История ладронских пиратов

История ладронских пиратов

Которые грабили побережье Китая, а также повествование о приключениях и победах госпожи Чинг, женщины-пирата

Ладроны, как их называли португальцы из Макао, происходили от китайцев, которые восстали против гнета мандаринов. Первым их грабежам подверглось западное побережье в районе Кохинхины, где они, посадив на гребные лодки тридцать или сорок человек, нападали на небольшие торговые суда. Эти нападения продолжались в течение нескольких лет, причем количество пиратов все время увеличивалось. Со временем слава об их успехах, а также гнет мандаринов и ужасающая нищета, в которой жили беднейшие слои китайцев, привели к тому, что число их банд стало увеличиваться с ужасающей быстротой. Рыбаки и другие неимущие люди примыкали к ним целыми сотнями, а вместе с увеличением числа пиратов росла и их наглость. Они обчищали не только побережье, но и блокировали устья всех рек. Они захватили несколько больших правительственных военных джонок, имевших от десяти до пятнадцати пушек на борту. Эти джонки вместе со стаями пиратских лодок образовали огромный флот, который всегда держался у побережья, так что ни одно маленькое суденышко не могло там торговать. Если у пиратов не было добычи на море, они облагали данью селения на суше. Сначала они по старинке нападали на прибрежные поселки, но, осмелев, стали, подобно буканьерам, совершать далекие походы в глубь материка, нападая и грабя даже крупные города.

Энергичная попытка разгромить этих пиратов, предпринятая китайским правительством, только усилила их мощь, поскольку при первом же столкновении с пиратами 28 императорских джонок спустили свои флаги, а оставшимся двенадцати удалось спастись лишь поспешным бегством.

Захваченные джонки, полностью снаряженные для боев, стали огромным приобретением для грабителей, число которых стало расти теперь быстрее, чем прежде. В 1809 году они были сильны, как никогда: в этом году мистер Гласпул имел несчастье попасть к ним в руки. Этот джентльмен полагал, что в то время их ряды насчитывали 70 тысяч человек, плававших на восьмистах больших кораблях и тысяче малых, включая гребные лодки. Этот флот состоял из больших эскадр, ходивших под разными флагами: красным, желтым, зеленым, синим, черным и белым. Рои этих «океанических ос», как назвал их один китайский историк, различались по именам их командиров, среди которых особой доблестью выделялся некий Чинг-йи. Со временем этот Чинг стал чуть ли не главным командиром объединенного флота пиратов. Его уверенность в своих силах и ежедневно растущей мощи была настолько велика, что он возомнил себя царем и открыто заявил о своем патриотическом намерении сбросить татарских правителей с китайского трона и восстановить древнюю китайскую династию. Но, к несчастью для этого амбициозного пирата, он погиб во время сильного шторма, и он сам и его возвышенные идеи были погребены на дне Желтого моря, а власть так и осталась в руках татар. А теперь откроем наиболее примечательную страницу в истории этих пиратов; она стала бы необыкновенной для любого народа, но вдвойне для китайцев, которые, как и все восточные нации, искренне убеждены в неполноценности представительниц прекрасного пола. После смерти Чинг-йи его законная жена, пользуясь своим влиянием на флибустьеров, заставила их признать себя преемницей погибшего мужа. Она назначила своим лейтенантом и премьер-министром пирата по имени Пау, поставила условие, что ее должны считать хозяйкой или главнокомандующим объединенными эскадрами.

Этот Пау когда-то был бедным мальчиком-рыбаком, которого вместе с отцом подобрал в море Чинг-йи. Пау удалось добиться его милости; незадолго до своей смерти Чинг-йи сделал его капитаном. Вместо того чтобы прийти в упадок под управлением женщины, пиратский флот стал еще более активным. Вдова Чинга была и умна, и отважна. Таким же был и ее лейтенант Пау. А вместе они составили специальный свод правил, который помог им еще лучше управлять флибустьерами.

В нем говорилось, что, если кто-нибудь сойдет на берег без разрешения или, как они выразились, «перейдет границы», то ему в присутствии всего флота отрежут уши, а повторение этого нарушения повлечет за собой смерть! Никто не имел права присваивать себе ни одного предмета из награбленного добра, даже самую последнюю безделушку. Все, что добывали пираты, вносилось в особые списки. Один пункт кодекса госпожи Чинг носил еще более деликатный характер. Никто не смеет использовать для своего удовольствия женщин, захваченных в деревнях и других местах и доставленных на борт. Сначала следует испросить разрешения у корабельного казначея, и только потом удаляться с ней в трюм. Насилие над женщиной или женитьба на ней без разрешения наказывались смертью.

Благодаря этому на кораблях поддерживалась строжайшая дисциплина, а крестьяне на берегу никогда не отказывали пиратам в порохе, провизии и всем необходимом. Во время пиратских набегов отступление, а равно и наступление без приказа каралось смертью. Вооруженные этой философией и подчиняясь женщине, грабители наводили ужас на все Китайское море, грабя все встречавшиеся им суда. Великий Воин-мандарин Кволанг-лин вышел из Бокка-Тигрис в море, чтобы дать бой пиратам. Пау задал ему грандиозную взбучку и одержал великолепную победу. Во время этой битвы, продолжавшейся с утра до ночи, мандарин Кволанг-лин, сам отчаянный вояка, навел пушку на Пау, который упал на палубу, когда прозвучал выстрел. Его экипаж решил, что он погиб, и пришел в отчаяние. Но оказалось, что Пау разгадал намерения мандарина и бросился на палубу. Вскоре Великий Воин-мандарин был захвачен в плен вместе с пятнадцатью джонками; три из них были потоплены. Пиратский лейтенант хотел было проявить милосердие, но свирепый старик неожиданно схватил его за пучок волос на макушке и злобно оскалился, стараясь спровоцировать его на убийство. Но Пау не поддался на эту уловку и дружелюбно заговорил с ним. После этого мандарину ничего не оставалось, как совершить самоубийство. Ему было семьдесят лет.

