РАСКРЫТЫЕ ТАЙНЫ АРМАДЫ

РАСКРЫТЫЕ ТАЙНЫ АРМАДЫ

Решающая схватка быстро приближалась. Испания все еще владела самым сильным военным флотом и самой сильной армией, и Филипп II наконец решил рискнуть ими обоими. Ведь теперь в случае свержения Елизаветы английский престол достанется не Марии Стюарт, тесно связанной с Францией, а самому Филиппу II, которого шотландская королева объявила своим наследником!

Задача разведывательного обеспечения намеченной высадки в Англии была возложена Филиппом II на уже известного нам дона Бернандино де Мендосу. Оказавшись замешанным в заговор Трогмортона и вынужденный покинуть Англию, надменный испанец заявил Елизавете перед отъездом: «Бернандино де Мендоса рожден не возбуждать волнение в странах, а завоевывать их». Переехав в 1584 году в Париж, Мендоса первоначально с головой окунулся в борьбу между французскими католиками и гугенотами. Это был еще самый разгар религиозных войн, и каждая партия создала свою разведывательную службу — католическая лига, иезуиты, король, гугеноты и, конечно, испанцы. (В 1587 году парижский парламент даже завел собственную контрразведку для наблюдения за агентами всех остальных партий.) Однако, укрепив испанскую секретную службу во Франции, Мендоса. не терял из виду Англию.

Прежде всего он решил действовать испытанным способом подкупа. Надо сказать, что разница между взяткой и «законным» получением иностранной пенсии в то время была столь неясной и тонкой, что заинтересованные стороны могли с полным основанием не особенно вдаваться в это различие. Словом, нужные люди в Англии стали получать испанские деньги. Мендоса также усердно собирал информацию с помощью английской католической эмиграции. В 1586—1588 годах Филипп II получил от Мендосы первостепенной важности сведения о силах английского флота и передвижении кораблей, о строительстве новых судов и т.д.

К этому времени относится и «измена» английского посла в Париже сэра Эдварда Стаффорда, о смысле которой историки вот уже несколько столетий не могут прийти к единому мнению. Не подлежит сомнению, что Стаффорд, ранее ненавидевший Мендосу, приблизительно с 1587 года стал через испанского посла и католического вельможу-эмигранта Чарлза Арунделя продавать важные сведения в Мадрид. Сохранились письма, в которых сэр Стаффорд горько жаловался на несвоевременную выплату причитавшихся ему за это сумм. Поскольку, как мы знаем, уже ранее Стаффорд стал сотрудником Уолсингема, возникает вопрос, заделался ли он агентом-двойником или попросту дурачил испанцев посылкой ложной информации. Английский посол был азартным игроком в карты и успел наделать много долгов, так что поступление больших денежных переводов из Мадрида оказалось для него очень кстати. Известно также, что Уолсингем не раз выдвигал против Стаффорда различные обвинения, но тот тем не менее оставался на своем посту. Ясно также, что связи испанцев со Стаффордом не удалось сохранить в абсолютной тайне. Какие-то сведения просачивались. В 1587 году Филипп II узнал, что Лонгле — французский посол в Мадриде — был осведомлен о тайных свиданиях Стаффорда с Мендосой. Из Мадрида полетел приказ Мендосе более строго соблюдать секретность.

Параллельно с Мендосой пытался насадить свою агентуру в Англии испанский наместник в Нидерландах Александр Пармский. Он был против высадки испанской армии в Англии вплоть до полного завоевания Нидерландов и поэтому пытался с помощью подкупов членов английского тайного совета создать партию сторонников мира с Испанией. Английские лорды с охотой принимали все взятки, которые им давал испанский наместник, однако их переписка с ним велась под строгим контролем Берли и Уолсингема…

По сигналу из Мадрида со скрипом пришла в движение неуклюжая административная машина вселенской монархии. Кредиторам короля — южногерманскому банкирскому дому Фуггеров было предписано изыскать средства для нового займа. На эту же цель пошло и золото, притекавшее из колоний. Испанский посол потребовал у папы Сикста V миллион крон для богоугодного дела — покорения еретической Англии. Римский первосвященник куда бы охотнее истратил эти деньги на то, чтобы исторгнуть Неаполь из-под власти Филиппа. Но испанские гарнизоны стояли близко, и главе церкви оставалось лишь уступить, отводя душу во взрывах безудержной ярости. О них заботливо сообщали из «вечного города» иностранные дипломаты своим правительствам, которые с понятным вниманием следили за нравственными муками святого отца. А он доходил до неистовства при мысли, что приходится финансировать завоевательные планы испанского короля, прикрывавшиеся заботой о религии.

