Глава 21 ЧЕРЕЗ ЛОМБОКСКИЙ ПРОЛИВ

Глава 21

ЧЕРЕЗ ЛОМБОКСКИЙ ПРОЛИВ

8-я подводная флотилия была первым подразделением Королевского ВМФ, базировавшимся в Западной Австралии. Население Перта, Фримантла и других окрестных городков встретило нас очень радушно. Люди открыли нам свои сердца, двери домов и проявляли щедрость, с какой нам никогда раньше не приходилось сталкиваться. К нашему прибытию все было подготовлено – это постарался коммандер Мире, побывавший здесь с визитом заранее. Он успел создать хорошие условия для полноценного отдыха экипажей на берегу. Отпуска можно было проводить в частных домах Перта или Фримантла, в деревенских гостиницах на побережье или на близлежащих фермах. Многие командиры предпочитали овечью ферму в Боранинге, расположенную в ста милях в глубь материка, где хозяйничали Гарольд и Джоан Клюг. Эти двое относились к нам как к собственным детям. Под их гостеприимным кровом я провел два отпуска: один раз с Фредди Шервудом и Тони Спендером, другой – с Сэмом Мэриоттом. Эти прекрасные солнечные дни заполнились мне на всю жизнь: мы вставали в пять часов утра, чтобы на рассвете пострелять кроликов, катались на лошадях среди голубоватых эвкалиптов, наблюдали за стрижкой овец. В полдень, когда солнце начинало палить совсем нестерпимо, мы усаживались на тенистой веранде, потягивали холодное пиво и рисовали подводные лодки для юного Джорджа Клюга. Мы слушали мирный визг циркулярной пилы, доносящийся из-за дома, помогали мыть посуду под придирчивым надзором Джоан, которая всегда ругала нас, если замечала, что мы исподтишка разбавляем холодной очень горячую воду. Иногда мы музицировали или слушали работавших на ферме двух итальянских военнопленных, любивших распевать арии из великих опер. А однажды мы искали пожар.

В сухой сезон местных фермеров постоянно беспокоила угроза пожаров в буше. После долгих недель без дождя мелколесье засыхало и могло вспыхнуть как спичка. Одной искры было достаточно, чтобы уничтожить большое количество ценной древесины. Однажды вечером Клюгам позвонил сосед, живущий в нескольких милях от них, и сообщил, что видит дым, поднимающийся над одним из участков леса. Когда Гарольд Клюг выскочил из дома, я последовал за ним. На горизонте действительно была видна струйка дыма: его источник находился где-то за холмом. Мы сели в грузовик, взяли с собой рабочих-итальянцев и двинулись по ухабистым проселочным дорогам в сторону вероятного пожара. Но пока мы ехали, дым успел рассеяться. Почти час мы колесили по австралийскому бездорожью, но так и не обнаружили огня. Наконец мы выехали на пустырь, разделяющий владения Клюга и его соседа, и выбрались из грузовика. Взглянув на обожженное солнцем и изборожденное морщинами лицо Клюга, я понял, что он очень встревожен. Его глаза внимательно обшаривали все вокруг. Неожиданно он быстро пошел вперед и указал нам на молодой побег, который только что был срублен и положен на землю, указывая определенное направление. Пройдя несколько шагов, мы обнаружили и другие метки соседа Гарольда. Мы пошли к деревьям и возобновили поиски, но снова безрезультатно. Темнело. Гарольд уже собрался прекратить поиски, отложив их до утра, когда один из итальянцев воскликнул:

– Я чувствую запах дыма!

Гарольд принюхался и закричал:

– Боже мой, он прав!

Лично я не унюхал абсолютно ничего, но наш хозяин уверенно повернул налево, и через несколько минут мы увидели небольшую полянку в низине, на которой мерцало что-то красное. Приблизившись, мы увидели медленно тлевший ствол старого дерева. Гарольд сказал, что сердцевина дерева могла тлеть много месяцев. В сезон дождей, когда распространение огня можно контролировать, иногда специально поджигают отдельные участки леса, чтобы выгорела листва прежде, чем станет густой и будет представлять опасность в сухой сезон. Иногда случалось так, что верхушка дерева захватывала огонь и вбирала его внутрь себя. Тогда оно начинало очень медленно тлеть сверху вниз, без видимых признаков. Все заканчивалось, когда огонь добирался до корней, они оказывались неспособными поддерживать ствол и дерево падало. Тот ствол, который мы обнаружили, медленно горел в течение шести месяцев. Мы очистили землю на несколько ярдов вокруг, чтобы исключить возможность немедленного распространения пожара, после чего поехали домой. Утром мы вернулись, загрузив грузовик емкостями с водой. Должен признаться, ее потребовалось целое море, чтобы окончательно загасить огонь.

