Мины у Бранденбургских ворот
Мины у Бранденбургских ворот
В первых числах апреля закончилась ликвидация немецко-фашистской группировки в Восточной Померании. Теперь 1-му Белорусскому фронту с севера уже ничто не угрожало. К этому времени войска 2-го Белорусского фронта завершили разгром врага в районе Гдыни и Данцига, начали перегруппировку к нижнему течению Одера и Штеттину. В связи с этим соединения 47-й и 61-й армий передислоцировались южнее Шведта, где и заняли оборону. Наши 2, 3, 4 и 5-й гвардейские мотоинженерные батальоны, действовавшие в полосах этих армий, были временно выведены в резерв.
Прекратились и ожесточенные атаки гитлеровцев против плацдармов на западном берегу Одера в районе Кюстрина. Яростный натиск врага, подгоняемого истерическими призывами Гитлера и Геббельса, разбился о стойкость советских воинов. Свой вклад здесь внесли и воины 1-го и 7-го гвардейских мотоинженерных батальонов подполковников Фролова и Исаева. На установленных ими минах подорвалось около сорока гитлеровских танков и не менее трехсот солдат и офицеров.
Временное затишье никого не обманывало. Всем, в том числе и гитлеровскому верховному командованию, было ясно, что советские войска готовятся к новому, на этот раз последнему, решающему удару. Ясна была и его цель. Не случайно на фронтовых дорогах в то время можно было часто встретить стрелы, показывающие на запад с надписью: «Даешь Берлин!»
Штаб бригады расположился в городке Нойдамм — километрах в двадцати северо-восточнее Кюстрина.
Все окрестные леса и рощи были забиты танками и автомашинами 2-й гвардейской танковой армии. Передвижения в основном происходили в ночное время, однако такое скопление людей и боевой техники скрыть от вражеской разведки, конечно, было нельзя.
В эти дни офицеры штаба работали с большим напряжением. Готовили совещание с командирами батальонов. Перед собравшимися полковник Соколов развернул большую, склеенную из нескольких листов топографическую карту. В левой стороне ее находилось похожее на черного паука пятно — Берлин! Вот оно, проклятое фашистское логово, к которому мы шли долгих четыре года. Вокруг Берлина — словно черная паутина — это показаны многочисленные оборонительные рубежи.
Георгий Николаевич поворачивается к карте:
— Нашим войскам придется прорывать мощную оборону противника. Ее общая глубина, включая укрепления самого Берлина, достигает ста двадцати километров. Вот здесь, — указка упирается в синюю ленту Одера, — на левом берегу реки, начинается главная полоса обороны глубиной до десяти километров, состоящая из двух-трех позиций с одной-двумя сплошными траншеями. Перед передним краем установлены многорядные проволочные заграждения и глубокие минные поля. Все это прикрывается многослойным огнем.
Вторая полоса обороны глубиной до пяти километров удалена от переднего края на десять — двенадцать километров и состоит из одной — трех сплошных линий траншей. Наиболее мощная вторая полоса обороны — против кюстринского плацдарма, в районе Зееловских высот. Третья полоса оборудована на удалении двадцати — сорока километров от Одера и состоит из одной-двух линий траншей. Все населенные пункты тщательно подготовлены к обороне, опоясаны круговыми траншеями, соединенными многочисленными ходами сообщения.
Наконец, оборона непосредственно Берлина состоит из трех оборонительных обводов: внешнего, внутреннего и городского. Весь берлинский оборонительный район делится на восемь секторов, а центр города, в котором находятся основные государственные учреждения, в том числе и рейхстаг, выделен в отдельный сектор «Митте».
Внешний обвод начинается в двадцати пяти — сорока километрах от центра города и состоит из опорных пунктов, подготовленных к обороне с большим количеством баррикад на дорогах и улицах. Внутренний обвод проходит по окраинам берлинских пригородов и имеет от трех до пяти линий траншей, усиленных противотанковыми рвами. По линии кольцевой железной дороги проходит городской обвод. Здесь большинство домов приспособлено к обороне и возведено большое количество баррикад. Наиболее сильно укреплен девятый сектор. Здесь каждый квартал подготовлен как опорный пункт, основу которого составляют мощные железобетонные долговременные огневые точки. Вот что ждет наши войска, — закончил полковник Соколов.
Прочности гитлеровской обороны под Берлином способствовала и местность. Даже бегло взглянув на карту, можно было увидеть, что в полосе наступления много различных естественных препятствий: озера, реки и каналы, лесные массивы, большое количество населенных пунктов с каменными зданиями, легко приспособляемыми к обороне. Все это создавало серьезные трудности для наступления, требовало от наших войск тщательной подготовки, большого мастерства и исключительного мужества.
— Да, нелегко будет… — негромко произнес кто-то из командиров батальонов.
На совещании не говорилось громких слов. В победе здесь, на подступах к Берлину, никто не сомневался. Мы верили в нее под Москвой и в самые трудные дни отступления к Волге. Только многие невольно подумали о том, что не все присутствующие встретят этот радостный день…
Говорили же в основном, как лучше использовать для боевой подготовки время, оставшееся до начала наступления. Основные задачи бригады были ясны и без дополнительных указаний со стороны штаба инженерных войск фронта. Первое — это проделывание проходов в минных полях на переднем крае обороны противника для ввода в прорыв вторых эшелонов и танковых армий. Затем инженерное обеспечение действий танкистов в глубине. Эти задачи наши батальоны выполняли не раз. Несколько беспокоило другое. При боях в городе гвардейцам-минерам предстоит действовать в составе штурмовых групп.
А в этом вопросе опыт был только у 4-го батальона, участвовавшего во взятии Варшавы и Шнайдемюля, а также у 6-го, отличившегося при штурме Познани. Поэтому офицерам этих батальонов было поручено оказать помощь в подготовке личного состава, не имеющего опыта действий в составе штурмовых групп.
