Глава IV ОБСТАНОВКА В АНГЛИИ

Глава IV

ОБСТАНОВКА В АНГЛИИ

Нормандцы прекрасно знали Англию. Викинги — а они приходились родней нормандцам — совершали набеги на Англию и Нейстрию в IX–X вв., и только случай распоряжался тем, по какую сторону Ла-Манша они решали осесть. Область датского права была своего рода «английской Нормандией». Однако с тех давних пор две страны стали неуклонно развиваться в разных направлениях. В тот же самый период, когда Англия под властью Свейна Вилобородого, его сына Кнута и его внуков приобретала все более скандинавский облик, нормандцы перенимали французские обычаи. И в 1066 г. английский король с датским именем Харальд (Гарольд) сошелся в бою с нормандским герцогом, носившим французское имя Гильом (Вильгельм). Родство двух народов, вероятно, постепенно уходило в небытие. Однако сохранилась память о той добыче, которую можно было захватить на английской земле. И если одни нормандцы отправлялись на поиски богатства в Апулию, то другие знали, что не так далеко от их берегов есть богатства куда более ценные, пусть даже и охраняются они более бдительно.

Англия была одной из богатейших стран Западной Европы. Благоприятный климат для земледелия и животноводства и обилие природных богатств, свободный доступ к морю и прекрасные порты — все это способствовало раннему развитию городов, живших за счет торговли, для которой они сами же создавали все условия. Серебряными монетами, не говоря уже о сокровищах, которые викинги вывозили из Англии в начале X в., восхищалась вся Европа. В более мирные времена, особенно при Эдуарде Исповеднике, английский королевский двор привлекал разных охотников за богатством — и мирян, и священнослужителей — со всех уголков христианского мира. Среди них были и нормандцы. Поскольку Роберт, аббат Жюмьежский, был епископом в Лондоне, а руанские купцы вели с этим городом оживленную торговлю, то вполне можно быть уверенным, что в герцогстве хорошо понимали, какая богатая добыча может достаться им в Англии.

Напомним, что в 1052 г. Англией правил стареющий и бездетный король, у которого не было прямого наследника. Вот так шанс для солдата удачи! И хотя церковная легенда, созданная вокруг Эдуарда в XII в., ныне развенчана, все же он остается загадочной фигурой. Сын английского короля Этельреда и нормандки Эммы, выросший в Англии в эпоху викингских нашествий, а затем вынужденный скрываться в Нормандии и соседних землях, он унаследовал свое королевство слишком поздно, да еще и неожиданно. Его царствование, пришедшееся на время между правлениями датчанина Гартакнута и полуангличанина-полудатчанина Гарольда, стало периодом неожиданного затишья в английской истории; так как в нем было что-то от славного древнеанглийского прошлого, позднее его стали расценивать как золотой век. Сомнений нет — Эдуард был удачливым королем. Он решительно преодолел все первоначальные трудности, искусно нашел выход из множества сложных ситуаций, возникших позднее, и подарил своей стране 23 спокойных года. Большинство ранних авторов уподобляли Эдуарда Соломону, чье имя означает «мир».

Однако сомнительно, что Эдуард на самом деле был миролюбивым человеком. Он происходил из воинственного рода, всегда был готов взяться за оружие и неустанно охотился. Хотя Эдуард часто выбирал самый легкий путь решения проблем, а осуществляя внутреннюю политику, обычно предпочитал сталкивать одну заинтересованную сторону с другой, чтобы получить возможность пойти своим собственным путем, он все же был беспощаден с врагами, если никто и ничто ему не препятствовали. В первые годы пребывания на троне он изгнал нескольких вождей скандинавской партии. В 1051 г. он отправил в изгнание своего тестя, эрла Годвина Уэссекского. Изгнания продолжались и в 1065 г. Один из современников писал, что в гневе Эдуард был ужасен, словно лев.

Однако после 1052 г. Эдуард начал слабеть. На смену годам интриг, перемежавшихся всплесками насилия, пришел период, когда он все больше возлагал обязанности, касающиеся управления и военных действий, на детей эрла Годвина, особенно на королеву Эдит, Гарольда, эрла Уэссекского, и Тостига, эрла Нортумбрийского. Королева управляла двором, а вышеупомянутые эрлы — двумя важнейшими пограничными областями страны. Такое разделение власти послужило лишь усилению английской монархии. Другие эрлы были еще молоды, и в стране не было партии, которая бы представляла угрозу для этого правительства — если оно сохраняло внутреннее согласие. Кстати, восстание 1065 г., в результате которого Тостиг был изгнан из Нортумбрии, увенчалось успехом лишь потому, что Гарольд отказался выступить против мятежников, а возможно, и сам подстрекал их к бунту.