После нескольких побед и поражений, как пишет китайский историк, американские военные корабли, сопровождавшие торговые суда, наткнулись на корабль пиратского вождя «Сокровище экипажа», курсировавшего по морю. Купцов охватил ужас, но командор американского корабля сказал: «На этом судне нет флага вдовы Чинг-йи, он нам по силам, и мы атакуем и победим его». За этим последовало сражение. Они обстреляли друг друга из пушек; многие были убиты и ранены. К вечеру сражение затихло, но на следующее утро снова возобновилось. Пираты и военные корабли находились близко друг от друга, и те и другие похвалялись своей силой и доблестью. Купцы находились на некотором расстоянии; они видели, что пираты подмешивают порох в свою выпивку – у них тут же краснели лицо и глаза, и они начинали драться с отчаянной храбростью. Сражение длилось трое суток без перерыва. Наконец, измотав друг друга, они разошлись. Чтобы понять, почему сражение имело такой бесславный конец, читатель должен помнить, что у большинства сражающихся были только лук и стрелы и метательные камни, а китайские пушки и порох были крайне низкого качества. Тут уместно вспомнить фразу из письма одного ирландца во время Американской войны: «Это была кровавая битва. В ходе ее сержант морских пехотинцев лишился своей сумки для патронов».

Против пиратов был послан адмирал Тинг Ривер. Пау застал его врасплох, когда он стоял на якоре, поскольку ему доставляли сведения многие рыбаки и другой люд на побережье. Видя, что уйти не удастся и что офицеры застыли с бледными лицами у флагштока, адмирал принялся заклинать их именем отцов и матерей, жен и детей выполнить свой долг, пообещав щедро вознаградить в случае успеха и отомстить за них в случае их гибели. Сражение началось, и адмиралу сразу же повезло – выстрелом из большого орудия был насмерть сражен капитан пиратского корабля «Сокровище экипажа». Но грабители все плотнее и плотнее окружали Тинг Ривера, и, когда свирепый Пау прижал его к борту, лишив всякой надежды на спасение, мандарин покончил с собой. Множество его людей погибло в море; флот адмирала потерял двадцать пять судов. После этого поражения китайское правительство решило перекрыть все поставки продовольствия и уморить пиратов голодом. Всем кораблям, находящимся в порту, было приказано оставаться там, а тем, что вышли в море или находились вблизи побережья, как можно быстрее вернуться в порт. Но уверенные в себе пираты теперь сами решили атаковать гавани и подняться вверх по течению рек, которые на большом протяжении являются судоходными, чтобы разграбить деревни. Велико же было смятение китайцев, когда они увидели, что пираты штурмуют правительственные укрепления.

Пираты разделились: госпожа Чинг грабила в одном месте, Пау – в другом, а О-по-тае – в третьем и т. д.

Именно в ту пору мистер Гласпул имел несчастье попасть к ним в руки. Этот джентльмен, который в то время служил офицером на корабле Ост-Индской компании «Маркиз Или», стоявшем на якоре у острова в двенадцати милях от Макао, получил приказ отправиться туда на лодке и забрать лоцмана. Он покинул корабль на одном из катеров вместе с семью хорошо вооруженными британскими моряками 17 сентября 1809 года. Гласпул благополучно достиг Макао, выполнил все намеченное и нашел лоцмана. На следующий день он отправился назад, но, к сожалению, его корабль уже снялся с якоря и ушел. Из-за шквала и густого тумана катер не смог его догнать, и мистер Гласпул, его моряки и лоцман остались в море совсем одни. «Наше положение, – вспоминает этот джентльмен, – было действительно отчаянным: быстро приближалась ночь, ветер усиливался, шел сильный дождь, и волны становились все выше. Наша лодка дала течь, у нас не было ни компаса, ни якоря, ни провизии. Нас быстро сносило в сторону скалистого берега, населенного самыми варварскими пиратами».

После ужасных испытаний в течение трех дней мистер Гласпул, по совету лоцмана, повернул в узкий канал, где обнаружил три большие лодки, стоящие на якоре, которые, завидев английский катер, подняли якоря и направились к нему. Лоцман сказал Гласпулу, что это ладроны и что, если их шлюпка будет захвачена, их всех непременно предадут смерти. После тяжелой шестнадцатичасовой гребли им удалось оторваться от пиратов, но на следующее утро, наткнувшись на большой пиратский флот, который они приняли за рыбаков, англичане были захвачены.

«Около двадцати зверски выглядящих негодяев, – вспоминает Гласпул, – которые лежали на дне лодки, запрыгнули к нам на борт. Они держали в обеих руках по короткому мечу. Один из них они приставили к нашему горлу, а другой направили нам в грудь и стали ждать сигнала своего офицера, с которого не спускали глаз, убить нас или нет. Видя, что мы не способны оказывать сопротивление, офицер вложил меч в ножны, а другие немедленно последовали его примеру. Затем они перетащили нас в свою лодку и доставили на борт одной из джонок. При этом они проявляли дикую радость от того, что, как мы полагали, можно будет жестоко нас пытать, а потом предать ужасной смерти».

На борту джонки пираты обыскали англичан и приковали их к палубе тяжелыми цепями.