Жизнь на берегу была удивительно приятна, чего нельзя сказать о наших морских операциях в новом регионе. Тут дела обстояли куда менее удовлетворительно. Покидая Малаккский пролив, мы надеялись, что, действуя на тихоокеанской стороне от Явы, Бали, Ломбока, Сумбавы, Флореса и Тимора (см. карту), мы снова встретим крупные цели. К сожалению, мы опоздали на несколько месяцев. Американские субмарины, базировавшиеся во Фримантле, хорошо поработали здесь, а теперь добрались до Южно-Китайского моря и рыскали вокруг Филиппин, оставив только что прибывшим британцам подбирать объедки с барского стола. Мы впервые так остро почувствовали, что Королевский ВМФ стал не более чем бедным родственником американцев. Ощущение было не из приятных. Их субмарины строились специально для необъятного Тихоокеанского региона, они были больше и лучше оборудованы, чем наши, предназначенные для Северного и Средиземного морей. Они брали значительно больше топлива, поэтому могли удаляться на недостижимые для нас расстояния от базы. Наши лодки класса Т, присоединившиеся к флотилии перед выходом в Австралию, могли дойти до Сингапура или северного берега Борнео, но даже они не могли тягаться с американцами, а о лодках класса S и говорить ничего. Наш предел – северная часть Макасарского пролива и Яванское море. На американских субмаринах были созданы такие замечательные условия для команды, что, посетив одну из них, я почувствовал острый стыд за то, что мои матросы и трюмные машинисты в море вынуждены жить совсем не так. Будучи крупнее, американские лодки могли вместить больше торпед. Но самым обидным являлся тот факт, что они были оборудованы самым современным типом радарной установки. Наш радар с Х-образной антенной уже сильно устарел и был эффективен только при улавливании поверхностных отраженных сигналов. Как тут не злиться, если британским изобретением в наиболее совершенной его форме пользуются американцы, а не мы. Причина такого положения заключалась в том, что у американцев подводный флот пользовался приоритетом, а у нас первенство отдавалось противолодочным силам, которые сражались в битве за Атлантику.

В море мы попадали в оперативное подчинение к американскому адмиралу Файфу – удивительно обаятельному и вместе с тем сильному человеку. Он никогда не позволял себе разделять субмарины на свои и чужие, неизменно относился к нам как к равным. Хотя его штаб находился в Перте, он взял за правило лично приезжать во Фримантл и провожать субмарины в поход. А когда «Шторм» отправился обратно в Англию, он не забыл отправить нам радиограмму и поздравить с наградами, которых мы удостоились по завершении операции. Он принадлежал к числу американцев, с которыми приятно иметь дело в любых ситуациях.

На берегу мы очень редко пересекались с американскими коллегами, но уважали их за мужество, проявленное в борьбе с противником. Подчиняясь одному оперативному командованию, мы использовали американский военно-морской код и, будучи в море, узнавали новости об их новых победах в удаленных, недоступных для нас районах. Как тут не позавидуешь! Имея современную радарную установку и радиотелефонную связь между кораблями (действующую на коротком расстоянии), они могли воплотить в жизнь тактику «волчьей стаи», причем усовершенствовали ее и применяли куда успешнее, чем немецкие подводные лодки в Атлантике. Когда американцы захватили Филиппины, а японцы в ответ выслали в этот район крупные военно-морские силы, одна из американских «волчьих стай» как-то ночью потопила линкор класса «Конго» и тяжелый крейсер, серьезно повредила еще один крейсер, выпустив в него четыре торпеды, а также доложила об обнаружении других линкоров и крейсеров. А через несколько ночей другая «стая» сильно потрепала подходящий к Филиппинам вражеский конвой.

В противоположность великолепным подвигам американцев на Тихом океане, наши дела в этом регионе были куда более скромными.

Первый поход из Фримантла «Шторм» совершил в залив Бони к югу от Селебеса. Чтобы понять, к каким масштабам нам пришлось приспосабливаться, достаточно привести следующие цифры: до назначенного района нам пришлось преодолеть 2400 миль, для чего потребовалось десять суток. За две недели похода мы прошли 1600 миль в поисках целей и, вернувшись во Фримантл, оставили за плечами 6200 миль.

