ГЛАВА III Вопросъ о способности къ наукѣ, литературѣ и искуству

ГЛАВА III

Вопросъ о способности къ наук?, литератур? и искуству

1. Особое значенiе еврейскаго вопроса для образованныхъ классовъ. Отсутствiе научнаго смысла въ историческомъ iудейств?. — 2. Отношенiе къ такъ называемой философiи. Спиноза какъ прим?ръ несостоятельности iудеевъ въ этой области. — 3. Беллетристика и литературное политиканство. Гейне и Бёрне. Вопросъ о порч? н?мецкой литературы. — 4. Мнимыя величины въ области “литературныхъ величинъ”. Iудейская сыпь. Типичная преступность Гейневской поэзiи выставляется къ позорному столбу для осв?щенiя всей вообще, вносимой евреями, деморализацiи. Перспективы настоящаго сумасшедшаго дома. Iудейскiй умъ и iудейскiя манеры посл?дняго времени, въ которыхъ они сл?дуютъ образцамъ своего прошлаго. Пресса ожидовленной cоцiалдемократiи. — 5. Несостоятельность въ народохозяйственномъ ученiи и въ соцiалистик?. Рикардо и iудейскiе псевдосоцiалисты. Неспособность iудеевъ къ творчеству въ математик?. Неспособность и къ другимъ наукамъ и ихъ способность къ рекламированiю мелочей въ литератур?. — 6. Лессингъ какъ прим?ръ пристрастiя къ жидамъ и какъ прим?ръ ходульной славы при помощи еврейской рекламы. — 7. Неспособность iудеевъ къ искуству вообще и даже къ музык?. Общее сужденiе объ ихъ наклонностяхъ ко всему отталкивающему и фальшивому. — 8. Роль расоваго пом?шательства и манiи величiя. Двойственная д?ятельность путемъ комбинацiи собственной прибыли съ чужимъ ехtrа-разоренiемъ. Всемiрно-историческiй аналогонъ въ духовной области.

1. Для слоевъ образованнаго общества еврейскiй вопросъ существуетъ въ еще бол?е cодержательномъ смыcл?, ч?мъ для народныхъ массъ. Поcл?днiя бол?е всего затронуты матерiально, ростовщичествомъ и въ сфер? заработка; но духовной ихъ стороны еврейство не касается. Инстинкты ихъ еще довольно натуральны, и никакое лжепросв?щенiе въ высшемъ род? не заводитъ ихъ на ложный путь. Кром? того, у народныхъ массъ еще мало, случаевъ портить свои нравы утонченною литературою. Потому, только въ исключительныхъ случаяхъ, какъ, напръ., въ Германiи, а теперь и во Францiи, при посредств? руководимой жидами и ожидовленной такъ называемой соцiалдемократiи, iудейскiе взгляды и iудейскiя манеры находятъ себ? литературный каналъ къ отд?льнымъ народнымъ группамъ. Иначе обстоитъ д?ло съ бол?е образованными слоями общества, которымъ iудейская пресса и литература нередко портитъ здравый смыслъ, и они не зам?чаютъ этого. Образованное общество им?етъ, сл?довательно, двоякаго рода причины остерегаться iудейcкихъ происковъ. Во-первыхъ, подобно народнымъ массамъ, ему наносится вредъ въ д?ловыхъ отношенiяхъ, притомъ, вредъ самаго отм?ннаго сорта; во-вторыхъ, оно подвергается еще дурнымъ литературнымъ влiянiямъ, и вообще, порч? въ области духа. Куда испорченность и безъ того уже успела проникнуть, тамъ то iудеи, по изложенному въ первой глав? принципу, и будутъ, вить себе гн?зда. Образованное общество всего легче расположить къ себ? ссылками на его безпристрастiе въ религiозномъ отношенiи и на общую равноправность человечества. Сверхъ того, въ современную переходную эпоху его легко подкупить всякими позитивными воззр?нiями, а опустошающими и пресыщающими представленiями оно до такой степени лишено всякой твердости уб?жденiй и умственной устойчивости, что уже едва зам?чаетъ, какую моральную гниль и духовное извращенiе, пышно разросшiяся въ ожидовленной литератур?, ему преподносятъ, а напротивъ, все это легко, какъ вещь самопонятную, воспринимаетъ. Следовательно, зд?съ всего нужн?е не просто нравственно оздоровляющее и эстетическое возд?йствiе, которое указывало бы дверь всей этой отвратительной и негармоничной жидовщин?. Но прежде ч?мъ перейти къ этимъ безобразiямъ въ изящной литератур?, мы должны бросить якорь еще глубже и пристальн?е всмотреться въ самую науку, чтобы разгляд?ть, какъ относятся къ ней iудеи и какъ прилагали они и въ ней известную свою склонность сворачивать въ сторону съ прямого пути.

Обозр?вая исторiю iудейскаго племени какъ ц?лое, мы тотчасъ найдемъ, что въ своемъ нацiональномъ существованiи не обнаружило оно решительно никакихъ склонностей къ наук? въ настоящемъ смысл? слова. Что д?лалъ этотъ народецъ въ Палестин? ц?лыя тысячел?тiя, вплоть до христiанской эры и до паденiя своего государства? Онъ служилъ самому себ? или, — что по его мн?нiю одно и то же, — служилъ Господу Богу, да пускалъ отъ себя отводки, которые питались соками почвы другихъ народовъ; но ни у себя не взрастилъ онъ никакой науки въ истинномъ смысл? слова, и не проявилъ никакой склонности къ возд?лыванью науки, созданной где-либо въ другомъ мест?. Укажите хоть одну научную истину, которая родилась бы среди iудейскаго племени! Ни математики, ни естествознанiя, ни логики, ни научнаго пониманiя общечелов?ческихъ нормъ гражданской жизни, даже никакой философiи! Не было ничего, кром? культа теократiи эгоистичнейшей изъ вс?хъ религiй! Все ограничивалось однимъ своимъ безсердечнымъ существомъ! Весь интересъ сосредоточивался на одномъ предмете, на самомъ iудейскомъ племени, которое любуется на себя въ своемъ Бог? и ищетъ только своей выгоды, чтобы повсеместно распространить свою живучую породу! Евреи только и смогли выдумать себе Господа Бога, по образу отношенiй между господиномъ и рабомъ, и въ этомъ образ? ихъ жизнь и развернулась. Они изобрели, какъ указано было еще въ моемъ „Курс? философiи” (1875), рабскую форму религiи. Вотъ и все, что они дали, и завидовать этому не приходится. Изъ какого зерна эта религiя возникла, указано въ предыдущей глав?. Но религiя эгоизма и несвобода неподвижнаго авторитета всего мен?е благопрiятны наук?; напротивъ того, он? ей враждебны. Он? несовм?стимы съ правдою ни въ природ?, ни въ челов?ческой жизни. Несовм?стимы он? и съ безпристрастнымъ пониманiемъ вещей и съ гармоническою формою лучшей челов?чности. Гуманность, въ бол?е глубокомъ смысл? слова, имъ чужда, но она-то и ест? корень науки. Иное видимъ мы у грековъ и, — приводя сюда относящееся изъ области современныхъ народовъ, — иное находимъ и у различныхъ народовъ германскаго племени и у имъ родственныхъ! Всемирная исторiя показываетъ зд?сь иныя силы и, сообразно этому, иные плоды. Зд?сь д?йствовали и д?йствуютъ стремленiя высшаго рода. Зд?сь есть идеалы. Зд?сь находимъ чистую и непосредственную радость изсл?дованiя и знанiя. Зд?сь челов?ческiй духъ стремится познать основы природы и самого себя, а не такъ, какъ iудеи — разделаться съ т?мъ и съ другою, заставивъ ихъ играть роль раба предъ Господомъ Богомъ и поглотить ихъ эгоистическою религiею.

