Глава седьмая. Колье Марии-Антуанетты

Глава седьмая. Колье Марии-Антуанетты

В декабре 2007 года на торги знаменитого лондонского аукционного дома «Christie’s» было выставлено жемчужное колье из драгоценностей Марии-Антуанетты, французской королевы, казненной в 1793 году. Эта историческая реликвия, состоящая из двадцати одной жемчужины, была оценена (стартовая цена) в 800 000 долларов.

История колье такова. Свои жемчуга и бриллианты вместе с другими драгоценностями Мария-Антуанетта в 1792 году передала на хранение леди Элизабет Сазерленд, жене британского посла в Париже Джорджа Гренвилла Ливсон-Гауэр, 1-го герцога Сазерленда. Та вывезла их в Англию. В 1849 году из данных камней было собрано колье к свадьбе внука Сазерлендов. Оно было преподнесено невесте в качестве свадебного подарка. С того дня колье, как бесценная реликвия, не покидало семью потомков посла и бережно передавалось из поколения в поколение.

По словам Рэймонда Санкрофт-Бейкера, главы лондонского отдела драгоценностей аукционного дома «Christie’s», колье Марии-Антуанетты, казненной по решению революционного суда в центре Парижа, входит в число интереснейших ювелирных лотов в истории.

Последний владелец колье сообщил, что драгоценность хранилась в банке и никогда ранее не выставлялась на аукционы. По мнению Рэймонда Санкрофт-Бейкера, ценность колье заключается не только в драгоценных камнях, но прежде всего в его историческом прошлом.

Представитель аукционного дома «Christie’s» Мэтью Пейтон рассказал, что колье представляет собой изделие необычайно тонкой работы, оформленное жемчугом, добытым в Карибском море, а также бриллиантами и рубинами.

Торги состоялись 12 декабря 2007 года, но колье Марии-Антуанетты так и не было продано. Одной из причин этого, по мнению специалистов, стал тот факт, что жемчужины, украшавшие это уникальное произведение ювелирного искусства, утратили свое природное сияние.

* * *

После смерти законной владелицы эта драгоценная реликвия не коснулась ни одной женской шеи.

К сожалению, эта чрезмерная забота сыграла с «живым камнем», использованным в колье, злую шутку. Дело в том, что жемчуг сохраняет свое сияние и цвет лишь до тех пор, пока он видит свет и соприкасается с теплом своего обладателя. Поэтому жемчужины в колье Марии-Антуанетты со временем посерели и потускнели.

В результате даже относительно невысокая стоимость при огромной исторической ценности этой уникальной вещи не смогла заинтересовать потенциальных покупателей.

А возможно, никто просто не рискнул приобрести колье казненной королевы, ведь такие вещи считаются приносящими несчастье. Кроме того, после аукциона в лондонской прессе была опубликована информация о том, что в жемчуге были обнаружены цепочки некоей ДНК, являющейся носителем генетической информации.

В связи с этим руководитель Лаборатории независимых генетических исследований профессор Джон Смит заявил:

— Это было просто невероятно — ведь хранители ожерелья утверждают, что после королевы его не надевала ни одна женщина! Напрашивался единственный вывод: обнаруженная ДНК принадлежит самой Марии-Антуанетте. Появилась возможность узнать, какими болезнями страдала королева, ведь она совершила немало странных поступков.

Но эту версию еще надо было проверить. Полная ярости толпа после казни практически уничтожила тело королевы, ее могилы тоже не существует. Поэтому образцы ДНК проверяли по родственным связям — австрийским эрцгерцогам, подключив венских ученых. С долей вероятности в 99,9 % был получен ответ — ДНК принадлежит Марии-Антуанетте, урожденной Марии-Антонии-Иозефе-Йоганне фон Габсбург-Лотаринген, младшей дочери императора Франца I и Марии-Терезии, родившейся 2 ноября 1755 года в Вене.

— Генетический материал, по всей вероятности, попал в жемчуг через пот, — сказал профессор Джон Смит. — Ожерелья и колье надевались дамами того времени, чтобы украсить вырез декольте. Нижний край ожерелья касался ложбинки между грудей (грудь была высоко приподнята корсетом), а там всегда есть испарина.