Единственным недостатком этой политической схемы было отсутствие наследника престола. У нас нет достоверных свидетельств того, что в юности Эдуард дал обет безбрачия, и существует множество причин, чтобы сомневаться в этом. Однако, видимо, он все же не сильно интересовался женщинами и все еще не был женат, когда унаследовал трон в сорокалетнем возрасте. После этого он незамедлительно женился, что было мудрым решением, но так и не смог зачать детей, которых все от него так ждали. После 1052 г. проблема наследника престола становилась все острее.

За годы, проведенные в изгнании, Эдуард стал отличаться от своих соотечественников, а сев на трон, благоволил к иноземцам. Скандинавов он не любил — вероятно, этому мешали давние воспоминания, — но зато радушно относился к уроженцам западноевропейских стран — германцам, лотарингцам, фламандцам, французам и бретонцам. Из-за того, что впоследствии Англия была завоевана нормандцами, историки иногда не могут устоять перед искушением особо подчеркнуть якобы привилегированное положение выходцев из Нормандии. Однако германцев среди духовенства было значительно больше, чем нормандцев, а что касается мирян, то своим родственникам по материнской линии Эдуард уделял крайне мало внимания, в основном вознаграждая своих друзей и других родичей. В первые годы своего правления Эдуард был в особенно близких отношениях с Робертом, аббатом Жюмьежским, однако с ним в Англию приехали и лотарингские священнослужители, которых он жаловал никак не меньше. Кстати, в 1052 г. он принес непопулярного Роберта в жертву своим интересам — и, очевидно, без особых угрызений совести. Единственным иноземцем, получившим титул эрла в Англии, был Ральф, племянник Эдуарда, но он был не нормандцем, а сыном графа Вексенского. Даже если нормандцы в Англии блюли интересы своего герцога — а достаточных подтверждений этому у нас нет, — не может быть, чтобы Эдуард нанимал их с этой целью. Они просто были частью той группы придворных иноземцев, которыми король, долго живший в изгнании, предпочел себя окружить и которых он иногда вознаграждал бенефициями или фьефами на территории Англии. Однако двор, как и все королевство, во всех основных чертах оставался англо-датским.

Типичным примером подобного сочетания является Гарольд, сын Годвина, эрл Уэссекский с 1053 г. Его отец вышел из низших слоев английской знати, а мать Гита была чистокровной датчанкой из более благородной семьи. Нам известно, что родители строили насчет своих детей амбициозные планы и дали им основательную подготовку к государственным делам. Гарольда, например, обучали военному искусству. Он всегда предстает перед нами среди хускэрлов и тэнов^{9}, спокойный и уверенный в себе военачальник, открытый и жизнерадостный человек, физически сильный мужчина, любитель женщин, богатый и щедрый — в общем, пользующийся популярностью лидер. Его последующие достижения показывают, что он не был лишен и честолюбия. Все современники сходятся на том, что он был мудр, а также расчетлив, проницателен и никогда не страдал опрометчивостью. Особой набожностью Гарольд не отличался. Он построил одну коллегиальную церковь и совершил традиционное паломничество в Рим, но при этом он вторгался в церковные земли и благоразумно откладывал вступление в христианский брак до тех пор, пока не взошел на престол. Однако ни один прелат его не избегал, и даже св. Вульфстан Вустерский гордился тем, что был его исповедником. Люди верили, что в основном намерения у него добрые и что, став королем, он будет собюдать хотя бы внешние правила благочестия. Прежде всего в нем признавали решительного и справедливого правителя. Когда он был вторым лицом в королевстве после Эдуарда, Англия находилась в надежных руках.

