Гибель империи

Гибель империи

К началу 80-х годов II в., т. е. после десяти с лишним лет действия закона о «запрете клики», обстановка в империи как будто не претерпела заметных перемен. Лин-ди со своими любимцами – евнухами развлекался в парках дворца и пользовался любой возможностью для того, чтобы пополнить свою личную казну. Но благополучие в столице было только внешним. По-прежнему государственный аппарат раздирали внутренние интриги и усобицы, постоянно грозившие взорвать оболочку внешнего спокойствия. Накалялась обстановка в низах общества, среди которых быстро росла популярность оппозиционных религиозных сект. Наибольший успех выпал на долю вождя секты «Тайпиндао» Чжан Цзюэ, который за десять с лишним лет проповеднической деятельности приобрел несколько сотен тысяч последователей во всех восточных и центральных районах империи. По-видимому, основную массу сторонников Чжан Цзюэ составляли беглые крестьяне [Хоу Хань шу, цз. 54, с. 27а].

Чжан Цзюэ создал из своих приверженцев мощную военизированную организацию и назначил свержение ханьской династии на 184 год – первый год нового шестидесятилетнего цикла. Незадолго до намеченного срока бывший сподвижник Чжан Цзюэ выдал двору одного из руководителей секты, некоего Ма Юаньи, готовившего мятеж в столице. Власти выявили и казнили более тысячи людей Ма Юаньи из простонародья и даже дворцовой охраны. В связях с мятежниками были уличены и два высокопоставленных евнуха: Сюй Фэн и Фэн Сюй [Хоу Хань шу, цз. 71, с. 2а]. Чжан Цзюэ спешно призвал своих сторонников к оружию. Так весной 184 г. началось одно из самых крупных в истории Китая народных восстаний – восстание «желтых повязок».

Вопрос о месте мятежной секты в политической борьбе того времени крайне запутан в источниках, что и неудивительно ввиду глубоких раздоров среди правящих верхов империи. Тот факт, что двор до последнего момента ничего не знал об агитации Чжан Цзюэ, свидетельствует, несомненно, о кризисе доверия к династии со стороны как бюрократии, так и провинциальной элиты.

Сохранились намеки современников на то, что местные чиновники просто боялись доносить о деятельности вождей «Тайпиндао», не желая рисковать своей карьерой. Нельзя отрицать и определенной идейной преемственности между повстанцами и «учеными служилыми людьми». Многое в доктрине мятежных сект было частью общего наследия космологических, этических и социальных воззрений ханьской эпохи, и по многим пунктам нравственный идеал «Тайпиндао» смыкался с моралью «чистоты». Вспомним, что еще в 166 г. ученый-маг Сян Кай оправдывал свою критику евнухов ссылками на даосские книги, почитавшиеся сектантами. Известно, что разного рода религиозные проповедники и «святые люди» пользовались покровительством верхушки местного общества. В надписи на одной из стел II в. даосы (дао ши) фигурируют как авторитеты в делах божественных [Ebrey, 1980, с. 336].

Весьма вероятно также, что Чжан Цзюэ долгое время не придавал своей проповеди конкретного политического смысла и лишь незадолго до начала шестидесятилетнего цикла выдвинул лозунг вооруженного восстания. Подобная эволюция известна, в частности, из истории другой даосской секты того времени – секты «Пяти доу риса»¹.

Как бы там ни было, возможность сотрудничества опальных лидеров провинциального общества с повстанцами была вполне реальной. Недаром сразу после начала восстания влиятельнейшие придворные сановники чуть ли не в ультимативной форме потребовали от Лин-ди немедленной отмены «запрета клики». Одновременно на императора посыпались доклады, в которых вся вина за катастрофу возлагалась на евнухов. Главной мишенью критики стал всесильный диктатор Чжан Жан – его прямо обвиняли в тайном сговоре с мятежниками [Хоу Хань шу, цз. 57, с. 14а, цз. 58, с. 11а-б, цз. 66, с. 17а, цз. 78, с. 31а-б].