Исследование ДНК Марии-Антуанетты дало шокирующие данные: ученые обнаружили, что французская королева страдала редкой формой маниакально-депрессивного психоза — эвтемией[16].

Это позволяет дать объяснения некоторым фактам, которые до сих пор ставили историков в тупик. Например, отчего Мария-Антуанетта не потеряла девственность в первую брачную ночь (этот факт описан сопровождавшим юную эрцгерцогиню австрийским придворным). До сих пор этот позор приписывали молодому Людовику XVI: по одной версии, он был импотентом, по другой — нуждался в операции на половом органе, но не желал ее делать. Теперь можно с уверенностью сказать: у Марии-Антуанетты, известной своей любовью к роскоши, в результате долгого переезда и волнений могла обостриться ее скрытая болезнь, и эвтемия дала о себе знать именно в первую брачную ночь. Это подтверждается еще и тем, что королева потом в течение семи лет оставалась девственницей… Она явно не подпускала мужа к супружескому ложу — это могли быть как вспышки необузданного болезненного гнева, так и сильная депрессия, которые одинаково отпугивали ее супруга.

Широкая публика перед аукционом не знала медицинской тайны колье Марии-Антуанетты. Теперь же у него и вовсе нет шансов найти новую хозяйку. Скорее всего, колье суждено стать музейным экспонатом — утверждается, что реликвию рано или поздно выкупит Лувр.

* * *

Мария-Антония фон Габсбург-Лотаринген происходила из весьма странной семьи. Ее отец, Франц Лотарингский, был неким малозначительным персонажем, ставшим правителем Священной Римской империи лишь благодаря женитьбе в 1736 году на Марии-Терезии, дочери императора Карла VI, не имевшего сыновей. А вот ее мать, Мария-Терезия, обладала жестким характером и была вездесуща, по крайней мере в делах, имевших отношение к европейской политике.

Итак, Мария-Антония была младшей и самой красивой из дочерей знаменитой Марии-Терезии из династии Габсбургов и Франца I, мать которого приходилась племянницей французскому королю Людовику XIV.

Она родилась 2 ноября 1755 года в Шёнбруннском замке близ Вены и с первых же дней своей жизни не испытывала по отношению к себе никакой родительской привязанности. Родители ее были слишком заняты государственными делами, и основное участие в ее воспитании принимала гувернантка, которая с удовольствием баловала девочку.

Когда Марии-Антонии исполнилось десять лет, ее отец умер от апоплексического удара, оставив жене империю и восьмерых детей. Мария-Терезия, будучи женщиной весьма деловой, устроила своим отпрыскам очень хорошее будущее, но самую блестящую, как ей казалось, партию она уготовила Марии-Антонии, организовав ей помолвку с наследником французского престола Луи де Бурбоном.

В этом заключался большой политический смысл, и помолвка эта в течение нескольких лет была предметом дипломатических переговоров между Францией и Австрией. Дело в том, что год, последовавший за рождением Марии-Антонии, стал годом прекращения традиционной вражды, в которой увязли французские Бурбоны и австрийские Габсбурги: был подписан Версальский договор, объединивший две страны против Пруссии и Англии.

Но это очень многих лишь сбило с толку и не получило всеобщего одобрения. Даже внутри самого Версальского двора была создана антиавстрийская партия, вдохновляемая дочерьми короля Людовика XV. Что же касается общественного мнения, то оно оставалось враждебно настроенным по отношению к Австрии — вековой противнице Франции.

Таким образом, в договорном процессе надо было идти дальше: и предстоящему браку суждено было, по замыслу Марии-Терезии, закрепить самым конкретным образом то, что было начато в посольствах. Людовик XV имел шестнадцатилетнего внука, дофина Луи, так вот ему-то и было предначертано сделать это дело. К сожалению, Луи не представлял собой образ принца мечты: он был толстым и неуклюжим малым, робким, неразговорчивым и несклонным к учебе. Предусмотрительная же Мария-Терезия делала ставку на малышку Марию-Антонию: та хоть и не блистала умом, зато красотой затмевала всех остальных ее дочерей.

Заметим, что предстоявшее бракосочетание сначала было оформлено взаимной договоренностью в Вене 19 апреля 1770 года, и при этом никто даже и не подумал заручиться согласием потенциальных жениха и невесты.