Мы вышли из Фримантла 10 октября, 13-го в Эксмуте приняли топливо и пошли вдоль северо-западного берега Тимора, затем 19-го повернули на запад в море Флорес. На следующий день в полдень мы заметили остров Салаяр, погрузились и приблизились к земле.

Вскоре после этого нас заметили с вражеского самолета, который приблизился против солнца, поэтому остался невидимым для нашего вахтенного офицера. На нас сбросили бомбу. Я узнал об этом, когда мирную тишину разорвал оглушительный взрыв. Одним прыжком оказавшись в посту управления, я заорал: «Полный вперед, 100 футов, руль направо до упора!» – и отбросил ошарашенного вахтенного от перископа. В тот момент, когда верхние линзы перископа уходили под воду, я успел заметить за кормой круг вскипевшей воды – там взорвалась бомба. «Шторм» едва миновал отметку 60 футов, когда над нами взорвалась вторая бомба – на этот раз намного ближе. В результате возникли неполадки с освещением, треснуло стекло датчика одного из балластных танков, кое-где появились повреждения легкого корпуса и вдребезги разбилось зеленое стекло навигационного огня на правой стороне мостика (последнее мы выяснили позже). Через пятнадцать минут я снова всплыл на перископную глубину и обнаружил, что самолет продолжает описывать круги над водой. Мы поспешно вернулись на глубину и оставались там целый час. Только тогда противник оставил нас в покое.

Целую неделю мы курсировали вдоль южного берега Селебеса, но так и не увидели ни одного вражеского судна. Нам встречались только парусные лодки с туземцами, кожа которых блестела на ярком солнце, как скорлупа молодых каштанов. Вдали виднелись пустынные пляжи, скучающие под сонными пальмами, и мелкие изумрудно-зеленые островки, рассыпанные по голубой глади воды. На десятый день, накануне завершения похода, отчаявшись обнаружить какую-нибудь цель, мы решили пройти дальше в залив Бони и обратить внимание на местные шхуны. Ранее было установлено, что японцы заставляли местное население перевозить никелевую руду из небольшого порта Помалаа на запад. Мы имели полномочия топить шхуны, если выяснится, что они заняты на этих перевозках. Для себя я решил, что буду топить шхуны, только если уверюсь в безопасности экипажей. Дики Фишер с энтузиазмом отнесся к этой перспективе, поскольку она означала появление долгожданной работы для его «абордажной партии».

Первую шхуну с никелем мы обнаружили на рассвете следующего дня. Это было красивое миниатюрное двухмачтовое парусное судно с экипажем из десятка малайцев, которые, завидев нас, спустили паруса даже раньше, чем мы приблизились. Фишер перепрыгнул на борт шхуны, за ним последовал старшина Блайт (второй рулевой) и остальные члены «абордажной партии». Малайцы к нашему появлению отнеслись спокойно, послушно перебрались на носовую палубу «Шторма» и ожидали развития событий. Шхуна шла порожней в Помалаа, но в ней были обнаружены остатки никелевой руды. Кроме того, из судовых документов следовало, что судно направлялось под загрузку рудой для обратного рейса в Макасар. Было очень стыдно и жалко топить ее, но она была полезна врагу, и у нас не было выбора. Убедившись, что на суденышке не осталось ни одного человека, мы отправили ее на дно всего лишь тремя выстрелами из трехдюймовки. Должен прямо сказать, этот процесс не принес нам удовлетворения.

В тот день мы видели еще одну шхуну, но узнали от малайцев, что вскоре из Помалаа возобновится перевозка никелевой руды. Ночью я перешел южнее и отправил сообщение во Фримантл с просьбой продлить наш поход на четыре дня. Подтверждение не заставило себя ждать. Получив его, мы провели еще два дня в южной части нашего района в последней попытке обнаружить достойную цель, после чего вернулись на никелевый маршрут.

1 ноября мы потопили две следующие на запад шхуны, обе с никелевой рудой. В этот же день мы передали пленных малайцев местным рыбакам в обмен на огромную рыбу. 2 ноября был звездный день для Дикки Фишера и его людей. В тот день у нас на борту перебывало столько туземцев (все они сидели внизу, так как нельзя было исключить вероятность срочного погружения), что мы назвали его Днем гостей.

Из бортового журнала:

«05.40. Увидели три следующих в западном направлении шхуны.

