Глава 5 Красное и чёрное

Глава 5

Красное и чёрное

1. Союзники

Взаимоотношения с центральной советской властью представляют собой наиболее драматичную сторону истории махновского движения. Основу сотрудничества этих двух сил составляла не только совместная борьба с белыми, но и близость лозунгов, образов будущего «без помещиков и капиталистов», самосознание себя как «советских». Разногласия были очевидны, но первоначально обе стороны надеялись на то, что союзник осознает свои ошибки.

Если большевистское руководство возлагало в этом надежды на комплекс воспитательных и реорганизационных мероприятий, то Махно скорее на логику революционного процесса, на сближение авангарда революции с позицией широких трудовых масс, в том числе и крестьянских: «…В этих зелёных, толстых и сочных стебельках растёт великая, не подлежащая цифровой оценке помощь революции. Нужно только, чтобы революционные власти поумнели и отказались от многого в своих действиях; иначе ведь население пойдёт против революции: иначе население, трудовое население не найдёт в завоеваниях революции полного удовлетворения и одним только отказом оказать революции добровольную материальную (в смысле пищи) помощь нанесёт ей удар несравненно более сильный, чем какие бы то ни было вооружённые отряды калединской, корниловской и иной контрреволюции»[218], — вспоминал Махно о своих надеждах в отношении большевиков. Увы, большевики «не поумнели», и коммунистическая власть столкнулась с крестьянством.

* * *

Первые сведения о махновцах донесла до Красной Армии разведка: «По всей линии оперирует Махно со своими войсками. Войско у него организованное, командный состав подобранный, сознательный. Совсем иное войско там оперирует — добровольцы. Чувствуется страшная ненависть к петлюровцам…»[219] К этому моменту махновцы контролировали район Орехово — Пологи — Воскресенская — Лозовая. Красное командование стремилось выйти сюда и превратить действующие здесь партизанские соединения в красные полки.

Между тем махновцы, ещё в начале января вобравшие в свой состав несколько тысяч полувооружённых повстанцев Приазовья, страдали от нехватки боеприпасов и винтовок. Несколько дней боёв с белыми — и боезапас был израсходован, а повстанцы прижаты к Гуляйполю. Сдавать свою «столицу» они не хотели. 24 января — 4 февраля 1919 г. здесь велись ожесточённые бои с переменным успехом. Лишённые патронов бойцы отбивались от превосходящего их по численности неприятеля в штыковых схватках.

Несмотря на противоречия с большевиками, махновцы в сложившихся условиях были обречены на союз с ними. Единственную возможность достать боеприпасы и вооружение давала Красная Армия. Ещё в начале января Махно приказывал Чубенко: «Может удастся соединиться с Красной армией, которая по слухам захватила Белгород и перешла в наступление по всему Украинскому фронту. Если будешь иметь с ней встречу, заключи с ней военный союз»[220]. Махно не дал Чубенко полномочий на ведение каких-либо политических переговоров с красными, и эмиссар «батько» ограничился лишь заявлением о том, что «мы все идём за советскую власть»[221].

С севера в район действий Махновцев входила Особая группа красных под командованием Дыбенко. Павел Ефимович Дыбенко представлял собой тот характерный тип революционера, который метался между анархизмом и большевизмом, сочетая свойственное многим анархистам буйство с большевистской авторитарностью. Как и Махно, он вышел из низов, и уже в юности, работая грузчиком, вступил в контакт с революционным подпольем, вернее всего — анархистским (сам Дыбенко позднее пытался представить себя старым большевиком). Но кружок, к которому примкнул Дыбенко в Риге, был не террористическим, а пропагандистским, посему юноша не оказался на каторге, а был призван во флот. Там он связался с большевиками и принялся за пацифистскую пропаганду. Дыбенко к тому же отличался физической силой, что помогло ему приобрести авторитет среди матросов. После начала революции 1917 г. Дыбенко стал депутатом Гельсингфорсского совета, а в мае возглавил Центробалт — организацию матросов Балтийского флота, среди которых были широко распространены не только большевистские, но и анархистские идеи. Эта позиция предопределила дальнейшую карьеру Дыбенко. Большевик во главе Центробалта — большая удача Ленина.

