Фальстарт

Фальстарт

Джет ошибался, как и все его соплеменники… принимая как данность то, что данностью не было.

Элеонора Раткевич. Джет из Джетевена

…Единства в большевистском руководстве, само собой, не было (а в какой партии оно есть?) Позиция Ленина располагалась примерно по центру. На правом фланге ему противостоял Каменев, который был против передачи власти Советам, а всего лишь за социалистический контроль над правительством — он вполне мог бы состоять и в партии меньшевиков (но при этом почему-то являлся авторитетным человеком среди анархистов — вот и пойми тогдашние расклады!). Впрочем, Каменев — это еще полбеды, а вот на левом фланге была кругом беда — там обитали не желавшие ждать ни минуты сторонники немедленного выступления.

Во-первых, к числу большевистских бед относилась так называемая Военная организация, или «Военка», занимавшаяся работой в войсках и выполнявшая роль «ужасного ребенка» уже внутри самой большевистской партии. Возглавляли ее товарищ Подвойский (весьма специфический человек, ветеран уличных боев 1905 года) и товарищ Невский — люди чрезвычайно независимые и радикальные.

Отдельная беда обитала на Выборгской стороне. Там правил бал литовец Мартин Лацис, который при любом телодвижении ЦК сразу призывал брать вокзалы, банки, почту и телеграф. Товарищу Лацису было в то время двадцать девять лет — самый деятельный возраст плюс воспоминания о революционной юности в отряде латышских боевиков. Этот милый молодой человек и его товарищи по борьбе тесно смыкались и переплетались с анархистами, с которыми у них было больше общего, чем с собственным ЦК, да и обитали они рядышком.

На той самой Выборгской стороне, где заправлял товарищ Лацис, на набережной, находилась некая «дача», принадлежавшая бывшему члену Государственного совета, генерал-адъютанту Дурново. После революции этот солидный дом с колоннами реквизировали анархисты. А поскольку дача оказалась большой, к «братишкам» стали подтягиваться и другие родственные организации. Список квартирантов к моменту событий впечатлял: там размещались правление профсоюзов Выборгского района, профсоюз булочников, комиссариат рабочей милиции 2-го Выборгского подрайона (так тогда называли Красную гвардию), Совет Петроградской народной милиции (так тоже называли Красную гвардию), рабочий клуб «Просвет», Петроградская федерация анархистов-коммунистов и организация эсеров-максималистов. Ну, а где обитает Красная гвардия, там, естественно, всегда полно и большевиков. Само место также было замечательное: рядом находились Металлический завод, заводы «Промет», «Феникс», «Арсенал», тюрьма «Кресты» и казармы 1-го пулеметного полка. Естественно, рабочие и солдаты свели с публикой, обитавшей на даче, самое тесное знакомство.

О даче Дурново в городе ходили очень с-с-страшные слухи. О том, что братишки там проводят оргии, совершают убийства, что внутри все разгромлено, в каждой комнате склады оружия, а в подвале и вовсе бомбы. От анархистов все время ждали чего-то экстремального — ну разве ж могли они обмануть доверие публики? Тем более что говорильное течение революции им давно надоело.

Открытие Съезда Советов братишки отметили по-своему. 5 июня отряд анархистов в 50 человек захватил типографию монархической газеты «Русская воля». Не то чтобы кому-то в Питере было очень жаль этой газеты, но ведь непорядок! Полицию давно упразднили, но кое-какие войска в распоряжении правительства еще имелись. В типографию послали вооруженный отряд, налетчиков захватили и доставили на съезд, который, не зная, что с ними делать, после долгого базара почти всех отпустил.

Правительство обиделось: что за безобразие, в самом деле? 7 июня министр внутренних дел Переверзев приказал разгромить штаб анархистов. Посланные на дачу Дурново войска обнаружили там кучу прочих организаций, с которыми было неразумно ссориться. Кроме того, мгновенно в знак протеста забастовала Выборгская сторона. Переверзев плюнул и отступился. Окрыленные победой, 9 июня анархисты созвали конференцию, создали «Временный революционный комитет» и начали готовиться к по-настоящему активным действиям.

Сначала они не хотели участвовать в демонстрации 18 июня, но потом все же пришли и вели себя на удивление смирно. Причина такого нетипичного поведения выяснилась чуть позже: пока одна часть организации демонстрировала черные знамена на Марсовом поле, другая устроила налет на тюрьму «Кресты», где сидели семеро их товарищей. Заодно под это дело сбежали ещё четыреста человек разного народа.

Тут уже Временное правительство окончательно вышло из себя. На дачу отправили казачью сотню и батальон пехоты с бронемашиной. Возглавлял операцию сам Переверзев. Дачу все-таки взяли, анархистов частично переарестовывали, снова пополнив «Кресты», частично выгнали вон. Они, естественно, обиделись, и сильно. И тут подоспел очередной удобный момент.

* * *

В начале июля разразился правительственный кризис — не согласившись с политикой по отношению к почти уже независимой Украине, несколько министров-кадетов подали в отставку.

Анархисты решили: правительство рушится, пора брать власть! 3 июля они вывели на улицу 1-й пулеметный полк, с солдатами которого их связывала старая дружба. Раздобыв на ближайшем заводе грузовики, пулеметчики погрузили на них свои «машинки», отрядили делегатов в другие полки и на заводы и пошли к Таврическому дворцу делать революцию. Представители же большевистской ячейки полка отправились по другому адресу — во дворец Кшесинской, требовать, чтобы Петроградский комитет партии поддержал выступление пулемётчиков.

