Глава 5. Официальные версии

Глава 5. Официальные версии

Официальные версии, выдвинутые сразу после убийства: от белогвардейцев до «Ленинградского центра»

В воскресенье 2 декабря на первых полосах советских газет было размещено сообщение об убийстве Кирова. Газеты «Правда» и «Ленинградская правда» вышли с практическими одинаковыми первыми страницами, где были размещены сообщения и заявления правительства и Центрального Комитета коммунистической партии. Краткое правительственное сообщение выглядело следующим образом:

1 декабря, в 16 часов 30 минут, в городе Ленинграде, в здании Ленинградского Совета (бывший Смольный), от руки убийцы, подосланного врагами рабочего класса, погиб Секретарь Центрального и Ленинградского Комитетов ВКП (большевиков) и член Президиума ЦИК СССР, товарищ Сергей Миронович КИРОВ. Стрелявший задержан. Личность его выясняется.

Таким образом, с самого начала предполагалось, что было совершено политическое убийство. В этом правительственном сообщении также указывается на то, что убийца действовал не в одиночку, а был «подослан врагами рабочего класса», следовательно, версия убийства по личным мотивам была отвергнута сразу, также как и версия об убийце-одиночке.

Такой трактовки событий и следовало ожидать: с точки зрения властей, использование этого убийства в политических целях выглядело вполне логичным, и допустить существование версии, что оно было совершено по личным мотивам, было равносильно признанию, что убийца имел веские причины ненавидеть Кирова или даже в целом советский режим. Такое отрицание личных мотивов и наличие убийцы-одиночки было выражено во множестве откликов рабочих и политиков сразу после убийства; также было высказано много предположений, кто же на самом деле его совершил[141].

В течение нескольких дней газеты опубликовали много материалов об убийстве Кирова. Но при этом о самом убийце конкретно говорилось очень мало. Газеты печатали главным образом хвалебные статьи о Кирове, гневные резолюции траурных митингов, проходивших на фабриках и заводах, а также призывы с требованием сурового наказания для виновных в этом преступлении.

Гроб с телом Кирова был установлен в Таврическом дворце[142], там 2 декабря в 18 час. началась церемония прощания ленинградских рабочих со своим лидером. В 22 час. следующего дня похоронная процессия отправилась к железнодорожному вокзалу, где гроб осторожно погрузили в специальный вагон поезда, отправлявшегося в Москву; там должны были состояться похороны Кирова.

Поезд сопровождала официальная делегация, в которую входили не менее 1200 специально отобранных людей — они представляли на похоронах Ленинград. В Москве также было организовано прощание с телом Кирова. Почти миллион москвичей пришли проститься с ленинградским партийным лидером[143].

Погребение Кирова состоялось 6 декабря, и следующие несколько дней все газеты были заполнены репортажами о похоронах и выдержками из речей с соболезнованиями по поводу его смерти. «Ленинградская правда» опубликовала большую статью «Наш Киров», посвященную его памяти. Авторами были местные партийные руководители Чудов, Угаров и Ирклис[144]. Спустя несколько дней был опубликован некролог Кирова, написанный Кодацким[145]. Публиковались также и соболезнования, поступавшие из-за границы[146]. Более того, было принято решение о переименовании города Вятки в Киров, выпуске книги, посвященной Кирову, и т. д. Иностранные дипломаты в России отмечали, что в советской прессе о Кирове писали так же благоговейно, как о Ленине после его кончины[147].

Что касается самого убийства и обстоятельств, при которых это случилось, советская пресса была более сдержанной. 3 декабря в опубликованном кратком отчете НКВД назвал имя убийцы и год его рождения; также было написано, что расследование убийства продолжается[148]. Указывалось, что Николаев ранее работал в Рабоче-Крестьянской Инспекции города Ленинграда (сокращенно Рабкрин), но никаких упоминаний о том, что он был безработным, а его последним местом службы был Институт истории партии, там не содержалось.

3 декабря газеты также сообщили, что днем раньше утром в Ленинград из Москвы прибыла делегация руководителей партии, возглавляемая самим Сталиным. Сообщалось, что в числе членов делегации были такие деятели, как Молотов, Ворошилов и Жданов[149].

4 декабря общественность получила дополнительную информацию по убийству. В сообщении НКВД говорилось, что террорист пользовался револьвером системы «наган» и убил Кирова с короткого расстояния выстрелом в затылок. Также был опубликован отчет о вскрытии тела Кирова[150]. Одновременно были обнародованы различные инициативы властей в связи с происшедшим. В день убийства постановлено, что излагались процедуры расследования террористических актов и вынесения приговоров по таким делам. В тех случаях, когда речь шла об обвинениях, связанных с организацией или исполнением террористических актов, органы следствия отныне были обязаны максимально сокращать сроки расследования. Суды в ожидании помилования отныне были не вправе откладывать приведение в исполнение смертных приговоров по таким делам, т. е. кассационные жалобы по ним отныне не допускались. Таким образом, НКВД был обязан незамедлительно приводить в исполнение смертные приговоры сразу же после их вынесения.

Кроме того, было объявлено о смещении с поста и привлечении к суду за халатное отношение к служебным обязанностям начальника Ленинградского управления НКВД Ф. Д. Медведя, а также его заместителя Ф. Т. Фомина и шести других сотрудников управления. Исполняющим обязанности начальника Ленинградского управления НКВД был назначен первый заместитель наркома НКВД Я. С. Агранов. В середине месяца его сменил на этом посту Л. М. Заковский.