«В это время подошла лодка, и меня, одного из моих людей и переводчика доставили на борт командирского корабля. Меня отвели к предводителю. Он сидел в большом кресле на палубе, облаченный в пурпурный шелк, с черным тюрбаном на голове. Это был плотный мужчина лет тридцати, с властным выражением лица. Он подтянул меня к себе за одежду и спросил через переводчика, кто мы и что делаем в этой части страны. Я сказал, что мы – потерпевшие бедствие англичане, четыре дня находившиеся в море без еды. Он не поверил мне и заявил, что мы негодяи и он всех нас казнит. Затем он приказал своим людям пытать переводчика, пока тот не скажет всю правду. После этого один из ладронов, который бывал в Англии и знал несколько слов по-английски, подошел к командору и сказал ему, что мы действительно англичане и что у нас много денег, добавив, что пуговицы моего кителя сделаны из золота. Командор приказал выдать нам немного грубого коричневого риса, из которого мы приготовили сносную еду. Мы ничего не ели целых четыре дня, за исключением нескольких зеленых апельсинов. Во время нашего обеда вокруг нас собралась целая толпа ладронов, которые рассматривали нашу одежду и волосы и ужасно раздражали нас. Некоторые из них принесли мечи и прикладывали их к нашим шеям, давая понять, что скоро заберут нас на берег и порежут на куски. К моему сожалению, пока я был в плену, такая судьба постигла несколько сотен человек. Вскоре меня позвали к командору, который беседовал с переводчиком. Он сказал, что я должен написать своему капитану и объяснить ему, что если он не пришлет за нас выкуп в сто тысяч долларов, то через десять дней мы будем преданы смерти».

После безуспешных попыток уменьшить сумму выкупа, Гласпул написал требуемое письмо, после чего к их кораблю подошла небольшая лодка и увезла его в Макао.

Рано утром флот покинул это место и на следующий день около часу бросил якоря в заливе у острова Лантоу, где стоял главный адмирал ладронов (наш старый знакомый Пау) вместе с двумя сотнями судов и захваченным несколькими днями ранее португальским бригом, капитан и часть команды которого были уже убиты. Рано утром на следующий день к судну, где находились англичане, подошла рыбацкая лодка, с которой спросили, не захватывали ли они европейскую шлюпку.

«Один из людей в лодке немного говорил по-английски. Он сказал, что ладроны дали ему пропуск, а наш капитан послал его, чтобы отыскать нас. Я удивился, узнав, что при нем не было письма. Похоже, он был хорошо знаком с командором, и они весь день провели в его каюте, куря опиум и играя в карты. Вечером меня вместе с переводчиком вызвали к командору. Он допрашивал нас уже более мягким тоном и сказал, что теперь верит, что мы англичане, с которыми он хотел бы подружиться, и что, если наш капитан одолжит ему семьдесят тысяч долларов до его возвращения из верховьев реки, он отплатит ему тем, что отправит нас в Макао. Я заявил, что договориться на таких условиях ему не удастся и если вопрос о нашем выкупе не будет решен в самое ближайшее время, то английский флот уйдет и сделает наше освобождение абсолютно невозможным. Он настаивал на своем и сказал, что, если письмо не будет отослано, он оставит нас у себя и заставит воевать или предаст смерти. Я написал письмо с изложением его условий и передал его человеку с вышеупомянутой лодки. Тот сказал, что вернется не ранее чем через пять дней. Командор отдал мне письмо, которое я писал, когда был захвачен. Я не мог понять причины, по которой он задержал его, но предположил, что он не посмел вести переговоры о выкупе без команды своего адмирала, который, как я понял, очень сожалел, что нас захватили в плен. Он сказал, что английские корабли присоединятся к мандарину и ударят по ладронам.

Утром следующего дня флот, в котором насчитывалось более пятисот судов различных размеров, поднял якоря и отправился в намеченный поход вверх по рекам, намереваясь обложить данью города и деревни. Невозможно описать мои чувства в этот момент, ибо, не получив ответа на мои письма, мы уходили на сотни миль в глубь страны, в которой еще не ступала нога европейца; возможно, мы проведем там многие месяцы, что сделает переговоры о нашем освобождении абсолютно невозможными. Единственным средством сообщения были лодки, которые не решались заходить дальше чем на двадцать миль от Макао и могли появляться и уходить только ночью, чтобы не попасть в руки мандаринов, ведь, если выяснится, что эти лодки поддерживают какие-либо связи с ладронами, их команды ждет неминуемая смерть. И все их родственники, даже те, которые не участвовали в разбоях, понесут то же наказание, чтобы ни один член их семейства не смог повторить их преступление или отомстить за их гибель».

Ниже мы приводим рассказ Гласпула об очень трогательном событии.

«В среду 26 сентября днем мы проходили мимо наших кораблей, стоявших на якоре у острова Чун-По. Командор позвал меня, показал нам эти суда и велел переводчику передать нам, чтобы мы посмотрели на них, поскольку больше никогда их не увидим. Около полудня мы вошли в реку западнее Боуга. В трех-четырех милях от устья мы прошли мимо большого города, расположенного на склоне прекрасного холма. Этот город платит дань ладронам. Пока мы проплывали мимо, жители приветствовали их песнями.

Совершив несколько мелких грабежей, ладроны стали готовиться к нападению на город. Они располагали значительными силами, которые были собраны с разных судов и передвигались на весельных лодках. Они отправили в город посланца с требованием ежегодно выплачивать им десять тысяч долларов дани. В случае невыполнения этого требования пираты пригрозили, что высадятся на берег, разрушат город и перебьют всех его жителей. И они бы это сделали, если бы город располагался в более выгодной для них позиции. Но, поскольку он стоял вне досягаемости их пушек, они решили договориться. Жители согласились заплатить им шесть тысяч долларов, которые они соберут к моменту нашего возвращения. Эта хитрость дала желаемый результат, поскольку во время нашего отсутствия горожане установили на холме, возвышающемся над рекой, несколько орудий и вместо долларов приветствовали наше возвращение громким пушечным салютом.