Когда iудеи образовали государство, у нихъ была книжная ученость теократiи, но не было никакой науки. Они ничего не усвоили себ? и изъ науки иныхъ народовъ. Талмудъ и содержащiяся въ немъ слабыя попытки присвоить себ? чужую мудрость, свид?тельствуютъ также о такомъ безсилiи. Итакъ, iудеямъ недостаетъ не только силы творчества, но и способности къ воспрiятiю научныхъ творенiй другихъ народовъ. Во времена разс?янiя ихъ между другими народами, тамъ, гд? ихъ что-либо побуждало къ воспрiятiю иного духа и д?йcтвительной науки, д?ло это у нихъ никогда не шло на ладъ. Говорилось, что въ новыя, въ собственномъ смысл? слова научныя стол?тiя, у нихъ не было случая показать, каковы ихъ задатки. Но эта защита со стороны iудеевъ и ихъ друзей, если взв?сить, положенiе д?ла, ведутъ совс?мъ въ другую сторону. Разв? въ т?ченiи ц?лаго ряда стол?тiй среди iудеевъ не было достаточнаго числа врачей, и разв? не было у нихъ при этомъ случая сод?йствовать расширенiю естествознанiя, если бы только были у нихъ достаточныя для этого способности? Но разв?, — припоминая только развитые науки со временъ Коперника, Кеплера, Галилея, Гюйгенса и тъ. дъ. разв? былъ хоть одинъ iудей, которому мы были бы обязаны, въ эти знаменательные в?ка, хотя бы однимъ открытiемъ въ области естествознанiя Что касается истинной и серьозной науки ради науки, то зд?сь iудеи понын? ровно ничего не смыслятъ. Когда они занимаются наукою вн?шнимъ образомъ, то они лишь торгуютъ, насколько можно хорошо, мыслями другихъ, и вс? ихъ занятiя наукою им?ютъ если и не прямо деловую ц?ль, но зато всегда им?ютъ характеръ гешефта. Каковы они — врачи и адвокаты, таковы же они и учителя и профес­сора математики и другихъ отраслей учености, въ которыхъ запасы усвояемаго знанiя накоплены другими народами и истинными генiями. Среди iудеевъ мы не знаемъ ни единаго генiя, но, какъ крайнiе и исключительные случаи, иногда встр?чаемъ талантливость, которая способна, разв?, на то, чтобы торговл? чужими идеями придать фальшивую окраску собственнаго творчества. Но мы хотимъ прежде всего оценить способности iудеевъ не тамъ, гд? они оказались всего мен?е одаренными. Прежде всего мы поведемъ р?чь не о наук? въ настоящемъ смысл? слова, а о томъ гермафродит?, который еще одною ногою опирается на религiю, а другою, съ виду, хочетъ стать на научный пьедесталъ, — я разум?ю то “ни-то-ни-сё”, которое обыкновенно называютъ философiей.

2. Единственный изъ iудеевъ, пользующейся въ исторiи философiи н?которымъ уваженiемъ, и благодаря н?которымъ, чертамъ своего характера, кажется, заслуживающiй упоминанiя, это — отвергнутый iудеями Спиноза. Именно я, въ моей “Критической Исторiи Философiи”, представилъ его и его сочиненiя въ возможно благопрiятномъ св?т?, выдвинувъ на первое м?сто его настроенiе. Также всегда будутъ высоко ц?нить его старанiя обуздать племенную склонность къ стяжанiю и къ сладострастiю, и еще бол?е будутъ ц?нить прямоту, съ которою онъ сознается, что не могъ освободить себя отъ всяческихъ похотей. Итакъ, онъ былъ мудрецомъ, какого въ благопрiятн?йшемъ случа? только и могло породить iудейство. Но д?йствительная мудрость его состояла не въ томъ, что имъ предпринято было какъ iудеемъ, а въ томъ, что предпринялъ онъ, несмотря на то, что былъ iудей, и вопреки племеннымъ cклонноcтямъ. Это былъ отшельникъ, и своею независимостью, съ которою онъ охранялъ свои философскiя умозр?нiя отъ посягательствъ синагоги и церкви, пожертвовавъ ради этого вс?ми житейскими ут?хами, онъ въ изв?стной м?р? расчистилъ путь свободному мышленiю. Но это не должно вводить насъ въ обманъ касательно внутренняго основного характера его произведенiй, каковой, строго говоря, не очень далеко уклоняется отъ главнаго предмета iудейскаго духа. То, что называютъ философiей Спинозы, въ сущности, просто есть религiя, и даже религiя съ спецiально iудейскою окраскою. Одно изъ главныхъ его произведенiй, изданное имъ еще при жизни, носитъ заглавiе “Теологико-политическаго Трактата”, и содержанiе его въ сильной степени отражаетъ черты iудейской теократiи. Но второе главное произведенiе, которое, спокойствiя ради, онъ издалъ не самъ, а зав?щалъ издать после своей смерти, и которое названо имъ “Этикой” — показываетъ еще яснее, что для iудея религiя — все, и что то, что онъ называлъ моралью, было просто однимъ изъ способовъ обрести н?котораго рода душевное спокойствiе погруженiемъ со своимъ Я во всепоглощающую и всепожирающую мысль о Бог?. То обстоятельство, что Спиноза заимcтвуетъ у своихъ предшественниковъ по философiи техническiя выраженiя, которыя у него, какъ напръ., выраженiе субстанцiя, заступаютъ м?сто Господа Бога его племени, — обстоятельство это не должно вводить насъ въ обманъ касательно ядра этого способа воззр?нiя. Даж?, когда онъ при случа? говоритъ Богъ или Природа, это не д?лаетъ его способа представленiя челов?чески-благородн?е. Онъ и природу представляетъ себ? также въ iудейcкомъ cв?т?; и природа и челов?къ вполн? расплываются у него въ единой субстанцiи, тъ.-е. въ томъ монократическомъ чемъ-то, которое, вм?ст? съ т?мъ, всюду во вс?хъ вещахъ должно быть Мыслящимъ и т?лесно Протяженнымъ. Едва ли что сильн?е этихъ представленiй Спинозы о мiр? и о бытiи доказываетъ, какъ прочно укоренился въ iуде? религiозный способъ представленiя его племени. Даже тамъ, гд? по прим?ру бол?е могучихъ и бол?е благородныхъ мыслителей другихъ народовъ, каковъ напръ. Джiордано Бруно, пытается Спиноза оформить н?что врод? Пантеизма, у него получается просто единосущiе iудейскаго Iеговы, которое стремится подчинить себ? вс? вещи и наложить на нихъ печать ихъ подчиненiя.

