Творец

Творец

Должно быть, известному математику и астрологу Региомонтана не доставляло удовольствия истолковывать императору Фридриху III гороскоп, составленный к моменту рождения Максимилиана, — созвездия предсказывали отнюдь не гармоничный жизненный путь мальчика. Борьба и интриги должны были сопровождать его, и фортуна лишь изредка осыпала его из рога изобилия. Но когда ребенок еще лежал в колыбели, ученый не мог предвидеть, что уже с раннего детства Максимилиан будет стремиться взять судьбу в свои руки и уличить звезды во лжи. С юных лет он питал твердую уверенность в призвании «мудрого короля», как он сам себя называл, главенствовать над другими людьми и вести их к лучшему будущему. Эта цель видна во многих заметках Максимилиана, изложенных им письменно еще в довольно раннем возрасте. Едва научившись читать и писать, он делал записи, затем богато украшал их, как это было принято в то время.

Максимилиан, обладая безграничной духовностью и разнообразными интересами, родился в соответствовавшее всем его склонностям время. В пору юности он, воспитанный на рыцарских идеалах, одной ногой еще стоял на традициях Средневековья, но вторая уже шагнула в будущее. Все вокруг него отмечено этой раздвоенностью. И Максимилиан с восторгом воплощал новые идеи, не пытаясь бездумно выбрасывать за борт все традиционное. Вероятно, его родители символизировали для него обе эпохи: закоренелый в старых традициях отец — и открытая миру, понимающая искусство, воспитанная при португальском дворе мать, которая в воспоминаниях Максимилиана всегда являлась воплощением духа нового времени.

Позднее его первая супруга Мария дала возможность раскрыться творческой душе Максимилиана. Именно при бургундском дворе Максимилиан узнал многое, доселе скрытое от него. Вместе с возлюбленной супругой он посещал мастерские известных резчиков по дереву и живописцев они часами наблюдали, с каким искусством художники при помощи кисточки и красок создают на холсте волшебство, вызывавшее восхищение молодых людей. При этом живопись в Нидерландах в это время ограничивалась традиционным средневековым стилем и разрабатывала только религиозную тематику, поэтому он еще не видел современных картин итальянских мастеров, познакомившись с ними позже скорее вынужденно, чем по доброй воле. Французский король начал войну против Максимилиана на юге, и молодому королю, хотел он того или нет, пришлось ступить на итальянскую землю.

Максимилиан прибыл в Италию как воин, но будучи не только солдатом, как его ландскнехты, воспринял все прекрасное в этой стране. С удивлением он узнал, какие великие архитектурные сооружения существуют в Италии, которая благодаря новому открытию античного искусства и духа античности опередила все европейские страны. Максимилиану открылся совершенный мир живописи, окончательно отказавшийся от идеалов Средневековья и стремившийся к современным формам. Итальянские художники, такие как Микеланджело, Леонардо да Винчи или Рафаэль, не изображали больше человека и природу в традиционном, идиллическом понимании. Рождалось искусство Ренессанса.

Конечно, эти свежие цвета, совсем другие характеры и формы со временем завоюют мир искусства, но Максимилиан одновременно понимал: итальянские формы искусства, возникшие в легкой атмосфере Средиземноморья, не могут быть произвольно перенесены на суровый, неприветливый север, где на художника с давних времен влияют совсем другие обстоятельства. Для художника или скульптора необходимо умение связать старое с новым, соединить восприятие вечной природы с образом современного человека, и тогда они добьются великих результатов на родной земле.

Еще с юных лет, окрыленный неугомонным духом, Максимилиан мыслил и действовал совсем в других масштабах, нежели его предшественники. По его мнению, искусство не только указывало правильный путь к лучшей, загробной жизни. Жизнь на земле — такая же важная цель творчества. Художники должны радовать людей своими творениями по эту сторону бытия, ведь прекрасное заставляет людей забыть о тяготах и стремиться к лучшей действительности.

