Глава IX

Глава IX

В самый разгар стахановского движения я столкнулся с интересным поворотом событий в мартеновском цехе.

Муж Машиной сестры Макс был заместителем начальника цеха, и от него я узнал о некоторых подробностях борьбы за сталь.

Мартеновский цех был самым большим обособленным цехом на всем предприятии и, возможно, самым сложным, поэтому было очень трудно налаживать здесь производство. Установленное здесь оборудование было самым лучшим, какое только можно купить, для выпуска высококачественной продукции с низкой себестоимостью. Однако мартеновский цех работал очень плохо, и дефицит здесь исчислялся миллионами рублей в год, а иногда и в месяц. Более того, работа в мартеновском цехе стала причиной того, что многие подающие надежды, перспективные молодые инженеры и техники оказались кто в больницах, кто в санаториях, а кто и в тюрьме.

Все мартеновские цеха и сталелитейные заводы по всему Советскому Союзу имели результаты лучше, чем в Магнитогорске. Три года Завенягин нянчился с отстающим цехом, менял штат работников, раздавал автомобили и мотоциклы лучшим сталеварам, а самых плохих отдавал под суд за преступную халатность; но когда он в 1937 году ушел, дела у мартеновского цеха все еще шли очень плохо, и это было, по мнению многих людей, самой крупной неудачей Завенягина.

Причина в общем-то крылась в плохой организации работы в цехе. Мартеновский процесс очень сложен. Расплавленный чугун помещали в плоский резервуар и обрабатывали его сверху горящим газом, в результате чего выгорал избыток углерода. Другие необходимые вещества, например такие, как марганцевая руда или доломит, подбрасывались внутрь через маленькие окошки. Этот процесс продолжался от восьми до двадцати часов, и за это время чугун превращался в сталь. Для нормальной работы цеха двенадцать мартеновских печей должны были быть обеспечены коксом и доменным газом, чугуном в чушках, как холодного, так и горячего дутья, железной рудой, марганцевой рудой, доломитом, мелом, известняком, изложницами — все должно находиться на положенном месте в положенное время. Помимо этого, лаборатория была обязана быстро и точно делать анализы стали по мере ее изготовления, и примерно двадцать пять — тридцать различных кранов должны были работать постоянно и без сбоев, передвигаться от одной мартеновской печи к другой, и все время находиться наготове.

Но такой четкий график работы никогда так и не был организован. Какой-нибудь из материалов всегда отсутствовал, один из кранов постоянно ломался, лаборатория выдавала неправильный анализ, или же люди просто что-то путали и делали ошибки.

Штат работников мартеновского цеха был чрезвычайно сильно раздут. В Америке у стапятидесятитонных мартеновских печей работало от сорока пяти до пятидесяти человек. В Магнитогорске для этого требовалось от ста до ста десяти человек. Здесь были рабочие, помощники бригадиров, бригадиры, помощники мастера, мастера, старшие мастера, сменные инженеры, инженеры участков, начальники смен, начальники вспомогательных мастерских, техники-наблюдатели — и все они путались друг у друга под ногами, причем большинство из них не занималось непосредственно производительным трудом.

У одного человека в мартеновском цехе было достаточно знаний и дальновидности, и он знал, что надо делать. Однако он не обладал сильным характером и талантом администратора, а эти качества необходимы для того, чтобы заявить о своих идеях и сделать так, чтобы они были реализованы. Мой зять Макс, по своему образованию специалист по научной организации труда, имевший некоторый опыт работы в тяжелой промышленности, понимал, что путь к улучшению заключается в комплексной работе двенадцати мартеновских печей и строгом соблюдении графика производственного процесса. Оборудование должно выполнять необходимые операции на всех мартеновских печах поочередно, вместо того чтобы оно простаивало без работы два часа, а потом требовалось в трех местах одновременно.

Надо правильно организовать дело, и тогда не будет простоев, которые теперь так пагубно сказываются на производстве, рассуждал Макс. (В 1936 году одну четвертую часть общего времени работы мартеновских печей за год составляли простои.) Макс хорошо планировал свою работу. Изучив мартеновский процесс, он пошел к Завенягину, горячо одобрившему его план, а затем вернулся обратно в цех, став с благословения Завенягина заместителем начальника цеха и тем самым вызвав неприязнь некоторых старых работников-сталеваров, считавших, что этот выскочка-специалист по научной организации труда сам не знает, что говорит. Два месяца шли приготовления: лекции для рабочих, большие круговые шкалы-циферблаты с разметками, показывавшими, какая стадия производственного процесса каждой мартеновской печи должна совершаться в данное время.