* * *
Советские войска, находящиеся на кюстринском плацдарме, получали все больше и больше подкреплений, боеприпасов, горючего, продовольствия. Для обеспечения этого все увеличивающегося потока людей и грузов инженерные войска фронта возводили новые мосты через Одер. На мостостроительные работы был направлен и наш 17-й гвардейский отряд механизации майора Б. Е. Стесселя. Задание, полученное от начальника инженерных войск 5-й ударной армии генерал-майора инженерных войск Д. Т. Фурса, было исключительно ответственным: в кратчайший срок построить низководный мост под нагрузку в шестьдесят тонн. В приказе указывалось только место строительства, начало работ и грузоподъемность. Однако цифра «шестьдесят» говорила сама за себя. Это означало, что мост предназначался для переброски тяжелых танков ИС — самых мощных из всех броневых машин второй мировой войны. Их, как правило, использовали на направлении главного удара.
Нам и ранее приходилось выполнять задания начальника инженерных войск 5-й ударной армии генерала Д. Т. Фурса. Всякое задание на фронте важно и ответственно, но если оно исходило от Дмитрия Тимофеевича, то его выполнению мы уделяли особенно большое внимание.
Генерал отличался высокой требовательностью и пунктуальностью, отлично знал саперное дело и все проверял сам. Часто бывая и на передовой, он всегда был готов пошутить, где надо, и помочь советом. Несмотря на крепкие слова, иногда достававшиеся кое-кому, все солдаты и офицеры любили генерала Фурса. Я всегда с удовольствием вспоминаю о встречах с Дмитрием Тимофеевичем.
…Обычно ширина Одера в районе Кюстрина составляла около двухсот — трехсот метров, однако в апреле 1945 года из-за паводка мост пришлось строить длиной почти в четыреста метров.
Условия для выполнения боевого задания были тяжелыми. Глубина плацдарма на этом участке не превышала двух километров, и гитлеровцы с высот левого берега постоянно вели наблюдение за рекой.
Перед тем как приступить к строительству моста, майор Стессель вместе с офицерами отряда произвел тщательную рекогносцировку как места строительства моста, так и всех подходов к нему. В небольшом лесу, расположенном километрах в двух от реки, развернули пункт для заготовки элементов моста.
Заранее подготовили расчеты дизель-молотов для забивки свай. Предварительно вдали от противника, на реке Варта, их натренировали в быстрой сборке паромов.
К строительству моста приступили на рассвете. Для маскировки химики на берегу зажгли шашки, их белый дым смешивался с утренним туманом, расстилавшимся над Одером.
Саперы взвода старшего лейтенанта Мелькумова быстро собрали два парома. Они тихо отплыли от берега и заскользили по темной воде. Гитлеровцы молчали. Вот застучали дизель-молоты, забивая сваи. Ух! Ух! Ух! — гулко разнеслось над речной гладью. Через несколько минут метрах в двухстах от паромов неслышно встали два высоких фонтана воды. Через доли секунды донесся звук разрывов. Фашисты открыли артиллерийский огонь…
Однако расчеты по-прежнему работали четко и уверенно. Неожиданно возникло осложнение: сваи шли в грунт на метр с четвертью. Дальше — ни в какую… А по расчетам сваи нужно забить не менее чем на полтора метра.
— Как быть? — спрашивает меня Стессель.
Решили немедленно доложить об этом по радио в штаб бригады. Минут через сорок получаем ответ: «По мнению техотдела штаба инжвойск фронта, грунт надежный. Считают глубину забивки свай в один метр допустимой. Соколов».
Забивка свай шла под огнем врага. Появились первые убитые и раненые. Однако работа не прерывалась ни на секунду. На место выбывшего немедленно становился другой. В отряде Стесселя почти каждый сапер имел по нескольку специальностей и всегда мог заменить товарища. При малейших неполадках в работе дизель-молотов их быстро устраняли мастера на все руки старшие сержанты Краснощек и Пермяков. Отлично работало на самом опасном участке отделение двадцатисемилетнего москвича старшего сержанта Фомушкина.
Генерал Прошляков приказал каждый час докладывать ему о ходе строительства. Даже по этому было видно, какое значение придают строительству моста в штабе фронта. И строительство моста шло без перерывов. Не прекратилось оно и ночью. На рассвете следующего дня уже укладывали последние прогоны. Этими работами руководил заместитель командира отряда капитан Жиров. Несколько раз к нему обращался Стессель:
— Вася, иди отдохни хоть часок, сутки ведь на ногах!
Но Жиров оставался на мосту.
Со своих постов не хотел уходить никто. Пример мужества показывал секретарь партийной организации батальона старший сержант Романов, который был всегда там, где наиболее трудно и опасно.
Ровно через сутки после начала строительства мост был готов. На него медленно вползло тяжелое самоходное орудие ИСУ-152. Сейчас саперы будут держать экзамен. Тяжелая махина начинает медленно оседать. Строители замерли. У меня сердце схватило холодным обручем — неужели мост завалится? Но нет… Самоходка уверенно движется вперед, хотя сваи под ней осели почти на полметра. Когда по мосту прошло около двух десятков танков и самоходных орудий, осадка достигла шестидесяти — семидесяти сантиметров. Что будет дальше? Прошла сотня тяжелых танков, другая… Все оставалось по-прежнему. Мост стоял прочно!
Уже в начале апреля на Одере благодаря самоотверженному труду воинов инженерных войск было построено двадцать пять мостов. Три из них — при участии 17-го гвардейского отряда механизации. Кроме того, действовало сорок паромов грузоподъемностью от трех до шестидесяти тонн.