05.55. Если верить радару, в 30 милях от нас находился самолет, летящий в нашу сторону. Нырнули. Самолета так и не увидели. Всплыли и продолжили преследование шхун.

06.35. Судя по показаниям радара, самолет находился в 8 милях от нас. Нырнули. Самолета снова не обнаружили. Всплыли и продолжили преследование.

07.00. Подошли к шхунам, дали предупредительный выстрел. Все три тут же спустили паруса. Проверили каждую – они полны никелевой руды. Сняли экипажи. Теперь у нас на субмарине находилось уже восемнадцать малайцев. Заметили на северо-западе еще четыре шхуны. Почти одновременно неподалеку появилось рыболовное судно. Приняли решение сначала избавиться от малайцев.

07.45. Оставили три шхуны и пошли навстречу рыбаку.

08.28. Высадили малайцев и вернулись к шхунам.

09.00. Потопили все три орудийным огнем. После того как под воду ушла третья, заметили в воде двух человек. Вероятно, они где-то прятались. Подобрали. Последовали к шхунам, замеченным ранее. Три шли вместе, одна – в некотором отдалении. Было решено потопить три и высадить команды на четвертую, поскольку других судов в поле зрения не было.

10.00. Подошли к шхунам. Они оказались больше предыдущих. Все были загружены никелевой рудой. Сняли экипажи и потопили шхуны. И снова из одной выпрыгнули два малайца, которых мы благополучно подобрали. Субмарина оказалась несколько перенаселенной – на ней теперь находилось тридцать восемь малайцев.

12.02. Подошли к шхуне. Она спустила паруса. Произвели досмотр. Снова никелевая руда. Было жалко ее отпускать, но куда девать тридцать восемь малайцев? Решили выбросить груз за борт. Фишер сумел объяснить местным морякам, что от них требуется, и работа закипела. Доставили тридцать восемь малайцев в качестве дополнительной рабочей силы.

12.19. Отошли от шхуны. Выброшенная за борт никелевая руда перекрасила воду вокруг в красно-коричневый цвет.

13.00. Дали шхуне разрешение следовать восвояси».

В сумерках заметили еще одну груженную никелем шхуну. Достойное завершение напряженного трудового дня. На борту оказались женщина и ребенок. Получалось, что нам придется ночевать вместе с экипажем последней шхуны. К счастью, ночью заметили парус и через два часа благополучно передали их на борт местного рыболовного судна. Рано утром на следующий день мы произвели досмотр еще одной шхуны, на которой также были женщина и ребенок. К счастью, на ней не оказалось груза, и мы с облегчением отпустили ее.

Пора было отправляться домой. Результат нашего похода не был впечатляющим – одиннадцать невооруженных шхун. Мы не получили никакого удовлетворения, но утешали себя мыслью, что при этом не погиб ни один человек. 3 ноября мы взяли курс на море Флорес. А вечером подошли к самому опасному участку нашего маршрута.

Ломбокский пролив разделяет острова Бали и Ломбок. Он не такой узкий, как остальные, и является единственным доступным для нас проходом в длинной цепочке островов, которая тянется на 1500 миль от Зондского пролива на западе до пролива Омбай на востоке. Через эти шлюзовые ворота течет вода из Яванского моря и моря Флорес в Индийский океан. Течения здесь нерегулярные, непредсказуемые и обычно слабые. В это время года они имели преимущественно южное направление, но, пока не войдешь в пролив, точно не узнаешь. Мы не могли рассчитывать преодолеть все пространство под водой во встречном течении. В принципе они могли иметь любую скорость вплоть до 5 —б узлов в южном конце пролива, где он сужался до 11 миль. Поэтому субмарины союзников обычно старались пройти пролив ночью, оставаясь на поверхности. Но оккупировавшие острова японцы знали об этом и по ночам осуществляли регулярное противолодочное патрулирование в проливе. Поэтому мало кто не встречал здесь эсминцы или корабли-охотники. Когда мы уже находились на пути к Ломбокскому проливу, одна из американских субмарин передала сообщение о том, что подверглась обстрелу с берега, а за несколько дней до этого японская подводная лодка атаковала на северном входе в пролив голландскую субмарину «Цваардфиш».

Мы подходили к проливу, оставаясь на поверхности, поэтому нашли его быстро и безошибочно. С расстояния 50 миль уже можно было видеть возвышающийся на острове Ломбок горный хребет, самая высокая гора которого Ринджани достигала 12 тысяч футов. Он был у нас слева по курсу. А справа открывался потрясающий вид на расположенный на Бали вулкан Агунг. Его абсолютно правильный конус поднимался на 10 тысяч футов, а вершина, окрашенная красноватыми лучами заходящего солнца, казалось, вот-вот извергнет на склоны раскаленную лаву. Наш путь домой пролегал между этими очень приметными горами.