1 октября ночью наш флот снялся с якоря, поднялся вместе с приливом вверх по реке и очень тихо встал на якорь напротив города, окруженного густым лесом. Рано утром ладроны погрузились в лодки и высадились на сушу. Затем, обнажив мечи, они с криками ворвались в город. Жители побежали в сторону ближайших холмов, хотя число их явно превышало количество ладронов. Можно легко представить себе ужас, охвативший этих несчастных людей, которые были вынуждены покинуть свои дома и все, что им было дорого. Как тяжело было видеть женщин, которые прижимали к себе младенцев и со слезами на глазах молили этих озверевших грабителей о пощаде. Старики и больные, которые не могли убежать или оказать сопротивление, были взяты в плен или безжалостно убиты. Лодки, одна за другой, постоянно подходили к джонкам и отходили от них, шли к берегу и обратно, нагруженные добычей и запачканными кровью людьми. Двести пятьдесят женщин и несколько детей были захвачены в плен и привезены на борт разных кораблей. Они просто физически не могли убежать вместе с мужчинами из-за отвратительного обычая, который требовал стягивать их ноги тесной обувью; некоторые из них не могли даже передвигаться без посторонней помощи. Можно без преувеличения сказать, что они не ходят, а ковыляют. Двадцать таких несчастных женщин были доставлены на корабль, где находился я; их втащили на борт за волосы и вообще обходились с ними с ужасной жестокостью. Поднявшись на борт, капитан расспросил их о финансовом положении их друзей и, соответственно, назначил выкуп от шести до шестисот тысяч долларов за каждую. Он приказал поставить им лежанку на корме, где не было никакого укрытия от переменчивой погоды – испепеляющей дневной жары и холодных ночей с проливным дождем. Полностью разграбленный город был подожжен и к утру превратился в кучу пепла. Флот пробыл здесь еще три дня, ибо пираты вели переговоры о выкупе за пленников и грабили рыбные пруды и сады. В течение всего этого времени китайцы не решались спуститься с холмов, хотя на берегу одновременно частенько бывало не больше сотни ладронов, а на холмах, я уверен, людей было раз в десять больше.

Десятого числа мы соединились с Черной эскадрой и поднялись на много миль вверх по широкой и красивой реке, миновав несколько уничтоженных деревень – дело рук Черной эскадры. Семнадцатого числа флот бросил якоря напротив четырех земляных батарей, которые защищали городок, столь плотно окруженный лесом, что невозможно было судить о его размерах. Берег был окутан туманом, часто налетали шквалы с ливнями. Два дня ладроны вели себя тихо. На третий день форты открыли сильный огонь, продолжавшийся несколько часов. Ладроны не ответили ни единым выстрелом, а ночью подняли якоря и спустились на небольшое расстояние вниз по реке. Они объяснили, что не атаковали город и не стали открывать ответный огонь, потому что Джос (китайский идол. – Пер.) не обещал им удачи. Они очень суеверны и по любому поводу обращаются за советом к своему идолу. Если предзнаменования были хорошими, они решались на самые отчаянные поступки. Наш флот бросил якоря напротив руин того города, где были взяты в плен женщины. Здесь мы простояли пять или шесть дней, в течение которых около сотни пленниц были выкуплены. Оставшиеся были выставлены на продажу среди ладронов по сорок долларов за каждую. Женщина считалась законной женой покупателя, который будет предан смерти, если он от нее откажется. Несколько женщин прыгнули за борт и утопились, предпочтя смерть такому унижению.

Мей-йинг, жена Ке-чу-янга, была очень красива и осыпала бранью готового схватить ее за руку пирата. Пират привязал ее к нок-рее, но она продолжала оскорблять его. Тогда он стащил ее вниз и выбил ей два зуба, из-за чего ее рот наполнился кровью. Он снова подскочил к ней, чтобы связать. Йинг позволила ему приблизиться, а затем, вцепившись в его одежду своим окровавленным ртом, выбросилась вместе с ним в реку, в которой они оба и утонули. Спустя несколько месяцев оставшиеся пленники обоих полов были выкуплены за пятнадцать тысяч лингов или унций серебра.

Затем флот снялся с якоря, – продолжает Гласпул, – и отправился вниз по реке, чтобы получить выкуп с вышеупомянутого города. Когда мы проплывали мимо холма, горожане обстреляли нас, но безрезультатно. Ладроны очень разозлились и решили отомстить. Они отошли на расстояние вне досягаемости городских пушек и встали на якорь. С каждой джонки на берег сошло по сотне человек, которые принялись уничтожать рисовые поля и апельсиновые рощи. Эти рощи были вырублены на протяжении нескольких миль вниз по реке. Во время нашего пребывания у стен этого города пираты узнали о том, что в протоке, расположенной выше нас, стоят девять нагруженных рисом судов. Туда были немедленно посланы лодки. На следующее утро эти лодки вернулись обратно; каждая привезла по десять или двенадцать крестьян. Поскольку они не оказали сопротивления при захвате, командор сказал, что позволит им присоединиться к ладронам, если они принесут обычную клятву Джосу. Трое или четверо отказались, за что были подвергнуты следующему жестокому наказанию: им связали за спиной руки, продели в них веревку с топа мачты и подняли на несколько футов над палубой. Затем пять или шесть человек принялись стегать их свитыми из ротанга плетьми и били до тех пор, пока они не стали похожи на покойников. Потом их подтянули к топу мачты и оставили висеть там около часа, после чего спустили вниз и снова принялись стегать, пока они не умерли или не согласились принести клятву.