* * *
К 16 апреля батальоны нашей бригады были распределены следующим образом: 2, 4, 5 и 7-й находились на кюстринском плацдарме в оперативном подчинении 3-й и 3-й ударных армий. Гвардейцы-саперы этих батальонов в марте — первой половине апреля провели сплошное разминирование районов сосредоточения и путей движения советских войск на плацдарме. Одновременно велась инженерная разведка обороны противника. Использовали как штатные разведывательные отделения батальонов, так и выделенное от каждой роты внештатное разведывательное отделение. Командиры батальонов гвардии подполковники Козлов, Эйбер и Исаев долгие часы проводили на переднем крае, изучая в бинокль оборону противника. Время от времени в гитлеровский тыл вместе с армейскими разведчиками уходили и наши минеры. Они имели задачу выявить систему минно-взрывных заграждений в тылу противника и на местности в полосе наступления.
На правом берегу Одера в лесах севернее Кюстрина разместились 3-й и 6-й батальоны, переданные в оперативное подчинение 2-й гвардейской танковой армии. Ими была проделана большая работа по проверке и разминированию районов сосредоточения армии и разведки путей ее выдвижения на плацдарм.
В резерве находились 1-й батальон, 6-й батальон электризуемых заграждений и 8-й батальон специального минирования. Они готовились к разминированию самого Берлина и особо важных объектов в его пригородах.
В ночь на 13 апреля в полосе 3-й и 5-й ударных армий саперы начали проделывать проходы в своих минно-взрывных заграждениях. К 24.00 на заданных батальонам бригады участках были проделаны проходы из расчета четыре — шесть на стрелковый батальон, два-три на танковую роту.
Всего в полосе 1-го Белорусского фронта к началу наступления было проделано триста сорок проходов. Саперы сняли и обезвредили около семидесяти двух тысяч мин.
…Напряженная ночь на 16 апреля 1945 года. Командный пункт стрелковой дивизии на плацдарме. Медленно тянется время. Стрелки часов показывают без одной минуты пять. Еще совсем темно — до рассвета два часа. Внезапно все вокруг озаряется мягким розоватым светом, вздрагивает земля; тысячи орудий и минометов обрушили огонь на врага. Семнадцать долгих минут бушевала огненная буря. На западе, в районе Зееловских высот, послышались тяжелые глухие удары. Это восемьсот бомбардировщиков дальней авиации нанесли удар по второй полосе обороны противника. Затем позиции врага осветили сто сорок три мощных зенитных прожектора. Артиллерия перенесла огонь в глубину обороны. Через две-три минуты вперед пошли пехота и танки. Когда на востоке чуть посветлело, воздух наполнился гулом моторов наших штурмовиков, бомбардировщиков и прикрывающих их истребителей.
К 7 часам утра почти на всем фронте удалось прорвать первую позицию главной полосы обороны. Однако в дальнейшем сопротивление противника усилилось. Каждый метр приходилось брать с жестокими боями. Прорвать вторую полосу обороны удалось только к утру 18 апреля.
С начала наступления части бригады, действуя непосредственно в боевых порядках, приступили к разведке и разминированию основных маршрутов движения стрелковых корпусов. По одной роте от каждого батальона мы оставили временно для несения комендантской службы и расширения проходов на бывшем переднем крае.
* * *
3-й батальон бригады действовал вместе с гвардейцами-танкистами. Еще утром 14 апреля комбат подполковник Г. И. Гасенко получил боевое распоряжение от генерала Иоффе: «15 апреля к 8.00 батальону сосредоточиться в районе Геншмар на кюстринском плацдарме и поступить в оперативное подчинение командира 9-го гвардейского танкового корпуса».
Переход на плацдарм батальон совершал ночью. Машины двигались осторожно, подсвечивая затемненными фарами. Все лишнее имущество было оставлено в тылу. Ведь предстоял стремительный рейд в тыл врага. Через Одер переправлялись у населенного пункта Альтшаумбург по деревянному низководному мосту. Его строили саперы под непрерывным артиллерийским обстрелом и бомбежками. Отдельные пролеты моста по нескольку раз разрушались врагом, но вновь быстро восстанавливались. Мост выглядел несколько непривычно: кривой в плане, какой-то горбатый, с перепадами по высоте. Кое-где настил из досок сменялся неошкуренным подтоварником с торчащими далеко над водой необрезанными концами. Чувствовалось, что саперам здесь было нелегко.
У въезда на мост полностью погасили фары. Автомашины двигались по настилу медленно, почти на ощупь. Мост длинный — с эстакадами около четырехсот метров. От тревожного ожидания, что вот-вот начнется артобстрел или налетит вражеская авиация, это расстояние кажется еще больше.
На плацдарме повсюду следы жестоких боев. Накануне, 14 и 15 апреля, наши части, занимавшие здесь оборону, провели активную разведку боем и оттеснили противника на два — четыре километра. На захваченной территории осталось много различных мин и других взрывоопасных предметов.
Задачу Г. И. Гасенко поставил командир 9-го гвардейского танкового корпуса генерал-майор танковых войск Н. Д. Веденеев.
— Прежде всего, подполковник, надо проверить и разминировать районы сосредоточения корпуса. Вот здесь и здесь, — генерал показал на карте. — Второе. Проверить и разминировать на ширину ста метров два маршрута от районов сосредоточения до переднего края противника. Боевой порядок корпуса строится в два эшелона. В первом эшелоне по каждому маршруту выдвигается танковая бригада. Во втором эшелоне по правому маршруту пойдет танковая, а по левому — мотострелковая бригада.
После ввода корпуса в прорыв вести разведку и разминирование двух маршрутов, по которым двинутся, бригады…
К утру 16 апреля проходы в минных полях были проделаны. Тщательно проверили маршруты движения к переднему краю. В полдень к Гасеяко приехали знакомиться с проходами и маршрутом движения танкисты. А уже в 16 часов 30 минут по проверенным и разминированным саперами маршрутам боевые машины двинулись на запад.
Для разведки и разминирования маршрутов в оперативное подчинение бригадам первого эшелона передали по одной роте минеров. Третья осталась в резерве командира корпуса.