Однако главную лепту должна была внести сама Испания, которая уже сколько лет оплачивала дорогостоящую внешнюю политику и войны своего короля. Заморское золото недолго задерживалось в истощенной стране, оно уплывало для оплаты наемных армий, которые содержал Филипп в Италии, Германии, Нидерландах, на организацию заговоров во Франции и Англии, на строительство военных кораблей, на покупку предметов роскоши и даже товаров, необходимых для колоний, — они почти не производились в Испании, где ремесло и рост новой промышленности заглохли под непереносимым бременем налогов. Приходило в упадок сельское хозяйство. В стране было мало хороших дорог, а из рек только Гвадалквивир расчищали, чтобы сделать его судоходным вплоть до Севильи, куда обязаны были прибывать корабли из Нового Света. Печать оскудения коснулась не только крестьян, ее почувствовали и прожорливое духовенство, и спесивые гидальго, редко видевшие, подобно их современнику Дон Кихоту, обильный обед на своем столе, но по-прежнему чуждавшиеся любого производительного труда, приличествовавшего лишь простолюдинам…

Многочисленные бумаги, подписанные личным королевским секретарем Идиакесом, потекли во все провинции Испании, превращались в приказы местных властей, не обходившие самую глухую деревню. Хлеб, оливковое масло, солонина, вино в огромных количествах свозились в портовые города — в Кадис, Лиссабон, Сантандер. Каждому городу предписывалось снарядить корабль и поставить определенное число пехотинцев, матросов. Из Милана и Неаполя везли пушки, порох, ядра, подтягивались транспортные суда, построенные на верфях Генуи и Сицилии, из занятых испанцами фламандских городов были присланы опытные лоцманы. Четыре крупные эскадры, которые должны были составить костяк великой армады, формировались в Кастилии, Басконии, Португалии и Андалузии. Главными центрами стали Лиссабон, где находился командующий флотом Санта-Крус, и Кадис, где начальствовал герцог Медина Сидония, богатейший из испанских грандов.

Инструкции дона Филиппа предписывали держать все приготовления в «великом секрете». Однако английские шпионы отнюдь не чувствовали себя связанными этими предписаниями. Но в Лондоне не были удовлетворены даже полученными известиями, и адмиралу Фрэнсису Дрейку — главе «королевских пиратов», годами наводивших страх на испанские корабли, было поручено разузнать на месте, как обстоят дела. 19 апреля 1587 года корабли Дрейка неожиданно ворвались в гавань Кадис. Англичане хозяйничали в порту двое суток, не потеряв ни одного моряка. Они потопили и сожгли двадцать четыре стоявших на рейде суда. В них находился груз ценностью около трех четвертей миллиона дукатов. ещё более чувствительным был удар по испанскому престижу. Венецианский посол Липпомано доносил своему правительству: «Англичане — хозяева на море и делают там, что считают нужным. Лиссабон и все побережье находятся в положении, как если бы их подвергли блокаде».

Армада так и не отплыла в 1587 году, но Филипп II с еще большим упрямством продолжал подготовку своего «английского дела». Шотландский граф Мортон в обмен на субсидию выразил готовность начать боевые действия на северной английской границе, как только испанская эскадра достигнет британских берегов. Испанцы могли высадиться и в Ирландии, превратив ее в плацдарм для дальнейших военных операций против Англии. А в Нидерландах Александр Пармский осадил город Слейе, проигнорировал поспешившие ему на помощь английские полки и овладел этим портом, откуда наиболее удобно было подготовить переброску десанта через Ла-Манш.

Естественно, что усилия английской секретной службы все более сосредоточивались на сборе известий о подготовке огромной неповоротливой армады (около 800 кораблей, 30 тыс. моряков, 60 тыс. солдат), которая должна была отправиться из испанских гаваней для завоевания Британских островов. В каком бы месте Европы ни находились агенты Уолсингема, они жадно ловили вести, приходившие из Мадрида. И стекавшаяся по всем этим каналам информация в целом создавала достаточно полную и точную картину происходившего. Уолсингему удалось даже, используя связи между английскими купцами, ювелирами с Ломбард-стрит и североитальянскими банкирами, добиться, чтобы те отказали в кредитах Филиппу II. Это серьезно замедлило его военные приготовления.