28 октября я получил письмо от капитана Кэя, доставленное рыбаком. В этом письме говорилось, что он готов заплатить за наше освобождение три тысячи долларов. Он посоветовал мне предложить три тысячи, а в случае отказа поднять сумму до четырех, но не больше, поскольку предлагать много сразу было бы неразумно. В то же время он заверил меня, что мы будем освобождены за любую цену. Я предложил капитану ладронов три тысячи, но он с презрением отверг это предложение, сказав, что он не тот, с кем можно играть, и если ему не пришлют десять тысяч долларов и два больших орудия с несколькими бочками пороха, то он вскоре всех нас казнит. Я написал капитану Кэю и передал ему требования капитана, попросив по возможности прислать нам смену одежды. Из этой просьбы можно себе представить, в каком бедственном положении мы находились, в течение семи недель не имея возможности переодеться и постоянно подвергаясь воздействию погоды, зачастую очень дождливой.

1 ноября флот поднялся вверх по узкой реке и ночью встал на якорь в двух милях от города Малый Вампоа. Перед ним находился небольшой форт, а в гавани стояли несколько судов мандарина. Вождь ладронов послал ко мне переводчика с требованием приказать моим людям почистить мушкеты, приготовить для них заряды и быть готовыми утром сойти на берег. Я ответит переводчику, что не отдам своим людям такого приказа. Вскоре на борт поднялся вождь и пригрозил предать нас всех лютой смерти, если мы откажемся выполнить его распоряжение. Что касается меня, то я оставался тверд в своем решении и посоветовал своим людям не соглашаться, поскольку понимал, что если мы докажем свою полезность ладронам, то станем для них слишком ценным товаром. Через несколько часов он вновь послал ко мне сказать, что если я и наш квартирмейстер поможем им управиться с большими пушками, а остальные матросы сойдут на берег и захватят город, то он примет предложенный за нас выкуп и заплатит нам по двадцать долларов за каждую принесенную ему китайскую голову. Эти предложения мы приняли с радостью, надеясь, что это облегчит наше освобождение.

Суда мандарина продолжали обстрел, преграждая кораблям ладронов вход в гавань. Это вывело пиратов из себя, и около сотни из них поплыли к берегу с короткими мечами, которые они привязали к телу под мышками.

Затем они пробежали по берегу реки и оказались напротив кораблей мандарина. Тогда они снова бросились в реку и, подплыв к ним, взобрались на борт. Атакованные таким образом китайцы попрыгали в реку и попытались достичь противоположного берега. Ладроны бросились в погоню и порубили многих из них на куски прямо в воде. Затем они отбуксировали корабли из гавани и с еще большей яростью атаковали город. Горожане сражались около четверти часа, затем отступили к ближайшему холму, откуда их вскоре вытеснили, устроив настоящую резню.

После этого ладроны вернулись и разграбили город, нагрузив добром все свои лодки. Китайцы, прятавшиеся на холмах, увидев, что большинство лодок ушло, вернулись и отбили город, уничтожив при этом около двух сотен ладронов. К сожалению, в этой жуткой резне погиб один из моих матросов. Ладроны во второй раз высадились на берег, выбили китайцев из города, сожгли его дотла и прикончили пленников, невзирая на возраст и пол. Следует рассказать еще об одном ужасном эпизоде этой резни. Вождь ладронов платил по десять долларов за каждую принесенную ему голову китайца. Один из моих матросов, повернув за угол одной из улиц, увидел ладрона, яростно преследовавшего китайца. Он держал в руке меч, а с его шеи свисали две китайские головы, связанные друг с другом косичками. Я сам видел, как некоторые из ладронов предъявляли по пять или шесть голов, чтобы получить плату.

21 ноября от адмирала ладронов пришел приказ – флоту немедленно следовать в Лантоу, где он стоит, имея в своем распоряжении всего два корабля, в то время как три португальских корабля и бриг постоянно ему досаждают. Кроме того, со дня на день ожидается прибытие еще нескольких судов мандарина. Флот поднял якоря и проследовал в Лантоу. На траверзе острова Линтин за нами в погоню увязались три корабля и бриг. Ладроны приготовились к абордажу, но из-за наступления темноты мы потеряли их из виду. Я уверен, что они изменили курс и отстали от нас. Эти три корабля были на содержании китайского правительства и называли себя Непобедимой эскадрой, которая курсировала по реке Тигрис с целью уничтожения ладронов.

Ладронский пират отрубает голову китайцу

Пятого числа утром Красная эскадра бросила якорь в бухте вблизи Лантоу, а Черная остановилась восточнее. Днем 8 ноября из бухты вышли четыре корабля, бриг и шхуна. Поначалу пираты были встревожены, полагая, что это английские суда, пришедшие освободить нас. Некоторые пираты угрожали подвесить нас на топе мачты и расстрелять. С большим трудом нам удалось убедить их, что это португальцы. У ладронов было только семь боеспособных джонок. Они вывели их из бухты и поставили на якорь поперек залива носом к корме, а также посадили в лодки ремонтируемых судов людей, которые приготовились к абордажу. Португальцы, увидев эти маневры, застопорили ход, развернулись против ветра и стали совещаться, посылая друг к другу лодки. Вскоре они подняли паруса и, проходя мимо нас, давали бортовой залп, но из-за недолета это не нанесло пиратским судам никакого вреда.

Ладроны не ответили ни единым выстрелом, но размахивали флагами и стреляли петардами, всячески провоцируя португальцев подойти поближе, что они вполне могли бы сделать, поскольку джонки на внешнем рейде стояли на глубине не более 7,2 метра. Я сам измерял эту глубину. Однако португальцы в своих посланиях в Макао жаловались, что не могут подойти поближе из-за мелководья, но обещали, что не выпустят никого из бухты до прибытия флота мандарина.