Саперы-разведчики действовали в составе разведывательного дозора танкистов. Перед саперами была поставлена задача: в случае обнаружения минного поля обозначить его указками и проделать проход для танков и бронетранспортеров разведдозора. По рации танкистов доложить командиру саперного взвода, следовавшему с авангардом, об обнаруженном препятствии.
Командир взвода, получив радиограмму, немедленно направлял своих людей к обнаруженному минному полю.
Саперы расширяли проходы для пропуска танков батальона, действовавшего в авангарде. Одновременно он докладывал о своих действиях командиру роты, следовавшему с главными силами танковой бригады. В случае необходимости на помощь передовому взводу приходили остальные два, с тем чтобы к подходу основных сил бригады маршрут был разминирован. Взвод, действовавший в авангарде, приходилось менять каждые два-три дня. Это было связано с потерями личного состава от огня противника и большим нервным напряжением.
Сам подполковник Гасенко с резервной ротой перемещался со штабом танкового корпуса. Связь с ротами поддерживал с помощью радиостанций и связными на мотоциклах.
Боевой опыт показал, что такая организация разведки и разминирования маршрутов при сопровождении танков в прорыве полностью себя оправдала. Гитлеровцы в глубине обороны, как правило, не имели заранее установленных минных полей. Мины они ставили уже в ходе боя, в большой спешке, без заглубления и хорошей маскировки. Такие мины наши саперы сравнительно легко обнаруживали, а затем обезвреживали или подрывали.
После прорыва вражеской обороны на рубеже Врицен, Альтфридлянд бригады 9-го гвардейского танкового корпуса устремились в обход Берлина с севера. Вместе с танкистами двигались и наши минеры-гвардейцы. В ночь на 20 апреля 1-я рота 3-го батальона находилась в головной части колонны 65-й танковой бригады. Перед рассветом в сосновом лесу в хвост саперам пристроились какие-то автомашины с прицепленными орудиями. На марше, в темноте, не стали разбираться, кто это двигается сзади.
Когда восток начал светлеть, колонна остановилась — передовой танковый батальон завязал бой с гитлеровцами за населенный пункт.
В этот напряженный момент командир роты капитан Д. И. Шимаровский заметил, что задние машины идут с включенными фарами. Он крикнул старшине:
— Пошлите узнать, что за вояки пристроились в хвост! Пусть фары потушат!
Солдат, побежавший выполнять приказ, был скошен автоматной очередью из передней автомашины. Почти тотчас же фашисты — а это были они — открыли огонь по нашей колонне.
Минеры-гвардейцы немедленно ответили огнем. На помощь пришли танкисты. Развернув на 180 градусов свои Т-34, они с ходу атаковали противника. В результате короткого боя гитлеровская колонна была разгромлена. Двадцать шесть автомашин и несколько десятков фашистов было раздавлено гусеницами танков. Оставшиеся в живых в панике разбежались по лесу. Саперы захватили восемь орудий.
* * *
Утром 21 апреля в штабе бригады царило необычное оживление. Все поздравляли друг друга. Наши войска, прорвав внешний оборонительный рубеж, завязали бои на окраинах Берлина!
Первыми ворвались в фашистскую столицу с востока части 5-й ударной армии генерал-полковника Н. Э. Берзарина. Вместе с ними действовали наши 2-й и 7-й гвардейские батальоны. Действия батальонов направляла оперативная группа подполковника Ассонова.
Дошли до Берлина! Этого дня мы ждали почти четыре долгих года. Мечтали об этом дне под Москвой и Сталинградом. Свершилось! Однако все понимали, что гитлеровцы легко не сдадутся и впереди предстоят ожесточенные уличные бои в большом, многомиллионном городе.
К этим боям советские войска готовились давно. На пути от Вислы к Одеру во время коротких фронтовых передышек в стрелковых полках и батальонах проводили занятия на тему: «Бой в населенном пункте». Штабы всех степеней тщательно изучали опыт уличных боев в Будапеште, Кенигсберге, Шнайдемюле, Познани. Определяли наиболее рациональный состав штурмовых групп и отрядов: ясно было, что в уличных боях они будут играть решающую роль. Отрабатывали взаимодействие родов войск.
Обычно в состав штурмовой группы входили стрелковый взвод, отделение саперов, два-три огнеметчика, два — четыре орудия, иногда один-два танка или САУ. Штурмовые отряды имели до батальона пехоты, взвод саперов, отделение огнеметчиков и соответствующее усиление артиллерией и танками.
Готовились к действиям в составе штурмовых отрядов и групп и в бригаде. В техническом отделе Я. И. Трегуб и Ю. В. Куберский проделали большую экспериментальную работу по определению веса зарядов, необходимых для проделывания проломов в стенах и разрушения завалов и баррикад. Изучался опыт прошлых боев за город. В подразделениях проводились тренировки по подрыву различных объектов. Готовились снимать мины на улицах и устанавливать их при вражеских контратаках.
Во второй половине дня 21 апреля в штабе бригады была получена радиограмма от подполковника А. А. Голуба: «Нахожусь в пункте 17–24».
— Войска третьей ударной ведут бои за северо-восточные пригороды Берлина, — сказал Соколов, взглянув на кодированную карту. — Оперативная группа Голуба уже на северной окраине Карова.
С каждым часом усиливался накал уличных боев в гитлеровской столице. Чем ближе продвигались советские войска к центру города, тем яростнее дрался враг. По нашим воинам били закопанные в землю «тигры» и «пантеры», из бронеколпаков, дзотов, из окон и чердаков приспособленных к обороне зданий строчили пулеметы и автоматы, в подворотнях, за баррикадами скрывались фаустники. Сильно замедляли продвижение различные естественные и искусственные препятствия.