Я не могу зд?сь входить въ изсл?дованiе собственно моральныхъ камней преткновенiя, на которые наткнулся спекулятивный корабль Спинозы, ибо компасъ iудейской морали былъ зд?сь плохимъ путеводителемъ. По этому вопросу я отсылаю къ указаннымъ моимъ бол?е подробнымъ изcледованiямъ, зд?сь же, для прим?ра, могу напомнить, что Спиноза съ отвращенiемъ говорилъ о состраданiи. Аффектъ состраданiя, какъ ощущенiе д`олжно вырвать съ корнемъ и заменить разумомъ. Это чудовищное жестокосердiе, противъ котораго выступалъ еще Христосъ какъ противъ одного изъ основныхъ качествъ iудеевъ[8]. Философъ далеко отстаетъ зд?сь отъ основателя религiи, хотя оба были отпрысками одного и того же племени и боролись противъ т?хъ же свойствъ. Мораль Спинозы, поскольку она им?етъ въ виду лишь личное удовлетворенiе отшельника, не только носитъ на себ? черты бол?е грубаго эгоизма, но и весь характеръ ея отличается, правда бол?е тонкимъ, эгоизмомъ. Она ничего не знаетъ о взаимности въ отношенiяхъ челов?ка къ челов?ку, и не хочетъ принимать въ расчетъ, что, в?дь, есть и другiе. Ей довольно одного Я, и въ ней не найдемъ мы никакихъ сл?довъ благороднаго сочувствiя челов?ка къ челов?ку или т?хъ безкорыстныхъ побужденiй, которыхъ центръ тяжести лежалъ бы въ существованiи другого. Страсти, теорiя которыхъ является у Спинозы главнымъ предметомъ, отрицаются только эгоистически, а именно лишь постольку, поскольку он? докучаютъ моему Я и вызываютъ безпокойство. Похотямъ онъ желаетъ уступать постольку, поскольку это дозволяетъ здоровье. О другихъ приэтомъ онъ вовсе не думаетъ. Какъ его пониманiе права, такъ и его мiропредставленiе носятъ на себ? черты просто на просто культа силы. Посл?днему вполн? отв?чаетъ и полное отсутствiе идеала у Спинозы. Во вс?хъ вещахъ и формахъ онъ видитъ только д?йствующую причинность и силу, но никакого бол?е благороднаго типа, сл?дуя которому он? образуются. Даже совершенство и радость суть у него просто выраженiя, обозначающiя лишь большую степень д?йствительности и силы, а также означаютъ повышенное чувство силы. Кто же не разглядитъ во всемъ этомъ, если только онъ надлежащимъ образомъ изучилъ расу, кто не увидитъ зд?сь отраженiя, какъ въ зеркал?, исконнаго и все въ новыхъ формахъ выступающаго iудейскаго культа силы и ненасытнаго алканiя могущества! В?нцомъ зданiя является, кром? того, извращенiе Спинозою понятiя о моральномъ благ?. Мы желаемъ чего-либо, думаетъ онъ, не потому, что оно хорошо, но мы называемъ его хорошимъ потому что желаемъ его. Такимъ образомъ, благо само-по-себ? обращено въ нуль, и м?рою всего сделана воля. И, въ самомъ д?л? iудеи такъ и поступаютъ, даже никогда не читавши Спинозы. Что имъ подходитъ и чего они хотятъ, то у нихъ и хорошо; что имъ не подходитъ и чего они не хотятъ, то считается у нихъ зломъ. Пригодность для iудеевъ, — вотъ что нын? прямо служитъ у нихъ критерiемъ хорошаго и дурного, и философъ 17-го стол?тiя упомянутое общее положенiе, отвечающее этому отношенiю, почерпнулъ изъ глубинъ эгоистической натуры своего племени, у котораго больше похотей и алчности, нежели совести.