Темнота мягко окутала землю. Мы шли по направлению к входу в пролив и знали, что около полуночи взойдет луна, и чем ближе к входу мы окажемся в этот момент, тем будет лучше для нас. Я удвоил число впередсмотрящих на мостике.

Первый вражеский патруль мы встретили незадолго до одиннадцати часов. После наступления темноты море покрылось легкой дымкой, делающей очертания предметов расплывчатыми, туманными… Поэтому вместо корабля мы видели слева по курсу неясный сгусток тени. До него было несколько миль, поэтому, изменив курс вправо, мы сумели проскользнуть незамеченными. Вскоре после полуночи, когда мы находились значительно ближе к земле, взошла луна. Мы снова смогли рассмотреть очертания берегов. В час мы в очередной раз определили местоположение корабля по береговым меткам и вошли в пролив. Это была работа не для слабонервных. По обеим сторонам над нами нависали черные глыбы, из-за чего пролив казался уже, чем был в действительности. А перед нами высилась стена темноты, казавшаяся непроходимой, твердой на ощупь. Но в то же время мы понимали, что карабкающаяся по небу луна – плохая помощница, которая скоро сделает нас отлично освещенной мишенью в тире.

В 01.40 мы заметили еще один патрульный корабль, но он находился у нас на траверзе, и я даже не счел необходимым изменить курс. Очень скоро противник скрылся из виду. Следующий час прошел без происшествий, но около трех часов начались неприятности. Жизненно важные для всех нас открытия принадлежали рулевому Селби, который по случаю повышенной опасности выступал в роли дополнительного впередсмотрящего (по моей просьбе). Этот человек обладал удивительным ночным зрением и часто обнаруживал опасность в темноте раньше, чем это удавалось мне. Так получилось и в этот раз. Ровно в 02.55 он доложил: «Вижу темный предмет, пеленг красный 10, сэр!» – за несколько секунд до того, как то же самое заметил я.

Увидев темную тень, я сразу понял, что она намного больше предыдущих, поэтому изменил курс, чтобы уклониться от встречи. Судя по обводам, это был военный корабль, почти наверняка эсминец. Он спокойно покачивался на воде; судя по всему, противник пока нас не заметил. Мы описали широкую дугу, вышли на прежний курс, и очень скоро вражеский эсминец скрылся из виду, оставшись по левому борту. Но не успели мы с облегчением вздохнуть, как Селби доложил о следующем корабле справа по курсу. Я повернул нос лодки в восточном направлении, но тут же снова увидел эсминец, поскольку такой курс автоматически приближал меня к нему. Тогда я лег на юго-восточный курс, оставив обоих противников на траверзе. Мы продолжали удаляться, но тут Селби заметил третью темную кляксу. На этот раз нам некуда было деться – небольшой корабль находился перед нами прямо по курсу и довольно близко. Я почувствовал себя в ловушке: ни вправо, ни влево повернуть было нельзя, там нас тоже поджидал противник. И я решил нырять. Главное – не попасть во встречное течение.

Я не собирался уходить на глубину, конечно, если меня не вынудят к этому. При этом у меня теплилась надежда, что судно впереди по курсу нас пока не заметило. Луна светила очень ярко, и я с удивлением понял, что могу рассмотреть в перископ довольно много. Темная клякса впереди оказалась моторной лодкой, причем она была ближе, чем я рассчитывал. Всего лишь через несколько минут после нашего погружения она спокойно проплыла мимо, причем так близко, что какое-то время я видел только часть корпуса. Мое сердце колотилось, как паровой молот. Но лодка прошла, ничего не заподозрив, и вскоре растворилась в темноте. Мы двинулись дальше на юг, продолжая вести перископное наблюдение. А когда над проливом забрезжил рассвет, мы определились по береговым ориентирам и поняли, что течение было попутным и имело скорость около 5 узлов. Еще некоторое время мы осторожно следовали по проходам, а к полудню острова остались далеко за кормой и мы смогли всплыть. Через восемь дней мы без происшествий прибыли во Фримантл, проведя в походе тридцать четыре дня. Это был наш самый продолжительный боевой поход.