Благодаря покровительству Лин-ди евнухи не сдавали позиций и даже, ссылаясь на утверждения некоторых критиков о том, что в случае отстранения гаремных узурпаторов от власти восстание «прекратится само собой», сами обвинили своих противников в потворстве мятежу и расправились с наиболее непримиримыми из них. В знак лояльности они пожертвовали свои личные средства на содержание армии, высланной против мятежников [Хоу Хань шу, цз. 78, с. 31б, цз. 57, с. 15а]².

Все же Лин-ди был вынужден уступить давлению бюрократии: 4 апреля 184 г., спустя месяц после начала восстания, жертвы одиозного закона получили прощение.

Противоречивые известия о взаимоотношениях «желтых повязок» с отдельными группировками внутри господствующего класса дали пищу для различных оценок этих взаимоотношений в научной литературе. Точка зрения Ё. Кавакацу, М. Танигавы и Чжэнь Чжиюня, считающих повстанцев и «чистых» ши союзниками в едином оппозиционном движении, уже была подвергнута критике. Другой японский исследователь, Т. Мацудзаки, полагает, что «желтые повязки» нашли поддержку в стане евнухов, стремившихся вырваться из политической изоляции [Мацудзаки, 1974].

Однако предположение Т. Мацудзаки кажется в целом неправдоподобным, а его аргументация – неубедительной. В действительности, как мы уже знаем, евнухи и их противники не составляли двух четко оформленных лагерей, обладавших некими альтернативными программами. Более того, и те и другие имели, по существу, одинаковую классовую природу и в этом смысле равно противостояли восставшим. Хотя поборники «чистоты» и евнухи из тактических соображений могли апеллировать к «желтым повязкам», последние представляли собой, несомненно, самостоятельную политическую и идеологическую силу.

Если правитель решает трудные дела страны, он может быть уверен в себе, он непременно достигнет того, к чему стремится. Однако не приходилось слышать, что кто-то достиг желаемого и избежал бедствий, если притеснял преданных слуг, губил благородных мужей, развращал низы, наносил вред верхам.

Мо-цзы

Поднятое Чжан Цзюэ восстание поначалу развивалось успешно и охватило почти всю восточную половину империи. После кратковременной паники двор перешел к решительным действиям. Против повстанцев были брошены отборные войска под командованием Лу Чжи, а позднее Хуанфу Суна и Ван Юня. Все эти полководцы-сановники были противниками евнухов и, по-видимому, еще до официальной отмены «запрета клики» взяли к себе на службу ряд авторитетных опальных деятелей. На юге, в среднем и нижнем течении Янцзы, военными операциями против повстанческих отрядов также руководил известный «чистый» муж – Ян Сюй. Решающие сражения развернулись в Хэбэе и Хэнани. С помощью дружин провинциальных магнатов ханьским генералам в течение десяти месяцев удалось разбить или рассеять основные силы восставших. Чжан Цзюэ умер в разгар боев, сменившие его вожди были взяты в плен и казнены.

Получив реляции о разгроме мятежников, Лин-ди сменил девиз царствования и на том счел дело законченным. Менять что-либо в своей политике он явно считал излишним. По наущению евнухов он даже сместил генералов – победителей бунтовщиков, что, несомненно, подлило масла в огонь фракционной борьбы. Однако о возврате к прежним временам не могло быть и речи. Брожение в народе не угасало. Разрозненные отряды «желтых повязок» продолжали действовать еще в течение десяти лет. Многотысячные отряды повстанцев скопились в горах Хэйшань на территории Хэбэя и Хэнани. Крупные восстания имели место в Сычуани, Шаньси, южных районах империи.

Внутренние войны изменили саму структуру власти на местах. Утратившую всякую эффективность имперскую администрацию заслонили практически независимые военные вожди из местных магнатов. Возвращение же в государственный аппарат членов «клики» делало неизбежной новую смертельную схватку евнухов и бюрократии, тем более что военные победы внушили врагам служителей гарема уверенность в своих силах. Недаром приближенный Хуанфу Суна, отпрыск именитой служилой семьи Янь Чжун сразу после удачной кампании своего начальника против «желтых повязок» уговаривал его выступить против Лин-ди [Хоу Хань шу, цз. 71, с. 5б]. В том же 185 г. Сян Кай вместе с правителем Цзичжоу Чэнь И, сыном Чэнь Фаня, поднял мятеж против двора под видом карательной экспедиции против «желтых повязок» [Саньго чжи, цз. 1, с. 3б].