Собираясь отвоевать область датского права, Альфред Великий и его прямые наследники реорганизовали военные силы королевства, создав флот, армию и систему обороны, основанную на укрепленных городах. В X в. слава Англии в военном деле достигла своего апогея. Короли завоевали Восточную Англию и Нортумбрию, разбили норвежских захватчиков, продвинулись в глубь Шотландии и навели страх на Уэльс. Позднее, при Этельреде, английские войска потерпели унизительные поражения от новых агрессоров, датчан, поскольку командование было хаотичным, а верность солдат своему государю вызывала сомнения. До 1066 г. повысить такой неустойчивый боевой дух англичан до нужного уровня так и не удалось. Кнут полагался в основном на свою датскую армию и флот, поэтому у Эдуарда не было необходимости держать многочисленные вооруженные силы. Вместо этого король и эрлы, как и их датские предшественники, нанимали для собственной охраны профессиональные отряды — главным образом, скандинавских хускэрлов, которые вместе со своими английскими дружинниками создавали небольшие частные войска. Помимо этого, до 1051 г. Эдуард содержал скромный наемный флот. В случае крайней необходимости или для проведения крупной кампании армию можно было усилить, призвав все военнообязанное население. Однако так как во время правления Эдуарда особой необходимости в многочисленной армии не было, простые воины, тэны, постепенно забывали свои боевые умения и традиции.

В своей основе английская военная организация была похожа на нормандскую. Однако было одно отличие в способе ведения боя: хотя англо-датские войска и передвигались верхом, сражаться они предпочитали спешившись, укрывшись за стеной из щитов. В 1066 г. английских отрядов, которые можно было назвать конницей в истинном смысле слова, было мало, если они вообще существовали. Что касается обороны, то тут англичане по-прежнему полагались на укрепленные города, поскольку частных замков — за исключением тех, что находились на землях, граничащих с Уэльсом, — в Англии не было. Боеспособность английского войска в 1066 г. оставалась загадкой, поскольку ее не подвергали испытанию при жизни двух поколений.

Тем не менее существовавшая военная система вполне справлялась с обеспечением порядка внутри страны. Единственную угрозу несли междоусобицы эрлов, но во время правления Эдуарда их почти всегда удавалось избежать. Англия была, без сомнения, самой мирной и хорошо управляемой страной Западной Европы. Чтобы платить наемным войскам, Эдуард почти со всего королевства собирал налог — гельд. Чеканилась исключительно качественная монета. Повсюду царило правосудие. Существовала развитая система управления: Эдуард был единственным королем, который жаловал права на владение землей, издавая указ, заверенный двухсторонней печатью, подвешиваемой внизу документа. В общем, Англия обладала некоторыми чертами цивилизованного государства. Однако Эдуард не интересовался искусством управления и не стремился ни к чему большему, кроме как спокойно пользоваться тем положением, которое он с таким запозданием занял. Административная система продолжала функционировать в том виде, в какой он ее застал; он лишь влил в нее новую кровь.

Что до английской церкви, то она неизбежно должна была подвергнуться суровому осуждению нормандских завоевателей. Даже если мы сделаем скидку на предубежденность захватчиков по отношению к покоренным и их заинтересованность в том, чтобы хоть как-то оправдать незаконное присвоение чужого добра, все-таки обвинения нормандцев были отчасти справедливы. Церкви всегда нуждаются в реформах, но, к счастью для них, редко предстают перед таким беспощадным судом, как это случилось с английской церковью в 1070 г. К концу правления Кнута великая английская церковная реформа X в. постепенно сходила на нет. Люди процветали и были поглощены мирскими заботами, а церковь примирилась существующим положением вещей. Монастырей было достаточно, и новых почти не возникало. Священнослужители не были замечены в вопиющих злоупотреблениях, так что по общеевропейским меркам английская церковь более чем заслуживала уважения. Однако ее духовенство не отличалось религиозным рвением. Более того, из-за своих римских корней, примеси кельтских обрядов и долгого периода изоляции от всего остального мира она приобрела некоторые особенности, которые могли вызвать неприятие у иноземцев.

Эдуард почти не старался улучшить сложившийся облик церкви. Несмотря на то что его благочестие восхвалялось следующими поколениями, он, по-видимому, не проявлял интереса к реформированию церкви. Он пожаловал некоторым доверенным священникам епархии и приблизил нескольких монахов. Кто-то из них был талантливым, кто-то — добропорядочным. Некоторым честолюбивым прелатам он позволил управлять несколькими епархиями, и далеко не всегда это были самые плохие епископы. По меркам того времени Эдуарда вряд ли можно было обвинить в каких-либо серьезных грехах. Хотя в начале царствования его иногда и подозревали в симонии, продаже церковных должностей, он не ввел это в обыкновение. Король радушно принимал при своем дворе иноземных аббатов, а к концу жизни искупил свои грехи, восстановив Вестминстерское аббатство, в стенах которого повелел себя похоронить. Эдуард был верующим человеком, однако никакой определенной церковной политики не проводил. Английской церкви не хватало четкого руководства ни со стороны короля, ни со стороны тех архиепископов, которых он назначал в Кентербери.