Действия танков и самоходных орудий на улицах были затруднены, в городе они теряли свое главное качество — маневренность. Из-за сложности ориентировки над городом, закрытым клубами дыма многочисленных пожаров, ограничивались действия советской авиации. Поэтому в уличных боях очень важная роль принадлежала артиллерии. Орудия всех калибров, начиная от сорокапяток и до тяжелых 203-миллиметровых гаубиц, вели огонь по врагу прямой наводкой.
Резко возросло значение и инженерных войск. Саперы, обеспечивая продвижение пехоты, взрывали то, что не могли уничтожить артиллеристы и танкисты. Все это должно было осуществляться в тесном взаимодействии с другими родами войск.
Помочь в решении сложных вопросов, прежде всего в организации взаимодействия, наладить обмен опытом, уже полученным в боях, — такова была моя задача. За этим я поехал в 7-й батальон, ведущий бои в берлинском пригороде Фалькенберг. Ведь Исаев самый молодой по опыту из наших комбатов.
Передвигаться на автомашине было крайне сложно. На улицах масса битого стекла. То и дело приходится объезжать груды обломков, воронки, сгоревшие танки…
С огромными трудностями, дважды сменив скаты, добрались до командного пункта 7-го батальона, который находился в подвале здания с разбитыми верхними этажами.
— Как дела, Михаил Яковлевич?
— Нормально, товарищ полковник! Саперы повзводно действуют в составе штурмовых групп, взрывают баррикады, здания с огневыми точками.
— Мины попадаются?
— Нет, пока не встречались. Похоже, запасы у фашистов кончились, а может, просто времени на установку не хватает. Да и асфальт кругом, много не наставишь…
В карих миндалевидных глазах Исаева я заметил невысказанный вопрос.
— Ну, что у вас еще?
— Да вот, понимаете, комдив восемьдесят девятой требует то туда послать роту, то сюда. Если все его приказы выполнять — бригады не хватит…
Да, проблема взаимоотношений саперов с общевойсковыми командирами старая. В вопросах минирования и разминирования мы с трудом, но добились права самим решать, как и каким количеством людей выполнять задачи. Здесь, в условиях уличных боев, видимо, опять придется начинать сначала. Что ответить комбату? Мне советовать нетрудно, Исаеву следовать моим советам куда сложнее…
— При получении задачи просите ее уточнить. Сколько людей посылать — решайте сами. Если роты много, направляйте взвод.
Делаю пометку в блокноте: «Поговорить о правильном использовании саперов с начинжем 5-й ударной». С генералом Дмитрием Тимофеевичем Фурса у нас были налажены хорошие деловые отношения, и мы всегда понимали ДРУГ друга.
В это время в подвал, тяжело ступая, в запыленной плащ-накидке, вошел заместитель командира батальона майор Н. А. Огурцов. На широком, крупной лепки лице довольная улыбка. В руках фаустпатрон — метровая металлическая труба с вставленной в нее кумулятивной миной в виде двух усеченных конусов, сложенных основаниями. На это новое противотанковое средство гитлеровцы возлагали большие надежды. Действительно, кумулятивная мина «фауста» пробивала броню в 150–200 миллиметров. Однако дальность его действия составляла всего тридцать — сорок метров.
— Отличная штука, — сообщил майор. — Да и хлопцы освоили ее быстро.
Оказывается, утром был захвачен гитлеровский склад боеприпасов, на котором хранилось несколько сот фаустпатронов. Огурцов разобрался в устройстве «фауста» и организовал занятия с личным составом батальона по изучению его матчасти и правилам стрельбы. В дальнейшем наши минеры успешно использовали трофейные фаустпатроны в уличных боях. Одного выстрела в окно было достаточно, чтобы заставить замолчать вражеского автоматчика, двумя-тремя выстрелами проделывали пролом в каменной или в тонкой бетонной стене.
2-й батальон подполковника Козлова действовал в эти дни в составе 26-го стрелкового корпуса. Соединения корпуса вели упорные бои за Александерплац и прилегающий к площади район.
Нужно ехать к Козлову. Спрашиваю у водителя:
— Как, найдешь ночью однофамильца?
— Куда-куда, а туда, товарищ полковник, доставлю точно. Во втором мою машину всегда под пробку заправляют — принимают за родственника комбата…
Володя шуткой старается снять напряжение. С 21 апреля он спит не более двух часов в сутки…
Едем по Франкфуртештрассе, идущей через город с востока на запад. Когда-то широкая, улица сейчас завалена обломками зданий, на каждом шагу сгоревшие автомашины. Из окон многих домов выброшены белые флаги, но жителей не видно, кругом все вымерло.
Чем ближе подъезжаем к Александерплац, тем слышнее гул артиллерийской канонады, тем больше встречается разрушенных и сожженных домов.
Командный пункт 2-го батальона нашли в подвале пятиэтажного дома, в каких-нибудь трехстах метрах от площади. Начинает светать, но солнечные лучи с трудом пробиваются сквозь густую завесу дыма и красноватой кирпичной пыли, плотной пеленой окутывающей город…
Командир оперативной группы подполковник К. В. Ассонов коротко докладывает:
— Идут бои за площадь Александерплац и прилегающие здания ратуши, вокзала, полицей-президиума. Подразделения действуют в составе штурмовых групп.
А вот и комбат. Он густо запорошен пылью, через которую блестят белки глаз и зубы. Козлов недоволен.
— Два раза взрывали чертову стену, все стоит и стоит, только выбоину сделали!
Оказывается, в квартале от КП ожесточенно сопротивляются фашисты, засевшие в угловом универмаге. Чтобы обойти врага, нужно взорвать высокую кирпичную стену. Саперы из 2-й роты дважды рвали — неудача. Сейчас Владимир Артамонов готовит третий заряд…
— Что, заряды малы? Коэффициенты неправильны?