Если говорить о Спиноз?, какъ объ iуде?, то нужно прежде всего охарактеризовать это растворенiе его философiи въ унасл?дованной религiи, и заказать типъ сопринадлежной морали. Этимъ мы дадимъ все, что есть у Спинозы. Но въ этой глав? главный вопросъ есть вопросъ о науке въ истинномъ смысл? слова, сл?довательно о томъ чего у Спинозы н?тъ. Въ самомъ д?л?, стоитъ отм?тить, что съ этой стороны попытка его не удачна. Онъ долженъ былъ предъявить чисто-научную посл?довательность, и онъ обратился къ математик?, которой древнiй угловатый остовъ долженъ былъ зам?нить ему отсутствiе настоящей логики. Эта некрасивая мертвая манера изложенiя, эти рубрики въ математческомъ род?, неосновател?ныя по форм? и несоотв?тствующiя матерiалу, служатъ полнов?снымъ свид?тельствомъ отсутствiя не только бол?е глубокихъ логическихъ способностей, но и эстетическаго чутья. Все это трудъ по этик? д?лаетъ уже по внешности непривлекате?льнымъ. Но довольно объ этомъ; ближайшее изсл?дованiе этого неудачнаго предпрiятiя и соответственныхъ основанiй зд?сь неуместно. Важн?е здесь бол?е осязательный фактъ. Въ то время какъ другiе философы, какъ напръ. Декартъ, дали кое-что положительное въ наук? въ собственномъ смысле слова, и именно въ математик?, Спиноза оказался въ этомъ отношенiи совершенно не плодотворнымъ. И зд?сь соотв?тствуетъ онъ своему племени, которому истинная наука не только оставалась вещью чуждою и неинтересною, но для внутренняго склада ихъ души — и отталкивающею. Еще и нын? iудей не хочетъ знать никакой, въ истинномъ смысл? слова, философiи. Съ него довольно, его религiи, даж? когда онъ мнитъ себя просв?щеннымъ и свободомыслящимъ. И Спиноза представляетъ изъ этого правила исключенiе лишь наполовину. Въ немъ съ религiей скрещивалось философское возбужденiе, идущее извн?; онъ, какъ и все 17-ое стол?тiе, находился подъ сильнымъ влiянiемъ Бруно и Декарта, не говоря уже о Гоббес?, сочиненiя котораго д?йствовали возбуждающимъ образомъ на его, никакой критики не выдерживающее, признающее въ политик? одну грубую силу, мышленiе. Это скрещенiе разнородныхъ элементовъ могло породить лишь н?что ублюдочное. Разъ не мирится съ формою философа хоть какое-нибудь истинное настроенiе, или хотя бы попытка къ таковому, то чистая теорiя будетъ лишь, наполовину — схоластическою и некрасивою каррикатурою, и, какъ таковая, будетъ возбуждать негодованiе. Такимъ-то образомъ Спиноза, благодаря простот? и независимости своей жизни, и благодаря своему, хотя и неудачному, стремленiю къ самодовлеющему мышленiю, несмотря на дрянную iудейскую окраску своей морали и пониманiя права, все-таки им?етъ хотя кое-какiя притязанiя считаться однимъ изъ философовъ настроенiя. Сила была для него правомъ, международные договоры обязательны, пока они полезны, но личное его пов?денiе въ н?которыхъ направленiяхъ было лучше этихъ фальшивыхъ и дрянныхъ положенiй. По крайней м?р?, онъ боролся съ евреемъ, который сид?лъ въ немъ. Онъ пытался вытолкать его, какъ и самъ былъ вытолканъ своими единоплеменниками По крайней м?р?, онъ пытался вступить во влад?нiе хотя частью насл?дства, зав?щаннаго Джiордано Бруно, но д?ло это почти не удалось ему. Но лучшаго изъ всего, чего ему удалось достигнуть, достигъ онъ не потому, а вопреки тому, что былъ iудеемъ. Чувствуешь почти меланхоличное настроенiе, когда сравниваешь эти стремленiя и жизнь аскета съ этою вогнанною въ рамки религiи ненаучностью, каковой онъ подпалъ.

Увлеченiе Спинозою принадлежитъ къ исключительнымъ явленiямъ въ жизни покол?нiй 19-го стол?тiя, именно въ Германiи въ области университетской философiи. Учащееся юношество т?мъ труднее разстается съ этимъ, привитымъ ему предразсудкомъ, что iудейская реклама не дремлетъ, чтобы съ привычною ей наглостью н?когда отвергнутымъ соплеменникомъ воспользоваться ради вящаго прославленiя и возвеличенiя избраннаго народа. Вотъ уже ц?лое стол?тiе какъ восходъ еврейства и ведомая имъ, не очень скромная, пропаганда всего еврейскаго достигли того, что Спиноза бол?е и бол?е выдвигался на первый планъ. Отсутствiе критическаго дара у философствующихъ профессоровъ, каковы Шеллингъ и Гегель, сделало свое д?ло. Как ни заслужива?тъ Спиноза, чтобы та порцiя настроенiя, представителемъ котораго онъ былъ, была засчитана ему вдвойн?, и чтобы, соотв?тственно этому, ему отведено было въ исторiи философiи место между философами настроенiя, однако, схоластическiя глоссы о немъ профессоровъ касаются, наоборотъ, лишь его религiозной и схоластической сторонъ. И современные iудеи ищутъ у него только своей религiи, но она должна быть съ философскою окраскою. Посл? всего того, что было пущено въ обращенiе о Спиноз? iудеями и н?мецкими университетами, въ посл?днiя десятил?тiя никому, кто еще не вполн? эмансипировался отъ влiянiя обоихъ этихъ элементовъ, нельзя было для исторической оц?нки этого iудейскаго философа найти правильную м?рку. Но эта трудность вполн? устранится, разъ придадутъ большее значенiе отреченiю Спинозы отъ своего племени, и, напротивъ того, совершенно откажутся искать у него философiю, которая стояла бы выше религiи. Зат?мъ, никогда не сл?дуетъ забывать, что его произведенiя совершенно ненаучны, что, напротивъ того, онъ далъ несомн?нныя свид?тельства того, что для своей философiи онъ не въ состоянiи былъ сд?лать какое-либо употребленiе изъ существовавшихъ точныхъ наукъ. Что за честь для народовъ и, въ частности, для н?мецкаго народа въ томъ, что вм?сто того, чтобы Cпиноз? за все, что им?ется у него хорошаго и дурного, было воздано по заслугамъ, р?шающiй голосъ оставлять за современнымъ iудейcтвомъ, съ его масштабомъ и съ его отм?ннымъ наглымъ cлавословiемъ? Извергнутаго ими изъ своей общины Спинозу они хотятъ теперь обобрать; мы же просто уб?ждаемся въ томъ, что iудеи ни въ религiозномъ, ни въ моральномъ отношенiи, не могутъ отрешиться отъ самихъ себя и отъ своихъ свойствъ, и объ истинной наук? не им?ютъ никакого понятiя даже тамъ, гд? это было бы всего нужн?е. Стать въ личной жизни монахомъ, вид?ть главную ц?ль въ философскомъ самоудовлетворенiи, не обращать никакого вниманiя на другихъ, а потому и на пропаганду своихъ мыслей или, самое большее, видеть въ ней средство для личнаго, — въ отдаленiи отъ вс?хъ, — удовлетворенiя своего я, — этотъ тончайшiй и высшiй эгоизмъ, но потому-то и являющiй собою лишь бол?е заостренное самолюбiе, — вотъ что было ядромъ и сутью того, что называютъ и что называемъ и мы спинозовскимъ отреченiемъ отъ мiра. Итакъ, резигнацiя была, но лишь ради того, чтобы низшаго сорта эгоизмъ заменить высшимъ, но никакъ не ради того, чтобъ стремиться къ блаженству, въ сознанiи хоть ч?мъ-либо сод?йствовать счастью челов?чества.