Более того, как оказалось, в Ленинграде и Москве органы арестовали 71 «белогвардейца». Их обвинили в организации террористических актов против представителей советской власти[151]. Еще через два дня было объявлено, что большинство из них были расстреляны[152]. Далее, в течение следующих двух недель были осуждены и казнены «белогвардейцы» в Минске и Киеве[153]. Однако в прямом участии в убийстве Кирова ни один из этих «белогвардейцев» не обвинялся. Их обвиняли, главным образом, в том, что они незаконно проникли на территорию Советского Союза, имея при себе револьверы и ручные гранаты.

Публикации в советской прессе обстоятельств этого убийства создавали неясную и противоречивую картину. В них говорилось только о некоторых конкретных деталях, но отсутствовали какие-либо указания на то, кто мог стоять за этим преступлением, — лишь упоминались «враги рабочего класса». Однако по публикациям первых дней после убийства можно было предположить участие находящихся за границей «белогвардейцев». Карл Радек, известный журналист и в прошлом видный политический деятель, в правительственной газете «Известия» упомянул об измышлениях иностранной прессы относительно участия в этом убийстве левацких радикальных элементов, не довольных возобновлением дружественных отношений между Францией и Советским Союзом. Хотя Радек и высмеивал такие версии, однако он был убежден, что цель «контрреволюционных элементов, готовящих террористические заговоры», заключалась в создании препятствий для подобного сближения. Представляется возможным, что в этом контексте Радек все же связывал «контрреволюционные элементы» с иностранными «белогвардейцами»[154].

В середине месяца ситуация коренным образом изменилась. 15 декабря состоялось совместное заседание партийных комитетов Ленинграда и Ленинградской области. На этом заседании преемником Кирова был назван Жданов. Вечером того же дня Жданов выступил с обращением ко всем ленинградским большевикам, в котором впервые бывшие оппозиционеры (сторонники Зиновьева) были публично обвинены в убийстве Кирова[155]. В принятой на совещании резолюции, опубликованной 17 декабря, агенты классового врага, несущие ответственность за убийство Кирова, были названы «антипартийной группой бывших зиновьевцев»[156]. В тот же день «Правда» напечатала резолюцию аналогичного содержания, принятую на пленарном заседании руководства Московской парторганизации. В газете также была опубликована редакционная статья с подобными обвинениями. В редакционной статье «Ленинградской правды» Зиновьев, Каменев и некоторые другие были названы людьми, которые инспирировали это убийство.

На следующий день эта же газета опубликовала статью «От оппозиции к террору»[157]. 23 декабря «Правда» сообщила, что неделей раньше в Москве были арестованы Зиновьев, Каменев и несколько других бывших оппозиционеров. Тем не менее следствие не выявило достаточных оснований для привлечения их к суду. Вместо суда их дела были направлены на рассмотрение Особого совещания при НКВД[158].

Днем раньше, 22 декабря, был опубликован отчет НКВД о расследовании дела, которое отныне стало называться делом «Ленинградского центра». В нем говорилось, что следствие выявило членство Николаева, убийцы Кирова, в тайной антисоветской террористической группе, созданной в Ленинграде бывшими членами зиновьевской оппозиции. Николаев якобы совершил свое убийство по приказу этого «Ленинградского центра». Следствие также установило, что целью данного убийства была дезорганизация деятельности советского правительства посредством совершения подобных террористических актов против видных представителей советской власти для изменения текущей политики в соответствии с бывшей зиновьевско-троцкистской платформой. Следствие якобы выявило восемь членов вышеупомянутого «Ленинградского центра», включая Николаева; все они ранее были сторонниками Зиновьева. Кроме того, в связи с этим делом были арестованы еще шесть человек, которые, как утверждалось, также принадлежали к зиновьевскому блоку. Все арестованные были ранее исключены из партии за их принадлежность к оппозиции, однако потом были восстановлены в партии после признания ими своих ошибок[159]. Это обстоятельство, разумеется, делало обвиняемых в глазах общественности еще большими мерзавцами.

25 декабря членам «Ленинградского центра» было предъявлено обвинение по статьям 58-8 и 58-11 Уголовного Кодекса СССР[160]. Статья 58-8 предусматривала наказания лицам, виновным в террористических актах, направленных против представителей советской власти, а также в совершении таких актов, тогда как статья 58-11 предусматривала наказание за контрреволюционную деятельность и пропаганду, а также за участие в контрреволюционных организациях.

Указанным лицам было предъявлено обвинение в создании «контрреволюционной террористической подпольной группы в Ленинграде»; описывались также цели и методы этой группы, в т. ч. и планы убийства Кирова. Все эти обвинения основывались на показаниях обвиняемых и некоторых родственников Николаева, которые те давали во время следствия. В конце обвинительного заключения приводились конкретные обвинения отдельным участникам этой группы.

