Глава II

Глава II

Я уже говорил о Шевченко, который в 1936 году возглавлял завод по производству кокса, на котором работали две тысячи рабочих. Это был чрезвычайно энергичный, много работавший, но резкий, грубоватый и вульгарный человек. Когда на заводе что-нибудь происходило, он появлялся, лез в кислоту, огонь и грязь, а если это было необходимо, то делал работу и сам, для того чтобы все было закончено быстро и хорошо. Он не доверял тем, кто его окружал. У него была поговорка, которую он часто в сердцах повторял: «Все люди курвы — кроме тебя и меня. Исходи из этого, и ты не ошибешься». Он относился без всякого уважения, даже презрительно и к инженерам, находившимся у него в подчинении, и к своим коллегам, в то же время он завидовал их знанию техники. С Завенягиным и другими вышестоящими начальниками он был приторным, как патока.

Все же, несмотря на определенные недостатки, Шевченко был неплохим директором завода. Рабочие уважали его, и когда он отдавал приказания, буквально бросались их исполнять. Кроме того, умение быстро принимать решения и уверенность в себе часто приводили к положительным результатам. Например, однажды засорился нафталином отстойник, соединенный с бензольным цехом. Последовавшая за этим остановка производства привела к тому, что завод терпел убытки, составлявшие тысячи рублей ежедневно. Было много предложений по поводу того, что надо делать. Главный инженер Тищенко предложил два или три решения, Сёмичкин, начальник бензольного цеха, внес другие предложения. Около полдюжины инженеров, каждый из которых отстаивал свое мнение, столпились вокруг засоренного резервуара. В это время появился Шевченко и, расталкивая всех на своем пути, пробрался в центр толпы. «Ну и сделайте так! — крикнул он, выхватив первый попавшийся план из рук главного инженера, — мать вашу так, а то вы простоите здесь день, предложите пятьдесят решений, а так ничего и не сделаете!»

Шевченко принял это решение, абсолютно не раздумывая над тем, чем этот план лучше остальных. Он вообще был не способен взвешивать и рассчитывать. Просто ему было необходимо заставить людей прекратить разговоры и начать работу. А это Шевченко прекрасно умел делать.

В июне 1935 года в результате сильного взрыва в механическом цехе химического завода четыре человека погибли, а другие восемнадцать были ранены. Шевченко находился в этом же здании. Каким-то непонятным образом он остался целым и невредимым. Я в это время тоже находился на заводе и убежден, что причиной этого несчастного случая была техническая ошибка, происшедшая в основном по вине Шевченко. Однако он не потерял расположения и доверия начальства и соответственно не понес никакого наказания, а вот Тищенко, который во время взрыва обедал дома, получил два года (дополнительно к тем десяти годам, которые он уже отбывал), а погибшие во время взрыва механик и начальник механического цеха были названы в прессе единственными виновниками этого несчастного случая.

Постепенно этот инцидент забыли, но досье на Шевченко в НКВД становилось все толще и толще, и он знал об этом.

Шевченко был родом из маленькой украинской деревни. В 1920 году белогвардейцы из армии Деникина оккупировали эту территорию и девятнадцатилетний Шевченко стал жандармом. Позже армия Деникина была разбита и отступила к Черному морю, а вся власть в стране перешла к красным. В целях самосохранения Шевченко похоронил свое прошлое, переселился в другой район страны и получил работу на одном из заводов. Он был очень деятельным, энергичным человеком и удивительно быстро из погромщика-жандарма превратился в подающего большие надежды профсоюзного чиновника довольно крупного предприятия. Он придерживался ультрапролетарских взглядов, хорошо работал и не боялся идти напролом и карабкаться вверх по служебной лестнице за счет своих товарищей. Через некоторое время он стал членом партии, а потом поступил в Институт красных директоров, был на профсоюзной работе, и наконец в 1931 году его послали в Магнитогорск в качестве заместителя начальника по строительству.

Однако в 1932 году на него обрушилось несчастье. Загорелось деревянное сооружение, возведенное над коксовыми печами в то время, когда закладывали огнеупорные кирпичи (для того, чтобы сбалансировать температурный режим). Началась паника. Прибежали пожарные и, несмотря на категорические возражения и отчаянное сопротивление находившихся там иностранных специалистов и нескольких советских инженеров, с бестолковым упрямством стали заливать это горящее сооружение водой. Если бы огню дали догореть самому по себе, то потери ограничились бы этим деревянным сооружением и несколькими днями простоя. Тогда сумма убытков составила бы не более нескольких тысяч рублей. А так струей холодной воды, направленной на раскаленные стены, было уничтожено закупленного за границей огнеупорного кирпича на 1 миллион 200 тысяч золотых рублей, и все производство было отброшено назад на несколько месяцев. За этим последовали телеграммы и телефонные звонки в Москву и из Москвы. На следующий день Шевченко как ответственный работник, присутствовавший на месте происшествия, был арестован вместе со своими подчиненными и начальником пожарной охраны.