Важным источником информации являлись португальцы, многие из которых были недовольны захватом их страны армией Филиппа II. Родственники поселившегося в Лондоне доктора Гектора Нуньеса — Г. Пардо и Б. Луис, совмещая шпионаж с контрабандной торговлей, привозили из Испании, кроме колониальных товаров, сведения о подготовке армады. Испанский король в конце концов приказал арестовать обоих шпионов-контрабандистов, но Пардо ухитрился даже из тюрьмы посылать письма в Лондон, которые доставлял капитан одного германского корабля.

Агент Уолсингема в Италии Энтони Станден — он жил там под именем Помпео Пеллегрини — отправил в Мадрид фламандца, брат которого служил в свите маркиза ди Санта-Крус (главнокомандующего «Непобедимой армадой»).

Фламандец посылал свои донесения через тосканского посла в Мадриде Джузеппе (или Джованни) Фильяции. Любопытно, что опытный моряк маркиз ди Санта-Крус скоропостижно скончался как раз накануне отплытия эскадры и был заменен неспособным и совершенно неопытным в морском деле герцогом Медина Сидония. Замена в немалой степени способствовала последующим успехам английских кораблей в борьбе против испанского флота. Уолсингем получил копию отчета о состоянии армады накануне отплытия, который был составлен для Филиппа II. Недаром после возвращения Фильяцци из Мадрида на родину Станден обещал ему выхлопотать особое благодарственное письмо королевы. (Использование послов дружеских держав, аккредитованных при вражеских правительствах, а также вообще дипломатов, которых можно было побудить к оказанию услуг Англии, все более входило в практику секретной службы Уолсингема.) Помимо фламандца, Станден имел в Испании и других агентов и мог твердо сообщить, что армада не отплывет в 1587 году.

На протяжении всего времени подготовки армады не прекращался приток сведений в Лондон. Но потом Уолсингем как будто на время потерял ее из виду — он считал, что она рассеяна ветрами, тогда как в действительности корабли не покинули еще испанских гаваней. Однако вскоре информация снова стала поступать регулярно. Станден организовал сеть шпионов на всем протяжении Атлантического побережья Франции, вдоль которого двигалась армада. Как только агент Стандена замечал на горизонте испанские корабли, он садился на коня и мчался в одну из французских гаваней в Ла-Манше, переезжал через канал и являлся для доклада к Уолсингему. Испанские галеоны передвигались медленно, агенты Стандена намного быстрее, и Уолсингему было точно известно, где в данный момент находится неприятель. Английские капитаны знали заранее, когда покажется неприятель, как лучше подходить к галеонам, чтобы оказаться вне зоны огня испанских пушек.

В апреле 1588 года Филипп II пришел к выводу, что пробил долгожданный час для отплытия армады. Это было невиданное еще собрание судов по размерам и по числу пушек, и по количеству находившихся на борту солдат. Эскадра состояла из 130 военных кораблей и вооруженных транспортов, имевших две с половиной тысячи орудий, свыше 27 тыс. солдат и матросов. Ее возглавил взамен умершего опытного моряка адмирала Санта-Круса герцог Медина Сидония. На торжественной религиозной церемонии в Лиссабонском кафедральном соборе кардинал эрцгерцог Португалии от имени короля вручил новому командующему знамя армады, вышитое знатными дамами и освященное самим римским папой (христианскому воинству незачем было знать, в каких крепких выражениях Сикст V отзывался об «английском деле» короля). Чтобы еще больше подчеркнуть значение нового крестового похода, среди толпы вельмож стояли потомки конкистадоров — завоевателей Нового Света — Кортеса и Писарро. Жерла трехсот пушек извергли грохот приветственного салюта, когда пышная процессия доставила святое знамя армады на адмиральский корабль «Сан Мартин».

На эскадре поддерживалась строгая дисциплина. После отплытия каждый вечер палубы оглашались пением благодарственных гимнов. Многочисленные священники и монахи без устали служили обедни. Были изгнаны божба и азартные игры и уж совсем вопреки всем обычаям не было разрешено брать на корабль веселых девиц, составлявших компанию морякам в таком далеком и трудном плавании. Впрочем, этот последний запрет соблюдался далеко не на всех судах.

Отплытию «Непобедимой армады» предшествовала длительная тайная война. Еще за десятилетие до этого Елизавета поставила во главе английской секретной службы сэра Френсиса Уолсингема (его начальником стал прежний руководитель разведки Уильям Сесил лорд Берли — первый министр королевы). Недоверчивый пуританин, не привыкший брезговать никакими средствами, Уолсингем повел упорную борьбу против всех противников Елизаветы, связанных с Мадридом, в частности против иезуитов. Поединок секретных служб становился все более напряженным по мере того, как выявлялись планы подготовки армады.