В попытке удержать почву под ногами Лин-ди и его окружение решились на реформы. В 188 г. император внял совету Лю Яня, предложившего назначить из числа «высоких чиновников с чистым именем» новых губернаторов округов, так называемых чжоу му, вверив им широкие административные и военные полномочия. Свою реформу Лю Янь мотивировал необходимостью укрепления центральной власти, но на деле она лишь ослабила ее.

Новые губернаторы, первоначально назначенные в 5 из 13 округов, тут же повели себя как самостоятельные региональные правители. В сентябре 188 г. Лин-ди организовал новую дворцовую гвардию – так называемую армию Западного парка. Во главе новой армии был поставлен евнух, но непосредственное командование ее восемью отрядами находилось в руках бюрократии – чиновников внешнего двора.

В мае 189 г. покровитель евнухов Лин-ди неожиданно умер. На престол евнухи возвели под именем Шао-ди сына фаворитки Лин-ди по фамилии Хэ. Старший брат новоявленной императрицы-матери Хэ Цзинь получил звание регента и пост главнокомандующего.

Хэ Цзинь, сын мясника, не мог похвастаться знатными предкам и своей карьерой был обязан служителям гарема. Но теперь он стал достаточно силен, чтобы подумать о том, как избавиться от своих прежних покровителей. Разумеется, нашлись люди, которые потребовали от главнокомандующего сделать это как можно скорее. Настойчивее других был один из командиров «армии Западного парка», выходец из знатного служилого клана Юань Шао, предлагавший перебить разом всех евнухов. Хэ Цзинь поделился планами переворота с императрицей, но не получил от нее поддержки. Не будучи уверенным в успехе задуманного предприятия, Хэ Цзинь для начала разослал полевым армиям приказы идти к столице.

Между тем слухи о готовившемся перевороте дошли до ушей евнухов. Недолго думая они пригласили к себе Хэ Цзиня и, напомнив главнокомандующему, что предавать старых друзей нехорошо, отрубили ему голову. Это случилось 22 сентября 189 г.

Узнав об убийстве Хэ Цзиня, Юань Шао и его двоюродный брат Юань Шу немедленно повели императорскую гвардию на штурм дворца и к вечеру окружили его Северный павильон, где укрылись евнухи. Фань Е рассказывает:

«Юань Шу закрыл ворота Северного павильона и приказал воинам хватать и убивать всех евнухов, старых и молодых. Убитых оказалось более двух тысяч. Были безбородые мужчины, зарубленные по ошибке. Некоторым, чтобы уцелеть, приходилось обнажаться» [Хоу Хань шу, цз. 69, с. 17б-18а].

Чжан Жану вместе с группой евнухов и малолетним Шао-ди удалось ускользнуть от расправы, но на рассвете беглецы были настигнуты уХуанхэ воинами под командованием разжалованного генерала Лу Чжи. Евнухи утопились в реке, а Шао-ди вернули в полуразрушенный дворец, где он объявил всеобщую амнистию, дабы не разбираться в запутанных событиях недавнего прошлого.

Противники евнухов наконец-то расчистили себе путь к власти, но воспользоваться плодами своей победы им не довелось.

В тот же день в столицу вошел вызванный XЭ Цзинем с западных границ генерал Дун Чжо, располагавший мощной армией. Он-то и стал полновластным хозяином Лояна. Дун Чжо присвоил себе звание первого советника императора, а потом и вовсе заменил на престоле Шао-ди своим ставленником – Сянь-ди. Своим воинам, среди которых добрую половину составляли кочевники, он позволял безнаказанно грабить столичных жителей, мотивируя это их правом на долю добычи, как будто речь шла о захвате вражеского города.

Дун Чжо реабилитировал погибших от руки евнухов людей «клики» и заставил служить себе ряд видных деятелей «чистой» критики, в том числе Хуан Ваня, Цай Юна, Сюнь Шуана, Ван Юня. Но в глазах бюрократии он был, разумеется, узурпатором. Юань Шао бежал на восток и занялся организацией ополчения, чтобы повести его против новоявленного диктатора.