Согласно обвинительному заключению, эта тайная группа была сформирована в 1933-1934 гг. В группе было руководящее ядро из восьми человек, которое, собственно, и являлось «Ленинградским центром». Остальным шести членам отводилась второстепенная роль. Утверждение о том, что они являются бывшими зиновьевцами, больше не упоминалось. Эти четырнадцать человек якобы были разделены на две подгруппы, действовавшие в определенной степени независимо друг от друга. Одну подгруппу возглавлял И. И. Котолынов, двадцатидевятилетний студент. Котолынов ранее был исключен из партии, как сторонник Зиновьева, однако потом был восстановлен[161]. Николаев якобы входил в группу Котолынова. По показаниям Николаева, другую подгруппу возглавлял тридцатипятилетний инженер Н. Н. Шатский. В отличие от других бывших оппозиционеров, Шатский не был членом партии, т. к. после исключения в 1927 г. за оппозиционную деятельность его так и не восстановили. Николаев в своих показаниях утверждал, что обе подгруппы активно планировали убийство Кирова. Если внимание Николаева было сосредоточено на рабочем месте Кирова в Смольном, то Шатский готовил убийство Кирова по месту жительства последнего. Обе подруппы также якобы готовили и убийство Сталина.

Помимо этого в обвинительном заключении говорилось, что группа была связана и с иностранными державами. Николаев якобы выражал надежду, что капиталистические государства нападут на Советский Союз, в чем он, Николаев, будет оказывать им всевозможное содействие. Следствие якобы выявило, что Николаев совместно с Котолыновым несколько раз посещал в Ленинграде консульство одного иностранного государства. При этом Николаев предположительно обсуждал с соответствующими лицами помощь, которую они могут предложить их группе, а также предоставлял консулу информацию по интересующим его вопросам. Однажды он якобы даже получил от этого консула 5 тыс. руб. на финансирование деятельности их группы. Через этого консула группа якобы поддерживала контакты с Троцким[162].

Согласно обвинительному заключению, трое из четырнадцати обвиняемых признали свою вину, в т. ч. и Николаев. Большинство других признались только в принадлежности к тайной контрреволюционной группе и твердо отрицали какое-либо участие в подготовке убийства Кирова. То же самое относилось и к Котолынову, который, отказываясь признавать участие в данном убийстве, все же признал, по-видимому, свою ответственность за участие в контрреволюционной группе, активным членом и руководителем которой он был. Что касается Шатского, то он полностью отрицал свою вину. После того как обвинительное заключение было опубликовано, против обвиняемых началась кампания. На проводившихся по всей стране собраниях рабочие и служащие требовали немедленной казни этих людей. Пресса была полна статей и репортажей аналогичного содержания. Так, например, «Ленинградская правда» напечатала несколько сообщений и писем под общим заголовком «Враги народа должны быть уничтожены»[163].

Судебный процесс состоялся 28-29 декабря; дело рассматривала Военная Коллегия Верховного Суда СССР под председательством В. В. Ульриха.

Все четырнадцать обвиняемых были приговорены к смертной казни. Приговоры были вынесены в соответствии с постановлением от 1 декабря, поэтому их немедленно привели в исполнение. Приговоры были лаконичны; в них, в частности, говорилось об опасности, грозящей стране из-за границы. Осужденные якобы потеряли всякую надежду на достижение своих целей исключительно путем террористических актов и надеялись на вооруженную интервенцию иностранных держав. В этой связи упоминались и предполагаемые контакты Николаева с иностранным консулом, который, как утверждало обвинение, давал ему деньги[164]. «Ленинградская правда» опубликовала 30 декабря редакционную статью «Приговор миллионов», в которой говорилось, что данный приговор выражает непреклонное желание рабочего класса уничтожить всех своих врагов раз и навсегда. В комментарии, опубликованном в тот же день, «Правда» поведала своим читателям, что осужденные «отребья зиновьевщины», наученные своими «вождями» ненависти к партии и советскому правительству, ничем не отличаются от деникинских шпионов[165] и «героев» белогвардейской эмиграции[166]. В упомянутых выше публикациях в целом отражалось то же самое, что первоначально сообщалось советской публике о ходе следствия и процесса над Николаевым и его предполагаемыми сообщниками[167]. Прошло, однако, совсем немного времени, и события продолжали развиваться.

«Московский центр» и прочие козлы отпущения

Зиновьев, Каменев и некоторые другие бывшие оппозиционеры были арестованы в середине декабря, но из-за недостатка свидетельских показаний они не были привлечены к судебной ответственности. Тем не менее 16 января 1935 г. газеты сообщили, что Зиновьев, Каменев и семнадцать других подследственных также были привлечены к ответственности по статьям 58-8 и 58-11 Уголовного кодекса. Большинство обвиняемых были бывшими оппозиционерами, ранее исключенными из партии, однако восстановленными в ней после того, как они объявили о своем полном согласии с политикой партии.

Теперь официальное обвинение содержало утверждения о том, что Зиновьев, Каменев и семь других лиц создали «Московский центр», объединивший в себе «ряд наиболее активных членов бывшей антисоветской зиновьевской группировки», а также установили регулярные связи с «Ленинградским центром». «Московский центр» якобы не только просто поддерживал «Ленинградский центр» и настроенных таким же образом людей в других городах, но на протяжении нескольких лет выполнял роль политического центра, возглавляющего тайную контрреволюционную деятельность подобных групп в Москве и Ленинграде.

Это означало и его политическую ответственность за убийство Кирова. Как выразился один из обвиняемых, А. Ф. Башкиров: «Выстрел Николаева явился следствием его (Николаева) пребывания и воспитания в к.-р. троцкистско-зиновьевской организации». В целом эта организация «несет политическую ответственность за этот акт...»[168]

Во время расследования все обвиняемые признались в своем участии в деятельности «Московского центра» или других контрреволюционных групп; при этом Каменев признавал свою виновность только в событиях до 1932 г. Тем не менее в ходе следствия «не установлено фактов, которые дали бы основание предъявить членам «московского центра» прямое обвинение в том, что они дали согласие или давали какие-либо указания по организации совершения террористического акта, направленного против т. Кирова». Тем не менее их обвинили в том, что они знали о террористических настроениях в «Ленинградском центре» и поощряли их[169].