В целом испанская разведка много уступала секретной службе Уолсингема. Однако дело было вовсе не в качестве информации, притекавшей в Мадрид от испанских шпионов в Англии. Хотя они и передавали сведения о военных приготовлениях и политических мерах Английского двора, но ни они, ни сам их коронованный повелитель не могли осознать главного. А главное сводилось к тому, что экономически наиболее могущественные классы Англии — новое дворянство, разбогатевшее на конфискации монастырских земель, и городская буржуазия — твердо решили не допустить губительной для их интересов католической реакции. Еще больше они не желали, чтобы она была насаждена в Англии с помощью иностранной «папистской» армии. В отражении испанской угрозы эти классы опирались на полную поддержку английского народа; даже значительной части католического населения не улыбалась мысль об установлении испанского господства. В результате правительство Елизаветы могло с полным успехом объявить о созыве по сути дела всеобщего ополчения и, что еще более важно, опереться на лояльную поддержку всех органов местного самоуправления в городах и графствах, принявших на себя расходы по обучению и обеспечению оружием и продовольствием выставленных ими военных отрядов. Портовые города выделили средства и приложили все усилия к снаряжению боевых судов. Лондонское Сити предоставило в распоряжение правительства 2 тыс. солдат и 30 кораблей. В результате Елизавета получила столь серьезные ресурсы, что могла принять решение не нанимать ни иностранные корабли, ни иноземных моряков. Более того, английское правительство отказалось от денег, кораблей и матросов, которых предложили прислать протестантские страны — Дания и Швеция. Испанская дипломатия пыталась и здесь найти хорошую сторону. Она видела луч надежды для своего повелителя в том, что королева и ее советники из-за своих успехов стали слишком самонадеянны и слишком уверены, что справятся с любой армией, которая высадится в Англии. Неизвестно, насколько эти утешительные соображения успокоили дона Филиппа, но они очень показательны. Даже испанские дипломаты порой понимали весь авантюризм предприятия и предпочитали закрыть на это глаза.

Весьма характерно, что Англия смогла в короткий срок снарядить флот, превосходивший по мореходным качествам боевых кораблей, по дальнобойности артиллерии и по выучке матросов армаду, созданную напряжением всех ресурсов огромной Испанской империи. После длительного ожидания попутного ветра 29 мая 1588 года армада покинула устье реки Тахо и двинулась на север. Неблагоприятные ветры сделали продвижение очень медленным, а буря у мыса Финистер рассеяла ее корабли и заставила их поспешно укрыться в гавани Лa-Корунья. Три недели ушло на починку. Впрочем, эти же ветры помешали английскому флоту, посланному навстречу армаде, встретиться с ней по пути. Лишь в конце июля армада стала приближаться к английским берегам. Тщетно опытные моряки советовали герцогу Медина Сидония атаковать английские эскадры — ему было предписано Филиппом вступить в сражение не ранее, чем он примет на борт и благополучно доставит в Англию испанские войска Александра Пармского. В результате сами испанцы уступили инициативу англичанам, имевшим значительно меньшие по объему, но более маневренные и лучше вооруженные для морского боя суда. Терпя многочисленные потери, 27 июля армада прорвалась через Ла-Манш и вошла в гавань Кале в Северной Франции. Еще через два дня она передвинулась в Дюнкерк, а в Ньюпорте должна была производиться погрузка на транспорты солдат Александра Фарнезе. Многодневные атаки английских кораблей измотали и совершенно лишили испанских капитанов уверенности в своих силах. Неприятель, пустив в дело в три раза меньше кораблей, чем имела армада, все время был нападающей стороной.

В такой обстановке вдруг 29 июля на эскадре стало известно о приближении на всех парусах английских брандеров — груженных порохом судов, при взрыве которых погибали и находившиеся неподалеку вражеские корабли. Воцарилась паника. Капитаны приказывали рубить канаты якорей, чтобы побыстрее рассредоточить сгрудившуюся массу армады. Несколько кораблей столкнулись друг с другом, а поднявшаяся буря погнала оставшиеся суда обратно, в сторону Кале, куда эскадра добралась к 31 июля, расстроив свои боевые порядки. В стычках с англичанами и в результате кораблекрушений было потеряно полтора десятка кораблей, значительная часть остальных расстреляла без толку свой запас пороха и ядер, имела серьезные поломки. Вокруг находились опасные песчаные мели. Военный совет армады решил, что у нее нет возможности высадить десант в Англии и что она не сможет вернуться старым путем в Испанию. Чтобы избежать сражения с английским флотом, было решено взять курс на север и, обогнув берега Англии, Шотландии и Ирландии, возвратиться на родину.