Стратегия ведения войны такова: если сил в десять раз больше, чем у врага, окружи его; если в пять раз больше, атакуй его; если в два раза больше, раздели свои силы. Если силы равны, можешь с ним сразиться. Если сил меньше, перехитри его. Если тебя превосходят, избегай его. Поэтому упорствующий с малым станет пленником большого.

Сунь-цзы

Вслед за Юань Шао на восток бежал его сослуживец по «армии Западного парка», 34-летний офицер Цао Цао. Его отец был приемным сыном влиятельного евнуха и при Лин-ди занимал высокие должности при дворе. Но Цао Цао обладал достаточным политическим чутьем для того, чтобы не связывать свою судьбу с одиозными служителями гарема, а искать покровителей среди «славных мужей». После смерти Лин-ди Цао Цао был дружен с Юань Шао, хотя с его планом поголовного истребления евнухов не согласился, предложив ограничиться казнью нескольких «отъявленных злодеев». На сей раз он поддержал призыв Юань Шао покарать узурпатора и примкнул к созданному тем союзу девяти правителей восточных областей империи. Правда, участники этой коалиции, не доверяя друг другу, воздерживались от активных действий против Дун Чжо. В свою очередь тот не посмел предпринять решительное наступление, ограничившись разорением центральных районов. Дун Чжо даже счел за благо перевести двор в более безопасное место – в Чанъань.

9 апреля 190 г. часть армии Дун Чжо вместе с императором и его свитой покинули дымящиеся руины разграбленного и сожженного Лояна; не пощадили и императорский дворец. Жителей столицы гнали кнутами, как пленников, и трупы их устилали дорогу.

Сам Дун Чжо прибыл в Чанъань через год, создав и там атмосферу террора. Наконец в мае 193 г. он был убит собственным телохранителем, подосланным сановником Ван Юнем. Вскоре, однако, трое командиров Дун Чжо вошли в Чанъань, казнили значительную часть свиты Сянь-ди и тут же передрались между собой. Один из них, Ли Цзюэ, увел императора в свой лагерь, сжег его дворец, а императорских наложниц отдал конникам-варварам в награду за службу.

Более двух лет Сянь-ди и его сановники пробыли на неслыханно унизительном положении пленников развязной солдатни. Наконец им удалось уговорить главарей враждовавших отрядов отпустить их обратно в Лоян.

В сентябре 195 г. двор тронулся в опасный путь по разоренной войнами и кишащей разбойниками местности. Лишь спустя почти год, едва отбившись по дороге от своих бывших опекунов, задумавших вернуть их в Чанъань, Сянь-ди и его спутники достигли восточной столицы. Но жизнь их не стала легче.

Вот пять признаков, из которых можно узнать о победе:

Тот, кто знает, когда можно сражаться, а когда нельзя, одержит победу.

Тот, кто понимает, как использовать большие и малые силы, одержит победу.

Тот, у кого верхи и низы горят одним и тем же желанием, одержит победу.

Тот, кто, будучи полностью готов, ждет неподготовленного, одержит победу.

Тот, у кого полководец способный, а правитель не мешает ему, одержит победу.

Сунь-цзы

«В то время, – повествует хронист, – все дворцы и здания в Лояне были уничтожены огнем. Чиновники укрывались бурьяном и жили среди голых стен. Провинциальные правители имели сильные армии и не присылали подношений. Придворные сановники были истощены голодом. Начальники Палаты документов и те, кто был ниже рангом, сами ходили собирать дикие злаки. Некоторые из них умерли с голоду среди голых стен, иные убиты солдатами» [Хоу Хань шу, цз. 9, с. 11а-б]. У сановников Сянь-ди был один выход – отдаться под защиту могущественного военного вождя.