По прибытии я узнал замечательную новость: после следующего похода мы возвращаемся в Англию. Честно сказать, я был настроен еще, как минимум, на три или четыре похода, но по прибытии в Англию собирался жениться и не выдвинул никаких возражений.

Вечером 2 января мы приближались с севера к Ломбокскому проливу во второй и последний раз. Мы провели скучный и бесплодный поход в район мыса Мангалихат – восточной оконечности острова Борнео, расположенного непосредственно на экваторе в Макассарском проливе.

На этот раз я собирался попробовать пройти через пролив днем под водой, но как раз накануне Нового года мы ознакомились с радиограммой Тони Спендера, переданной с «Командира»: «Не могу пройти Ломбокский пролив. Северное течение. Усиленные патрули с участием двух эсминцев. Повреждений нет. Возвращаюсь через пролив Омбай. Встречное течение». Значит, нам придется срочно менять планы. И я решил снова сделать попытку пройти через пролив ночью по поверхности. Вот какие записи были занесены в корабельный журнал той ночью (это была последняя встреча «Шторма» с врагом):

«13.30. Взяли курс на юг к Ломбокскому проливу.

22.00. На подходе к проливу заметили судно, направление – ист-зюйд-ист. Изменили курс на западный, приблизились к берегу.

22.06. Потеряли врага из виду. Возобновили прежний курс.

22.20. Снова увидели корабль на левом траверзе, направляющийся в нашу сторону. Изменили курс на зюйд-вест. Противник, теперь было отчетливо видно, что это эсминец, запустил машины, но кажется, нас не обнаружил, и его пеленг начал смещаться в сторону кормы. Но скоро он изменил курс и направился к нам.

22.27. Вражеский корабль быстро догоняет нас. Изменили курс на западный.

22.28. Нырнули, резко переложили руль, изменив курс на северный, и ушли на 200 футов. Полным ходом двигались 4 минуты, затем снизили скорость.

22.32. Слышен шум турбин справа по борту.

22.35. Девять глубинных бомб двумя сериями – четыре и пять. Реверберация из-за близости берега. Повреждений нет.

22.40. Шум стих, красный 150°.

22.45. Шум, пеленг красный 140°. Медленно перемещается вдоль левого борта, стих на направлении красный 85°. Похоже, остаток ночи придется провести под водой. Три дня назад течение было встречным. Если оно сохранилось, будет очень сложно, а то и невозможно пройти весь пролив под водой. Однако в это время года течения часто меняют направления, поэтому стоит попробовать. Если к рассвету окажется, что течение встречное, у нас будет достаточно времени вернуться и уйти на север.

22.50. Эсминец больше не слышен, последний раз мы его засекли к западу от нас, достаточно близко к берегу. Противник не проявлял изобретательности в части разработки тактических приемов. Он просто остановился где-то у берега и теперь прислушивается, надеясь, что я уверюсь в своей безопасности и всплыву ему на радость. Не имея точных сведений о течении, я решил войти в центр пролива перед поворотом на юг. Изменили курс на ист-зюйд-ист и так шли три мили.

3 января

00.05. Изменили курс на южный.

01.40. Услышали несколько отдаленных слабых взрывов. Их отчетливо зафиксировал гидролокатор, но они слышны и без использования специальных приборов: словно кто-то провел металлической щеткой по корпусу.

02.50. Всплыли на перископную глубину. Кораблей противника не видно. Луна светит ярко, есть возможность определиться по береговым меткам. Находимся на середине пролива. Течение попутное, скорость около 1 узла. Обнадеживающие новости.

04.45. Гидролокатор зафиксировал шум дизельных двигателей справа по борту.

04.50. Заметили справа по борту корабль размерами меньше, чем эсминец. Вероятно, морской охотник. Расстояние – полторы мили. Прошел мимо.

05.30. Вошли в самую узкую южную часть пролива. Начинается рассвет. Течение южное, скорость переменная до 4 узлов.

09.00. Вышли из пролива. Кораблей противника не видно.

18.35. Всплыли и взяли курс на Фримантл».

В течение двух дней после возвращения на базу нам принадлежал рекорд по продолжительности пребывания лодок класса S вдали от базы – тридцать семь суток. Но продержался он недолго. Вернувшийся во Фримантл «Командир» побил его на одни сутки. В этом походе мы прошли 7151 милю, не потопили ни одного вражеского судна и напоследок подверглись бомбежке.

Мы сделали свое дело, как умели, и теперь имели все основания считать себя удачливыми, а «Шторм» – счастливым кораблем. Мы возвращались домой.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.