3. Такимъ образомъ, на этомъ лучшемъ образчик? изъ всего, что предъявили намъ iудеи въ новыя стол?тiя, — на Спиноз?, котораго они сначала вытолкали, а потомъ выбрали себ? щитомъ, за которымъ хотятъ укрыться, видимъ мы каковъ тотъ духъ, который можетъ обнаружить iудей въ благопрiятн?шемъ случа?. Тамъ и сямъ Спиноза стоялъ выше своего народа и проявлялъ черты филосовскаго спокойствiя. Но въ главномъ д?л?, онъ такъ глубоко увязъ въ религiозномъ и ненаучномъ способ? мышленiя и чувствованья, что въ посл?днее время имъ больше занимаются богословы, ч?мъ настоящiе философы. Это совершенно ясно сказалось на праздник? стол?тiя, поставленномъ на сцену въ 1877 году. Въ два cтол?тiя, протекшихъ съ его смерти, протестантскiе профессора богословiя и одного съ ними уровня профессора философiи германскихъ университетовъ довольно преусп?ли въ такъ называемомъ либерализм?, чтобы проникнуться сочувствiемъ iудейскому элементу и начать ковыряться въ томъ, что и въ 17-мъ в?к? уже было отсталостью. Культивировать Спинозу — у этихъ людишекъ значитъ быть свободомыслящимъ. Но это — вещь невозможная, даже еслибы она была и выше простого кокетничанья. То, что есть у Спинозы хорошаго, этимъ людямъ совс?мъ не на руку. Остается только подпевать въ iудейскомъ хор?. Въ посл?днихъ покол?нiяхъ это было въ мод?; но этотъ упадокъ народнаго сознанiя и, въ частности, н?мецкаго нацiональнаго чувства, уже уступилъ м?cто некоторой гордости, хотя на первыхъ порахъ и въ ложномъ направленiи. Въ д?лахъ ощущенiя и чувства у народовъ не мало причинъ твердо держаться своего лучшаго образа мыслей и настроенiя. То, что не есть въ собственномъ смысл? слова наука, а есть просто литература, все это получаетъ свою окраску отъ свойствъ племени. Большая часть философiи относится именно сюда; ибо разъ она хочетъ быть истинною философiею, она должна быть выраженiемъ челов?ческаго въ его благороднейшей форм?. Но подобная определенная форма, не есть общечеловеческiй скелетъ, — при которомъ было бы достаточно минимума челов?ческаго, хотя бы оно было какъ угодно, близко къ обезьяньему. Даже и зоологъ не могъ бы такимъ образомъ сохранить своихъ рубрикъ. Быть вообще челов?комъ, — это крайне недостаточно и граничитъ съ образомъ существованiя животнаго. Итакъ, для насъ важны челов?ческй родъ, раса, нацiональность, а въ конце-концовъ, индивидуальность. Это обнаруживается и въ литературе; ибо лучшая челов?чность воплощается въ ней только благодаря нацiональному и индивидуальному генiю. Типъ литературнаго творчества можетъ проявлять общечелов?ческiя формы не иначе какъ въ специфической, даже индивидуальной опред?ленности. Разъ этого н?тъ, то и н?тъ, въ истинномъ смысле слова, произведенiя, а будетъ плоское и мелкое, шаблонное изд?лiе, бл?дное и безжизненное.

Если им?ть въ виду вышеуказанное положенiе вещей, то легко вид?ть, какъ нужно понимать то, что въ 19-мъ стол?тiи iудейскiй элементъ игралъ въ немецкую литературу. Достаточно назвать имена Гейне н Бёрне, и мы будемъ им?ть, относительно, лучшее или, говоря осторожнее, наимен?е дрянное изъ всего того, что въ н?мецкой литератур? въ 19-мъ столе?тiи стояло впереди и оказывало наибольшее влiянiе на элементы, выдававшiе себя свободными. Оба писателя сначала были iудеями и по религiи; оба окрестились, Бёрне — тайно, а ц?ль этой перем?ны в?ры т?мъ и другимъ хорошо известна. Нужно было найти м?сто; Гейне думалъ такимъ образомъ получить профессуру; но оба обсчитались и трудились понапрасну. Впрочемъ, все это — вещи второстепенныя; но он? бросаютъ яркiй св?тъ на живучесть у обоихъ писателей племенныхъ свойствъ характера, которыя въ конц? ихъ литературнаго поприща выступили у нихъ и въ факт? возвращенiя къ iудейской в?р?. Бёрне подконецъ отличался въ сильной степени религiозностью, а у Гейне прямо всплылъ на верхъ древнiй Богъ его племени. Гейне не въ шутку, а совершенно серьозно, — насколько вообще можетъ быть р?чь о серьозности у этой бсзсодержательной натуры, — подконецъ въ своихъ писанiяхъ прямо высказывался, что ему нужна помощь Божiя; что библiя есть лучшая книга, и что къ ней обратился онъ, уб?дившись, что эллинизмъ и философiя — ни къ чему. Такова была хилость Гейне, и телесная и духовная. Говоря о библiи, онъ разум?лъ ветхiй зав?тъ, и, cл?довательно, думалъ о помощи Бога своихъ отцовъ. Гейне не былъ религiозенъ въ смысл? ортодоксальности или синагоги; но подъ старость въ немъ воскресъ iудей такъ, какъ это возможно для лица образованнаго. Все лучшее, во что когда-то в?рилъ и что чувствовалъ писатель и поэтъ, теперь отпало, какъ простой прив?сокъ.

По таланту, Гейне выше Бёрне. Но посл?днiй хоть сколько-нибудь серьозенъ, первый же р?шительно всюду вплетаетъ свое шутовство. Даже въ лучшей своей лирик? онъ вертится и кувыркается какъ фиггляръ. Переходъ отъ высокаго тона къ самому пошлому — обыкновенная его манера, постоянные скачки въ выраженiи чувствъ, либо нам?ренное гаерство. Всего бол?е сродно ему пошловатое и грязноватое. Все остальное ему чуждо, и во все это онъ пытается карабкаться съ трудомъ. Когда онъ хочетъ быть серьознымъ, онъ долго не выдерживаетъ тона, и непроизвольно спускается въ комику, и большею частiю — въ комику самаго пошлаго сорта. За исключенiемъ какой-нибудь пары стишковъ, даже во всей его Книг? п?сенъ, сл?довательно въ томъ, за что iудейская реклама выдала ему патентъ на славу поэта, — даже во всемъ этомъ н?тъ ничего, что можно бы было читать безъ прим?си н?котораго непрiятнаго ощущенiя, что все это — каррикатура на лирику. Но лирика и есть единственный родъ поэзiи, свойственный iудейскому племени. И въ Книг? Книгъ находимъ псалмословiе и немножко лирики пророчествъ; но iудей абсолютно не способенъ ни къ драм?, ни къ эпосу въ истинномъ смысл? слова. И въ самомъ д?л?, откуда же у рабовъ Господнихъ явятся образы свободныхъ героевъ? Впрочемъ, это — лишь мимоходомъ. Гейне перед?лывалъ романтику въ лирику, и зат?мъ, низводя великiе образцы, какъ, наприм?ръ, британскаго поэта Байрона, до своего уровня, обкрадывалъ ихъ. Даже тамъ, гд? онъ выдавалъ себя прозаистомъ, какъ, напръ., въ „Путевыхъ картинахъ”, онъ даетъ лишь пошловатое подражанiе тому высокому взмаху, какой приняла поэзiя Байрона въ „Гарольд?", давая образы природы и людей. И такъ называемая мiровая скорбь у Гейне — краденая. Первоначальныя и благородныя черты пессимистическаго настроенiя нужно искать у британского генiя, а рядомъ съ нимъ также юморъ и шутку, которые, въ сравненiи съ ординарными остротами iудейскаго писателя, являютъ бол?е благородныя формы. Н?тъ надобности обращаться къ поздн?йшимъ стихотворенiямъ и письмамъ Гейне, каковы „Романцеро" и другiя, чтобы на д?л? уб?диться, на сколько отвратительна и нездорова прим?сь этихъ, всюду напиханныхъ, элементовъ его фантазiи. Всего этого довольно въ его раннихъ и лучшихъ произведенiяхъ, въ его „Путевыхъ картинахъ" и въ „Книг? п?сен”. Кром? того, проза его жидковата, а по мыслямъ и по форм? — н?что безсвязное и отрывистое. Обрывчатость изложенiя и это отсутствiе связности въ стил? и въ компановк?, — качества, свойственныя вс?мъ iудейскимъ писателямъ, проявляющiяся даже и въ ветхозав?тныхъ пов?ствованiяхъ, — эта безсвязность, переходящая нередко просто въ сборъ какихъ-то обрывковъ, — и у Гейне налицо. Черты этой безсвязности, составляющiя неотъемлемую принадлежность iудейской письменности, т?мъ характерные, что какъ въ проз?, такъ и въ стихахъ, онъ старался писать натуральнымъ и народнымъ н?мецкимъ языкомъ, и даже съ кое-какимъ видимымъ успехомъ.