Но художники и резчики по дереву выполняли особую задачу и лично для него. Еще в Бургундии он понял необходимость постоянного присутствия правителя во всех частях своего государства. То, что в Нидерландах еще было возможно по причине небольших размеров страны, становилось все труднее по мере увеличения сферы влияния короля. Максимилиан не мог находиться одновременно во всех местах. Часто проходили месяцы, если не годы, пока король появлялся в какой-нибудь отдаленной местности. Для него существовала опасность быть забытым. Но он не беспокоился об этом, открыв новый современный метод постоянного присутствия: поручив художникам сделать рисунки и резные фигуры со своим изображением, он затем рассылал их во все части империи для постоянного напоминания о нем и его делах. Максимилиан не без основания считал: тот, кто еще при жизни не создаст памяти о себе, уйдет в забвение вместе с последним звуком колокола на похоронах. О «мудром короле» и его истории должны рассказывать еще многие поколения. Если призвать живописцев, скульпторов, резчиков по дереву, поэтов и музыкантов, можно быть уверенным: славные воспоминания о его яркой личности не похоронят вместе с ним. Максимилиан не только интересовался литературой, но и сам, будучи одарен литературным талантом, рано начал делать личные записи, для помощи в их написании приглашая известных людей, таких, как Конрад Целтис или Штабиус. Первому автобиографическому труду, частично им продиктованному, он приказал Целтису придать соответствующую литературную форму.

Таким образом, Максимилиан вступил на литературный путь. Автобиографическими произведениями «Многоблагодарный» и «Мудрый король» он решающим образом повлиял на литературную жизнь того времени. На передний план вдруг выдвинулась личная судьба правителя: его поездка за невестой в Бургундию, пережитые им необычайные приключения, причем бой с силами природы он описывает так же, как и бой с дикими зверями и ужасными чудовищами. Герой произведения часто встречается со злом, но всегда ищет добро. Аллегорические образы Свирепого, Злосчастного, Завистника сопровождают его путь: нелегкое предприятие, ехать через всю Германию, дабы завоевать даму своего сердца. Но молодому бесстрашному герою в конце концов удалось пережить это приключение. Злые создания, усложнявшие ему жизнь, предстали перед судом и понесли заслуженное наказание. Добро в образе Мудрого короля победило!

Так как Максимилиану приходилось выполнять многочисленные обязанности, он передавал большие части книги на обработку своим друзьям, Трайтцзауервайну, Мельхиору Пфинцингу и Штабиусу; самым известным среди них являлся друг Зигмунд фон Дитрихштайн. Можно прочесть о содержании «Многоблагодарного»: «…История, приключения и свершения достойного похвалы и достославного героя и рыцаря в виде, объеме и манере героических произведений…»

Интересы Максимилиана оставались весьма разнообразными. Он не ограничивался описаниями только фантастических событий, имеющих отношение к его собственной жизни, а вел также журнал своих охотничьих успехов, давая точные указания, где именно он поймал на удочку лучшую и самую большую рыбу, и записывал рецепты блюд, особенно ему понравившиеся. Нереалистичный во многих делах, особенно касающихся времени и денег, он составил список книг, собираясь написать их сам или поручить сотрудникам сделать это под его руководством. Кроме «Радостного», действительно написанного, там перечислены следующие названия: «Надгробные триумфальные арки», «Триумфальные колесницы», «Хроника происхождения», «Происхождение», «Артиллерия», «Семь кругов удовольствия», «Книга гербов», «Книга о стали», «Охота», «Соколы», «Поваренная книга», «Рыболовство», «Садоводство», «Строительство», «Моралитет», «Благоговение», «Святой Георгий». Лишь некоторые из этих проектов осуществились.

Но Максимилиан не удовольствовался подобными начинаниями, он вынашивал более значительные планы, тоже исчезнувшие с течением времени. Если оценивать его литературное влияние только в автобиографическом жанре, Максимилиана с полным правом можно назвать художником слова: он не только подавал идеи, но диктовал и писал сам — при его склонности к писанию и художественном таланте, он, вероятно, мог бы стать известным писателем, уделив больше времени и терпения этой деятельности.