20 ноября рано утром перед входом в бухту появился огромный флот мандарина. Приблизившись к нам, корабли выстроились в боевую линию. Разрядив свои орудия, корабли переходили в хвост колонны, чтобы перезарядить пушки. Они вели непрерывный огонь в течение двух часов, но тут одно из самых крупных судов взорвалось – в него попал зажигательный заряд, пущенный с одной из ладронских джонок. После этого корабли мандарина отошли на приличное расстояние, но до двадцати одного часа продолжали непрерывный обстрел, после чего все стихло. Ладроны вывели на буксире семь больших кораблей, на борту которых размещалось около двухсот гребных лодок, но усиливающийся бриз позволил им поднять паруса и уйти. Ладроны вернулись в бухту и встали на якорь. Португальцы и мандарины последовали за ними и всю ночь и весь следующий день обстреливали джонки пиратов. Корабль, на котором был я, потерял фок-мачту, которую быстро заменили, взяв грот-мачту с меньшего судна.

Вечером 23-го числа снова воцарилось затишье. Ладроны вывели пятнадцать джонок в два приема с намерением окружить противника, что им почти удалось. Один корабль был взят на абордаж, но тут неожиданно поднялся ветер. На захваченном корабле было двадцать две пушки. Большая часть команды выпрыгнула за борт, шестьдесят или семьдесят человек были захвачены, немедленно порублены на куски и выброшены в реку. Рано утром ладроны вернулись в бухту и встали на якорь в тех же самых местах, что и раньше. Португальцы и мандарины последовали за ними, ведя непрерывный огонь. Ладроны не ответили ни единым выстрелом, но все время были готовы к абордажу; португальцы вели себя осторожно и не давали им возможности атаковать.

Ночью 28-го числа они послали к нам восемь брандеров, которые при правильной конструкции могли бы вызвать у нас огромное разрушение, и у врага были все возможности добиться этого, поскольку в сторону залива дул сильный ветер, а в заливе начался прилив. К тому же наши корабли стояли так близко друг к другу, что промахнуться было невозможно. При первом же появлении брандеров ладроны издали радостный крик, приняв их за горящие суда мандарина, но быстро убедились в своей ошибке. Четыре брандера двигались прямо в центр флота, ярко пылая. Один из них прошел совсем рядом от судна, на котором был я, но нам удалось оттолкнуть его. Это был корабль водоизмещением около тридцати тонн. Его трюм был набит соломой и деревом, а на палубе стояли несколько небольших ящиков с горючим материалом, которые взорвались рядом с нашим кораблем, не причинив ему вреда. Ладроны отбуксировали все брандеры к берегу, потушили огонь и разломали их на дрова. Идею пустить в ход брандеры португальцы приписали себе и в послании губернатору Макао сообщили, что уничтожили по меньшей мере треть ладронского флота и надеются вскоре полностью уничтожить всех пиратов!

29 ноября ладроны, полностью готовые к бою, снялись с якоря и отважно вышли в море, демонстрируя презрение к Непобедимой эскадре и императорскому флоту, который состоял из девяноста трех боевых джонок, шести португальских кораблей, брига и шхуны. Когда ладроны снялись с якоря, противник тут же поднял все паруса. Ладроны преследовали его два или три часа, ведя непрерывный огонь, но, увидев, что догнать его не удастся, поймали попутный ветер и повернули на восток. Так закончилась хваленая блокада, длившаяся девять дней, в течение которой пираты завершили все свои ремонтные работы. В этих боевых действиях не был уничтожен ни один ладронский корабль, а потеряли они всего тридцать или сорок человек. Был убит американец – один из трех, что остались от восьми моряков, захваченных в плен на шхуне. Два раза и я чудом избежал смерти: первый – когда двенадцатифунтовый снаряд упал в трех или четырех футах от меня, и второй, когда был выбит кусок из латунной конструкции, на которой я в тот момент стоял. Жена ладронского вождя постоянно опрыскивала меня чесночной водой, которая, по их убеждению, надежно защищает от гибели. Флот всю ночь шел под парусами на восток. Утром он бросил якорь в большой бухте, окруженной голыми высокими горами. 2 декабря я получил письмо от лейтенанта Могна, командира крейсера Почетной компании «Антилопа», в котором говорилось, что выкуп у него на борту и что он уже три дня следует за нами, и велел мне обсудить с командиром самый безопасный способ его доставки. Вождь согласился послать нас на канонерке к «Антилопе» и на расстоянии видимости дождаться лодки с выкупом, которая потом заберет нас с собой. Я был так возбужден этой радостной новостью, что с трудом нацарапал две-три строчки лейтенанту Могну с условиями, о которых мне удалось договориться. Мы пришли в такое возбуждение от перспективы нашего скорого освобождения, что ни днем ни ночью не сомкнули глаз в ожидании лодки.

Шестого числа она вернулась с ответом лейтенанта Могна, который писал, что готов принять только одну лодку, но не позволит приблизиться всему флоту. Вождь ладронов, в соответствии со своим обещанием, приказал канонерке забрать нас, и около четырех часов пополудни мы без сожаления покинули ладронский флот. В час дня мы увидели «Антилопу», идущую к нам на всех парусах. Судно ладронов немедленно бросило якорь и отправило лодку посредника за выкупом, выставив условие, что если она подойдет ближе, чем было оговорено, то они вернутся к своему флоту. И это судно уже поднимало якорь, когда эта лодка убрала часть парусов и встала на якорь примерно в двух милях от нас. Лодка, посланная за выкупом, добралась до «Антилопы» только к вечеру, поскольку ей пришлось преодолевать сильное приливное течение, шедшее навстречу. Она приняла на борт выкуп и отошла от «Антилопы» перед наступлением темноты. Мандаринское судно, стоявшее под прикрытием берега и наблюдавшее за их маневрами, устремилось в погоню и было уже в нескольких десятках футов от нее, когда показались сигнальные огни, на которые ответили ладроны, и мандарин отстал. Наше положение стало критическим. Выкуп был в руках ладронов, а лодка с корабля не решалась отправиться с нами назад, поскольку опасалась повторного нападения лодки мандарина.

