Глава 26 ШПАНДАУ

Глава 26

ШПАНДАУ

Рудольф Гесс и шесть других нацистских военных преступников, которых суд приговорил к различным срокам тюремного заключения, пробыли в Нюрнбергской тюрьме еще девять месяцев, пока шло переоборудование тюрьмы Шпандау.

Условия содержания «самых больших преступников века» были продуманы тщательнейшим образом и согласованы с представителями всех четырех держав-победительниц.

Вид тюрьмы Шпандау с высоты птичьего полета. План крепостной тюрьмы, из которой, как считалось, невозможно было убежать

В крепостной тюрьме Шпандау, рассчитанной на шестьсот заключенных, должны были содержаться только эти семеро, и охранять их намеревались сильнее, чем сокровища короны. Охрану должны были нести представители всех четырех держав. Был составлен график, согласно которому каждая сторона должна была сторожить тюрьму в течение месяца: Франция – в январе, Великобритания – в феврале, Россия – в марте и Соединенные Штаты – в апреле. В мае весь цикл начинался сначала. В состав охраны входило двадцать восемь вооруженных солдат и один офицер. Кроме того, каждая сторона назначала своего коменданта, двух врачей, пять надзирателей, двух поваров, кухонных рабочих, носильщиков, прачек и истопника. Ежегодно на содержание тюрьмы планировалось выделять несколько сотен тысяч западногерманских марок. Эти деньги должны были поступать из бюджета города Берлина и федерального правительства.

18 июля 1947 года Рудольф Гесс, Альберт Шпеер, Вальтер Функ, Бальдур фон Ширах, Эрих Редер, барон Константин фон Нейрат и гросс-адмирал Карл Дёниц были разбужены в четыре часа утра. Им сообщили, что их переводят из Нюрнбергской тюрьмы в берлинскую тюрьму Шпандау. Им дали совсем немного времени для сборов, после чего приковали наручниками к военным полицейским американской армии и поспешно вывели наружу. На двух машинах скорой помощи в сопровождении броневиков и грузовиков с солдатами их отвезли в тщательно охраняемый аэропорт. Через два с половиной часа самолет «Дакота» («Дуглас» ДС-3, известный также как С-47 и др. В СССР выпускался по лицензии (ПС-84 и переделанный под советские моторы и ГОСТы – Ли-2. – Ред.) с семью нацистскими преступниками и их охраной на борту приземлился в аэропорту Гатов, который охранялся британскими Королевскими военно-воздушными силами и располагался в британском же секторе Западного Берлина. Машины с зашторенными окнами в сопровождении вооруженной охраны отвезли узников в район Шпандау Западного Берлина.

В тот жаркий июльский день район Шпандау представлял собой убогое зрелище. Улицы с домами, брошенными своими обитателями, напоминали о недавно закончившейся войне. Повсюду валялись разорванные матрасы, ржавые ведра и тазы, разбитые бутылки и кучи гниющего мусора. Шпандау представлял собой мрачную картину уродства и нищеты, и звон колоколов маленькой церквушки, стоявшей неподалеку, казался чем-то инородным в этой ужасной атмосфере.

Крепостная тюрьма Шпандау, построенная из красного кирпича, занимала площадь 3,2 гектара. Она состояла из обветшавшего главного здания и различных пристроек. Территория тюрьмы была обнесена проволочной сеткой с очень мелкими ячейками, на которой висело предупреждение на английском и немецком языках:

К ограде не приближаться!

Охранникам приказано стрелять!

За внешней оградой шла внутренняя, через которую был пропущен ток. За ней располагалась заминированная полоса – все это должно было сделать тюрьму неприступной. Далее возвышалась восьмиметровая тюремная стена с девятью бетонными башнями, на которых день и ночь дежурили солдаты одной из союзнических армий, держа автоматы на изготовку. Над стеной развевался флаг Красного Креста, укрепленный на крыше тюремного госпиталя, и можно было разглядеть несколько тюремных окошек, забранных решеткой.

Две охраняемые машины, в которых везли семерых узников, въехали в тюремные ворота в 11 часов утра. Гесс был последним из заключенных, и ему присвоили номер 7. Он занял камеру под этим же номером.

Семь узников, за каждым из которых шло по охраннику, поднялись по двенадцати каменным ступенькам и прошли в главное здание, где их отвели в помещение главного надзирателя и велели раздеться. Голышом они прошли по коридору в медицинский кабинет, где их измерили, взвесили и обследовали. Обследование проводили четыре врача – по одному от каждой страны-победительницы. Затем узников отвели обратно в комнату главного надзирателя, где британец из Абердина по фамилии Чизхолм обратился к ним на хорошем немецком:

– Отныне вас будут звать только по номерам. – Он указал на семь стопок одежды, лежавших на столе. – Вот ваша одежда. Здесь семь комплектов.