По его словамъ, онъ ощущалъ „тончайшiя чувства", а именно, чувства воспринятой имъ романтики. Сверхъ того, на первыхъ порахъ онъ немножко попробовалъ дрянной философiи, а именно, Гегелевcкой, обнаруживъ и зд?сь свойственную iудейскому племени несамостоятельность и недальновидность, которая всегда видитъ лишь ближайшее, то, что сейчасъ въ ходу и пользуется немножко вн?шнимъ эфемернымъ усп?хомъ. Этотъ ограниченный горизонтъ культа всякихъ авторитетиковъ есть свойство прямо iудейское, и отнюдь не доказываетъ большого ума, хотя о себ? и страшно высокаго мн?нiя, тогда какъ на д?л? просто гоняется за т?мъ, что въ данное время суетливо выскакиваетъ на первый планъ. Но всякiя такiя восхваляемыя прелести быстро исчезают съ рынка, а въ конц? концовъ провалился и Гейне со вс?мъ, во что онъ такимъ образомъ пускался. Даже и „темная паутина, окутывающая нашъ мозгъ, и портящая намъ любовь и радость”, не была сметена подд?льнымъ эллинизмомъ. Религiозные фантомы, какъ уже было упомянуто, снова всплыли подъ старость у хилаго и хвораго Гейне. Литературная ссора съ Бёрне въ особой стать? противъ посл?дняго была д?ломъ совершенно пустымъ. У Гейне н?тъ въ рукахъ знамени боговъ новой эпохи, за которыхъ, какъ онъ хвастался, ему нужно было ратоборствовать съ ретрограднымъ въ религiозномъ отношенiи Бёрне. Знамя Гейне было, скор?е, развалившимся фитилемъ. Оно было сшито изъ всякаго тряпья, которое iудейскiй авторъ натаскалъ себ? изъ самыхъ разнообразныхъ жилищъ другихъ, частью еще живущихъ, частью — мертвыхъ, народовъ. Въ этихъ пестрыхъ обноскахъ онъ и парадировалъ; но никогда и нигд? онъ не могъ выкрасть ничего, ц?льнаго и незатасканного. Ему не посчастливилось стащить ни единаго сколько-нибудь приличнаго костюма у другихъ народовъ; въ уд?лъ его iудейской муз? доставались все только обноски и лохмотья.

Чистый прозаикъ Бёрне принадлежитъ той полудрянной области, къ которой относятся политика и театральная критика. Но кое-какою известностью пользуется Бёрне только благодаря политической оппозицiи, какую онъ д?лалъ въ своихъ парижскихъ письмахъ, примыкая къ iюльской революцiи. Эти парижскiя письма, такъ сказать, его главное произведенiе. Это — его единственное сочиненiе, на которое еще есть требованiе въ бол?е широкихъ кружкахъ, и хотя оно сплошь состоитъ изъ какихъ-то отрывковъ по беллетристической критик? и тъ. п., все-таки отличается, по крайней м?р?, тою связностью, какую простымъ письмамъ сообщаетъ историческое событiе, около котораго они вертятся. Но онъ болтаетъ въ нихъ и о чемъ угодно, и, воистину, это вовсе не художественное произведенiе. Ихъ стиль, по выраженiю даже Гейне, трясется мелкою рысью. Немножко цинической грубоватости — вотъ и все, что въ политической оппозицiи Бёрне иногда еще на своемъ м?ст?. Но самая эта оппозицiя, какъ и всякая iудейская оппозицiя, вытекала изъ iудейской ненависти и изъ стремленiя къ эмансипацiи. Какъ я зам?тилъ уже въ первой глав?, iудеи пользовались некоторое время популярностью въ образованномъ обществ? только благодаря своему мнимому политическому свободомыслiю. Этому положенiю д?ла, главнымъ образомъ, и сод?йствовала писательская д?ятельность Бёрне. Гейне былъ слишкомъ непостояненъ и безсодержателенъ, и съ своимъ клоунствомъ раскидался во вс? стороны, такъ что въ своей политической оппозицiи не могъ держаться опред?леннаго курса. Примыкая къ событiямъ эпохи во Францiи, онъ былъ либераленъ, а иногда даже съ революцiонною окраскою. Но, въ сущности, беллетристъ и фигляръ въ немъ беретъ перев?съ, а его шуточки и кривлянья обращаются иногда противъ радикализма. Напротивъ того, вышеочерченная натура Бёрне отличалась и кое-какою убедительностью, и немножко — посл?довательностью. Но подконецъ онъ страшно грешилъ религiозностью. Въ этомъ сказывался iудей, который въ Бёрне сид?лъ еще глубже ч?мъ въ Гейне, и Бёрне былъ, такъ сказать, вдвойне iудей. О римскомъ поэт? эпохи начала разложенiя имперiи, о Горацi?, Бёрне выразился, что онъ ум?лъ „съ грацiей быть рабомъ". Если бы Бёрне прожилъ еще одно поколенiе у насъ, немцевъ, то онъ увидалъ-бы и уб?дился-бы, что iудеи всегда готовы быть рабами безъ всякой грацiи; ибо либеральная окраска и ихъ неэcтетичеcкая сущность, нав?рное, не отличались хоть какою-нибудь грацiей.