Положение императора Священной Римской империи ставило перед ним иные задачи, зачастую решаемые им, к удивлению современников, совершенно необычным образом, ведь ему посчастливилось жить и в совсем другом мире, в мире, открытом только для художников и ученых. Даже друзья с трудом настраивались на образ мыслей императора — слишком оригинальными, спонтанными и непостижимыми казались его решения, иногда принимаемые им без каких-либо размышлений и учета реальных обстоятельств, как, например, поход в Северную Италию с горсткой из 700 солдат. В такой ситуации его распоряжения звучали, как если бы их произносил какой-нибудь художник, представитель богемы или просто мечтатель. Балансируя на канате, он всегда оставался под покровительством удачи, но иногда слишком поздно осознавал, что фортуна может быть очень капризной дамой.

К Максимилиану надо подходить совсем с другими мерками, нежели к большинству его современников. Будучи человеком, понимающим искусство, он часто отдавал последний дукат бедному художнику, в то время как его самые верные слуги месяцами ждали обещанного жалованья, а супруга терпела жестокую нужду. Он стремился во что бы то ни стало удержать местных художников в стране. По его мнению, немецким живописцам и скульпторам не следовало ехать на юг «приноравливаться» к новому стилю. Они могли творить и в привычной обстановке, но в духе нового времени, ощущавшемся и на северной стороне Альп. Связывая рассказы купцов, получаемые отовсюду, с представлениями гуманистов, окрыленные фантазией, они сами должны были развивать современные формы искусства. На основе этих воззрений императора в Германии возникло направление стиля, которое можно назвать «максимилианским искусством»: некое теоретическое соединение итальянского Ренессанса, нидерландской поздней готики и немецкого натурализма.

Уже очень рано Максимилиан начал окружать себя учеными и художниками. При этом он безошибочно различал — и это характеризует его как исключительного знатока искусств — высокоодаренных художников и тех, кто отличался весьма скромным талантом. Давая большие заказы Альбрехту Дюреру, он не вторгался в процесс создания картин мастера, но при каждой возможности вмешивался в эскизы Йорга Кёльдерера и даже сам делал наброски, если творение не соответствовало его желаниям. Кёльдерера и многих «придворных живописцев» Максимилиан ставил немногим выше ремесленников, в то время как настоящих мастеров официально исключил из ремесленного сословия и поставил на одну ступень с учеными. Альбрехт Дюрер или Альбрехт Альтдорфер могли пользоваться таким же уважением, как и великие гуманисты или музыканты, причем Дюрер занимал совершенно особое положение. Ему позволялось посещать императора без особых формальных церемоний и показывать ему эскизы, ожидаемые Максимилианом с неудержимым любопытством. Император распознал гениальность Дюрера и наделил его всевозможными привилегиями, дабы тот мог творить свои произведения в наилучших условиях. В 1512 г. он лично освободил мастера от всех налогов, «чтобы в искусстве живописи он прославился среди мастеров». Дюрер мог спокойно смотреть в будущее: немного позже император назначил ему пожизненную пенсию в сумме сто гульденов в год — пособие, позволяющее жить соответственно своему положению.

О почти дружеских отношениях между знаменитым художником Альбрехтом Дюрером и императором с душой художника знали все. Большинство людей того времени не воспринимали художника как человека необыкновенного. В повседневной жизни существовало раз и навсегда определенное четкое разделение общества на сословия, и даже император своим приветливым отношением ко всем людям не мог изменить мышление всего дворянства. Статус, полученный от рождения, являлся решающим для получения привилегий и льгот. Даже для такого мастера, как Альбрехт Дюрер, не делалось исключения. Максимилиан имел на этот счет другую точку зрения. Для него благородство рождения значило намного меньше, чем благородство духа, а тем более гениальность.

Однажды Альбрехт Дюрер в присутствии императора стоял на лестнице, выполняя новую работу для Максимилиана. Живописец, полный вдохновения, не замечал, что лестница под ним колеблется. Когда он несколькими штрихами завершил деталь картины, лестница начала раскачиваться. Максимилиан, стоявший на некотором расстоянии, заметив опасность, грозящую Дюреру, крикнул одному дворянину, чтобы тот удержал лестницу. Вельможа был возмущен этим требованием: более чем оскорбительно держать лестницу какому-то, как он считал, ремесленнику! После того как он не сделал никакой попытки выполнить требование императора, Максимилиан сам метнулся к лестнице, удержал ее и саркастично заметил оскорбленному вельможе: «Я могу сделать дворянина из любого крестьянина, но не в силах сотворить Дюрера из дворянина».