Боевые джонки ладронов

Ладроны не собираются ждать до утра, так что нам придется возвращаться вместе с ними назад. Утром вождь ладронов осмотрел выкуп, который состоял из следующих предметов: двух рулонов тончайшей материи, двух сундуков с опиумом, двух бочек с порохом и подзорной трубы; остальная сумма была выплачена в долларах. Ему не понравилось, что подзорная труба была не новой, и он сказал, что задержит одного из нас, пока ему не пришлют другую или сотню долларов вместо нее. Люди с лодки, однако, согласились на сотню долларов. Наконец, все было устроено, и вождь приказал подвезти нас к «Антилопе» в сопровождении двух канонерок. Мы увидели ее перед наступлением сумерек, когда лодки ладронов уже ушли. Испытывая невыразимое счастье, мы в семь вечера поднялись на борт «Антилопы», где нас приняли очень сердечно и поздравили со счастливым освобождением от унизительного плена, в котором мы находились в течение одиннадцати недель и трех дней.

Ричард Гласпул. Китай, декабрь, 8, 1809».

Ладроны не имеют постоянного места проживания на берегу, они живут на кораблях. На корме обычно размещается капитан со своими женами, которых бывает до пяти или шести. Уважая семейные законы, которые весьма строги, никто из пиратов не имеет права держать на борту женщину, не будучи на ней женатым. Каждому человеку полагается койка площадью около четырех квадратных футов, где он ютится со своей женой и детьми. Учитывая такое большое количество душ, размещающихся на столь малом пространстве, можно представить себе, в какой ужасающей грязи они живут, отчего их суда кишат крысами, вшами и прочей живностью. Крысами в особенности, поскольку ладроны их разводят, считая деликатесом. Впрочем, мало есть животных, которых они не едят. Во время нашего плена мы три недели питались одними отварными гусеницами с рисом. Ладроны обожают играть в карты и проводят все свое свободное время за карточной игрой и курением опиума.

Ко времени освобождения Гласпула пираты находились на вершине своей мощи. Одержав многочисленные победы над флотом мандаринов, они устранили союзников императора – португальцев, и не только побережье, но и реки Поднебесной империи, похоже, были в их полном подчинении. И все-таки этому непобедимому доселе союзу не суждено было существовать долго. И совсем не поражение в бою заставило их подчиниться закону. Наоборот, эта необыкновенная женщина, вдова Чинг-йи, и отважный Пау были непобедимы и стали еще более могущественными, чем прежде, но среди самих пиратов начались раздоры. С тех пор как благосклонность командорши вознесла Пау на пост главнокомандующего, между ним и О-по-тае, вождем одного из главных подразделений ладронского флота, вспыхнула вражда, и лишь почтение и уважение, которые оба испытывали к вдове Чинг-йи, не позволило им обратить оружие друг против друга.

Наконец, когда храбрый Пау был атакован императорскими морскими силами и заперт ими в заливе, О-по-тае продемонстрировал всю подлость своей натуры и отказался выполнять приказы Пау и даже командорши, которая велела ему оказать помощь своему сопернику.

Пау, благодаря своей смелости и сопутствующей ему повсюду удаче, сумел-таки вырваться на свободу, но, когда он встретился с О-по-тае, его ярость была настолько велика, что сдержать себя он не смог.

О-по-тае начал оправдываться, заявив, что ему не хватало сил и средств, чтобы выполнить то, чего от него ждали, и закончил такими словами: «Я что, обязан был прийти и соединиться с судами Пау?»

«Тогда, может, уйдешь от нас?!» – вскричал разозленный донельзя Пау.

О-по-тае ответил: «Сам я не уйду».

Пау: «Почему же тогда ты не выполняешь приказы Чинг-йи и мои? Что это, как не предательство, если ты не приходишь мне на помощь, когда я окружен противником? Я поклялся, что уничтожу тебя, негодяй, и выдерну эту занозу из своей спины».

Вызов, который Пау послал О-по-тае во время блокады, был изложен такими цветистыми фразами: «Я зажат войсками правительства с моря. Губы и зубы должны помогать друг другу: если губы отрезать, зубы замерзнут. Как я один могу сражаться с войсками правительства? Поэтому ты должен прийти во главе своих сил и атаковать эскадру правительства с тыла. Я же выйду со своей позиции и атакую с фронта, а противник, подвергшись нападению с двух сторон, даже в том случае, если мы не сумеем его одолеть, будет ввергнут в хаос».

За этими негодующими словами Пау последовали другие, после чего он перешел к решительным действиям. Пау, хотя и был тогда гораздо слабее противника, первым вступил в бой и в кровопролитном бою потерпел сокрушительное поражение, потеряв шестнадцать кораблей. Отвращение к этой жестокой омерзительной расе только усилилось, когда мы узнали, что победители вырезали всех пленников – а их было три сотни.

Это был смертельный удар по конфедерации, которая до сих пор отвергала власть императора и которая могла бы добиться его свержения. О-по-тае, опасаясь мести Пау и его хозяйки, вдовы Чинг-йи, чьи объединенные силы в пять раз превосходили его, убедил своих людей подчиниться правительству при условии, что оно дарует им полное прощение и достаточное обеспечение для всех.