Номер 1 предназначался для Бальдура фон Шираха, номер 2 – для гросс-адмирала Карла Дёница, номер 3 – для барона Константина фон Нейрата, номер 4 – для гросс-адмирала Эриха Редера, номер 5 – для Альберта Шпеера, номер 6 – для Вальтера Функа и номер 7 – для Рудольфа Гесса.

Когда узники оделись, им приказали вытащить содержимое из своих мешков, и все их личные вещи, за исключением семейных фотографий, были отобраны. После этого им зачитали отрывки из «Правил внутреннего распорядка»:

«Заключенные должны ежедневно работать, за исключением воскресных дней, в зависимости от состояния их здоровья. Работа будет заключаться в уборке тюрьмы и других заданий… В свободное от работы время узникам разрешается гулять в тюремном дворе или в той части тюрьмы, где расположены их камеры, в зависимости от условий погоды, не менее чем один час в день, разделенный на две части – первая прогулка утром, вторая – днем.

Заключенным разрешается встречаться с духовником и гулять сообща, но запрещается без особого разрешения разговаривать друг с другом или со своими охранниками, за исключением главного надзирателя. Заключенным разрешается обращаться к главным надзирателям с вопросами, касающимися их работы, болезней, и с личными просьбами. В отсутствие главного надзирателя заключенные могут, в случае крайней необходимости, обратиться к надзирателям, а надзиратели обязаны немедленно сообщить об этом главному надзирателю, не вступая в разговор с заключенными.

Распорядок дня был таков:

6.00. Заключенные встают, одеваются и по двое идут умываться.

6.45–7.30. Завтрак.

7.30–8.00. Уборка постелей и камер.

8.00–11.45. Уборка тюремного коридора и выполнение других необходимых работ. При назначении на работы должно учитываться физическое состояние каждого заключенного.

12.00–12.30. Обед.

12.30–13.00. При выполнении легких работ заключенным разрешается отдыхать в камерах. При выполнении трудных работ на открытом воздухе время отдыха 12.30–14.00.

13.00 или 14.00–16.45. Обычная работа.

17.00. Ужин.

22.00. Выключается свет.

По понедельникам, средам и пятницам с 13.00 до 14.00 заключенных будут брить и стричь, по мере необходимости».

После этого семеро узников были выведены из кабинета главного надзирателя и проведены мимо стальной двери в коридор внутреннего блока, где располагались камеры. Это был тридцатиметровый внутренний коридор, куда выходили двери тридцати двух камер. Убежать отсюда было невозможно.

Гессу была отведена камера под номером 7 – в самом дальнем конце направо. Она была длиной два с половиной метра и шириной полтора метра. Стены ее недавно выкрасили заново. В камере стояла металлическая койка с матрасом, деревянный стул, стол, параша, а к стене был привинчен деревянный ящик с двумя полками, на которых лежали мыло и полотенце. Высоко под потолком, куда нельзя было дотянуться, располагалось небольшое окошко с толстыми решетками, а с потолка свешивалась голая лампочка, защищенная железной сеткой.

Как только Гесс вошел в свою камеру, дверь за ним с грохотом захлопнулась, и охранник запер ее снаружи. Гесс оказался в помещении, где ему предстояло провести остаток своей жизни.

Других таких тюрем, как Шпандау, нет. На ее сторожевых башнях двадцать четыре часа в сутки дежурят солдаты с пулеметами. Дежурные охранники на прожекторных башнях каждые десять минут обязаны нажимать на специальную кнопку – это отмечается на электронном индикаторе в помещении коменданта тюрьмы. Войти или выйти из тюрьмы можно только через главный вход. И даже если кто-то попытается применить вертолет, чтобы увезти кого-нибудь из узников во время прогулки или работ на открытом воздухе, он будет уничтожен плотным пулеметным огнем.

Но, несмотря на все преграды этой самой охраняемой в мире тюрьмы, нашелся человек, который решил, что сумеет преодолеть их. Человеком, который надеялся освободить бывшего заместителя фюрера и других нацистских военных преступников, был генерал СС Отто Скорцени по прозвищу Меченый, тот самый головорез, который вырвал из рук союзников Муссолини (Муссолини, находившегося под арестом в отеле расположенном в горном массиве Гран-Сассо, охраняли итальянские солдаты. – Ред.) и доставил его в целости и сохранности в Вену на маленьком самолете «Физелер-Шторьх».

«Дайте мне сотню надежных бойцов и два самолета в придачу, и я вытащу Гесса и шестерых остальных из Шпандау, – заявил Скорцени. – Однако в случае непредвиденных осложнений я в первую очередь займусь спасением Гесса».