Когда в 1519 г. император умер, для людей искусства в Германии наступил большой траур. Альбрехт Дюрер, в лице императора потерявший не только покровителя, но и многолетнего друга, выразил свои чувства следующими словами: «Он далеко превосходил всех королей и князей в справедливости, храбрости, познаниях и великодушии». Дюрер создал для мецената великие произведения по образцам итальянского художника Мантеньи, такие, как «Триумфальные ворота» и «Триумфальное шествие» — оба произведения служили прославлению Максимилиана и дома Габсбургов. Эскизы для сих монументальных произведений изготовил Йорг Кёльдерер. Максимилиан как-то отозвался о нем почти пренебрежительно: ему, мол, следует прежде всего рисовать «картины для двора, причем не имеющие большой ценности». Максимилиан исправил эскизы, их передали нескольким крупным художникам для разработки и помпезного оформления. Так же, как и его отец, Фридрих III, Максимилиан желал видеть идею происхождения Габсбургов от Ноя или даже от Адама и Евы, воплощенной в произведениях искусства.

Долгие годы Максимилиан, уже возглавлявший империю вначале королем, а затем императором, не имел постоянной резиденции, из-за чего получил прозвище «бегающий император». Политическая ситуация в государстве делала почти невозможным длительное пребывание в определенных местах, он находился везде и нигде, и случалось, внезапно исчезал, если задерживался где-нибудь надолго. Максимилиан любивший находиться в центре сутолоки, искал одиночества, дни напролет бродил по горам, поднимался на горное пастбище и вел беседы с простыми людьми, довольствуясь грубой пищей пастухов и жестким ложем в убогой хижине. Все вокруг заговорили о том, насколько приветлив король, как он демократичен. Он терпеливо выслушивал жалобы подданных и обещал помочь им, если это будет в его власти. Иногда Максимилиан испытывал трудности, совершая неожиданные поездки в одиночку: плохое состояние дорог и отсутствие приютов для отдыха осложняли путь. Стремясь улучшить это положение, король приказал строить и укреплять дороги, кроме того, финансировал строительство приютов, особенно в отдаленных местах Альп.

Жизнь менялась, мир, казалось, становился шире, и Максимилиан все больше нуждался в скорейшем получении информации из разных частей страны. Поэтому он пришел в восторг от идеи создания и развития регулярного почтового сообщения. Поскольку он не был уверен, что конфиденциальная информация действительно дойдет до получателя (в стране еще хозяйничали разбойники), почтальонов на пути, полном опасностей, стала сопровождать вооруженная охрана.

В 1490 г. случилась фантастическая история, рассказываемая повсюду и распространившаяся далеко за пределами Тироля. Максимилиан в очередной раз отправился на охоту в любимый Тироль. Для него не существовало слишком крутых дорог и обрывистых глыб, если перед глазами появлялась какая-нибудь особенная серна. Он еще с юности превосходно лазил по скалам — качество необычное для правителя того времени. Преследуемое животное карабкалось все выше — в один момент король оказался на отвесной стене перед пещерой и уже не мог спуститься обратно. Перед ним разверзлась пропасть, а над ним нависала огромная каменная глыба. Пришлось Максимилиану звать на помощь. Отставшая свита испробовала все для его спасения. Но в конце концов всем стало понятно: уже ничего нельзя сделать, кроме как позвать священника. Тот явился с золотой дароносицей, дабы благословить в последний раз, как все полагали, обреченного на погибель императора. Максимилиан благоговейно преклонил колено, когда увидел далеко внизу сверкающую на солнце дароносицу, вознес к небу полные раскаяния молитвы. Прошло три дня. Вдруг перед Максимилианом появился молодой человек, указавший ему путь через узкую скалистую гряду, и король смог спуститься невредимым. Когда же Максимилиан захотел поблагодарить юношу, тот исчез как по волшебству. Само небо спасло его! Еще сегодня надпись на табличке напоминает нам о таинственном происшествии: «Взгляни, путник, на Мартинову стену, где император Макс стоял на краю могилы».