Бёрне можетъ также служить прим?ромъ того, какую форму принимаетъ iудейская неспособность къ правильной оц?нк? литературныхъ величинъ, и съ какимъ, кром? того, безстыдствомъ эта неспособность къ критик?, козыряетъ тяжелыми и пошлыми выраженiями. Такъ, въ своихъ cочиненiяхъ, Бёрне говоритъ объ „остромъ идеалистическомъ клюв? Шиллера” и о „широкомъ реалистическомъ рыл? Гёте”, и рядомъ съ этими, бол?е ч?мъ просто неблагородными выраженiями онъ прибавляетъ еще, что Шиллеръ и Гёте хороши были только для своего времени, и что они не больше какъ „реестры прошлаго”. Напротивъ того, Лессингъ останется писателемъ и будущаго и, въ противоположность Шиллеру и Гёте, будетъ „оглавленiемъ будущаго”. Мы также высказали решительнымъ образомъ наше сужденiе о Шиллер? и о Гёте. Но когда двое, съ виду, д?лаютъ одно и то-же, то нужно всмотр?ться попристальнее, говорятъ ли они одно и то-же. Но наше сужденiе дiаметрально противоположно. Для насъ Шиллеръ и Гёте, и не только въ силу абсолютныхъ и положительныхъ основанiй, являются малозначащими представителями литературы, но особенно въ силу того, что они подчинялись влiянiю славоiудея Лессинга, и въ той м?р?, въ какой ему подчинялись. Въ пользу ихъ, какъ смягчающее обстоятельство, говоритъ также тотъ фактъ, даже необходимость, что поэты, какъ таковые, никогда не бываютъ или не могутъ быть мыслителями, даже никогда не бываютъ значительными критиками, настолько же, какъ не бываютъ математиками, поэтому и н?тъ ничего постыднаго въ самоподчиненiи Гёте жалкимъ лессинговскимъ псевдо-рецептамъ, рабски заимствованнымъ у Аристотеля и отвратительнымъ образомъ размазаннымъ. Вся н?мецкая литература, уже съ 18-го стол?тiя, значительною долею своей испорченности обязана ожидовленiю ея на манеръ лессинговскаго. Если бы Бюргеръ съ присущею ему м?рою здоровой естественности и н?мецкаго духа не составлялъ р?шительнаго исключенiя, еслибы не былъ онъ, параллельно Гёте и наравн? съ нимъ, истиннымъ представителемъ натуральной и настоящей лирики любви, то нельзя бы было указать решительно ничего, д?йствительно основательнаго. Исключительно только это посл?днее обстоятельство спасаетъ н?мецкую литературу отъ заслуженнаго ею, въ остальномъ, полнаго презр?нiя.

Но эта Бёрневская, чисто iудейская сверхоц?нка Лессинга не должна ни мал?йшимъ образомъ удивлять знатока iудеевъ. Iудей Бёрне былъ уб?жденн?йшимъ пропов?дникомъ правъ iудейства на господство не тол?ко въ сфер? литературы! Въ одной анонимной и водящей публику за носъ рецензiи одной ученой (кстати зам?тить, страдающей философастерскимъ, въ кантовскомъ род?, безcилiемъ) книг? объ „Iудейств?” (ЛЪ. Гольста, Майнцъ 1821) онъ д?лаетъ автору заявленiе, еще и донын? хорошо характеризующее отношенiе iудейства. Онъ грозитъ ему, именно, что онъ, Бёрне, еще надеется дожить до той поры, когда всякое подобное, возбуждающее противъ iудеевъ, сочиненiе будетъ наказываться заключенiемъ автора либо въ исправительный, либо въ сумасшедшiй домъ; Бёрне умеръ въ 1837 году. Стол?тiе пришло уже къ концу, а все еще эти скромныя желанiя iудейской расы, несмотря на то, что влiянiе ея съ т?хъ поръ сильно возрасло, остались неисполненными, но, т?мъ временемъ, въ ответъ на это, вызвали кое-какiя серьозныя народныя движенiя противъ. iудеевъ, а эти, съ своей стороны, снова выкрикивали этотъ, Бёрневскiй призывъ къ полицiи и къ сумасшедшему дому. Но, — что очень комично, — iудеи, вместо требованiя, чтобы серьозные противники ихъ расовыхъ безчинствъ были заключаемы въ сумасшедшiй домъ, нашлись вынужденными защитниковъ этихъ безчинствъ, каковъ, напримъ., Нитцше, буквально выписывать изъ сумасшедшаго дома. Безъ всякаго стыда, съ изв?стною глупою наглостью, въ мирадахъ рекламъ своей прессы, они прославляли такихъ субъектовъ какъ духовныя величины, и такимъ образомъ людей, которые съ самаго начала ихъ жизни были кандидатами на званiе тупицъ они восхваляли не просто какъ мыслителей, — н?тъ, а чисто, по iудейски, какъ сверхмыслителей, и такимъ образомъ прямо восходили до вершинъ не только крайней напыщенности, но ошеломляющаго и въ этомъ смысл? туп?йшаго идiотства. Этимъ Гауризанкаромъ комики и должно было кончиться д?ло у этой балаганной древней расы торговцевъ штанами, въ н?мецкомъ срединномъ царств?, когда надъ безчинствами расы наступило время суда и явилась Немезида исторiи.