Церемония «передачи» невесты на одном из островов посреди Рейна выглядела странно и достаточно унизительно: Марию-Антонию полностью раздели, затем ее переодели во французское платье, запретив оставить даже свои любимые драгоценности. Более того, как того требовал суровый версальский этикет, никто из австрийской свиты не имел права сопровождать ее.

* * *

Официально бракосочетание было отпраздновано 16 мая 1770 года в Версале при невероятном количестве приглашенных (шесть тысяч), одежды которых сияли золотом и драгоценными камнями.

Так Мария-Антония стала — на французский манер — Марией-Антуанеттой. При этом невинная девушка, полная юношеской прелести, угодила в буквальном смысле в змеиное гнездо. Многочисленные партии и кланы, существовавшие при французском дворе, где не любили слишком сильных личностей, принялись придирчиво изучать ее, подмечая каждый ее неосторожный шаг или неудачно сказанное слово. У нее появились могущественные враги.

Но не это было самым страшным. Большая неприятность поджидала Марию-Антуанетту и со стороны мужа: дофин Луи оказался совершенно бессильным в постели…

Во всяком случае, так всегда считалось. Более того, согласно общепринятой версии, дофин страдал от особой болезни, фимоза, не позволявшей ему иметь детей.

На самом деле, как мы теперь знаем, больна была Мария-Антуанетта, и ее эвтемия вполне могла проявиться именно в первую брачную ночь.

После венчания в прекрасной дворцовой капелле Версаля и больших празднеств во дворце наступило время отхождения новобрачных ко сну. Комментарий дофина в его дневнике об этой брачной ночи был предельно краток: «Сегодня ничего не случилось».

У молодой пары и после этого были большие трудности в интимной жизни. Об этом много говорили и писали — и тогда, и в дальнейшем. Очевидно, у Луи имели место определенные затруднения, но и Мария-Антуанетта не слишком стремилась помочь ему в их преодолении, а скорее, она даже отказывалась это делать. Аббат де Берри даже написал потом, что королева «не пытается развлечь короля, который не имеет качеств, являющихся в глазах женщин соблазнительными»…

Так продолжалось семь лет, и это уже стало сильно беспокоить Парижский и Венский дворы. С политической точки зрения дело стало еще более серьезным после того, как 10 мая 1774 года умер король Людовик XV.

* * *

Дофин Луи стал королем Людовиком XVI, а Мария-Антуанетта — королевой Франции.

Теперь молодая чета получила всю полноту власти, однако это мало изменило их образ жизни. Наследника все не было. Конечно, у нового правителя были братья, и на них можно было рассчитывать, в особенности на графа Прованского (будущего Людовика XVIII). Но австрийскую половину это никак не устраивало, и она перестала скрывать свою крайнюю озабоченность. Император Иосиф II, сын умершего в 1765 году от инфаркта Франца I и Марии-Терезии, лично прибыл в Париж, чтобы поговорить со своей сестрой и ее мужем.

Лишь 19 декабря 1778 года молодая королева дала династии девочку, названную Марией-Терезой-Шарлоттой.

Рождение дочери было отпраздновано в Париже и в Вене столь же пышно, как если бы это был сын. Затем, после одного выкидыша, родился долгожданный мальчик, названный Луи-Жозефом-Ксавье (он родился в 1781 году и умер в юном возрасте). Потом на свет появился второй мальчик Луи-Шарль, будущий Людовик XVII, а в 1786 году — еще одна девочка, Софи, которая не прожила и года.

Но все эти дети и долгожданное начало супружеской жизни пришли, без всякого сомнения, слишком поздно, чтобы хоть как-то изменить жизнь королевы. В течение своего длительного «девственного правления» она приобрела привычку компенсировать свои жизненные проблемы бурной активностью, бесконечными праздниками, играми и чрезмерной роскошью. По словам Стендаля, «прекрасная Мария-Антуанетта, желая доставить себе удовольствия, на которые может притязать хорошенькая женщина, превратила двор в общество».

Все историки в один голос отмечают, что главный талант Марии-Антуанетты состоял в умении развлекаться. Этот ее способ существования вне государственных забот и нужд Франции еще более усилился, можно даже сказать, узаконился после того, как Людовик XVI подарил своей супруге маленький дворец Трианон по соседству с Версалем.