Его замечательно смелые поступки, а также чудесное спасение с горного обрыва, дали императору прекрасную возможность прославиться. Чем больше художников работало над увековечением его посмертной славы, тем сильнее росла его популярность в империи. Многие открытия помогали создавать правителю дополнительное реноме. Иоганн Гуттенберг изобрел искусство книгопечатания, благодаря чему повсеместно распространялись не только книги, написанные императором, но и печатались в назидание потомкам собранные по распоряжению Максимилиана героические сказания и народные песни.

Счастье, что в период мощного перелома во главе государства стоял такой человек, как Максимилиан. Благодаря ему даже люди из народа смогли научиться читать и писать. Грамотные люди изучали распространившиеся по всей империи листовки, содержащие идеи и мнения императора. Альбрехт Дюрер, Альбрехт Альтдорфер, а также Ганс Бургкмайр и Ганс Шёйфеляйн художественно оформляли информационные листовки гравюрами на дереве или стали. Правда, эти мероприятия всякий раз стоили маленького состояния, но для роста популярности никакая сумма не казалась императору слишком высокой.

Хотя Максимилиан являлся живым мужчиной из плоти и крови, восторженно предававшимся радостям жизни, во многих отношениях он оставался глубоко верующим человеком. Поэтому считал важным делом художественное оформление особого молитвенника, намереваясь подарить его членам ордена Святого Георгия — он укрепит веру и вдохновит их на борьбу против турок. Книга стала настоящим сокровищем, так как не кто иной, как Альбрехт Дюрер, исполнил рисунки на полях многих страниц.

Максимилиан любил все виды творчества, интересуясь, например, ювелирным искусством точно так же, как гравировкой, живописью или музыкой. Со свойственным ему великодушием император восхищался многими вещами, и энтузиазм, с которым он относился к искусству, заставлял его сознательно закрывать глаза на некоторые обстоятельства: гению он мог простить почти все. Благодаря такому отношению великий Вайт Штосс не закончил жизнь в глубоком застенке. Случай с одаренным мастером начала столетия взволновал сверх всякой меры души нюрнбергских горожан. После возвращения из Кракова Вайт Штосс оказался, вероятно без всякой вины, замешан в сомнительных махинациях, но не смог доказать обратное. Отцы города в назидание другим бросили его в темницу и устроили процесс, закончившийся необъяснимо жестоким приговором: мастера должны были заклеймить позором и отсечь обе руки. В отчаянии друзья Вайта Штосса обратились к императору, недолго расследовавшему обстоятельства дела. Для отмены приговора ему оказалось достаточно одного-единственного аргумента — мастерства скульптора. Он отдал письменное распоряжение даровать Вайту Штоссу «полное прощение и освобождение от наказания». Для таких одаренных Богом художников, как Вайт Штосс, по мнению императора, не подходили ни обычные нормы, ни обычные человеческие мерки!

Каждый художник встречал самый сердечный прием при дворе Максимилиана, хотя мастерам и приходилось неделями скакать вдогонку за императором. Но когда наконец они прибывали на место, все ворота сами собой раскрывались перед ними, а лучшие покои находились в их распоряжении. Максимилиан переносил даже важные ранее назначенные дела, ради встречи с художником. Исполненный любопытства, слушал он рассказы живописца или скульптора о новых планах, часто подбрасывая ему свежие идеи. Беседы затягивались до глубокой ночи, и много кубков дорогого вина опустошалось в узком кругу. В таких случаях император изменял скудному образу жизни: мастеру приличествуют всевозможные почести, требующие соответствующих церемоний. На золотых и серебряных блюдах подавалось все самое лучшее, что могли предоставить кухня и погреб. Незабываемые вечера устраивал император для любимых гостей, и они благодарили его за жизнерадостное гостеприимство особым образом.