— Скорей всего, так, — соглашается Козлов. — Трегуб и Куберский экспериментировали в деревнях. Там кладка домов более свежая, да и кирпич не такой прочный…
В подвал входит солдат и, попросив у меня разрешение обратиться к комбату, передает ему записку. Быстро пробежав записку, Козлов сообщает:
— Командир второй роты капитан Артамонов докладывает: стена взорвана, штурмовая группа с тыла ворвалась в универмаг и захватила первый этаж…
Где-то совсем рядом раздается гулкий разрыв. Звенит в ушах. С потолка сыплется штукатурка.
— Самоходные орудия «фердинанд» стреляют с Кенигштрассе, из-за вокзала, — спокойно объясняет Козлов и разворачивает на столе крупномасштабную карту Берлина.
— Сейчас наши войска на Александерплац начали штурм полицей-президиума. Здание старинное, с толстыми стенами, приспособленное к обороне, окна и двери заложены мешками с песком.
Вместе с пехотинцами 266-й стрелковой дивизии генерала Фомиченко действует рота Александра Тушева. Скоро, видимо, придется штурмовать железнодорожную станцию Александерплац и берлинскую ратушу.
Ратуша… Меня словно кольнуло. Ратуша — это же примерно как наш горисполком. Во всяком случае, в ней должны быть отделы, ведающие различными отраслями городского хозяйства. А раз так…
— Борис Васильевич, когда будете брать ратушу, поручите толковому офицеру во что бы то ни стало найти там планы подземного хозяйства города, линий метро, канализационных колодцев, коллекторов… Это нам здорово пригодится, особенно при бое в центре города. Да и сейчас вам нужно смелее использовать различные подземные переходы для выхода в тыл гитлеровцам. Не забывайте, что и они таким образом могут неожиданно появиться.
* * *
А бои в Берлине не затихали ни на час. Штурмовые отряды и группы, ломая упорное сопротивление врага, медленно, шаг за шагом, продвигались к центру города. Наши части широко использовали обходы и охваты опорных пунктов гитлеровцев. При решении этих задач важная роль принадлежала саперам. Они под огнем врага проделывали с помощью взрывчатых веществ проломы в зданиях и стенах, через которые наша пехота и обтекала укрепления врага.
Стальные клещи вокруг ожесточенно сопротивляющихся в Берлине гитлеровцев неумолимо сжимались. 25 апреля части 47-й и 2-й гвардейской танковой армий 1-го Белорусского фронта, охватывающие фашистскую столицу с севера, и танкисты 4-й гвардейской танковой армии 1-го Украинского фронта, наступающие с юга, соединились западнее Потсдама, в районе Кетцина. Берлин был полностью окружен!
* * *
Вместе с танкистами 2-й гвардейской танковой армии по-прежнему действовал батальон подполковника Гасенко.
Серьезным препятствием для продвижения наших танков были небольшие реки и каналы, густой сетью покрывавшие подходы к Берлину. Большинство рек и каналов имело ширину от восьми до тридцати метров. Берега их, как правило, были крутыми, часто укрепленными бетоном или камнем. Через водные преграды имелись многочисленные мосты, которые гитлеровцы при подходе наших войск взрывали или минировали. От своевременного захвата исправного моста порой зависел успех целого соединения. Для выполнения таких стремительных и дерзких операций были созданы инженерно-разведывательные группы. Тщательно подобрали и подготовили личный состав этих групп, материальную часть. Разведгруппы возглавили смелые и решительные командиры.
24 апреля передовой батальон 47-й танковой бригады подошел к небольшому лесу, расположенному в четырех километрах восточнее города Науен. Разведчики доложили, что оба железнодорожных моста через канал Хаупт-Гросс, преграждающий путь к городу, были взорваны. На шоссейной дороге имелся железобетонный мост, однако его гитлеровцы заминировали и хорошо охраняли.
Для захвата моста была направлена группа в составе четырех танков, взвода автоматчиков и взвода минеров 3-го гвардейского батальона. Под прикрытием дымовой завесы танки подошли к мосту на расстояние восемьсот — тысяча метров и открыли по охране огонь из орудий и пулеметов. Гитлеровцы спрятались в укрытия. Воспользовавшись этим, автоматчики и минеры перебрались по торчавшим над водой фермам взорванного железнодорожного моста на другую сторону канала, зашли в тыл к гитлеровцам, охранявшим шоссейный мост, и внезапным налетом перебили их.
Минеры бросились к проводам, идущим к зарядам на мосту. Первыми к ним подбежали старший сержант Н. Сокол, рядовые В. Демин и П. Варава. Но вражеские пули сразили героев-гвардейцев. Тогда на место погибших встали командир группы капитан Д. И. Шимаровский, сержант Нечипуренко, рядовые Бушуев и Доронин. Несмотря на ранение, воины перерезали провода, а затем обезвредили и сняли с опор полтонны тротила и три авиационные бомбы весом по двести пятьдесят килограммов. Во время разминирования автоматчики заняли круговую оборону и прикрывали огнем своих товарищей — минеров.
Капитан Шимаровский дал серию зеленых ракет — сигнал «Путь свободен». Боевые машины 47-й танковой бригады на большой скорости прошли по мосту и с ходу ворвались в город Науен. Ошеломленные гитлеровцы в панике бежали, бросив большое количество различного оружия и военного имущества.
На следующий день передовой отряд 9-го гвардейского танкового корпуса был вынужден остановиться перед каналом Закровер Парец у деревни Шленице, примерно в пяти километрах от Потсдама. Железнодорожный и шоссейный мосты через канал были взорваны. Ширина канала — пятьдесят метров, глубина — около четырех метров. С противоположной стороны гитлеровцы вели методический артиллерийско-минометный огонь. Подходы к разрушенным мостам прикрывались несколькими пулеметами.
Минеры-разведчики установили, что центральная опора железнодорожного моста была взорвана и обе его фермы повисли на береговых опорах. Вскоре сюда прибыл подполковник Г. И. Гасенко. Оценив обстановку, комбат решил приспособить для пропуска танков разрушенный мост. Поверх ферм установили клеточные опоры из бревен. На них уложили прогоны и настил. К утру 65-я танковая бригада переправилась по мосту на южный берег канала. Пока готовилась переправа, минеры обследовали подступы к мосту и сняли около двадцати противотранспортных мин RMi-43.