4. Между четвертымъ и пятымъ изданiями этой книги мною дано бол?е полно? осв?щенiе Бёрне и Гейне въ моихъ “Св?точахъ литературы”, а именно во второмъ том? подъ рубрикою мнимыхъ величинъ, тъ. е. просто такихъ писателей, у которыхъ было кое-какое имя въ литератур?. Въ числ? этихъ именъ, мнимыя величины Бёрне и Гейне изв?стны съ дурной стороны, но въ той же глав? указана группа именъ, которыя большою частью или, по крайней м?р?, некоторыми чертами являютъ кое-что хорошее. Вообще же, вся книга, оба ея тома, съ ея вводными обзорами прежняго, правда — лишь между прочимъ, есть исторiя ожидовленiя литературы, а именно, есть критическая исторiя ожидовленiя, которое господствовало въ новой литератур? до самаго посл?дняго времени. Хотя, во всякомъ случа?, подобный отчетъ о порч? новой литературы iудейскимъ духомъ или, лучше сказать, iудейскою плотью и iудейскими чувствами, никоимъ образомъ не составлялъ главной ц?ли нашихъ стремленiй, но, къ сожал?нiю, къ стыду посл?дняго тысячел?тiя новые народы и ихъ выдающiяся личности или, такъ сказать, ихъ духовное т?ло, благодаря внесенiю христiанской лимфы, получило предрасположенiе къ зараженiю, и даже — должно было заразиться обильною iудейскою сыпью и, къ сожал?нiю, совс?мъ не такою сыпью, отъ которой можно-бы было быстро вылечиться. Наша исторiя светочей въ литератур? является въ этомъ отношенiи, какъ и по своему главному предмету, новостью всемирной литературы, и рядомъ съ остальнымъ реформаторскимъ cодержанiемъ представляетъ и возбужденiе противъ литературныхъ безобразiй всей нашей заключительной всемирно-исторической литературной традицiи, — безобразiй, которыми мы обязаны iудеямъ. Обезображенiе беллетристики специфически iудейскими мерзостями и шутовствомъ, которое величаетъ себя христiанскимъ, — все это далеко еще не самое худшее. Неизящность, кривлянья, угловатость, обрывчатость, кургузое изложенiе и кургузый стиль, короче, все, отталкивающее въ эстетическомъ отношенiи, или даже формально негодное, есть приэтомъ лишь относительно маловажный вредъ, сравнительно съ безнравственными и даже прямо преступными теченiями, этими, какъ бы назр?вшими, нарывами конца ХIХ-rо в?ка, открывающими недурные виды на духовную ненормальность двадцатаго столетiя. Закончится-ли съ заключенiемъ второго тысячелетiя засилiе iудейcтва, кто можетъ предсказать это! Во всякомъ случа?, въ просв?щенн?йшихъ формахъ сознанiя нашъ fin dе siеclе есть так же и fin dе judаismе, и это, какъ показываютъ разумъ и чувство, есть совершившiйся фактъ; но дальн?йшее распространенiе и проведенiе его вовсю даль и ширь жизни и мiра, это — пока еще, въ н?которомъ смысл?, исполинская задача, Геркулесова работа для ц?лыхъ покол?нiй, число которыхъ еще не поддается опред?ленiю.

Но, пока, не будемъ касаться этихъ общихъ, перспективъ, а окончательно и вполн? охарактеризуемъ Гейне, въ частности, тъ.-е. подобающимъ образомъ заклеймимъ его. Это — не просто поэтъ-арлекинъ, но кое-гд? не только въ моральномъ, но и въ юридическомъ смысл? слова, прямо преступный стихослагатель. Въ первомъ отношенiи, достаточно указать на его бога — Аполлона, котораго я назвалъ iудеемъ-Аполлономъ, а въ другомъ отношенiи, укажу между его посл?дними стихотворенiями, а именно, въ групп? его садистическихъ пьесъ, „Ночную поездку”, въ которой авторъ заявляетъ о личной своей преступности. Убiенъ щекоткою, на почв? половыхъ отношенiй, совершаемое при лунномъ св?те на мор?, у него, кром? того, — какъ это, впрочемъ; въ подобнаго рода штучкахъ является, повидимому, господствующимъ правиломъ, — разукрашено религiонистически. Воззванiе къ Адонаи, тъ.-е. къ Господу Богу iудеевъ, при такомъ утонченномъ сладострастiи, которое можно поставить рядомъ, съ ритуальными убiйствами, — вещь весьма понятная. Самое преступленiе относится, во всякомъ случа?, къ бол?е ранней эпох?; этому нисколько не противор?читъ то обстоятельство, что желанiе пощекотать себ? воображенiе прiятнымъ воспоминанiемъ о д?л?, въ сочетанiи съ необыкновенною р?звостью, — что эта идеальная неестественная пом?сь въ поэтически-криминальномъ род?, принадлежала позднейшему времени. Мерзавцу, который одержимъ былъ еврейскою манiей величiя, доставляло удовольствiе — свое реальное изнасилованiе повторить предъ публикою и идеально, и свое безчестно-надменное изд?вательство надъ лучшею частью человечества и надъ бол?е благороднымъ челов?чеcкимъ духомъ проделать еще и такимъ манеромъ. Если въ заявленiи этомъ только экспертъ, понатор?вшiй въ разсл?дованiи подобныхъ чудовищныхъ мерзостей, вполн? ясно разглядитъ, что зд?сь р?чь идетъ о преступленiи въ форм? садистическаго разврата, то для преступника оно навсегда останется, хотя и н?сколько затененною, но, т?мъ не менее, все-таки уликою. Сверхъ того, оно такъ характеристично для изв?стныхъ чертъ еврейскаго существа, или, лучше сказать, ненормальностей еврейскаго существа, что должно было найти зд?сь себе м?сто, если только чувственныя покушенiя этого, пользующагося дурною славою, народца, должны вообще найти себе современное, даже модное, чтобы не сказать, богатое и будущимъ наглядное поясненiе. То, что предлежитъ намъ въ виду такого положенiя д?ла и такихъ наклонностей, нельзя легкомысленно считать ничего не значущимъ въ моральномъ отношенiи. Въ самомъ д?л?, художество въ уголовщине, равно какъ и уголовщина въ художестве, благодаря влiянiю iудеевъ, отлично преуспеваютъ, а въ посл?днее вр?мя, когда ремесленность въ литературе достигла nоn рlus ultrа нелепости, тупое и сумасбродное философастерство пришло къ паролю — да здравствуетъ преступленiе. Vivе lе crimе или, говоря по-н?мецки, dаs Vеrbrеchеn lеbе hоch, — таковъ новейшiй девизъ, который, если не прямо, то косвенно, въ форме, — чтобы щадить публику, — н?сколько смягченной и съ кое-какимъ передержками, разносится задающею тонъ прессою при посредств? панегириковъ и газетъ поляками и другими полоумными единомышленниками жидовъ, и пропагандируется въ н?сколько прикрашенной форм? чрезъ посредство всякихъ духовныхъ каналовъ, для пущаго орошенiя деморализацiи.

Эта развязка конца ХIХ-го стол?тiя, если спокойно взв?сить ее, въ конц? концовъ есть не иное что, какъ д?йствiе всей той прежней стрижки и сервировки, — этого, въ большей своей части, д?ла жидовства, понимая это слово въ самомъ широкомъ, тъ. е. нацiонально-моральномъ смысл?. Все, что было прежде, и вся эта духовная традицiя, которую не только черезчуръ высоко ц?нили, а, напротивъ, прямо разукрашивали, чтобы представить ее не т?мъ, ч?мъ она была, раскрывается для исторически созр?вающаго сознанiя во всей полнот? своей гнусности лишь благодаря тому, что ее осв?щаютъ теперь св?томъ современныхъ еврейскихъ безобразiй и еврейской преступности.