Это было началом конца. Долгий путь по неизвестным морям, изобиловавшим опасными рифами и скалами, отсутствие продовольствия, ураганные ветры и непогода довершили разгром армады, начатый пушками Фрэнсиса Дрейка, Хокин-са, Фробишера и других британских адмиралов. Из 120 кораблей, прибывших к Ла-Маншу, 63 было потоплено, в том числе 26 самых крупных боевых судов. 10 сентября в Сантандер прибыл корабль адмирала Медина Сидония, а за ним постепенно и другие суда — жалкие остатки эскадры, отправленной покорить Англию во славу контрреформации и ради вселенских притязаний испанского короля.

Во время обратного пути армады ее по-прежнему не оставляло своим вниманием ведомство Уолсингема. Отдельные испанские суда бросали якорь около берегов Шотландии и в тех районах Ирландии, которые еще слабо признавали или вовсе отказывались подчиняться власти английской королевы.

13 сентября испанский галеон появился в заливе Табирмори на Гебридских островах, надеясь пополнить запасы воды и съестных припасов. Английский посол в Шотландии Уильям Эшби немедля получил известие о прибытии корабля водоизмещением в 1400 т с 800 солдатами на борту и послал срочное донесение Уолсингему. По-видимому, судно село на мель, или же по другим причинам оно долгое время не могло выйти в море, 8 ноября Эшби сообщил Уолсингему, что испанцы все еще находятся в заливе. Это очень мало устраивало королевского министра. Как раз в эти дни среди жителей появился приятный в обращении незнакомец, одетый в шотландскую юбочку — традиционный костюм горца. 8 ноября ему удалось под каким-то предлогом оказаться на борту галеона, а вскоре после его посещения на судне вспыхнул пожар, раздался оглушительный грохот — взорвался пороховой склад, и корабль погрузился в морскую пучину вместе с командой. Спастись удалось лишь немногим. А приятного джентльмена называли потом то «французом», то Смолеттом, то «лицом, известным Вашей светлости», как писал Эшби Уолсингему.

Филипп II встретил первые известия о гибели армады с хорошо разыгранным хладнокровием. Впрочем, мало кому, даже из придворных, удавалось в эти дни видеть набожного повелителя полумира, который проводил долгие часы в одиночестве или в беседах со своим духовником. Вскоре до ушей иностранных дипломатов в Мадриде дошел слух, что король не оставил мысли отомстить за «дело Божье», которое он окончательно отождествил со своими великодержавными планами. Как сообщал венецианский посол Липпомано, Филипп известил папу, что поставит на карту все, но снарядит новую армаду, чтобы покарать английскую еретичку.

Это не было пустыми словами. Филипп отправил еще две армады против Англии. Одна из них отплыла в октябре 1596 года. Из ста ее военных кораблей двадцать (не считая более мелких судов) затонули во время шторма в Бискайском заливе. Через год попытка была повторена. 136 кораблей двинулись опять в поход, надеясь воспользоваться тем, что английский флот был далеко — у Азорских островов, поджидая там испанские суда из колоний, нагруженные золотом и серебром. Буря рассеяла и эту эскадру уже неподалеку от английских берегов незадолго до того, как вернулись отягощенные добычей английские корабли. Последняя армада отплыла в 1601 году. Она направлялась не в Англию, а в Ирландию, где местное население продолжало отчаянную борьбу против английской колонизации. На этот раз удалось произвести высадку, правда, не в городе Корке, а значительно западнее, в Кинсале. Солдаты Филиппа II, наученные горьким опытом прошлых неудач, привезли с собой лошадей и осадную артиллерию. Но испанцам так и не удалось наладить сотрудничество с ирландскими католиками, которые вскоре стали ненавидеть своих высокомерных союзников не меньше, чем врагов — англичан. Через несколько месяцев после высадки испанский десант был уничтожен английскими войсками.

Мадрид все ещё не признавал себя побежденным. Быть может, свидетельством этого могла служить небольшая, но характерная деталь. В течение долгих лет испанское правительство содержало и использовало для угрозы новой интервенции против Англии эмигрантский полк, составленный из англичан-католиков под командованием сэра Уильяма Стенли.