Между тем, пока двор Сянь-ди томился в Чанъане, на востоке обезглавленная бюрократия распалась окончательно, а бывшие члены коалиции против Дун Чжо погрязли во внутренних раздорах. В 192 г. они разделились на две группировки. Во главе одной из них стоял самый могущественный военный лидер востока Юань Шао, контролировавший Хэбэй и север Шаньдуна. В союзе с Юань Шао действовали Цао Цао в западной части Шаньдуна и правитель юго-западной области Цзинчжоу Лю Бяо. Им противостояли Гунсунь Цзань, правитель северо-восточной области Ючжоу, укрепившийся в Хуайнани Юань Шу и Тао Цянь в области Сюйчжоу (южный Шаньдун). Чуть позже Сюйчжоу завладел бежавший из Чанъаня убийца Дун Чжо Люй Бу.

Три года войны между этими региональными вождями тянулись с переменным успехом, но наиболее окрепшими из них вышли Юань Шао и Цао Цао. К ним-то и обратился за помощью Сянь-ди во время своего бегства из Чанъаня в Лоян. В ставке Юань Шао его просьбу решили оставить без внимания. Юань Шао не пожелал даже номинальным присутствием императора связывать себе руки и своим отказом продемонстрировал полное равнодушие к судьбе ханьской династии. Цао Цао, напротив, без колебаний согласился взять на себя заботу об императорском дворе. Он лично явился на аудиенцию к Сянь-ди и убедил (или вынудил) императора перебраться в его ставку – город Сюй в Инчуани.

Переезд ханьского двора на восток и реставрация фасада дворцовой жизни открыли новую страницу в карьере Цао Цао. Из заурядного регионального лидера Цао Цао преобразился в представителя центральной власти, защитника и опору трона.

Поначалу эта роль как будто не принесла Цао Цао ощутимых политических дивидендов. Напротив, он дал повод своим противникам называть его узурпатором. Лю Бяо в союзе с отрядами распавшейся армии Дун Чжо даже выступил против Цао Цао, но потерпел неудачу. Юань Шу отреагировал еще резче – он сам провозгласил себя императором. Наконец, принимая Сянь-ди, Цао Цао делал неизбежным столкновение с превосходящими силами Юань Шао.

И все же Цао Цао вышел победителем в борьбе за власть в традиционном политическом центре Китая. Не прошло и трех лет, как он сумел сокрушить или усмирить ближайших соседей на юге, а затем одержал серию побед над Юань Шао. Потрясенный внезапным падением, тот умер в 202 г., а еще через три года Цао Цао захватил последний оплот преемников Юань Шао – область Цзичжоу. Правда, правители Ляодуна, западных и южных окраин бывшей империи сумели отстоять свою независимость, а впоследствии полководцы Лю Бэй и Сунь Цюань создали свои собственные царства – первый в Сычуани, второй в нижнем течении Янцзы.

Но все это не умаляет достижений Цао Цао, успех которого тем более поразителен, что начинал он, по существу, с нуля. Происхождение его было самым неподходящим для роли «вождя Поднебесной», а в междоусобные войны он вступил после бегства из Лояна с пятью тысячами воинов, завербованных им на собственные средства. Ясно, что понять причины успеха Цао Цао – значит понять многое в истории того смутного времени.

В политическом отношении Цао Цао следует поставить в заслугу умелое манипулирование принципом лояльности императору и патрону – основу основ политики в тогдашнем Китае.

Нельзя сказать, чтобы идея преданности династии была для тогдашних китайцев непререкаемой догмой. Власть императора обосновывалась двумя концепциями: одна связывала царствование династии с движением космических сил; согласно другой, законность династии удостоверялась признательностью ее подданных, иначе говоря, обладанием ею «надежд Поднебесной». Ни одна из них не гарантировала ханьскому дому вечной власти. Напротив, политизированная космология была с успехом использована и частью служилых верхов, и «желтыми повязками» в антиханьской борьбе, а распространение «чистой» критики не могло не расцениваться как свидетельство утраты династией моральной поддержки.

Современники Сянь-ди прекрасно понимали, что слава ханьского дома навсегда ушла в прошлое. Но они столь же хорошо отдавали себе отчет в том, что единственной альтернативой анархии была имперская государственность. Император нужен был только как символ единства, но от этого потребность в нем не уменьшалась. Именно в данном качестве и использовал Цао Цао ханьский двор. Разыгрывая из себя бескорыстного спасителя и верного слугу трона, он в действительности создавал свой собственный режим. Кроме того, выступая от высочайшего имени, Цао Цао мог быстро восстановить нормальную деятельность бюрократического аппарата.