Приговор, опубликованный 18 января, повторял обвинительное заключение. Зиновьев и трое других обвиняемых, считавшихся самыми активными участниками контрреволюционных групп, были приговорены к десяти годам тюремного заключения.

Пять человек получили по восемь лет тюрьмы, семь — по шесть лет, тогда как Каменев и двое других, как «менее активные участники», были приговорены к пяти годам тюремного заключения[170].

В то же время было объявлено, что за участие в «контрреволюционных зиновьевских группах» 78 человек были приговорены к срокам от четырех до пяти лет лагерей или же приговорены к ссылке от двух до пяти лет. Все они были осуждены Особым совещанием НКВД. Среди тех, кто получил лагерный срок, были П. А. Залуцкий и некоторые другие из зиновьевцев, арестованных в Москве в середине декабря 1934 г. В другую группу осужденных входил еще один из московских зиновьевцев Г. И. Сафаров[171].

Спустя некоторое время газеты опубликовали отчет о процессе сотрудников НКВД в Ленинграде. Начальник Ленинградского управления НКВД Медведь и ряд его коллег были смещены со своих постов и обвинены в пренебрежении своими служебными обязанностями. 23 января 1935 г. Медведь, двое его заместителей (Фомин и И. В. Запорожец) и 9 других сотрудников Ленинградского управления НКВД были отданы под суд. Согласно материалам, распространенным ТАСС, обвиняемые имели информацию о подготовке убийства Кирова, однако они не только продемонстрировали отсутствие бдительности, но и преступным образом пренебрегли самыми элементарными требованиями обеспечения государственной безопасности.

Медведь и Запорожец были приговорены к трем годам лагерей за «преступно-халатное отношение к служебным обязанностям по обеспечению государственной безопасности». Кроме одного, все остальные чекисты получили от двух до трех лет лагерей за «за халатное отношение к служебным обязанностям» или же «преступно-халатное отношение к служебным обязанностям». Этим одним чекистом был М. К. Бальцевич, который получил десять лет «за преступно-халатное отношение к служебным обязанностям по охране государственной безопасности и за ряд противозаконных действий при расследовании дел»[172].

В основном публика получала соответствующую информацию через прессу. Кроме того, появился специальный документ для членов партии. Так, 18 января Центральный Комитет ВКП(б) выпустил под грифом «секретно» адресованное парторганизациям закрытое письмо, в котором излагалась официальная версия событий[173]. В этом письме, озаглавленном «Уроки событий, связанных с злодейским убийством тов. Кирова», содержался вывод о том, что это преступление было совершено группой зиновьевцев из Ленинграда, представлявших себя как «Ленинградский центр».

Идейным и политическим руководителем «Ленинградского центра» был «Московский центр» зиновьевцев, который не знал, по-видимому, о готовившемся убийстве Кирова, но точно знал о террористических настроениях «Ленинградского центра» и разжигал эти настроения. Их объединяла общая беспринципная, карьеристская цель — дорваться до руководства партией и правительством и получить во что бы то ни стало высокие посты. При этом зиновьевцы якобы утратили всякую надежду на то, что их поддержат массы; в партии их также не поддерживали. Сейчас они были просто «контрреволюционными авантюристами», прибегающими к «антисоветскому индивидуальному террору». Утверждалось также, что они имели связи с иностранным консульством в Ленинграде, «агентом немецко-фашистских интервенционистов». Также утверждалось, что возможностям партии и правительства по предотвращению данного убийства серьезно повредило отсутствие бдительности, проявленное ленинградскими парторганизациями, особенно Ленинградским управлением НКВД, которое еще за месяц перед убийством получало из различных источников данные о подготовке убийства Кирова, однако не приняло никаких эффективных мер по его предупреждению. В письме также говорилось, что Николаев, пытаясь поговорить с Кировым, за три недели до убийства был арестован около автомобиля последнего, когда тот садился в автомобиль. Николаев предъявил свой партийный билет, и его даже не обыскали.

Московские показательные процессы — окончательная сталинская версия

Прошло еще 18 месяцев, прежде чем появилась новая «информация» по делу об убийстве Кирова. Это случилось во время первого из больших публичных судебных процессов, часто именуемых московскими показательными процессами. Процесс начался в августе 1936 г.; в результате процесса все шестнадцать обвиняемых были приговорены к смерти и расстреляны.