Дом Максимилиана всегда был открыт для желанных гостей. Ему нравилось, когда все излучают веселье и радость. Максимилиан мог многое вынести, только не людей в состоянии хандры: и без этого вокруг слишком много горя. Пусть в его городах все живут в веселье, здесь он хотел наслаждаться короткими часами отдыха. Будучи весьма скромным едоком, довольствующимся самой простой едой, он иногда все же ценил и особенные яства, пахнущие экзотическими приправами, прибывшими в Германию через торговые дома Фуггера и Вельзера. Личные повара императора создавали превосходные новые рецепты — явление немыслимое во времени императора Фридриха III. То, что отец категорически отклонял, с восторгом опробовал сын. Максимилиан мог спуститься на кухню и приказать поварам объяснить ему многие тонкости, позволяющие проникнуть в тайны кухмистеров. К дышащим паром блюдам подавались изысканные вина, которые император получал в качестве подарка гостю.

Сердечный прием ожидал также ученых и первооткрывателей, преодолевших подъемный мост крепости. Максимилиан часами внимал их повествованиям об уникальных, поразительных фактах, завороженный диковинными сведениями о далеких странах со странными животными и удивительными людьми. Когда беседы наконец заканчивались, император просил того или иного поэта прочесть пару строф, предпочитая полную юмора манеру письма Себастьяна Бранта. Наступал вечер — начинала звучать негромкая музыка. Максимилиан не мог представить свою жизнь без музыки, даже в военных походах его постоянно окружали музыканты, которым зачастую приходилось играть в весьма странных ситуациях. Император и сам обладал красивым голосом — он иногда подпевал хору мальчиков, заводившему ту или иную песню. Его придворным композиторам приходилось нелегко: они сочиняли музыкальные произведения иногда в очень неблагоприятных условиях. Хофхаймер, особенно ценимый императором, поистине мог бы сочинить об этом песню.

Максимилиан лично заботился обо всем и не перепоручал своим людям дела, казавшиеся ему важными. Так, например, он лично приказал создать во многих городах капеллы; в западной части страны они состояли в основном из нидерландских или немецких певцов и музыкантов, а в Вене некоторые музыканты создали собственные капеллы. Особое место среди них занимал придворный капеллан и певец Георг Слаткониа, прославившийся не только в области музыки, но и как известный гуманист и член «Literaria Sodalitas Danubiana»,[8] союза, возглавляемого знаменитым Конрадом Целтисом. Кроме своей милости, император одарил его и доходными постами, гарантировавшими ему, епископу Вены и советнику императора, обеспеченную жизнь.

Особенную радость Максимилиану доставляло пребывание в кругу музыкантов — он и сам время от времени дирижировал музыкантами и давал указания композиторам. Современники приходили в восторг от музыкальных познаний императора и его любви к музыке. Иоганн Куспиниан, его лейб-медик, которому приходилось совсем нелегко с таким своеобразным пациентом, рассказал об этом увлечении Максимилиана: «Император является уникальным любителем музыки: все великие мастера музыкального искусства нашего времени всех жанров и инструментов благодаря его заботе трудились, как на благодатной пашне. Я мог бы составить каталог всех этих музыкантов, если бы меня не отпугивала длина списка».

Количество музыкантов, постоянно сопровождавших Максимилиана, менялось. Существовала группа певцов, выступавших только в церквах и на церковных праздниках, в то время как другие развлекали императора и его свиту на турнирах и в узком кругу светской музыкой, распевая французские, немецкие песни и мотеты. Особенно важным император считал музыкальное сопровождение официальных государственных событий. При этом духовые инструменты играли значительную роль. В 1492 г. летописец из Метца писал: Максимилиан «сидел один за столом в увешанном коврами зале, не имея подле себя никого, кроме придворного шута; во время каждой трапезы, в полдень или вечером, присутствовали десять трубачей и десять других музыкантов, играющих на духовых инструментах; тут же на двух корзинах стояли два барабана из тонкой меди, крытые ослиными шкурами; посередине сидел мужчина, бьющий по ним толстой палкой, созвучно с другими инструментами, так как это принято у венгров и турок, — совершенно чудесное и доставляющее наслаждение слуху зрелище!» Певцы и инструменты, предпочитаемые Максимилианом, изображались художниками и в «Радостном», и в «Триумфальном шествии». Современники императора не могли его представить без сопровождения музыки.