«Безумия Трианона», многократно преувеличиваясь, стали обсуждаться в народе. Пошли пасквили, грубые песенки, которые стали циркулировать вокруг королевы, в том числе и в парижских салонах, при дворе и даже внутри королевской семьи.

Французский историк Ги Шоссинан-Ногаре пишет:

«Имя Марии-Антуанетты ассоциируется с окончательной потерей авторитета и падением французской монархии. Репутация королевы хрупка, ибо она только женщина, но крайне существенна для престижа династии, потому что она — мать дофина. Тень на имени королевы означает колебание трона и короля, которого в подобном случае признают слабым и излишне снисходительным, а также — угрозу для наследника престола, ибо она ставит под сомнение законность наследования».

Как видим, ситуация складывалась очень серьезная. Конечно, и до Марии-Антуанетты во Франции бывали легкомысленные королевы, дававшие гораздо более веские основания для обвинений, но они были «свои», а эта была чужестранкой, «австриячкой», плохо говорившей по-французски, поэтому именно она «оказалась жертвой настоящей, заранее спланированной акции с целью дестабилизировать монархию и поразить ее прямо в сердце».

А как реагировала на все это сама Мария-Антуанетта? Поначалу она не обращала ни малейшего внимания на грозившую ей опасность. Однако тучи продолжали сгущаться над ней. Помимо всего прочего, «проклятую австриячку» стали обвинять и в финансовых проблемах Франции, возникших якобы из-за ее слишком расточительного образа жизни и любви к роскоши. Во всех концах Франции Марию-Антуанетту стали звать «мадам дефицит» и ополчились на нее до такой степени, что она стала бояться появляться на людях, опасаясь свиста и оскорблений.

* * *

Замкнутая в своей монархической уверенности, игнорирующей реалии страны, в которой тем не менее она жила много лет, Мария-Антуанетта не была готова противостоять назревавшим переменам.

А тем временем наступил 1789 год.

14 июля последовало так называемое взятие Бастилии, этого символического бастиона королевского абсолютизма. Затем, 4 августа 1789 года, рухнула вся система, и были отменены привилегии. А 26 августа была объявлена «Декларация прав человека», провозглашающая свободу и равенство.

Оставаясь в своей золотой клетке в Версале и Трианоне, Мария-Антуанетта слышала лишь отдаленное эхо всех этих парижских событий. Она сохраняла легкомысленное спокойствие и уверенность в том, что все это пройдет. Но катастрофа все-таки разразилась.

Неизвестно, чем руководствовалась Мария-Антуанетта — привязанностью к мужу, долгом, королевской самоуверенностью, — но, имея возможность спастись бегством, она предпочла остаться с королем, хотя все ее приближенные поспешили покинуть Париж. Лишь 5 октября, когда разъяренная толпа, пришедшая из пригородов столицы, осмелилась прикоснуться к решетке неприкасаемого Версаля, требуя привезти в Париж королевскую семью, Мария-Антуанетта начала отдавать себе отчет в серьезности происходящего. Толпа женщин, собравшаяся у Версаля, требовала крови королевы. В действительности в этой толпе было очень много мужчин, переодетых в женское платье, поскольку народ верил, что королевская гвардия не будет стрелять в женщин. Когда Мария-Антуанетта узнала о происходящем, она сказала:

— Я знаю, что они пришли за моей головой, но моя мать научила меня не бояться смерти и ожидать ее с поднятой головой.

Смело сказано! Но, похоже, королева еще не до конца отдавала себе отчет в том, что ее ждет…

В тот же день короля, королеву и их детей увезли в Париж, где их заключили под домашний арест во дворце Тюильри. Только теперь Мария-Антуанетта начала понимать, что полностью зависит от этого яростного народа, которого она совсем не знала, но который ненавидел ее и не скрывал этого. Это стало для нее шоком.

* * *

У Великой французской революции было множество причин, но ярость перевозбужденной толпы в основном оказалась направлена именно на Марию-Антуанетту.

В Париже с королевской семьей поначалу обращались достаточно лояльно: дети жили с родителями, и королева даже получила возможность проводить с ними большую часть времени.