Противники Цао Цао ничего не смогли противопоставить его двусмысленной, но вполне соответствующей запутанной обстановке тех лет политике. Юань Шу, провозгласив себя императором, стал фигурой одиозной, потерпел ряд сокрушительных поражений и через два года умер, на смертном одре передав императорский титул Юань Шао.

Между тем последний после реставрации ханьского двора в г. Сюй пребывал в полной растерянности. Он не посмел бросить вызов династии и даже предложил Сянь-ди перебраться в его владения. Но момент был упущен, и попытки Юань Шао исправить свой промах уже не могли избавить его от репутации изменника. Даже близкие сподвижники Юань Шао заявляли, что, поскольку он был целиком обязан своим влиянием долгому процветанию его рода при ханьском дворе, ему следовало бы откликнуться на просьбу Сянь-ди о помощи. Более того, в глазах многих семейство Юаней, предавшее императора, само лишилось морального права требовать преданности от своих подчиненных.

Несомненно, это обстоятельство сыграло свою роль в быстром разгроме армии Юань Шао. Что же касается Цао Цао, то он мог быть последовательным в своих требованиях лояльности императору и ему лично, хотя и здесь не обходилось без издержек. Так, Цао Цао не только прощал, но и высоко отзывался о перешедших на его сторону сподвижниках Юань Шао, которые, несмотря на угрозу смертной казни, из чувства долга скорбели о гибели бывшего патрона [Саньго чжи, цз. 11, с. 12б, 16б, цз. 12, с. 16б]. Едва ли позиция Цао Цао свидетельствует, как полагает Т. Ёсинами, о сугубо формальном характере «милости» господина и «преданности» слуги в то время [Ёсинами, 1957, с. 31]. Скорее наоборот: допуская изъявление преданности бывшему мертвому хозяину, Цао Цао мог рассчитывать на твердое соблюдение преданности ему лично.

В экономической сфере успех Цао Цао обеспечила программа устройства государственных поселений – тунь тянь. Впервые они были созданы в 196 г. вокруг новой императорской столицы, а затем и в других, главным образом пограничных, районах. Массы бродячего люда сажались на землю и выплачивали администрации Цао Цао налог в размере 50 или 60% урожая в зависимости от того, имели ли поселенцы собственный тягловый скот или пользовались казенным. Воины, не участвовавшие в боевых действиях, тоже были обязаны обрабатывать землю. Так появилось традиционное для раннесредневековой эпохи разделение на «военные» (бин тунь) и «гражданские» (минь тунь) поселения, причем воины стояли на социальной лестнице ниже свободного крестьянства.

Начинание Цао Цао оказалось чрезвычайно эффективным. По отзыву хрониста, «за несколько лет все закрома были заполнены зерном» [Саньго чжи, цз. 16, с. 1б]. Система аграрных поселений позволила Цао Цао сравнительно легко решить проблему снабжения армии и чиновничьего аппарата, ставшую камнем преткновения для его соперников.

Обратимся к особенностям режима Цао Цао.

Политическая обстановка тех лет характеризовалась противоборством тенденций к сепаратизму и к централизации. Первая была представлена местными магнатами, вторая – участниками «погони за оленем», как с древности в Китае именовали междоусобную борьбу военных вождей за единоличное господство. Региональные лидеры занимали промежуточную позицию, и их отношения с местными «сильными домами» были неодинаковы в разных районах.

В южных областях мы наблюдаем большей частью тесное сотрудничество между провинциальными правителями и локальной элитой. На такого рода союзе, скрепленном брачными узами, зиждилась власть Лю Бяо в Цзинчжоу и семейства Суней в Цзяннани.

На севере положение локальных лидеров было более неустойчивым. Многие из них были сметены вихрем войн, другим рано или поздно приходилось выбирать себе хозяина из числа крупных военных вождей, прежде всего Юань Шао и Цао Цао.