Макс ел и спал на комбинате, не приходил домой несколько дней кряду. Снова и снова он был вынужден идти к Завенягину, чтобы получить полномочия и выступить против старого руководства цеха, считавшего, что старые методы работы лучше и что мартен не может работать по графику. Наступил день эксперимента; производительность выросла на два-три дня, а затем снова упала — и стала ниже предыдущего уровня. График работ совершенно открыто саботировали руководящие работники цеха, а рядовые рабочие воспринимали его либо равнодушно, либо с молчаливым неодобрением, предпочитая работать, как им хотелось или же когда они будут готовы, а не в какое-то специально указанное время. Несколько месяцев Макс боролся за свой график, много раз дело доходило чуть ли не до драки. В конце концов Завенягину пришлось выбирать: либо Макс, либо старое руководство. Поскольку Завенягин все же меньше верил в более молодого и менее опытного инженера, он снял Макса с должности заместителя начальника цеха, и попытки работать по графику были прекращены. Впоследствии с Максом поступили по старому доброму русскому обычаю, то есть с позором уволили с завода, списав на него все недостатки и неудачи последних месяцев для того, чтобы поднять авторитет администрации и веру в нее рабочих. Мартеновский цех вошел в свою обычную колею хаотичной работы: в 1937 году отходы производства составили 12,7 процента, то есть один миллион рублей, а общий дефицит мартеновского цеха за первый квартал 1937 года — три миллиона рублей.

Приблизительно в это же время один из известных корреспондентов газеты «Магнитогорский рабочий» написал статью, занимавшую целую страницу и озаглавленную «Печальная история плавки № 1372». Эта плавка началась на письменном столе начальника мартеновского цеха, который, изучив заказы на сталь, подписал распоряжение: «Плавка № 1372, сталь для ведущего моста тракторов». Распоряжение отнесли к диспетчеру, отдавшему его начальнику смены, который взял его с собой в столовую, пролил на него суп и в конце концов отнес его в таком виде, что можно было разобрать лишь часть написанного, начальнику участка № 1, который после определенной задержки передал его в руки сталевара мартеновской печи № 4, только что пришедшего на работу. Короче говоря, этот сталевар не смог полностью прочесть, что же было написано в этом распоряжении и, чувствуя необходимость попрактиковаться, решил выплавлять быстрорежущую инструментальную сталь. Однако не хватало то одного, то другого, и к тому времени, когда мартен был загружен, было бы уже очень трудно определить, какой сорт стали в нем находился. Лаборатория не смогла провести точный контрольный анализ, и сто восемьдесят тонн неполноценной стали были разлиты по изложницам после бесчисленных мелких проволочек: ждали кран с разливочным ковшом, ждали рабочих, чтобы они убрали шлак, который пролился на рельсы из соседней мартеновской печи, и так далее.

Восемнадцать изложниц зарегистрировали в книге диспетчера и повезли к стриппер-крану. По пути туда три слитка потерялись. По прибытии на место было обнаружено, что два слитка приварились к изложницам и пошли в отходы. Тринадцать оставшихся слитков отправили на блюминги. Здесь два из них в томильном колодце смешались с другими слитками и след их затерялся. Одиннадцать слитков прошли через блюминг, где один из них пошел в отходы. И наконец, пройдя два первых прокатных стана, девять[63] слитков попали на промежуточные склады. Здесь был проведен анализ и полученные результаты сравнили с первоначальной заявкой-распоряжением на плавку № 1372. Было признано, что эти слитки не соответствуют спецификациям, они были забракованы и пошли в отходы.

Несмотря на эти обескураживающие примеры плохой организации и неразумного руководства, магнитогорский мартеновский цех добился реальных успехов. Ежедневно производилось тысячи тонн стали[64]. Более того, после 1937 года производство стали резко увеличилось и одновременно заметно повысилось качество. Пять лет, с 1937 до 1942 года, Магнитогорск поставлял приблизительно десять миллионов тонн стали для русских машиностроительных заводов и строительных работ. Эта сталь стоила дорого, как в рублях, так и в человеческих жизнях, однако из десяти миллионов тонн стали будет сделано много танков, а их военная эффективность не связана с той ценой, которая была за нее заплачена.