В адресованном членам партии вышеупомянутом письме от 18 января 1935 г. содержался призыв о повышении бдительности перед лицом опасности в лице коварных оппозиционеров, которые утверждали, что поддерживают партию, однако на самом деле выступали против ее курса. Данное письмо, однако, не распространялось на предъявляемые оппозиционерам обвинения. Напротив, в нем делался вывод, что «очаг злодеяния — зиновьевская антисоветская группа» — разгромлена до конца[174]. Теперь, однако, можно было и усилить обвинения. Так, Зиновьев, Каменев и двое проходивших по январскому процессу годом ранее, Г. Е. Евдокимов и И. П. Бакаев, теперь обвинялись не только в том, что знали о террористических целях своих сторонников в Ленинграде, но и в том, что принимали прямое участие в организации убийства Кирова[175]. Их также обвинили в формировании «блока» с троцкистами и с самим Троцким. Эти четверо вместе с троцкистами И. Н. Смирновым, В. А. Тер-Ваганяном и С. В. Мрачковским, которые также проходили как обвиняемые по этому делу, якобы образовали объединенный центр, основная цель которого заключалась в организации убийств высших руководителей партии и правительства. Для реализации этой цели объединенный центр организовал специальные террористические группы, которые разрабатывали планы убийства Сталина и других высших руководителей. Одна из этих террористических групп, к которой принадлежал Николаев, и убила Кирова «по прямому приказу Зиновьева и Л. Троцкого и под прямым руководством объединенного центра»[176]. Кроме этих семи человек, в членстве в тайной террористической зиновьевско-троцкистской организации обвинялись еще девять человек, которые якобы принимали участие в подготовке убийства Сталина и руководителей советского государства[177]. Организация убийства Кирова была центральным обвинительным пунктом данного судебного процесса. По показаниям обвиняемых, решение об убийстве Кирова было принято заговорщиками во время встречи на квартире Каменева в Москве летом 1934 г. Кроме Каменева, на данной встрече, как предполагалось, присутствовали Зиновьев, Евдокимов, Бакаев, Тер-Ваганян и еще двое лиц. Также указывалось на то, что действующий от имени «объединенного центра» Зиновьев отдал прямой приказ Бакаеву об организации убийства Кирова.

Осенью Бакаев был послан в Ленинград с тем, чтобы проверить подготовку ленинградскими террористами убийства Кирова. Бакаев якобы встречался с членами «Ленинградского центра» (в т. ч. с Николаевым) и обсуждал с ними подготовку данного убийства. Как сказал Котолынов, «Ленинградский центр» организовал постоянную слежку за Кировым, его убийство оказалось нетрудным делом. Николаев подробно описал, как ему удалось выяснить, когда именно Киров вышел из дома и направился в Смольный, что у него была возможность убить его как поблизости от Смольного, так и внутри здания. Он якобы также пытался организовать встречу с Кировым для того, чтобы застрелить его, однако это у него не получилось[178]. Данный открытый процесс привлек большое внимание прессы. Отчеты о судебных заседаниях переводились на английский и другие языки.

Все эти события, судебное разбирательство, а также первый московский показательный процесс, связанные с убийством Кирова, были отражены в 1936 г. в «Большой советской энциклопедии» в большой статье о Кирове. В ней он изображался принципиальным последователем Сталина; отмечалось его бескомпромиссное отношение к бывшим оппозиционерам, особенно к руководителям «троцкистско-зиновьевской» оппозиции. Что касается самого убийства, то о нем писалось, что Николаев убил Кирова по прямому приказу Зиновьева и Троцкого, которые, в свою очередь, сотрудничали с гестапо для восстановления капитализма в Советском Союзе путем организации убийств руководителей советского государства[179].

Следующий публичный процесс против Пятакова, Радека и некоторых других лиц, проходивший в январе 1937 г., содержал мало новой информации об убийстве Кирова. Подсудимые обвинялись в том, что они создали тайный «параллельный центр», который якобы должен был приступить к активным действиям только в случае обнаружения властями «объединенного центра» Зиновьева и Смирнова. Обвиняемым также инкриминировался промышленный саботаж (диверсии) и шпионаж. Убийство Кирова упоминалось при этом лишь косвенно. Радек, однако, показал, что члены его группы якобы помогали «объединенному центру» в организации убийства Кирова. Тем не менее данная группа так и не была задействована[180].

В ходе третьего большого показательного процесса в марте 1938 г. Бухариным, Рыковым и Ягодой продолжала разрабатываться официальная версия убийства Кирова. Во-первых, в обвинении утверждалось, что с самого начала Бухарин, Рыков и «правые уклонисты» принимали участие в троцкистско-зиновьевском заговоре, по которому планировалось убийство Кирова. Во-вторых, в этом заговоре якобы принимали активное участие руководители НКВД. Бывший нарком НКВД Ягода утверждал, что Авель Енукидзе, который якобы принадлежал к «правотроцкистскому блоку», говорил ему, что данный «блок» принял решение об убийстве Кирова[181]. Енукидзе был членом Центрального Комитета партии и секретарем Центрального Исполнительного Комитета СССР; тем не менее он несколькими месяцами ранее впал в немилость и был казнен.

По показаниям Ягоды, Запорожец, один из заместителей начальника Ленинградского управления НКВД, приходил к нему в Москве и сообщал, что в Ленинграде был арестован некий человек с портфелем, в котором находились револьвер и дневник. По словам Запорожца, он освободил этого человека. Ягода же якобы приказал Запорожцу не чинить никаких препятствий убийству Кирова[182]. Показания Ягоды по этому последнему пункту представляются весьма двусмысленными; кроме того, в своем последнем слове на суде он отказался как от участия в организации убийства Кирова, так и во всем этом заговоре[183]. Секретарь Ягоды П. П. Буланов, который также находился в числе обвиняемых, утверждал, что Ягода якобы рассказывал ему о почти что полном раскрытии заговора, когда Николаев незадолго перед убийством был случайно арестован и у него в портфеле были обнаружены револьвер и блокнот. Его освобождение тогда обеспечил Запорожец[184].