О различиях политических курсов двух гегемонов севера мы располагаем сведениями, так сказать, из первых рук. В 197 г. Цао Цао, получив от Юань Шао высокомерное послание, распорядился составить достойный ответ обидчику. Его советники Го Цзя и Сюнь Юй представили памфлет, в котором в десяти пунктах обосновывалось превосходство Цао Цао над его соперником.

Документ этот заслуживает того, чтобы быть приведенным целиком³:

«(1) Шао много церемонится и манерничает, Вы же полагаетесь на естественность. Это превосходство в праведности (дао). (2) Шао действует как изменник, Вы же заставляете Поднебесную покорно сле довать за Вами. Это превосходство в преданности долгу. (3) В конце Хань управление расстроилось из-за благодушия. Шао хочет исправить благодушие благодушием, оттого и не может добиться успеха. Вы водворяете порядок строгостью, так что верхи и низы знают свое место. Это превосходство в управлении. (4) Шао с виду великодушен, а в душе завистлив. Не доверяя другим, он позволяет занимать высшие посты только родственникам. Вы с виду безыскусны и просты, но по натуре прозорливы и рассудительны. Вы доверяете людям, привлекаете только талантливых и не делаете различия между близкими и дальними. Это превосходство в расчете. (5) Шао строит много планов, но он нерешителен и всегда сомневается в успехе. Вы, приняв решение, тут же осуществляете его и действуете в зависимости от обстановки. Это превосходство в стратегии. (6) Своим высоким положением Шао обязан знатности рода. Он кланяется и расшаркивается, чтобы заслужить похвалу. Поэтому за ним идут много мужей, любящих болтовню и внешний лоск. Вы в отношениях с людьми полностью искренны и не заботитесь о пустых красотах. Вы привлекаете сторонников простыми манерами и не скупитесь для тех, кто имеет настоящие заслуги. Все презирающие лицемерие, честные, прямые, дальновидные и действительно стоящие мужи хотят служить Вам. Это превосходство в добродетели (дэ). (7) Когда Шао видит замерзшего или голодного человека, на его лице появляется выражение участия и жалости, но то, чего он не видит, его не беспокоит. Это называется женской человечностью. Вы, хотя и можете иногда забыть о пустяках вблизи Вас, со всеми в пределах четырех морей обращаетесь хорошо в главном, и милости, распространяемые Вами, превосходят ожидания. Вы относитесь беспристрастно ко всем, даже к тем, кого не видите, и тем самым помогаете всем. Это превосходство в человечности. (8) Шао борется за власть как временщик, сея клевету и смуту. Вы управляете правдой (дао), не оставляя места злословию и кривотолкам. Это превосходство в мудрости. (9) Шао неумеет отличить истину от лжи, Вы поощряете правых учтивостью и караете неправых законами. Это превосходство в воспитании (вэнь). (10) Шао любит впустую демонстрировать силу, но ничего не смыслит в военном искусстве, Вы с малыми силами побеждаете многочисленного врага и имеете талант полководца. Ваши воины уважают Вас, враги Вас боятся. Это превосходство в военном искусстве» [Саньго чжи, цз. 14, с. 8б-9а].

Памфлет Го Цзя любопытен во многих отношениях, но мы отнесемся к нему только как к историческому свидетельству. Нельзя, конечно, не учитывать содержащегося в нем элемента риторики и намеренной тенденциозности. Но последовательно развиваемый автором контраст между деловитым, решительным Цао Цао и манерным, слабовольным Юань Шао, надо думать, навеян действительными различиями между наследником традиций служилой знати и его соперником, вынужденным самостоятельно пробивать себе дорогу к власти.

Полководец – это поддерживающая опора государства. Если его знания крепки, государство обязательно будет сильным. Если в опоре появятся трещины, государство неизбежно ослабеет.

Сунь-цзы

Юань Шао (отчасти подражая самому Конфуцию) писал о себе в послании к Сянь-ди в 196 г.: «Ваш подданный родом из именитой семьи, вырос в столице, сведущ только в хороших манерах и не обучен военному делу» (Хоу Хань шу, цз. 74а, с. 166]. Есть свидетельства того, что «благодушие» Юань Шао означало на практике попустительство в отношении местных магнатов [Саньго чжи, цз. 1, с. 23а, цз. 11, с. 16б].