Тем не менее план Скорцени не был осуществлен, поскольку о нем узнала британская разведка. Но союзники понимали, что рано или поздно кто-нибудь другой захочет вызволить узников, и без того уже беспрецедентная охрана тюрьмы была усилена.

Тюремный режим отличался суровостью и соответствовал идее, что заключение – это наказание. Узникам разрешалось гулять всего лишь по тридцать минут два раза в день. Полчаса они ходили по кругу в тюремном дворе, а потом возвращались назад в свои камеры.

Послаблений было очень мало.

Каждую неделю им разрешалось написать своим домашним одно письмо, содержащее не более 1200 слов, а каждое полученное письмо после прочтения забиралось тюремными властями.

Разрешалось читать книги – но их количество было ограничено, и они были строго отобраны.

Во время еды позволялось выбирать блюда, правда, выбор их был весьма небогат.

Семьи заключенных могли приезжать к ним на свидание через определенные промежутки времени. Продолжительность свиданий была строго ограничена. Гесс был единственным узником Шпандау, который отказался встречаться со своей семьей. Он не видел жену и сына с 1941 года, но мысль о том, чтобы встретиться с ними в этих ужасных условиях, была для него невыносима. Он заявил, что не хочет унижать их посещением военного преступника.

Он уже шесть лет находился в заточении, причем большей частью в изоляции. Он привык довольствоваться обществом самого себя, и перемена места заключения для него мало что изменила. Он научился погружаться целиком в свои мысли и в свой внутренний мир и не разговаривал со своими товарищами по несчастью – он пытался держаться отстраненно. Его нежелание вступать в контакт было так велико, что он не желал разговаривать даже с тюремными врачами и главными надзирателями. На их вопросы он давал односложные ответы и старался поскорее прекратить разговор.

Всем сотрудникам и охранникам тюрьмы Шпандау было строго-настрого запрещено рассказывать кому бы то ни было о том, что происходит за ее стенами. Весь персонал жил по военным законам и в случае малейшего непослушания подвергался суровому наказанию. Тем не менее за стены тюрьмы просочилась кое-какая информация – один из охранников рассказал о разговоре, который состоялся у него с Гессом сразу же после прибытия заместителя фюрера в Шпандау, еще до того, как он полностью отказался от контактов с окружающими его людьми. Этот неизвестный охранник пожалел заключенного номер 7, изможденное лицо которого и глубоко запавшие глаза свидетельствовали о душевных муках. Рискуя свободой, этот охранник передал свой разговор с Гессом:

«Офицер охраны Шпандау. Вам не следует избегать людей. Если вы будете с кем-нибудь общаться, не важно с кем, вам станет гораздо легче переносить заточение.

Гесс. Мне уже ничто не поможет. Я приговорен к пожизненному заключению. Я знаю, что мне уже никогда не выйти на свободу.

Офицер. Не отчаивайтесь. Всегда нужно надеяться на лучшее. Всегда есть шанс, что вас рано или поздно освободят – быть может, даже раньше, чем вы думаете.

Гесс. Зачем им меня освобождать? Я хотел принести людям мир и покончить с войной. Но во время суда никто не принял это во внимание. Я – ненавистный всем заместитель нацистского фюрера. Военный преступник. Сталин обвиняет меня в том, что это я начал войну с Россией. Я знаю, что это значит. Сталин меня никогда отсюда не выпустит. Меня утешает лишь одна мысль: те, кто отказались выслушать меня, когда я прилетел в Англию, сами разделят мою судьбу и судьбу моих товарищей. Большевизм подчинит себе весь мир, и да поможет Бог миллионам людей, которые окажутся в рабстве у русских!»

Гесс по-прежнему не вступал ни с кем в контакты. Он создавал властям тюрьмы больше всего проблем. Ежедневный журнал Шпандау содержит множество записей о том, как он нарушал режим и какому наказанию его за это подвергали.

Однажды утром охранник вошел в камеру и увидел, что заключенный номер 7 лежит в постели и не собирается вставать.

Он приказал:

– А ну, вставайте!

– Нет, не встану. Я болен.

– Номер семь, подъем!

Охранник произнес этот приказ три раза. Но Гесс не подчинился, и охранник вызвал подмогу. Заключенного номер семь вытащили из постели и выгнали из камеры. Об этом было доложено всем четырем военным комендантам, которые издали приказ о наказании: «За злостное непослушание его койку убирать сразу же после подъема и не вносить до выключения света, лишая заключенного дневного отдыха; только деревянный стул должен оставаться в камере, и чтение запрещается».

Через четыре дня Гесс пожаловался, что его здоровье ухудшилось и он не может встать с постели. Врач, однако, решил, что физическое состояние заключенного номер 7 соответствует норме, и, хотя было видно, что Гесс действительно болен, его принудили подчиниться строгому режиму Шпандау.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.