Продолжалась и ожесточенная война разведок. Испанцам удавалось порой добиваться немаловажных успехов (в 90-х годах они получили доступ к секретам английского тайного совета), но эти удачи так же не помогли Мадридскому двору, как и новые армады. Напротив, английская секретная служба установила слежку за наиболее опасными агентами Мадрида — иезуитами. Характерно, что в начале XVII века английский посол в Венеции Уоттон сумел перехватывать важную переписку иезуитов. «Я должен признаться, — иронически писал посол, — что имею особую страсть к пакетам, которые посылают и получают эти святые отцы». В конце концов Уоттон настолько привык считать секретную корреспонденцию иезуитов своей неотъемлемой собственностью, что часть ее предоставлял за соответствующую мзду в распоряжение венецианского совета десяти. Добавим, что Уоттон был склонен возвести принятие взяток (или пенсии) даже в ранг патриотического подвига. Он считал продажность дипломата хорошим средством «освободить неосторожного врага от его денег».

К началу XVII столетия с армадами было покончено раз и навсегда. Англичанам удалось перейти в наступление. ещё в июне 1596 года английские и голландские корабли повторили нападение Дрейка на Кадис. Стоявшие на рейде 15 военных и 40 торговых кораблей были захвачены в плен или спаслись бегством. Город был сожжен, его укрепления разрушены, склады и имущество жителей попали в руки победителей. Герцог Медина Сидония, незадачливый глава «Непобедимой армады», приказал сжечь суда с грузом драгоценностей. Это привело к банкротству испанской казны и многих кредитовавших ее банкиров. А на далеких морских путях, связывавших Испанию с ее необозримыми колониями, хозяевами стали английские и голландские суда. Морская гегемония Испании ушла в прошлое — это была первая расплата за попытки вооруженного насаждения контрреформации.

В том же, 1601 году посланцы шотландского короля Якова, очень неуверенного в отношении своих шансов на наследование английского престола, явились в Лондон и узнали радостную весть: всесильный Роберт Сесил, правая рука Елизаветы, встал на сторону их повелителя. На тайном свидании в доме Сесила на Стренде был согласован код для переписки между шотландским королем и елизаветинским министром. Яков обозначался цифрой «30», Елизавета — «24», Сесил — «10», все остальные видные лица также получили свои номера. Лукавый «10» быстро сумел опутать Якова, фактически подсказывая ему программу действий. Сесил ратовал за своего кандидата неспроста — таким путем он стремился обеспечить себе милость будущего короля Англии и устранить с пути других возможных претендентов (особенно испанскую принцессу Изабеллу, которой Филипп II передал свои «права» на английский трон). Однако в глазах старой, цеплявшейся за власть Елизаветы тайные переговоры за ее спиной с Яковом ничем не отличались от государственной измены. Немало людей пошло на плаху за куда меньшие преступления. Поэтому Сесил и вел переписку с Яковом в глубокой тайне. Секретная служба Елизаветы здесь действовала против самой королевы.

Однажды, когда государственный секретарь Роберт Сесил сопровождал королеву в поездке, внимание Елизаветы привлек звук почтового рожка. Она приказала остановить гонца и передать Сесилу пакеты, присланные из Эдинбурга. Бледный Сесил взял бумаги, не зная, на что решиться. Не распечатывать пакеты — значит заведомо навлечь подозрение Елизаветы, а открыть — кто знает, что содержит присланная корреспонденция. Министра выручила находчивость. Он взял ножик у одного из придворных, вскрыл конверт, понюхал его и объявил, что письмо следует подержать на свежем воздухе, прежде чем зачитывать в присутствии ее величества, так как оно издает скверный запах. Сесил знал отвращение королевы к плохим духам — оно оказалось сильнее подозрительности. «10» смог без посторонних глаз просмотреть корреспонденцию, прежде чем ознакомить с ней Елизавету.

Последние годы правления старой королевы ознаменовались назреванием новых конфликтов. Впервые парламент выразил протест против монополии на торговлю различными товарами, которую получали королевские приближенные. Это был первый, никем не осознанный признак предстоявшей, но еще далекой революционной бури. Елизавета, умный политик, предпочла не обострять положения и уступила.

Тайная связь главы английской секретной службы с иностранным монархом продолжалась вплоть до весны 1603 года, когда гонец на взмыленном коне прискакал в Эдинбург и сообщил долгожданную весть о смерти старой королевы. Яков VI Шотландский становился отныне английским королем Яковом I.