Отличились и саперы роты капитана Курносова. Они обеспечивали наступление 47-й танковой бригады. На броне боевых машин передового танкового подразделения следовал взвод минеров старшего лейтенанта Н. И. Гурылева. Недалеко от города Бранденбург танкисты разгромили гитлеровский артиллерийский полк, совершающий марш. Преследуя бежавших в панике фашистов, два танка в одной колонне с гитлеровскими тягачами и автомашинами проскочили через мост на Зило-канале на глазах растерявшейся охраны. Очутившись на противоположной стороне канала, танки развернулись и открыли огонь из пушек и пулеметов по охране моста.
Старший лейтенант Гурылев и его минеры соскочили с танков и бросились к береговым опорам моста. Быстро обрезав провода, они сняли взрывчатку. Мост был захвачен в полной исправности.
Оправившись от неожиданности, гитлеровцы попытались отбить мост, но были отброшены танкистами и саперами. В этой операции отличились сержант Захаров, младшие сержанты Балакин, Жилин, Путилов, рядовые Глазов, Орлов, Юрии. Смертью храбрых пали минеры рядовые Будь, Крылов, Чекия.
Овладев Потсдамом и Бранденбургом, 9-й гвардейский танковый корпус повернул на восток, ведя наступление на Берлин с запада.
Минеры подполковника Гасенко расчищали танкам путь от мин и фугасов, уничтожали затаившихся фаустников, ликвидировали завалы и баррикады.
Заняв после жестоких боев в Берлине район Шарлоттенбург, боевые машины 9-го гвардейского танкового корпуса с утра 30 апреля начали продвигаться к центру города, в направлении парка Тиргартен. Нашим саперам пришлось кроме разминирования и расчистки улиц от баррикад и завалов проделывать взрывным способом проходы в каменных заборах и стенах зданий для танков и пехоты. Действовали они и в составе штурмовых групп с пехотинцами 33-й мотострелковой бригады корпуса.
На мосту через Лендвер — канал на Берлинерштрассе — гитлеровцы соорудили большую баррикаду из трамваев, автобусов, автомашин, телеграфных столбов и кирпича. Все подходы к ней были заминированы. В ночь на 2 мая, под прикрытием огня танков и пехоты, группа минеров под командованием сержанта Магрова поползла к баррикаде.
Под сильным ружейно-минометным огнем противника минеры сняли на подступах к мосту двадцать две противотанковые мины. Сержант Магров, рядовые Муравкин и Шуленин были ранены, но продолжали выполнять поставленную задачу. Взрывом нескольких зарядов они проделали в баррикаде проход для танков. Затем перерезали электропровода, ведущие к подрывной станции, и обезвредили установленные под мостом пять авиационных бомб, весом по сто килограммов каждая.
У прохода через баррикаду отважные воины выставили указку, на которой было написано: «Дорога к рейхстагу разминирована, мин нет!»
* * *
В конце апреля штаб бригады располагался в пригороде Берлина, а наши войска уже дрались в центре гитлеровской столицы. Нужно было как можно скорее найти место для командного пункта бригады, ближе к нашим батальонам. На поиски нового КП генерал Иоффе направил меня и подполковника Голуба, более или менее знакомого с лабиринтом улиц.
По карте наметили подходящий для этой цели район стадиона у озера Вайсензее. Добрались до стадиона. Кругом какая-то подозрительная тишина. Советских солдат и местных жителей не видно. Двери под трибунами стадиона закрыты.
— Давай, Володя, заглянем! — предложил я водителю.
Взяв на всякий случай автоматы, осторожно подошли.
— А ну! — Володя пинком ноги ударяет по двери, она распахивается…
Мы оцепенели от картины, открывшейся нам. Под трибунами плотно, один к одному, стояли и лежали гитлеровские солдаты и офицеры.
Что делать? Нас всего трое, а фрицев больше сотни. Пойти назад — могут пристрелить в спину.
Не сговариваясь, взяли автоматы наизготовку и шагнули вперед. Сейчас же к нам подошла худенькая женщина в белом халате с красным крестом на груди. Она испуганно повторяла: «Кранк, кранк!»
Действительно, многие перевязаны, но, пожалуй, больше здоровых. При нашем приближении гитлеровцы вставали и медленно поднимали руки. Оружия ни у кого не видно. Осмотревшись, мы не спеша вышли со стадиона. Дверь закрыли на засов. Немедленно вернулись в штаб и направили на стадион автоматчиков. Пленено было около двухсот гитлеровцев. Под трибунами обнаружили большие продовольственные склады.
* * *
Накал уличных боев в Берлине все нарастал. Ожесточенные схватки шли за каждую улицу, квартал, дом, баррикаду. Вместе с войсками 3-й ударной армии сражались наши 2-й и 4-й батальоны, а с 5-й ударной — 5-й и 7-й.
В ночь на 29 апреля воины 79-го стрелкового корпуса генерала С. Н. Переверткина под ураганным огнем по мосту Мольтке преодолели Шпрее и вышли на подступы к рейхстагу. Получив это сообщение, мы взялись за карты. Если верить им, то до рейхстага осталось каких-нибудь пятьсот метров!
Там сейчас сражается наш 4-й батальон подполковника Эйбера. Он входит в состав оперативной группы подполковника Голуба. Утром 30 апреля я отправился на его командный пункт. Он располагался в трехэтажном доме берлинского пригорода Плецензее.
Александр Александрович коротко доложил, что 4-й батальон сейчас участвует в штурме здания министерства внутренних дел — «дома Гиммлера». Наши саперы действуют в составе штурмовых групп. Трудно приходится.
Неожиданно где-то совсем рядом застучали скорострельные зенитки. Затем глухо ухнули разрывы авиационных бомб.