Вниманию общественности было предложено еще одно подозрительное событие, которое позднее широко обсуждалось. Это связано с судьбой Борисова, сотрудника НКВД, который являлся телохранителем Кирова во время нахождения того в Смольном. Когда Киров в тот роковой декабрьский день шел в свой кабинет, расположенный на втором этаже, Борисов якобы отстал от него. По показаниям Буланова, Борисов был соучастником убийства, но погиб в автомобильной аварии по пути на допрос. Этот дорожный инцидент якобы был организован Запорожцем, который опасался, что Борисов поможет раскрыть сообщников убийцы[185]. Буланов также утверждал, что Ягода демонстрировал исключительную и необычную предупредительность по отношению к Медведю и Запорожцу после их ареста и суда. Он якобы обеспечил надлежащую заботу об их семьях. Перед их отправкой в лагерь он якобы встречался с ними. По его словам, Ягода также организовал их отправку в места заключения не обычным тюремным транспортом, а в специальном железнодорожном вагоне[186].

Теперь сталинская версия убийства Кирова была окончательно сформулирована: данное убийство было задумано и организовано зиновьевско-троцкистским центром под руководством Зиновьева, который имел контакты с находившимся за границей Троцким; в нем также принимали участие правые уклонисты, руководимые Бухариным и Рыковым. Этот зиновьевско-троцкистский блок якобы общался с подчиненным ему «Ленинградским центром», который непосредственно работал над реализацией планов убийства. Само убийство осуществил Николаев, один из членов вышеупомянутого «Ленинградского центра». Роль правых уклонистов состояла в том, чтобы через Ягоду блокировать действия НКВД. Енукидзе довел этот план до сведения Ягоды, который, в свою очередь, сообщил о них Запорожцу. Действуя под прикрытием Запорожца и других неназванных сотрудников НКВД, Николаев смог осуществить задуманное убийство.

Сталинская версия убийства Кирова была конспективно изложена в печально известной книге «История Всесоюзной коммунистической партии (большевиков): Краткий курс», изданной в 1938 г.[187] В ней утверждалось, что основным идейным руководителем и организатором «этой банды убийц и шпионов» был Троцкий. Зиновьев, Каменев и «их троцкистское охвостье» оказывали помощь Троцкому и действовали в соответствии с его контрреволюционными указаниями. В то же время подчеркивалось, что самый важный урок, который партийные организации должны извлечь из показательных процессов и убийства Кирова, — это необходимость повысить бдительность всех членов партии. В 1935 г. партийные документы были тщательно пересмотрены с тем, чтобы обеспечить чистку партийных рядов от ненадежных элементов.

За период с момента убийства Кирова в 1934 г. и до публикации «Краткого курса истории партии» в 1938 г. сталинская версия этого события существенно изменилась. После некоторого замешательства в течение первых дней, когда ленинградские органы безопасности спешно разрабатывали иностранный след, следствие принялось в Ленинграде за Зиновьева и его настоящих и бывших сторонников[188]. Сам Зиновьев и его ближайшие сторонники в Москве были первоначально приговорены к тюремному заключению за поощрение «террористических настроений» своих последователей в Ленинграде; во время первого московского показательного процесса они были осуждены за организацию убийства Кирова. Теперь к ответственности в рамках данного дела привлекались также Троцкий и его бывшие сторонники. Во время третьего московского показательного процесса в убийстве Кирова были обвинены и правые уклонисты, которых возглавлял Бухарин. В «Кратком курсе истории партии» издания 1938 г. Троцкий стал главной фигурой в этом заговоре. Враги изменились, их использовали так, как это было нужно Сталину для сведения счетов со своими противниками.

После Второй мировой войны облик врага еще более усложнился. В 1953 г., т. е. в год смерти Сталина, в свет вышло второе издание «Большой советской энциклопедии». В биографической статье о Кирове Николаев теперь упоминался как «агент империалистич. разведки»: к нему применили стандартное выражение, которое применялось к западным державам в разгар «холодной войны»[189].

Версия событий Никиты Хрущева

Версия убийства Кирова, сформулированная в ходе трех больших московских показательных процессов, оставалось официальной советской версией на протяжении 18 лет. В феврале 1956 г. на XX съезде КПСС в своей ставшей впоследствии знаменитой речи на закрытом заседании Хрущев развенчал культ личности Сталина и проанализировал отдельные аспекты сталинской политики, в т.ч. репрессии, которым подверглись большинство делегатов и членов ЦК, избранных в 1934 г. на XVII съезде партии. Данное выступление положило начало пересмотру официальной версии убийства Кирова. Как сказал Хрущев, «обстоятельства убийства Кирова до сегодняшнего дня содержат в себе много непонятного и таинственного и требуют самого тщательного расследования»[190]. По его словам, есть все основания думать, что убийце Кирова Николаеву кто-то помогал из людей, обязанных охранять Кирова. Как утверждал Хрущев, за полтора месяца до убийства Николаев был арестован за подозрительное поведение, но был выпущен, при этом его даже не обыскали. Крайне подозрительным, по мнению Хрущева, является и то обстоятельство, что при аварии автомобиля, на котором 2 декабря 1934 г. везли на допрос прикрепленного к Кирову чекиста, погиб только этот чекист, а никто из сопровождающих его лиц при этом не пострадал. Далее Хрущев сказал, что после убийства Кирова руководящие работники Ленинградского управления НКВД были сняты с работы и подвергнуты очень мягким наказаниям, однако в 1937 г. их расстреляли. Возможно, для того, чтобы замести следы настоящих организаторов убийства Кирова.