Но для Марии-Антуанетты, исполненной династической гордости, это был мир, который рухнул навсегда. Скрывшись во дворце Тюильри, она потребовала его переоборудовать и восстановить, чтобы продолжить вести там соответствующее этикету существование. Но никто и не подумал повиноваться ей…

* * *

В июне 1791 года Ханс-Аксель фон Ферсен, шведский представитель в Париже, которого многие считали любовником Марии-Антуанетты, подготовил королевской семье побег. Во всем этом активное участие принимала и близкая подруга королевы графиня Сазерленд, муж которой был английским послом во французской столице.

Именно в этот момент, кстати сказать, королева и передала ей на хранение свои бриллианты, жемчуга и другие драгоценности. По договоренности леди Сазерленд должна была вернуть драгоценности Марии-Антуанетте, когда опасность минует. Однако этого не произошло.

Согласно плану Людовик и Мария-Антуанетта должны были быть вывезены из Парижа ночью в небольшой, но быстрой повозке, предназначенной для перевозки овощей. Их детей, чтобы избежать подозрений, должны были вывезти поодиночке. Но Мария-Антуанетта (любая мать на ее месте поступила бы так же) отказалась расстаться с детьми, настояв на том, чтобы вся семья бежала вместе в большой и тяжелой карете.

Король Людовик XVI должен был выступать в роли камердинера-кучера, Мария-Антуанетта — в роли гувернантки собственных детей, а самим детям были выписаны дорожные документы на имя русской аристократки мадам де Корф, их матери, к которой они якобы возвращались после путешествия по Франции. Не нужно обладать большой фантазией, чтобы понять, что подобная поездка по территории Франции должна была происходить как можно незаметнее. Но все было сделано как раз наоборот. Для отвода глаз карету сопровождали настоящая гувернантка, мадам де Турсель, переодетая важной дамой, ее камеристка и три телохранителя короля, одетые в лакейские ливреи. Да и сама карета была невообразимой величины; она привлекала к себе всеобщее внимание не только своей роскошью, но и количеством огромных сундуков с гардеробом Марии-Антуанетты, ее посудой и драгоценностями, а также с не совсем понятно зачем вдруг понадобившимися бесчисленными безделушками. И конечно же, запряжена она была шестеркой лошадей, словно никто из беглецов не знал, что это была привилегия, даваемая исключительно лицам королевской крови.

Естественно, королевскую семью узнали; просто не могли не узнать. Произошло это в небольшом городке Варение. «Доброжелатели» тут же оповестили об этом ближайший отряд национальной гвардии, 21 июня 1791 года горе-беглецы были арестованы и, сопровождаемые толпами разъяренного народа, препровождены обратно в Париж, где в дальнейшем их стали содержать как государственных преступников.

* * *

А 10 августа 1792 года Людовик XVI и его семья были грубо выдворены из их последней королевской резиденции и переведены, как обычные пленники, в тюрьму Тампль. Король был отстранен от выполнения своих обязанностей. Затем, 21 сентября, после сражения при Вальми монархия была уничтожена, а взамен ей провозглашена республика. 6 ноября генерал Шарль-Франсуа Дюмурье одержал очередную победу над австрийскими армиями. Наконец, спустя менее чем месяц, Конвент решил судить короля, обвиненного в заговоре против общественных свобод и безопасности государства.

Королевская семья в это время находилась в самом мрачном здании в центре Парижа. Людовик XVI все никак не мог поверить, что подданные решились лишить его трона, и упорно отказывался выполнить требования революционеров.

Но те пошли еще дальше: 3 декабря была образована специальная комиссия Конвента, которая занялась подготовкой обвинительного заключения, а 17 января 1793 года 387 депутатов Конвента проголосовали за смертную казнь бывшего короля, которого теперь все звали просто Людовиком Капетом[17], и лишь 334 депутата — за тюремное заключение.

* * *

Так произошло осуждение на смерть правителя, который для многих еще выглядел как особая неприкосновенная личность.

Когда 20 января 1793 года за Людовиком пришли, он еще не понимал, что это конец. Обняв жену и детей, он сказал:

— Уверяю вас, завтра в девять я снова увижу вас.