Петиция пиратов представляет собой любопытный документ и так характерна для китайцев, что заслуживает нашего внимания. «По моему скромному мнению, все грабители верховной власти, какого бы происхождения они ни были, временами ощущали на себе милосердие правительства. Леанг-шам, который грабил город три раза, был тем не менее прощен и в конце концов получил пост министра. Ваканг нередко воевал с войсками нашей страны, но ему сохранили жизнь, и позже он стал краеугольным камнем империи. Джоо-линг семь раз прощал Манг-хво, а Кван-кунг три раза освобождал Цау-цау. Ма-юэн не преследовал отошедших от дел грабителей, а Йо-фей не убил тех, кто сдался на его милость. Существует множество подобных примеров, как в прежние времена, так и теперь, благодаря чему наша страна окрепла, а власть правительства усилилась. Мы живем в перенаселенной стране, некоторые из нас не смогли ужиться со своими родственниками и были вырваны, словно ядовитые сорняки. Некоторые, перепробовав все и будучи не в состоянии обеспечивать себя, попали в плохую компанию. Одни потеряли свою собственность в результате кораблекрушения, другие бежали в эту водную империю, чтобы избежать наказания. Таким образом, тех, которых сначала было трое или пятеро, стало со временем больше тысячи и десяти тысяч, и это число увеличивалось год от года. И было бы чудом, если бы такое огромное число жаждущих хлеба насущного не занялось разбоем и грабежом, чтобы заработать себе на жизнь, раз уж им не удалось спастись от голода никаким другим способом. Законы империи нарушаются, а купцы подвергаются грабежам из-за нужды. Лишенные своей земли и своей родины, не имея дома, где можно было бы жить, полагаясь только на ветер и воду, забыв на минуту о своих горестях, сталкиваемся мы с военным кораблем, моряки которого камнями, дротиками и пушками стремятся вышибить нам мозги. Даже если мы осмеливаемся подняться вверх по течению и, охваченные тревогой, храбро боремся с ветром и бурей, мы всегда должны быть готовы к бою. Куда бы мы ни плыли – на восток или на запад, – вытерпев все тяготы морского путешествия, мы укрывались лишь ночной росой и питались резким ветром. Но теперь мы будем избегать этих тягот, порвем все наши связи и покинем наших товарищей, ибо мы решили сдаться. Власть правительства не знает границ; она простирается на все острова на море, и всякий человек испытывает страх и вздыхает. О, мы должны быть уничтожены за наши преступления, ибо никто не может противиться законам правительства. Так почувствуйте же сострадание к тем, кто заслуживает смерти, поддержите нас своим милосердием!»

Китайское правительство уже много раз проявляло свою слабость, поэтому оно было радо проявить величайшую милость. Оно было счастливо немедленно выполнить все условия и, используя возвышенный стиль китайских историков, заявило, что, «чувствуя, что сострадание есть путь небесный, то есть путь праведный, оно велело освободить этих пиратов от наказания и простило им все их прежние преступления».

Не успел О-по-тае спустить пиратский флаг и передать своих разбойников под власть китайцев, как многие стали требовать, чтобы все они были уничтожены. Случилось так, что губернатор оказался более честным и гуманным человеком или, быть может, более умным, чем те, кто выдвигал такие глупые требования, – он знал, что вероломное нарушение слова навсегда уничтожит у пиратов, которые еще не сложили оружие, желание добровольно сдаться. Он также хорошо понимал, что, даже ослабленные предательством О-по-тае, пираты не уступят правительственным войскам, и подумал, что, доверяя им, он сможет повернуть одну силу против другой и разгромить ладронов с помощью самих же пиратов. Поэтому те восемь тысяч человек, которых ему предлагали хладнокровно уничтожить, остались в живых, а их предводитель О-по-тае, сменив свое имя на Хое-бин, или «Свет учения», был удостоен звания императорского офицера.

Вдова Чинг-йи и ее фаворит Пау продолжали в течение нескольких месяцев грабить побережье и громить китайские и мандаринские войска и корабли. Казалось, что уход джонок О-по-тае их совсем не ослабил. Но его пример, возможно, запал в душу многим преступникам, даже самой главной героине, которая была той силой, которая объединяла все пиратское братство. Видя, что О-по-тае сделался офицером правительства и процветает, она стала подумывать о том, как бы и ей сдаться.

«Я, – говорила она, – в десять раз сильнее О-по-тае, и, быть может, правительство поступит со мной так же, как оно поступило с О-по-тае».

Когда слух о ее намерениях достиг побережья, мандарин послал некоего Чоу, доктора из Макар, «который, – как утверждает историк, – был хорошо знаком с пиратами и не нуждался в какие-либо наставлениях», чтобы начать с ней предварительные переговоры.

Когда это доверенное лицо предстало перед Пау, тот подумал, что он совершил какое-то преступление, и укрылся на корабле пиратского флота.

Доктор заверил Пау, что, если он сдастся, правительство отнесется к нему еще более благосклонно, чем к О-по-тае. Если же он будет продолжать сопротивляться, то против него выступят не только армия, собранная по всему побережью моря и по берегам рек, но и отряд О-по-тае.

В этом месте своего повествования китайский историк выразился настолько любопытно, что я не могу не привести его слова полностью:

«Когда Фей-Хьюнг-Чоу пришел к Пау, то сказал: «Друг Пау, знаешь ли ты, зачем я пришел к тебе?»

Пау: «Ты совершил какое-то преступление и явился ко мне в поисках защиты?»

Чоу: «Вовсе нет».

Пау: «Ты, наверное, знаешь, правда ли, что зашла речь о нашей сдаче?»

Чоу: «И здесь ты снова не прав, господин. Что есть ты в сравнении с О-по-тае?»

Данный текст является ознакомительным фрагментом.