Послание Иоганна Таубе и Элерта Крузе[65]

Послание Иоганна Таубе и Элерта Крузе[65]

Михаил Рогинский[66]

Из вступительной статьи «Иоганн Таубе и Элерт Крузе» к первому изданию «Послания» на русском языке 

В обширной литературе иностранцев о России послание двух лифляндских авантюристов занимает особое место.

Таубе и Крузе — лифляндцы. Оба они принадлежали к знатным дворянским родам. Участвуя в Ливонской войне, они попали в плен к великому князю. В плену они обжились, и через несколько лет оба уже были на царской службе. Хитрые и ловкие, прекрасно знавшие запутанные политические отношения Прибалтики, они сумели стать полезными царю и сделались главными деятелями русской политики на Западе. При их посредстве велись переговоры с магистром Ордена меченосцев Кеттлером, впоследствии герцогом Курляндским, и датским герцогом Магнусом. Они же были главными деятелями при стремлении герцога Магнуса побудить Ревель к отпадению от Швеции.

После неудачной осады Ревеля Таубе и Крузе решили изменить Ивану IV, а после безуспешной попытки овладеть Дерптом они бежали к королю Сигизмунду, чье доверие они сумели завоевать.

Вскоре после этого они написали свое «Послание». (Побег в Польшу был в 1571 году, а «Послание» помечено 1572 годом.) Никакой истории, никакой географии, никаких сведений о быте и нравах русских, ничего о родителях Ивана, даже ничего о самом Иване, до злополучного 1564 года. Это рассказ об учреждении опричнины, о расправах и казнях в период от 1564 года до 1571 года, грустная летопись событий преимущественно внутренней жизни России за это время.

Первое наблюдение обобщающего характера, которое приходится сделать после анализа «Послания» Таубе и Крузе, это то, что в нем содержится сравнительно мало неверных, неправдоподобных и фантастических сведений. Даже в таких образцовых сказаниях, как сочинение Герберштейна и Флетчера, мы найдем их не меньше, а может быть, и больше, чем у Таубе и Крузе. Таубе и Крузе назвали целый ряд лиц, павших жертвой царского гнева. С другой стороны, следует отметить, что список Таубе и Крузе, их «синодик», далеко неполный. В нем нет таких имен, как Петр Ховран, князь Дмитрий Ряполовский и много других. Самое описание казней во многих случаях вполне подтверждается другими источниками. Описания тиранств и мучительств Грозного так бесконечны, так утомительны, что у читателя невольно возникает мысль, не являются ли они в значительной степени плодом разгоряченного воображения наших авторов или их хитрого расчета. Разгоряченное воображение у них, несомненно, было, но оно сказалось лишь в необыкновенной готовности, охоте, с которой Таубе и Крузе описывали жестокие деяния Грозного. Такие роды казни, как отрубание голов, сажание на кол, бросание в реку, отравление, даже сожжение, не нуждаются в подтверждении: они общеизвестны. Но Таубе и Крузе говорят и о более жестоких и утонченных пытках и казнях. Но вот что мы можем, например, прочесть в одной рукописи Синодальной библиотеки: «И быша у него (Иоанна) мучительныя орудия, сковрады, пещи, бичевания жестокая, ногти острыя, клещи ражженныя, терзания ради телес человеческих, игол за ногти вонзения, резания по составам, претрения вервии на полы, не только мужей, но и жен благородных, и иныя безчисленныя и неслыханныя виды мук на невинныя, умышленныя от него», или в Новгородской третьей летописи: «Повеле государь телеса их некоею составною мудростью огненною поджигати, иже именуйся поджар, и повелевает государь своим детям боярским тех мученных и поджаренных людей за руки и за ноги и за головы опока вязати различно, тонкими ужшищи и привязывати повеле по человеку к саням».

Таубе и Крузе никогда не называют тех оснований, по которым Иван Грозный предавал казни то или иное лицо. Правда, не всегда они существовали. Часто дело было в одной лишь жестокости Грозного или в слепой с детства затаенной ненависти против бояр. Но нередко Грозный казнил, подозревая и зная измену. Таубе и Крузе неизменно стараются изобразить Грозного чудовищем, лишенным всяких человеческих чувств. Но сами же они в своем изложении указывают порой на факты, этому противоречащие. Так, рассказывая о желании Грозного казнить митрополита, они сообщают, как он дал себя уговорить отменить казнь, заменив ее ссылкой.