— Вы обещаете? — в один голос спросили его родные.

— Да, я обещаю…

Но он не сдержал своего обещания, и вины его в этом не было. На следующий день на площади Революции, ставшей потом площадью Согласия, Людовик XVI поднялся на эшафот, где его ждала гильотина.

* * *

После смерти мужа Мария-Антуанетта ушла в себя, стала отказываться от пищи и прогулок. Она лишь сидела на стуле посреди комнаты, отрешенно и безучастно глядя в одну точку. Она так изменилась, что ее невозможно было узнать.

Забытая своим австрийским семейством и дворами Европы, она не надеялась больше ни на что в этой ужасной башне тюрьмы Тампль.

В течение нескольких месяцев после казни короля Мария-Антуанетта оставалась в своей камере вместе с детьми Марией-Терезой-Шарлоттой и Луи-Шарлем. Дети часто болели, и королева ухаживала за ними, как могла. К несчастью, вскоре тюремщики решили перевести Луи-Шарля в отдельную камеру. Она находилась поблизости, и по ночам Мария-Антуанетта могла слышать его плач. Несколько недель спустя у Марии-Антуанетты забрали и дочь. Посреди одной из ночей стража разбудила бывшую королеву и перевела ее в другую тюрьму Консьержери. Ее дети остались в прежней тюрьме, мать они больше никогда не увидели.

В маленькой сырой камере в Консьержери ее ни на минуту не оставляли одну, даже во время утреннего и вечернего туалета, у нее отобрали все вещи, в том числе маленькие золотые часики — ее талисман. Кое-как удалось отвоевать гребешок и пудру.

Обращались с Марией-Антуанеттой ужасно. Вот что писал человек, которому довелось видеть ее в камере:

«Помещение было маленькое, влажное и зловонное, не было ни печки, ни камина. В камере стояло три кровати: на одной спала королева, на другой, рядом с ней, спала служанка Марии-Антуанетты; а третья предназначалась для двух жандармов, которые никогда не выходили, даже если королеве необходимо было совершить туалет.

Кровать у Марии-Антуанетты была точно такая же, как у остальных: деревянная лежанка, соломенный тюфяк, грубая простыня и вытертое шерстяное одеяло серого цвета. Занавесок не было, из всей мебели стояла только старая ширма.

Королева была одета в длинную черную кофту, поседевшие волосы ей остригли на лбу и на затылке. Несчастная женщина так похудела и ослабла, что ее едва можно было узнать, она с трудом держалась на ногах. На пальцах королевы было три обручальных кольца, но ни одного дорогого перстня. Прислуживала ей грубая простолюдинка, от вульгарности которой королева очень страдала…»

Мария-Антуанетта провела в таких условиях несколько месяцев. Но почему же ее не судили? Все очень просто. Нужны были веские и надежные доказательства, которые позволили бы без проблем осудить бывшую королеву. Но юристы, как ни старались, не могли найти ни единого признака ее виновности, и многие спрашивали себя: как создать хотя бы видимость законности запланированной казни?

Наконец, 5 октября, прокурор Фукье-Тенвилль в полной растерянности направил в Конвент письмо, жалуясь, что у него в папке нет ни одной улики, ни единого доказательства. Конвент дал ему следующий весьма экстравагантный ответ:

«Мы не можем дать вам доказательств. Республика надеется на ваше рвение в их поиске».

Тем самым прокурору фактически давали право все придумать самому. Фукье-Тенвилль посоветовался с друзьями, и зловещему якобинцу Жаку Эберу пришла в голову идея выдвинуть против бывшей королевы позорное обвинение в том, что она якобы позволила себе в отношении малолетнего сына непристойные ласки. Восхищенный собственной изобретательностью, Эбер немедленно отправился к маленькому Луи-Шарлю и, бессовестно воспользовавшись его несмышленостью, заставил подписать показания, «в которых он обвинял мать и тетку в том, что они привили ему порочные привычки и склоняли к инцесту».

12 октября 1793 года за Марией-Антуанеттой пришли. Это был конец: она предстала перед революционным трибуналом под председательством безжалостного Фукье-Тенвилля.