Поэзия и музыка в те времена часто существовали в симбиозе. Когда в 1501 г. Максимилиан прибыл в Линц со своей второй женой Бианкой Марией, в честь высоких господ разыграли аллегорическую драму «Ludus Dianae»[9] Конрада Целтиса, произведение, имеющее новаторское значение. Композитором являлся не кто иной, как Генрих Исаак. Двадцать четыре артиста с известными именами, среди них и сам поэт, участвовали в монументальном музыкальном представлении, заканчивающимся прославлением Максимилиана и Бианки Марии.

Художники охотно и с удовольствием выражали свое уважение к королю и императору во всех мыслимых формах. Максимилиан был не просто человеком с разносторонними интересами, сегодня его бы назвали мегазвездой; его жизнерадостность и юмор завоевывали сердца окружающих. Благодаря счастливой натуре ему в большинстве случаев удавалось оставаться «веселым королем». Он сделал это своей жизненной целью, хотя постоянные бои призывали его к себе. Но он не обращал внимания на негативное; жизнь — игра, в которой можно потерять, но можно и выиграть. И он вовсе не был человеком, который мог бы расстроить компанию.

Он обожал забавных людей, прежде всего шутов. Им единственным император позволял говорить ему — владыке — неприкрашенную правду. Веселый советник Максимилиана Кунц фон дер Розен служил господину не только шутом, он одновременно являлся его другом, советчиком и собеседником, имея право в любое время войти в покои Максимилиана. Кунц фон дер Розен никогда не лез за словом в карман. В веселой, зачастую, двусмысленной речи он порицал то или иное решение Максимилиана, в сатирических стихотворениях указывая на какую-нибудь ошибку, и не успокаивался, пока оба, он и его господин, не разражались громким смехом. При этом император признавал правоту Кунца во многих вещах; он задумывался и старался воплотить в дело совет верного шута.

Максимилиан оставался вечным странником, обладающим железным здоровьем. Всю жизнь он подвергался бесконечным тяготам, проезжая на коне всю страну вдоль и поперек, из одного постоялого двора в другой, где люди пытались за считанные секунды создать какое-то подобие комфорта и уюта, дабы предложить императору скромное ночное пристанище. Максимилиан довольствовался и самыми скромными условиями — не так, как большинство его князей, имевших постоянные резиденции, украшенные с роскошью и элегантностью величайшими художниками страны.

В городах империи хорошо знали, чего им ждать, если Максимилиан объявлял о предстоящем визите. С одной стороны, отцы города тряслись над своими усердно собранными деньгами, ведь высокий гость крайне редко оплачивал счета, но с другой — царило радостное предвкушение предстоящего веселого праздника, которыми так славился император. Со всех концов стекались рыцари на лошадях в доспехах: каждого привлекала возможность скрестить копья со знаменитым «турнирщиком» Максимилианом. Правда, к участию в официальных турнирах допускались только выдержавшие «проверку родословной» — рыцарю полагалось иметь не менее трех поколений благородных предков. Но простой народ для собственного удовольствия сам устраивал себе представление. «Кадушечные турниры» выглядели пародией на «высокие турниры»: соревнующиеся сидели на деревянных конях и, нахлобучив на головы кадушки или пчелиные улья, бились шестами, веселясь при этом от всей души. Нюрнбергские подмастерья устраивали зрелище как раз во вкусе простых людей, и все восторженно аплодировали победителю «турнира святого Грааля», в награду за «героическое мужество» получавшего «фею», всем известную проститутку.

Маскарады и карнавалы, проходившие не только на Масленицу, устраивались для всех, без оглядки на сословие или происхождение. На шумных праздниках обходились без церемоний, и не одна девица теряла там свою девственность, что не считалось особенно зазорным. Люди имели другие моральные представления: чопорность и неприступность не слишком ценились. Пока музыканты настраивали инструменты, парни частенько подбрасывали вверх своих девушек, чтобы «рассмотреть их сзади и спереди».