В эти дни как раз проходила общегородская конференция РСДРП(б). На ее заседание и явились делегаты полка. Поддержки они не получили: незадолго до того, 22 июня, ЦК партии, Петроградский комитет и даже «Военка» высказались против вооруженного восстания — об этом решении и напомнили пулеметчикам. Гости рассердились и заявили, что если так, то они лучше выйдут из партии, но против своего полкового комитета[159] не пойдут. А представители заводов и полков все подходили, и у всех одно на устах: товарищи, началось, ну чего же вы ждете?!

В общем, ЦК партии большевиков, собиравший своей головой все шишки, сбитые низовыми организациями, в очередной раз стал заложником собственных первичек. Но и те оказались в очень трудном положении. Некоторые их представители честно пытались выполнять постановление ЦК и Петроградского комитета и агитировать против выступления — но массы их не понимали. В прямом смысле — думали, что на митинги пробрались меньшевики. В полках и флотских экипажах правили бал солдатские комитеты, на заводах — фабзавкомы, и рядовые члены партии должны были выбирать, кому подчиняться: комитетам или своему ЦК (который, кстати, ратовал за передачу власти Советам, то есть органам самоуправления, каковыми являлись в числе прочих и комитеты). Отчаявшись решить данный вопрос умом, они «голосовали сердцем» — а сердце звало на баррикады. Это не говоря уже о товарище Лацисе с единомышленниками, которые постоянно возмущались: а какого черта мы призываем к революции и ничего не делаем?

Положение, в котором оказалась партия, очень точно сформулировал Раскольников, бывший заместителем председателя Кронштадтского совета: «Вопрос стоит не так — выступать или не выступать, а в другой плоскости: будет ли проведено выступление под нашим руководством или оно разыграется без участия нашей партии — стихийно и неорганизованно?» В первом случае большевики неминуемо подставлялись под репрессии, во втором — теряли в массах тот авторитет, который они методично нарабатывали последние четыре месяца. В конце концов, они решили примкнуть к выступлению, постараться возглавить его и придать ему мирный характер, без попытки захвата власти.

Неизвестно, как бы повернулись события, если бы Ленин находился в Петрограде — однако вождь в то время как раз отдыхал в Финляндии и успел примчаться в Питер лишь четвертого числа, застав под окнами дворца Кшесинской бушующую толпу. Говорят, направляясь на балкон произносить речь, он проворчал: «Бить вас всех надо!» Но выхода не было и у него, тем более что решение-то уже принято! Лучше уж проиграть, пострадать за это и потом кричать о репрессиях, чем заслужить клеймо предателей и трусов. Поневоле приходилось держать марку.

Ленин поверг вооружённую толпу под окнами в шок, призывая её провести мирную демонстрацию, однако убедил — и те относительно спокойно двинулись к Таврическому дворцу. Но тут вмешалось еще одно неожиданное обстоятельство: оказалось, что по пути, на крышах и в окнах домов, засели стрелки, открывшие огонь по демонстрантам. Моряки кинулись их вылавливать и решили проблему стрельбы явочным порядком. Выступление стало вооружённым.

Ситуация сложилась совершенно безумная. Бушующая и отчасти уже стреляющая толпа требовала передать власть Советам — но Советы власти не хотели категорически, шарахались в сторону, как черт от ладана. Кому вручать скипетр, если выступление все же увенчается успехом? Слова «Есть такая партия!», которые Ленин прокричал на съезде, некоторым образом обязывали, тем более что большевики шли во главе выступления. Но брать власть не хотели и они[160]. И потом, если все же придется, то под взятую власть надо подкладывать какую-то легитимную основу — какую? Лозунг «Вся власть Советам», выдвинутый самими большевиками, говорил об этом ясно, но Советы… (см. начало абзаца).

Всё это заставляло большевистскую верхушку предпринимать еще большие усилия, чтобы поскорее успокоить народ, не допустив стихийного переворота — однако народ успокаиваться не желал, не для того бузу начинали. Правительство беспомощно разводило руками — сил подавить выступление у него не было, петроградский гарнизон заявлял о своем нейтралитете.

Ситуацию спасли ЦИК[161] и контрразведка. ЦИК от имени Советов обратился за помощью к частям Северного фронта, где во фронтовых комитетах сильны были позиции эсеров и меньшевиков. Комитеты поддержали советское начальство и стали формировать отряды для похода на Петроград, о чём, естественно, тут же узнали в столице.

Контрразведка, со своей стороны, довела до солдатских комитетов петроградского гарнизона некие «следственные материалы» о сотрудничестве Ленина с немцами. По правде сказать, материальчики были слабенькие, даже средний адвокат от них бы строчки на строчке не оставил — но ведь их не в суд отнесли, а предъявили общественности! Как тут не вспомнить гайдаровского большевика Баскакова: «Дурни вы, дурни! Большие, бородатые, а всякий вас вокруг пальца обвести может». Шокированный гарнизон проглотил наживку не жуя и заявил о поддержке Советов и Временного правительства.

ЦК РСДРП(б) воспользовался стечением неприятных обстоятельств, чтобы привести в чувство своих радикалов и свернуть выступление. Но как правительство, так и Советы помнили о демонстрации 18 июня и решили, что настал очень удобный момент разобраться с большевиками — этими мерзавцами, которые смеют выступать против войны.