Бывшая королева не могла знать, что Конвент и Комитет общественного спасения использовали ее и ее детей как разменную монету, чтобы ликвидировать опасность интервенции — все-таки Мария-Антуанетта была представительницей (и не самой последней!) великой державы, воевавшей против революционной Франции. Некоторое время велись переговоры, но под давлением общественного мнения 16 октября 1793 года трибунал вынес ей смертный приговор.

Отметим, что суд над Марией-Антуанеттой существенно отличался от суда над королем: она предстала не перед Конвентом, а перед революционным трибуналом на тех же правах, что и любой рядовой гражданин.

Это была форменная пародия на судебный процесс. В обвинительном заключении Фукье-Тенвилль сравнил Марию-Антуанетту с Мессалиной, Брунгильдой и Екатериной Медичи…

Мария-Антуанетта, стоявшая с гордо поднятой головой, не удостоила его ответом.

Немного позже, во время дебатов, заместитель прокурора Эбер детально описал сцены якобы известных ему оргий, имевших место между бывшей королевой и ее сыном.

Мария-Антуанетта и на этот раз осталась безучастной. Тогда встал один из присяжных:

— Гражданин председатель, предлагаю вам указать обвиняемой, что она никак не отреагировала на факт, упомянутый гражданином Эбером, относительно того, что происходило между ней и сыном…

Услышав эти слова, Мария-Антуанетта выпрямилась и сказала с невероятной силой и твердостью:

— Я не ответила, потому что сама природа запрещает матери отвечать на подобные обвинения.

Потом, повернувшись в сторону женщин, заполнивших зал заседаний, она добавила:

— Призываю в свидетели всех матерей, находящихся здесь…

Ее ответ произвел очень сильное впечатление на народ и даже на некоторых руководителей революции. Вечером во время обеда член трибунала Вилат рассказал о нем председателю Комитета общественного спасения Робеспьеру. Тот в ярости разбил тарелку и погнул вилку, заорав:

— Какой болван этот Эбер! Ему мало того, что она воистину похожа на Мессалину, он хочет, чтобы она призналась в инцесте, доставив ему напоследок радость общественного триумфа!

Увы! Хотя это обвинение рассыпалось, как карточный домик, против «инфернальной фурии» выдвинули другое — в заговоре…

За это Фукье-Тенвилль без малейшего колебания потребовал для нее смертной казни.

* * *

У Марии-Антуанетты не было никаких иллюзий по поводу исхода этого процесса. Его решение было предопределено. И как и ее муж, она была приговорена к смерти за участие в заговоре против Республики. Доказательства были найдены, но намного позже, в венских архивах; в течение же процесса ни один документ не смог поддержать это обвинение. Впрочем, как наследница Габсбургов и супруга Бурбона могла бы чувствовать себя виновной в том, что пыталась содействовать торжеству абсолютной монархии, бывшей ее правом, данным Богом?

В письме, которое ей разрешили написать на рассвете ее последнего дня, 16 октября 1793 года, она написала, обращаясь к своей золовке Марии-Аделаиде:

«Я буду приговорена, но не к позорной смерти, она только для преступников, а к присоединению к вашему брату. Как и он, я невиновна и надеюсь продемонстрировать такую же твердость, как и он в последние минуты жизни».

В день казни Мария-Антуанетта поднялась очень рано, часов не было, так что она не могла следить за временем. С помощью служанки королева надела белое платье. Охрана следила за каждым ее шагом, и, наконец, осужденная воскликнула:

— Во имя Господа и приличия, прошу вас, оставьте меня хотя бы на минуту!

Вошедший в камеру палач Сансон отстриг роскошные волосы Марии-Антуанетты: это был его трофей. Ее посадили в грязную телегу и повезли по улицам Парижа. Толпа грозно и оскорбительно улюлюкала ей вслед. Она держалась прямо, стараясь оставаться достойной своих предков. Прибыв на площадь Революции, перед тысячами внезапно затихших людей, высоко подняв голову, она взошла по ступеням на эшафот.

Когда Марию-Антуанетту подвели к плахе, она неосторожно наступила на ногу палачу.

— Извините, месье, я сделала это не нарочно.

Это были ее последние слова…

Палач Сансон поднял ее окровавленную голову. «Да здравствует Республика!» — дружно завопила толпа.