнулся на призыв Папы и не бросился на помощь порабощенным «безбожными татарами» соседям. К этому времени власть Рима стала номинальной, и призывы Папы потеряли прежнюю силу. «Время крестовых походов прошло, Папа не имел уже прежнего значения, не мог своими буллами подвинуть целую Европу против Востока. В 1253 году он писал ко всем христианам Богемии, Моравии, Сербии и Померании об отражении татарских набегов на земли христианские и проповедовании крестового похода; но это послание не произвело никакого действия; то же в следующем году писал он к христианам Ливонии, Эстонии и Пруссии, и также безуспешно» (Соловьев, СС, т. 2, с. 170).

Отечественным историкам должно быть хорошо известно, что «христианские земли», на которые нападали татары, не что иное, как русские княжества. Так что позвольте от лица потомков неблагодарных россиян сказать Ватикану спасибо за оказанную моральную поддержку. Лучше поздно, чем никогда. Другое дело, что Русская Православная церковь в помощи из католической Европы не нуждалась, так как чувствовала себя при татарах более чем комфортно. Даже наоборот, греческая верхушка Русской Православной церкви хотела бы использовать татар, для того чтобы свести свои давние счеты с католиками и с их помощью изгнать католиков из Константинополя и восстановить Византийскую империю.

Это понимали и в Риме. Именно поэтому в упомянутом папском послании Тевтонскому Ордену было сказано: «Мы желаем, чтобы епископ и прочие служители церкви или клирики вышеупомянутой Руси, навсегда вернувшись к единству веры и повиновению святой римской Церкви, уже не принадлежали бы к греческим схизматикам и не служили бы постыдно их обряду и распустили всех их духовных лиц» (т. е. отправили бы греков на их историческую родину. — Авт.). Это единственная фраза в папских посланиях, в которой говорится о необходимости руками Ордена заставить русскую церковь повиноваться римской церкви. Впрочем, это обращение к Тевтонскому Ордену нельзя рассматривать серьезно. Это крик отчаяния: византийцы вотвот освободят Константинополь (это произойдет в следующем, 1261 г.). Неужели в Риме были так наивны, что всерьез рассчитывали на помощь тевтонцев, которые только что потерпели сокрушительное поражение от литовцев в битве при Дурбе и уже сорок лет вели бесконечную войну с пруссами? Сейчас они все бросят и пойдут на верную смерть — освобождать от монголов Русь. Вообще, если посмотреть ни историю Евразии XIII века не из мышиной норы, а с высоты птичьего полета, то сама постановка вопроса об агрессии на Русь со стороны Западной Европы (или католического мира) выглядит, по меньшей мере, лукаво. Была ли вообще возможна агрессия (выходящая за рамки пограничного конфликта или набега с целью грабежа) какой-либо европейской державы против Руси в то время? Можно с уверенностью констатировать: нет.

Абсурдность господствующих сейчас представлений об отношениях Руси с Западом лучше всего видна, если сравнить их с тем, как оценивали ситуацию наши предки. Когда Иван Грозный начал войну с Ливонией, его духовник (кстати, уроженец Новгорода) Сильвестр настаивал на том, чтобы «вместо того, чтоб воевать с христианами, слабыми, безвредными, лучше воевать с неверными, беспрестанно опустошающими границы государства» (Соловьев, СС, т. 3, с. 507). То есть еще в XVI веке даже представители православной церкви не считали католическую Европу врагом Руси. Еще более странно слышать подобное утверждение от новгородца. Это ведь его родной город якобы спас Александр Ярославич от нашествия «ливонских рыцарей».

Оценивая внешнюю политику Московского государства времен царствования Ивана Грозного, Соловьев делает следующий вывод: «Более других могущества Москвы должно было бояться самое слабое из соседних государств — Ливонское: действительно, при сильной потребности иметь непосредственное 7 сообщение с Западною Европою, иметь гавани на Балтийском море взоры московского царя необходимо обращаются на Ливонию, добычу легкую по ее внутреннему бессилию» (СС, т. 3, с. 483).

Еще называя своим царем Крымского хана, Москва не считает Ливонское государство серьезным противником и даже не считает нужным общаться с ним на равных.