Хотя этот «закрытый доклад» Хрущева в Советском Союзе в то время не был опубликован, однако на него постоянно ссылались на партсобраниях по всей стране. В скором времени один из вариантов этой речи оказался за границей, где она и была напечатана[191]. Следует отметить, что содержание той части речи, которая относилась к убийству Кирова, в целом не расходилось с его официальной сталинской версией. Новым в ней было то, что Хрущев подробно рассказал о некоторых подозрительных обстоятельствах убийства, которые, по его мнению, так и остались невыясненными; другими словами, официальная версия событий была неточной или же что-то скрывала. Что именно она скрывала, Хрущев не сказал. Однако, указав на то, что террор против руководящих кадров партии был развязан сразу после убийства Кирова, он тем самым ясно намекал на связь этих событий. Невысказанное предположение о том, что это убийство на самом деле планировалось Сталиным как предлог для развязывания террора, витало в воздухе.

Примерно через полтора года, а точнее в июне 1957 г., был созван пленум Центрального Комитета партии, на котором Хрущев сполна рассчитался со своими соперниками по власти — Молотовым, Маленковым и Кагановичем.

Он заявил, что Молотов и Каганович были замешаны в деле убийства Кирова, и теперь он полностью уверен в том, что охранник Кирова Борисов действительно был убит по дороге на допрос, куда его везли по требованию Сталина. Согласно протоколу июньского пленума ЦК КПСС Хрущев заявил следующее:

Я до сих пор не могу понять всех обстоятельств смерти Кирова. Многое осталось невыясненным. Непонятно, почему нужно было, когда по гиб Киров и в Ленинград приехали Сталин и другие товарищи и везли на допрос Борисова — охранника Кирова, надо было по дороге его убить. Борисова убили и сказали, что он убит в результате столкновения машин. Оставшийся в живых шофер рассказал, что чекист[192] вырвал у него руль, направил машину в дом, и он услышал шум в кузове, а когда вышли, охранник Борисов был убит. Теперь установлено, что два чекиста, находившиеся в машине, убили Борисова ломиками. Кому это нужно было? Ясно, что это нужно было, чтобы скрыть следы. Я и сейчас не верю, что к этому делу имеет отношение Зиновьев. С Троцким, Бухариным и Зиновьевым мы вели идейную борьбу и разгромили их. Но после убийства Сергея Мироновича Кирова сотни тысяч людей легли на плаху. Зачем это нужно было? Это и сейчас является загадкой, а нужно было бы разобраться. Но разве Молотов разберет? Нет. Он дрожит перед этим, он боится даже намека по этому вопросу; Каганович в таком же положении[193].

Протоколы пленумов ЦК в то время не публиковались. Тем не менее нет ничего удивительного в том, что содержание хрущевских откровений все же стало известным (по крайней мере членам партии), — так же как это случилось годом ранее с его «закрытым докладом». Через четыре года, на XXII съезде КПСС в 1961 г., его взгляды были опубликованы в прессе. На съезде он сосредоточил свое внимание на двух подозрительных обстоятельствах, ранее упомянутых в его закрытом выступлении. Полагалось, что Николаев арестовывался по крайней мере дважды, и оба раза при нем было найдено оружие. Однако и в одном, и в другом случае его освобождали «по чьим-то указаниям». Также Хрущев упомянул, что по какой-то причине охранник Кирова отстал от него, хотя, по инструкции, должен был находиться рядом с охраняемым лицом. Что касается смерти охранника Борисова, который, как ранее полагалось, погиб в результате автомобильной аварии, то теперь Хрущев утверждал, что на самом деле охранник был убит[194].

Хрущев все еще избегал прямых обвинений в адрес Сталина, однако при этом он давал понять, что потребуются очень большие усилия для того, чтобы установить, кто же виновен в смерти Кирова. Тем не менее контекст, в котором он упоминал убийцу, свидетельствовал о том, что он считает Сталина замешанным в заговоре с целью совершения данного убийства. Хрущев снова заговорил об убийстве Кирова на XXII съезде партии, сказав, что после данного события в стране начались массовые репрессии. Он закончил следующими словами: «Товарищи! Наш долг тщательно и всесторонне разобраться в такого рода делах, связанных со злоупотреблением властью»[195].

Для Хрущева вопрос о роли Сталина имел огромную политическую важность, т. к. признание личной ответственности Сталина за злоупотребление властью снимало с партии и «социалистического государства» любую вину за данное преступление и развязанный вслед за ним террор. Таким образом, дело Кирова стало одним из ключевых аспектов хрущевской политики «развенчания культа личности», конечная цель которой заключалась в сохранении легитимности коммунистического режима. Кроме того, как мы уже видели, оно было одним из аспектов его борьбы за власть с теми сторонниками Сталина, которые все еще продолжали оставаться у власти.

Комиссии по расследованию убийства Кирова во времена Хрущева и Горбачева

Во времена правления Хрущева было создано несколько комиссий по расследованию убийства Кирова и других событий сталинского периода. Первая такая комиссия под председательством секретаря ЦК П. Н. Поспелова была создана в декабре 1955 г. с целью расследования репрессий против делегатов XVII съезда партии, состоявшегося в 1934 г. Поспелов, как считается, также составлял проект закрытого выступления Хрущева. Комиссия Поспелова занималась и расследованием убийства Кирова[196]. Она пришла к заключению, что приказ об убийстве Кирова отдал Сталин. Но этот вывод основывался на признаниях подследственных, которые они давали при расследовании дела Ягоды, обвиненного в организации данного убийства на третьем московском показательном процессе в 1938 г. Известно, однако, что эти признания были выбиты из подследственных с помощью пыток для того, чтобы сфабриковать дело против Ягоды. Таким образом, они были ненадежными; кроме того, в ходе процесса некоторые из обвиняемых (включая сюда и самого Ягоду) частично отказались от своих признаний. Таким образом, версия комиссии Поспелова была очень похожа на старую сталинскую версию 1938 г. — только теперь источником приказа об убийстве Кирова был назван не «правотроцкистский блок», а Сталин.