Но в это время вмешалось провидение в облике директора строительства, некоего Марясина, который позвонил в Москву и, использовав свои связи в высоких правительственных кругах, добился того, чтобы всех освободили.

Шевченко повысили, и он получил должность директора коксохимического завода. Это был человек пылкий и непостоянный, хитрый и расчетливый политик. Он был награжден орденом Ленина и избран членом районного комитета партии.

В 1935 году Марясин, в то время уже работавший в другом месте, был арестован как «агент японской разведки» и активный сторонник Троцкого. С этого момента Шевченко одолевали тревога и беспокойство. Он еще больше работал, пил больше, чем следовало, а его выступления на собраниях становились все более страстными.

А потом в Магнитогорск приехал рабочий из какого-то небольшого украинского городка и начал рассказывать истории о том, что делал Шевченко в 1920 году. Шевченко дал этому человеку денег и устроил его на хорошую работу, но тем не менее вся эта история выплыла наружу. Однажды Шевченко вызвали в районный комитет партии и там начали задавать ему разные вопросы. Сокрытие своей контрреволюционной деятельности от партийных органов было очень серьезным преступлением в Советском Союзе, но, принимая во внимание его хорошую работу, райком эту историю замял. Шевченко остался на своей работе и за ним сохранили почетные должности, хотя с этого момента у НКВД было достаточно материала, чтобы посадить его на долгие годы, и он знал, что именно так и случится, если его работа будет сочтена неудовлетворительной или же кто-нибудь из его начальников по личным или по каким-либо другим причинам предъявил бы ему официальное обвинение.

Однажды вечером он устроил прием, по своим масштабам неслыханный для Магнитогорска. Он послал специально агента на юг купить фруктов и шампанского, нанял лучших музыкантов в городе и пригласил все сливки общества из Березок. Даже Завенягин приехал на этот банкет около часа ночи, но отношения между этими людьми складывались таким образом, что ни Шевченко, ни его гости не начинали есть и пить до тех пор, пока не появился их начальник. Завенягин, довольно неодобрительно отнесшийся к подобной оргии, пробыл всего лишь полчаса и уехал. Всю ночь и даже на следующий день Шевченко и его приятели поглощали остатки приготовленных для этого банкета блюд. Заводским инженерам и администрации было прекрасно известно обо всем, однако рабочие ничего не знали. Для них Шевченко продолжал оставаться «железным, несгибаемым большевиком», непогрешимым «красным директором».

Но в один прекрасный день, приблизительно через год после взрыва в механическом цехе, вместе с полдюжиной своих подчиненных Шевченко сняли с занимаемой им должности. Несколько дней они находились дома в страшном беспокойстве и тревоге, а потом их арестовали. Суд над Шевченко состоялся через пятнадцать месяцев, и он был осужден на десять лет.

Шевченко на пятьдесят процентов был бандит, это был непорядочный и беспринципный карьерист. Его личные цели и идеалы не имели ничего общего с целями основоположников социализма. Однако скорее всего Шевченко не был японским шпионом (как это было сформулировано в его обвинительном заключении) и не замышлял террористических актов против руководителей партии и правительства, а тот взрыв, о котором говорилось раньше, не был заранее подготовлен.

По делу «банды Шевченко» проходило около двадцати человек, все они были осуждены на длительные сроки. Некоторые из них, подобно Шевченко, были карьеристами и мошенниками. Другие действительно были контрреволюционерами, которые проводили запланированные акции, чтобы сделать все возможное для свержения Советской власти, и были не очень разборчивы в выборе людей, с которыми сотрудничали. Вина же всех остальных людей заключалась в том, что они имели несчастье работать под руководством человека, попавшего в немилость НКВД.

Николай Иванович Удкин, один из коллег Шевченко, был старшим сыном в состоятельной украинской семье. Он был убежденным сторонником того взгляда, что Украину завоевали и подавили, а теперь ее эксплуатирует группа большевиков, состоявшая в основном из русских и евреев, которые ведут — не только Украину, но и весь Советский Союз в целом к гибели. Более того, он полагал, что капиталистическая система функционирует гораздо лучше, чем социалистическая. Это мнение он высказывал своим самым близким друзьям.

Вот это действительно был человек, представлявший собой по крайней мере потенциальную угрозу Советской власти, который и в самом деле мог бы охотно и добровольно сотрудничать с немцами за «освобождение Украины» в 1941 году. Он также был приговорен к 10 годам тюремного заключения.

Фарберов, главный механик коксохимического завода, также осужденный по делу Шевченко, был рядовым членом партии, преданным делу коммунизма, пунктуальным, очень деловым и практичным, справедливым и порядочным в отношениях со своими подчиненными. Это был человек тихий, скромный и ненавязчивый. Именно благодаря ему коксохимический завод достиг таких больших успехов в 1935 и 1936 годах. Я не знаю, какие конкретные обвинения были предъявлены Фарберову, но я убежден, что он стал жертвой трагического стечения обстоятельств и не заслужил того наказания, к которому его приговорили.