За участие в июльских событиях Дыбенко просидел месяц в Крестах, зато вышел в ореоле революционной славы, которая подкрепилась и участием в боях с немцами у Даго в октябре. Теперь у большевиков был свой кандидат в морские министры. Блестящему революционеру под стать была не менее яркая подруга — член ЦК большевиков Александра Коллонтай.

Приняв активное участие в организации Октябрьского переворота, Дыбенко вошёл в Совнарком.

Как же такой большой человек оказался в приднепровских степях во главе всего лишь дивизии?

Всё стало рушиться после того, как в феврале 1918 г. немцы двинулись на Петроград. Отряды моряков во главе с Дыбенко были наголову разбиты. В обстановкой острой политической борьбы вокруг Брестского мира Дыбенко оказался «крайним» за поражение и был снят с поста. Дыбенко и Коллонтай продолжали выступать против Брестского мира, и тогда бывшего наркома арестовали. Выйдя на свободу под поручительство жены, Дыбенко сбежал в Самару, где пользовался популярностью у леваков от анархистов до левых эсеров. Накануне бунта леваков в Самаре большевики договорились с Дыбенко о прощении грехов. Самарского Махно из него не получилось. Но и былого доверия партии не было. Пришлось начинать военную карьеру сызнова — на этот раз сухопутную. Командовать подпольщиками, батальоном. Наступление красных на Украину стало шансом — батальон быстро вырос в дивизию — крестьянство поддержало большевиков, о которых сохранило хорошие воспоминания с 1918 г. За месяц Украинский фронт вырос в 3–4 раза. А тут новые перспективы — в дивизию Дыбенко вливаются отряды, каждый из которых может стать армией — бывший петлюровец Григорьев и анархист Махно. Уж с анархистом-то Дыбенко найдёт общий язык. А сам — вперёд на Крым, где можно создать свою вотчину.

После встречи Чубенко с Дыбенко 26 января махновцам были переданы патроны, позволившие уже 4 февраля перейти в наступление. Под Михайловкой махновцы разбили белых, насчитав около сотни трупов противника. Взяв Орехов и Пологи, 17 февраля махновцы вошли в Бахмут. В это время численность махновцев оценивалась уже в 7000 бойцов[222].

Военно-политический союз был скреплен передачей повстанцам нескольких тысяч итальянских винтовок, которые ещё сыграют в истории движения свою роковую роль. Махно получил патроны к ним, а также 2 миллиона рублей жалованья бригаде.

19 февраля Особая группа Дыбенко была реорганизована в Первую Заднепровскую украинскую советскую дивизию.

Махновцы вошли в неё в качестве 3-й бригады. В эту же дивизию на правах бригады вошли формирования атамана Никифора Григорьева, переметнувшегося от петлюровцев. Украинская государственность переживала тяжёлые времена. От неё уходила часть войска, крестьяне были недовольны политикой Директории и сочувственно встречали красных.

Красные командиры получили установку наладить хорошие отношения с атаманами. «Дыбенко ему сказал, что он на самом лучшем счету у большевиков коммунистов», — вспоминает Чубенко о встрече комдива с Махно. Вероятно, на встрече Дыбенко пожаловался Махно на анархистов. Последний по окончании встречи назвал их «политическими шарлатанами», которые «набрали авансов у Советской власти и не отчитались», что ухудшает отношения с красными[223]. Впрочем, к этому времени у Махно накопились и свои противоречия с первой волной городских анархистов, прибывших в район, и претензии коммунистов пали на благодатную почву.

Большевистское оружие позволило вооружить ждавшее своего часа крестьянское пополнение. В результате 3-я бригада 1-й Заднепровской дивизии стала расти как на дрожжах, обгоняя по численности и дивизию, и 2-ю Украинскую армию, в составе которой 3-я бригада сражалась позднее. Если в январе у Махно было около 400 бойцов, то в начале марта — уже 1000, в середине марта 5000, а в конце апреля 15–20 тысяч. Пополнившаяся в результате «добровольной мобилизации», махновская бригада развернула наступление на юг и восток. Первоначально красные командиры относились к формированию махновцев скептически: «Под Бердянском дело — табак. Махно льёт слёзы и вопит о поддержке»[224]. Через неделю, однако, пройдя с боями за полтора месяца свыше 100 км, махновцы ворвались в Волноваху и Бердянск. Западный бастион Деникина был ликвидирован.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.