Церковь, предоставленная самой себе, превратилась в крайне разнородную общность. Насчитывалось несколько активных центров реформистского движения, таких как Йорк и Вустер. Некоторые монастыри — например, аббатства в Восточной Англии или Шерборне, — все еще сохраняли свое доброе имя. Была проведена реформа нескольких коллегиальных церквей, в которых был введен устав, превращавший представителей белого духовенства в общину каноников, следующую правилам общежития и отсутствия частной собственности. По меньшей мере один епископ перенес столицу своей епархии в более подходящее место. Однако реформы не были согласованными. Кроме того, стремительный упадок некоторых доселе прославленных общин пагубно сказался на репутации английской церкви в целом. В епархиях Кентербери и Винчестера, славившихся своими монастырями, дисциплина явно понизилась при архиепископе Стиганде, управлявшем ими обеими. Последним ударом по доброму имени Англии стало отлучение Стиганда от церкви папой римским за то, что он был назначен на архиепископскую кафедру Кентербери после низложения Роберта Жюмьежского. Стиганд так и не получил паллия. В общем, английская церковь не вполне заслуженно приобрела дурную славу в христианском мире.

Отсутствие взаимопонимания с Римом часто встречалось в церковной истории, однако для староанглийской церкви подобные разногласия являлись нетипичными — все-таки ни в одном другом государстве церковь не переживала таких периодов развития науки и образования и не была более верна делу св. Петра и «апостольским вратам»^{10}. Среди англичан уже укоренился обычай совершать паломничество в Рим. Добровольную подать Риму, «денарий св. Петра», впервые введенную в VIII или IX в., все еще продолжали платить, пусть и нерегулярно. Когда реформированное папство стало критиковать традиции английской церкви и возмущаться какими-нибудь несущественными нарушениями нормы, священнослужители Британии решили, что о них просто сложилось неправильное представление, ведь они по-прежнему были верны идеалам христианства, хотя в самом Риме царила безнравственность.

Рим с признательностью принимал не только английские деньги, но и английские произведения искусства. Английские книги, изделия из металла, да и любая английская церковная мебель, в основном изготавливаемая в монастырях, высоко ценились в Европе. Иноземцы, принявшие духовный сан в английской церкви, обычно посылали в дар к себе на родину какое-нибудь изделие местного изготовления. Во время правления Эдуарда в монастырях продолжали заниматься искусством, а церкви накапливали многочисленные сокровища. Однако литературная традиция слабела. Достойного преемника у Беды Достопочтенного не оказалось. В некоторых монастырях все еще продолжали составлять англосаксонскую хронику — летопись на национальном языке. В других местах по-прежнему переписывали образцы религиозно-дидактической литературы, также на древнеанглийском, особенно этим славился Вустер. Однако при этом была почти забыта латинская культура. Хотя все монахи и большинство епископов изучали латынь, пастырская традиция в Англии была настолько сильна, что большую часть написанного составляли указания для священников и их паствы, естественно, на местном наречии. Сложившаяся в Англии ситуация привлекала сюда тех, кто умел писать на латыни. Так, два монаха из аббатства Сен-Бертен во Фландрии, Фолкард и Госелин, нашли покровителей из числа английских епископов и стали трудиться над житиями английских святых. Тот энтузиазм, с которым их приветствовали в почтенных монастырях Британии, свидетельствует о том, что людей, хорошо знавших латынь, в стране действительно недоставало. Однако, как это ни парадоксально, здесь мы имеем дело не с проявлением невежества, а с редкой устойчивостью национальной традиции, из-за которой английская церковь казалась провинциальной, по-деревенски простой и даже неграмотной в глазах представителей других европейских церквей, где гораздо больше внимания уделяли латыни.

Богатство и утонченность, в сочетании с социальной, политической и церковной нестабильностью, давали повод народам, жившим в более простых и суровых условиях, презирать Англию. В общем, вполне естественно, что Британия стала жертвой своих соседей-агрессоров. В 1066 г. было невозможно предсказать, насколько угасли славные военные традиции англичан, сможет ли Гарольд, имеющий весьма шаткие права на королевский трон, сохранить верность своих воинов и насколько упорно британский народ будет сражаться с чужеземным захватчиком, если будет лишен своих полководцев.