Фактический материал, сообщаемый Таубе и Крузе, в общем и целом вполне достоверен. Пристрастие, желание реабилитироваться посредством очернения личности Грозного сказалось, главным образом, в приемах изложения, в изложении и истолковании фактов. Но основное впечатление какой-то лжи, фальши, лежащей в основе их рассказа, не рассеивается и после проверки их сообщений. В чем причина этого впечатления? Она заключается в самом подборе сведений. В том-то и было большое искусство Таубе и Крузе, что они сумели очернить Грозного, почти не прибегая ко лжи, обмануть без обмана. Из всей совокупности темных и светлых событий позорного, великого, плохого, хорошего, что составляло живое сплетение, именуемое подлинным историческим прошлым, они сознательно выбрали только темное, только дурное. Все хорошие деяния Грозного, его умная внешняя политика, все его завоеванья Таубе и Крузе обошли молчанием. Из всей многокрасочной палитры они взяли одну только краску черную или, если угодно, красную (по цвету крови) и этой краской захотели нарисовать свою картину.

Но в той ограниченной сфере, в тех тесных пределах, которые они сами себе поставили, Таубе и Крузе сумели быть хорошими наблюдателями. Мы уже говорили об их проницательном, верном взгляде на опричнину. Социальное значение опричнины было для них совершенно ясно. Таубе и Крузе повторяют старую немецкую песенку: «Где правит мужичье, редко бывает хорошее управление». Правления «мужичья» в России не было, но оттеснение старого боярства, социальный переворот они наблюдали. Вот что пишет о социальном составе опричного корпуса проф. В. О. Ключевский: «Хотя в него (опричный корпус) попадали знатные люди вроде князей Трубецкого, Одоевского, Телятевского, но известно, что в опричнине не любили ни родословных людей, ни родословных счетов. Сам царь в письме к Грязному выразительно характеризует генеалогический подбор своей кромешной дружины, как общество худородных «страдников», которых он стал приближать к себе вместо изменников-бояр».

Личность авторов «Послания» рисуется в малопривлекательном свете. Высоким интеллектуальным их свойствам не соответствовали нравственные. Гибкий, быстрый ум, ум дипломатов и политиков, сочетался у них с хитростью, беспринципностью, вероломством, беспокойным и буйным авантюризмом. Факт двойной измены еще может быть прощен у людей практической политики, неумение завоевать доверие Грозного, умение сделаться одними из самых близких к нему людей в эпоху опричнины в те дни, когда звезда Малюты Скуратова и Басманова стояла высоко, не может быть прощено. Таубе и Крузе не только верно служили царю, но и прекрасно чувствовали себя в своей новой роли.

В русской исторической науке даны были самые различные оценки «Послания» Таубе и Крузе как исторического источника. Карамзин широко использовал «Послание»; оно легло в основу IX тома «Истории Государства Российского». В большинстве случаев он вполне доверялся ему и только изредка подвергал сомнению достоверность сообщаемых Таубе и Крузе сведений. Иначе отнесся к посланию талантливый и малоизвестный историк начала XIX века Арцыбашев. В специальной статье о Таубе и Крузе в «Повествовании о России» он оценил его как явную выдумку, как совершенно недостоверный источник. В том же духе суждение проф. Бестужева-Рюмина. «Видели они (Таубе и Крузе), — пишет он, — конечно, много, но, зная, что они переходили от одной стороны к другой, едва ли можно придавать их рассказам значение несомненного документа». Автор исследования о сказаниях кн. Курбского А. Ясинский считает сообщения Таубе и Крузе вполне достоверными. Впрочем, он имеете виду только сообщения о казнях. Какое из этих различных отношений к «Посланию» Таубе и Крузе правильно? Какое место должны мы отвести этому «Посланию» среди других источников эпохи Грозного и как должны мы им пользоваться?

Было бы совершенно бессмысленно и лишено всяких оснований отвергнуть весь тот богатый фактически материал, который содержится в «Послании». Но также неосновательно пользоваться оценкой и освещением событий и фактов, данных авторами «Послания». Не следует повторять ошибки Карамзина, представившего себе Ивана Грозного по образу и подобию того Грозного, мрачная тень которого проносится над страницами «Послания». Таубе и Крузе рисуют образ царя жестокого, любившего казнить ради одной жажды крови, извращенного, сладострастного садиста, находившего радость в пытках и издевательствах, и этот образ благодаря Карамзину запечатлелся и доныне в сознании каждого, лег в основу ходячей, канонической характеристики.