— Товарищ полковник, может, пойдем в щель? — предложил Голуб. — Крытая, фрицевская… — И, не дожидаясь моего согласия, бросил радистам: — Пошли, ребята!
В удобной, обитой тесаными досками щели воздушный налет переносится куда спокойнее. Над нами низко, со свистом, непривычно стремительно, промчался самолет. Видимо, реактивный. Почти тотчас же рядом оглушительно грохнуло. Потемнело в глазах. Когда через несколько секунд пришел в себя, вижу, как Голуб широко открывает рот, но не слышу ни слова. Неужели оглох от контузии? Но нет! Услышал доносившуюся со двора ругань — наши солдаты на все лады проклинали фашистских летчиков. Все в порядке — слух возвратился! В подвале нас ожидал сюрприз. Его своды, оказывается, были сделаны из необожженного кирпича, кое-как скрепленного цементом, и от близких разрывов обвалились. Останься мы в подвале, пришлось бы нам худо…
Голуб продолжил прерванный налетом разговор:
— Понимаете, Виктор Кондратьевич! В штурмовых отрядах совместно действуют стрелки, саперы, артиллеристы, танкисты, огнеметчики. Успех приносит четкое взаимодействие. А ведь люди собраны из разных частей, плохо знают друг друга. Да и командиры не успевают сработаться…
Александр Александрович задел мое больное место. Еще во время боев за Познань и Прагу Варшавскую я смутно чувствовал, что для уличных боев существующая организация войск не очень подходит. Ведь даже штурмовые инженерно-саперные бригады, специально предназначенные для прорыва укрепленных полос и действий в городах, не имели в своем составе артиллерии и танков. В нашей же бригаде даже станковых пулеметов не было. Опыт боев в Берлине показывал, что для уличных боев нужны специальные штурмовые полки или бригады, состоящие из стрелковых подразделений, но с большим количеством саперов — по взводу, а то и по роте на стрелковый батальон. Эти части должны быть усилены огнеметчиками и химиками-дымзавесчиками. Естественно, им необходимы собственная артиллерия, самоходные орудия и танки. При такой организации четкое взаимодействие, видимо, будет организовано гораздо лучше.
Во второй половине дня 30 апреля до нас дошел слух — начался бой за рейхстаг. В оперативной группе Голуба пока точных данных об этом нет. Решаю побывать в 4-м батальоне и уточнить все на месте. От района Плецензее до моста Мольтке по прямой всего несколько километров. Однако попытка проехать туда наиболее коротким путем, по Биркенштрассе, окончилась неудачей. Сравнительно широкая улица оказалась совершенно непроезжей из-за заваливших ее обломков зданий, остатков баррикад, многочисленных воронок и пылающих зданий. Пришлось сделать крюк и ехать по Альт Моабитштрассе. С трудом добрались до набережной Кронпринца. Перед нами темные воды Шпрее. Река не широкая — каких-нибудь тридцать — сорок метров. Крутые берега, высотой до трех метров, одеты гранитом.
Около въезда на мост Мольтке стоит почерневшая от огня тридцатьчетверка. Из-за нее нам машет солдат-регулировщик:
— Стойте! Дальше на машине нельзя, могут обстрелять!
Бегом проскакиваем мост и сразу же сворачиваем направо — под прикрытие огромного, занимающего целый квартал, шестиэтажного здания из красного кирпича. Это и есть «дом Гиммлера».
Все окна первого этажа, выходящие к Шпрее, заложены кирпичом или мешками с землей. В стенах видны огромные проломы, некоторые еще дымятся. Встречаем солдата с забинтованной головой и рукой на перевязи. Он просит закурить. Затягиваясь папиросой, показывает на разрушения:
— Наши «ванюши» с того берега поработали. — И, заметив мое недоумение, поясняет: — Затащили на второй этаж и через Шпрее ударили…
В заваленном кирпичом и битым стеклом внутреннем дворе неожиданно встречаю заместителя командира 4-го батальона по политической части майора Чернова. Михаил Дмитриевич выглядит очень утомленным. Он коротко рассказывает, что подразделения батальона принимали участие в бою за «дом Гиммлера», взрывом проделали пролом в стене и помогли ворваться во внутренний двор, затем подорвали несколько баррикад на Кепигсплац.
— Как с политобеспечением?
— Да вот перед боем провели короткие митинги под лозунгом «Добьем фашистского зверя в его берлоге!». В роте капитана Канашина коммунисты — ветераны боев решили взять шефство в бою над молодыми солдатами из недавно прибывшего пополнения. Мы это начинание распространили по ротам.
Делая пометку в блокноте, я подумал, что в данном случае лучшей формы партийно-массовой работы не придумаешь. Ведь это позволяет сохранить человеческие жизни в последние часы битвы с фашизмом.
— Хотите посмотреть на рейхстаг? — предлагает Чернов. — Там наши установили Красное знамя инженерных войск 1-го Белорусского фронта.
Через пролом в стене хорошо видно окутанное дымом и пылью здание рейхстага — до него каких-нибудь пятьсот метров. Фасад с шестью колоннами. Две башенки по краям. Посредине полуразбитый стеклянный купол. Рейхстаг дымится, из окон второго этажа время от времени вспыхивают огоньки выстрелов…
— Первый этаж уже захвачен, — поясняет Чернов. — Сейчас добивают фашистов в верхних. Добьем!
Однако боевые действия еще не закончились. Утром 1 мая на командный пункт подполковника Эйбера вбежал заместитель командира батальона майор Д. М. Полещук:
— Фрицы атакуют со стороны Тиргартена, пытаются прорваться к рейхстагу. Впереди танки и самоходки…
— Вот сволочи! — выругался капитан интендантской службы П. Л. Левченко. — Не дали солдатам позавтракать! А ведь такой кулеш организовали…
Данный текст является ознакомительным фрагментом.