АНТИКЛЕРИКАЛЬНОСТЬ И КАТАРИЗМ

Мы уже говорили, хотя и не слишком акцентировали это, что вся история средних веков, особенно с XI в., полна народными движениями, носившими сначала религиозный характер. Крестьяне и беднота следуют за Таншельмом, Эоном Летуальским или Генрихом Лозаннским [74] во имя чистой евангельской доктрины, которую бедные проповедуют бедным. Она не имеет ничего общего с богатством и могуществом прелатов, выставленными напоказ. Повсюду официальная церковь поддерживает сложившийся порядок — даже тогда, когда он в высшей степени несправедлив. Требование низов всегда одно и то же — посредники между Богом и человеком не нужны.

Церковная иерархия с ее ритуалами и таинствами — не что иное, как грандиозный обман с целью отобрать исключительно в свою пользу то, что должно принадлежать всем. Форма может быть более или менее радикальной, но суть всегда одна и та же. Тщетно пытается церковь самореформироваться. В ее структуре присутствует нечто, что делает ее неспособной в полной мере отвечать этим чаяниям. Она не только власть среди властей, она — сама Власть в своем наивысшем и всеобъемлющем выражении. В конце XII в. она не допустит ни перевода Писания лионскими бедняками на народный язык, что сделало бы его общедоступным, ни проповедей мирян, не имеющих на это церковных полномочий. Позднее лионцев стали именовать вальденсами по имени их основоположника Пьера Вальдо, богатого купца, кое в чем напоминающего святого Франциска Ассизского. Первейшая добродетель, которой церковь требует от верующих, — повиновение. Она пользуется и злоупотребляет знаменитым отрывком из Первого послания святого Петра, советующего повиноваться господам, даже дурным.

Однако мы видели, что если подобные движения и коснулись Юга, то зарождались они совсем не там и не там достигли наибольшего размаха, и, несомненно, оттого, что на Юге было меньше нищеты. Зато именно здесь катаризм укоренился глубже всего. Конечно, катары воспользовались всеобщими нападками на римскую церковь, которую они считали церковью дьявола или Антихриста. Но ведь подобные нападки — обычное дело в средние века, это мнение разделяют до некоторой степени даже самые ортодоксальные умы. К примеру, известны неистовые обличения Данте в начале XIV в. В памфлете против симонии он доходит до того, что пишет: «Это о вас, пастыри, писал Евангелист, провидя, как „та, что сидит на водах, блудила с царями“» (ср. Ап. 17:1-18). Но, порицая дурных прелатов, Данте чтит саму церковь, и, воскрешая в памяти инцидент в Ананьи с пощечиной его смертельному врагу Бонифацию VIII [75], он без колебаний пишет: «Я увидел в своем викарии плененного Христа».

Катары, напротив, отказывают римской церкви во всякой легитимности. Дурные нравы прелатов лишь следствие пороков, но не источник их. По их словам, церковь свернула с праведного пути еще со времени папы Сильвестра, правившего в начале IV в., свернула на следующий день после Миланского эдикта (313 г.), радикально изменившего ее положение и превратившего ее из церкви гонимой в церковь официальную. К этой эпохе относит появление пороков церкви и Данте, но у него речь идет только о пороках нравственных, в то время как катары, претендующие на соответствие первым христианам, особо настаивают на отклонении от доктрины. Потому катаризм ни в коем случае нельзя смешивать с антиклерикальными движениями, периодически потрясавшими средневековый христианский мир.

Собственно говоря, он и не был народным стихийным движением, подобно только что рассмотренным нами. Катаризм даже в большей степени охватил клириков, я имею в виду — людей образованных, чем мирян. В качестве доказательства отмечу лишь его первое появление на Западе. Это было в Орлеане, одном из двух крупных городов капетингского домена, в самом начале XI в., в правление Роберта Благочестивого [76], сына и наследника Гуго Капета. В 1022 г. король послал на костер как еретиков кое-кого из каноников собора Святого Креста в Орлеане, в том числе личного духовника королевы, так как они проповедовали еретические доктрины, признанные манихейскими. Позднее активными пропагандистами доктрины стали купцы, ремесленники и особенно ткачи. То есть нельзя сказать, что она не была в некотором роде народной, но речь следует вести об особой части народа. Это не неграмотное население деревень, сильнее всего и пострадавшее, а скорее городской люд, более образованный, с живым умом и многочисленными связями с высшими классами общества. Вот почему катаризм в своем распространении избрал именно французский Юг и Север Италии — потому что здесь городская культура была более развита, чем где-либо. Действительно, затронутым оказался почти весь христианский мир: мы обнаруживаем катаров на берегах Рейна и в Шампани, в Монвимере (ныне Монт-Эме), подле Вертю. Они встречаются также в Невере и прочих местах; но подлинными столицами катаризма стали города — Тулуза, Милан и Флоренция.