В апреле 1956 г., вскоре после окончания XX съезда партии, Президиум Центрального Комитета КПСС создал новую комиссию по расследованию дела Кирова на этот раз во главе с Молотовым. Ее наделили самыми широкими полномочиями; в частности, она должна была изучить и обстоятельства убийства Кирова. Деятельность комиссии Молотова является ярким примером того, как расследование убийства Кирова после XX съезда партии использовалось в политической борьбе внутри советского руководства[197]. В состав комиссии входили 9 человек, трое из которых принадлежали к числу наиболее известных «старых сталинцев» и противников Хрущева: Молотов, Каганович и Ворошилов. Шесть остальных были более молодыми членами ЦК и сторонниками Хрущева, в т. ч. Поспелов и Николай Шверник, член президиума ЦК КПСС и председатель Комиссии партийного контроля.

По всей видимости, комиссия была образована в результате компромисса. В силу своего присутствия в комиссии «сталинисты» имели возможность уйти от разоблачения в соучастии во многих преступлениях Сталина, но, т. к. они были в меньшинстве, на них было легче оказывать давление. Для Хрущева также было чрезвычайно важно, чтобы подписи этих партийных деятелей под отчетом комиссии дополнительно подтвердили бы правдивость ее выводов. Хрущев очень надеялся на то, что хотя в отчете комиссии и будут материалы, которые очень не понравятся «сталинистам» — членам комиссии, однако они, следуя старой партийной традиции вынесения единогласных решений, в любом случае поставят под отчетом свои подписи.

Первоначально комиссии не удалось прийти к согласию в формулировке новой интерпретации убийства Кирова. Молотов и его союзники настаивали на том, что данное убийство носило политический характер, и старались направить расследование на изучение того, участвовали или не участвовали в заговоре ленинградские зиновьевцы. По имеющимся данным, Молотов до последнего защищал официальную версию 1934-1935 гг. и пытался доказать, что суд над Николаевым и тринадцатью другими обвиняемыми был справедливым. Тем не менее материалы, предоставленные КГБ и Генеральной прокуратурой Советского Союза, ясно свидетельствовали о том, что Николаев действовал в одиночку, а обвинения против других «соучастников» были сфабрикованы.

После продолжительного перерыва комиссия в ноябре 1956 г. возобновила свою работу. Отчет был составлен и передан Президиуму ЦК КПСС в декабре того же года. Содержащиеся в отчете выводы были, очевидно, результатом компромисса, в них было много несоответствий и противоречий. Так или иначе, но это все же был триумф Молотова. Существование множества внутренних и внешних врагов Советского Союза в 1920- 1930-х гг. оправдывало проводившиеся в то время репрессии. Комиссия пришла к заключению, что убийство Кирова представляло собой политическое преступление, совершенное Николаевым при попустительстве тех, кто отвечал за безопасность Кирова[198]. «Николаев был резко антисоветски настроен»; предполагалось также, что он был сторонником Зиновьева. При этом подтверждалось, что не было найдено никаких убедительных доказательств существования «преступных организационных связей» между Николаевым и прочими лицами, обвиненными по делу «Ленинградского центра». Но в реальности, по всей видимости, никакого такого центра вообще не существовало. В отчете было указано, что процесс по делу «Московского центра» в январе 1935 г., в рамках которого Зиновьев, Каменев и несколько других лиц были осуждены за политическую причастность к данному убийству, был справедливым. Хотя какие-либо свидетельства прямого участия Зиновьева и Каменева в заговоре против Кирова отсутствуют, тем не менее, как указывалось в отчете, нет никаких оснований пересматривать дела осужденных в рамках московских показательных процессов 1936-1938 гг., т. к. они были осуждены за деятельность, подрывающую строительство социализма в Советском Союзе. Другими словами, осужденные заслужили свою участь, потому что они действовали против партии.

Скорее всего, причины такого выдержанного в сталинском духе заключения лежат в политическом векторе развитии страны после XX съезда партии, проходившего в феврале 1956 г. Разоблачение сталинских преступлений вызывало брожение в партии и послужило причиной просталинских бунтов в Грузии. Произошли также связанные с этим волнения и в ряде «стран народной демократии» в Восточной Европе. Так, в июне 1956 г. проходили антисталинские демонстрации в Польше, а в октябре в Венгрии разразилось восстание, подавленное советскими войсками.

В апреле 1957 г. комиссия составила новый отчет; на этот раз основное внимание в нем было сосредоточено на изучении автомобильной аварии, в которой погиб охранник Кирова Борисов. Она пришла к выводу, что невозможно установить, погиб ли Борисов в результате автомобильной аварии или же стал жертвой убийства. Отчет рекомендовал более тщательно расследовать данное происшествие. Что касается самого убийства Кирова, то здесь комиссия просто повторила свое заключение от декабря 1956 г., в котором говорилось, что «террорист Николаев» убил Кирова по политическим причинам. Никакого решения по результатам работы комиссии принято не было[199].