Правдоподобен и образ Цао Цао, согласующийся с прочими сведениями о властолюбивом полководце, который «был распущен и не заботился о правилах поведения» [Саньго чжи, цз. 1, с. 1б]. Памфлет Го Цзя дает представление о программе и образе мыслей Цао Цао – человека дела, готового добиваться цели любыми средствами и признающего только личную доблесть.

Подмеченный Го Цзя курс его патрона на поощрение только по «действительным заслугам» приобрел позднее силу закона. Уже во втором десятилетии III в. Цао Цао трижды издавал приказы об отборе чиновников по личным способностям, объявляя, что, «даже если кто-нибудь имеет дурную репутацию, а над его манерами смеются и если кто-нибудь не блюдет человечности и сыновней почтительности, но искусен в управлении и командовании войсками, таких нужно брать на службу» [Саньго чжи, цз. 1, с. 21а, 39б, 44а].

Цао Цао отнюдь не был принципиальным противником конфуцианской морали. Просто, как всякий диктатор, он ставил интересы дела выше морали. Цао Цао требовал от своих служилых людей полной покорности и обращался с ними на редкость сурово: палочные наказания даже для высших чинов были в порядке вещей, многие сановники, чтобы не дать лишнего повода для подозрений, приходили на службу в скромном платье, собственноручно неся провизию и питье [Саньго чжи, цз. 13, с. 12б, цз. 23, с. 1б].

Хотя в политическом курсе Цао Цао было много общего с тактикой других региональных вождей, нет сомнения, что он с наибольшим успехом насаждал свою единоличную власть и в наименьшей степени был готов делиться властью с местными магнатами⁴.

Диктаторские полномочия Цао Цао были необходимым условием сохранения единства его весьма неоднородной группировки. Цао Цао собрал под своим началом представителей самых разных социальных слоев и групп – от предводителей покорившихся ему отрядов «желтых повязок» и местных магнатов до почтенных сановников ханьского двора и ученых людей. Японские и китайские историки неоднократно предпринимали попытки выделить одну или две доминирующие фракции в составе окружения Цао Цао, но все они кажутся малоубедительными [Ван Шэннань, 1964; Яно, 1976, с. 441, 465-467].

Слова Го Цзя о «беспристрастности» его патрона не просто пропагандистский прием: Цао Цао твердо держал курс на воссоздание единой империи и никому внутри своего блока не отдавал предпочтения ни по региональному, ни в известных пределах по социальному признакам.

В целом режим Цао Цао после 196 г. включал в себя три основных компонента. Формально высшая власть принадлежала императору, на деле игравшему вместе со своей свитой чисто декоративную роль. Основой могущества Цао Цао была военная организация, возглавляемая им лично. Ключевые посты в армии Цао Цао вручал только своим родственникам и особо доверенным советникам. Одновременно Цао Цао контролировал третью силу своего режима – высшие органы гражданской администрации, служившие связующим звеном между императором и военным диктатором.

Отношения между Цао Цао и примкнувшими к нему военными вождями, как и в других региональных группировках, строились на основе личных отношений «хозяина» и его «слуг». На высокие административные должности Цао Цао отбирал главным образом методом «прямого назначения», что, как мы помним, предполагало личную преданность рекомендованного лица его патрону [Гои, 1956, с. 19-20].

Таким образом, режим Цао Цао складывался как своего рода одна личностная фракция Цао Цао в оболочке регулярной военно-бюрократической организации.

Избранная Цао Цао тактика принесла ему успех, но не устранила внутренних конфликтов в его лагере. Политической линии Цао Цао свойственна глубокая двойственность в отношении и к императору, и к местной элите, и к бюрократии. В частности, начавшееся с Цао Цао противостояние военной диктатуры и императорско-бюрократической системы еще несколько столетий служило источником постоянной политической нестабильности в Китае.

Личность и курс Цао Цао во всех их противоречиях отобразили сложную обстановку межвременья. Посмотрим, как повлияла эта обстановка на судьбы культурной традиции ши.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.