Самый большой почет во времена Ивана III и его сына Василия оказывался крымскому хану, которого Великий князь московский почитал как своего царя и бил ему челом. И это при том, что крымский хан был вассалом турецкого султана, с которым Москва почитала себя на равных. Большим почетом пользовались в Москве послы австрийского императора. Такое же отношение было к представителям Польско-Литовского государства при короле Казимире. С этими государями московский князь держался на равных. Зато Швецию и Ливонию данники крымского хана просто не замечали. С этими странами Москва не допускала даже непосредственных отношений. Послы этих стран должны были сноситься не с Москвой, а с ее наместниками в Новгороде и Пскове. От ливонцев требовали, чтобы они называли Великого князя московского царем и обращались к нему в форме челобитья — как будто его подданные.

Может быть, за триста лет, прошедших после «Ледового побоища», Ливония ослабла, а Московская Русь, вобравшая в себя Новгородскую землю и Владимиро-Суздальское княжество, накопила сил, и бывший грозный противник стал ей не страшен? Нет. Ливония за эти годы тоже набралась сил. Выросли новые каменные крепости и замки. Города окружили себя каменными стенами. Теперь магистр Ливонского Ордена может собрать не сотню рыцарей и пару тысяч плохо вооруженных аборигенов, а огромное войско: в 1480 году он приводит под Псков, по свидетельству Ливонской хроники, стотысячное войско. Это в пять раз больше, чем — по традиционной версии — выставили ливонцы против русских во время «Ледового побоища»!

Самое главное, на вооружении ливонского войска появилась артиллерия и стрелковое оружие — пищали, которые по своим возможностям значительно превосходили русские пушки. Это показали события 1501 года, когда войска под предводительством магистра Ливонского Ордена Вальтера фон Плеттенберга под Изборском огнем из пушек и пищалей обратили в бегство псковские и московские полки.

Ливонцы тоже считали войну, начатую Иваном Грозным, несправедливой и захватнической. Уже упомянутый ливонский рыцарь Филипп Белль бесстрашно бросил в лицо Ивану Грозному: «Ты неправдою и кровопийством овладеваешь нашим отечеством, не так, как прилично царю христианскому» (Соловьев, СС, т. 3, с. 549). За что и был казнен, несмотря на просьбы царских воевод сохранить ему жизнь. Согласитесь, странная позиция для потомка разбитых в «Ледовом побоище» рыцарей. Казалось бы, ливонцы должны понимать, что их постигло справедливое возмездие за обиды, причиненные русским их предками. А они почему-то считают себя жертвой необоснованной и несправедливой агрессии.

Уже тогда Запад боялся Руси, а не наоборот. Единственное, что Европа могла сделать, чтобы обезопасить себя от вторжения с Востока, — как можно лучше запереть свои двери. Это утверждение лучше всего подтверждают слова короля Швеции Густава II Адольфа. Выступая в сейме в связи с заключением Столбовского мира с Россией (1617 г.), он поздравляет нацию с тем, что наконец-то она избавлена от русской угрозы. «Великое благодеяние оказал бог Швеции тем, что русские, с которыми мы исстари жили в неопределенном состоянии и в опасном положении, теперь навеки должны покинуть разбойничье гнездо, из которого прежде они нас беспокоили. Русские — опасные соседи; границы земли их простираются до Северного, Каспийского и Черного морей, у них могущественное дворянство, многочисленное крестьянство, многолюдные города, они могут выставлять в поле большое войско, а теперь этот враг без нашего позволения не может ни одного судна спустить в Балтийское море. Большие озера — Ладожское и Пейпус, Нарвская область, тридцать миль обширный болот и сильные крепости отделяют нас от него; у России отнято море, и, бог даст, теперь русским трудно будет перепрыгнуть через этот ручеек» (Соловьев, СС, т. 5, с. 91).

Да и саму опасность возможного «крестового похода» для судьбы русских княжеств не стоит преувеличивать. Ну, захватили в результате трех походов объединенные силы всей Европы полоску Средиземноморского пляжа и несколько городов. Как это изменило судьбы проживающих там народов? Они стали католиками? Нет. Этот регион был колонизирован европейцами и вошел в орбиту европейской политики? Нет. Если почитать литературу, посвященную «крестовым походам», то может сложиться впечатление, что от них больше всего пострадали не имеющие никакого отношения к целям крестоносцев (освобождение гроба Господня) евреи, которых они громили не только в захваченном Иерусалиме, но и по всей Европе.

И сейчас многие россияне на генетическом уровне уверены, что Запад нам враждебен. Такое мировоззрение целенаправленно формировалось идеологической машиной государства и православной церковью поколениями. Миф об Александре Невском — его фундаментальное основание. Пора покончить с этой фобией и перестать видеть врага там, где его никогда не было.