Глава 7. МИРОВОЙ ЭКОНОМИЧЕСКИЙ КРИЗИС И ФЛОТЫ (1931―1935 гг.)

Глава 7. МИРОВОЙ ЭКОНОМИЧЕСКИЙ КРИЗИС И ФЛОТЫ (1931?1935 гг.)

Осенью 1929 г. весь мир испытал сильнейшее экономическое потрясение, коснувшееся всех областей хозяйственной жизни. В течение 1930?32 гг. кризис охватил страны Америки, Европы и Азии.

Наблюдался спад промышленного производства. В середине 1931 года оно составило лишь 62 % от уровня 1928 года; уменьшились заработки, общее число безработных достигло 30 миллионов человек, не считая сельского пролетариата и обнищавших ремесленников.

Кризис привел к брожению в рабочем классе, поскольку именно по нему он ударил сильнее всего. Волна забастовок захлестнула города и поселки, заводы и банки, университеты и школы. Зашевелились даже вооруженные силы в ряде стран, причем заметную роль здесь сыграл флот.

Первым взбунтовался британский Королевский флот. Остальной мир не мог в это поверить. Флот во все времена считался монолитом и опорой империи; поражала также необычная форма борьбы.

Забастовка в британском Королевском флоте (13?15 сентября 1931 г.)

Великобритания, несмотря на ограничения Вашингтонского и Лондонского договоров, сохранила за собой статус первой морской державы мира. Сеть британских военно-морских баз опутывала Восточное полушарие, словно щупальца гигантского осьминога. Гибралтар, Мальта, Александрия, Аден, Коломбо, Сингапур и Гонконг — самые важные из заграничных баз — были забиты военными кораблями разных классов, входившими в состав различных флотов, флотилий, эскадр и отрядов «Royal Navy».

Охраняя интересы империи, Королевский флот действовал в разнообразных географических, климатических и политических условиях, что требовало от экипажей его кораблей большой самоотдачи. Поэтому британские власти отказались от всеобщего призыва на флотскую службу в пользу добровольцев, служащих по контракту. Такая система комплектования позволяла выбирать среди множества кандидатов тех, кто лучше других был подготовлен в профессиональном плане, обладал соответствующими физическими данными и моральными качествами, а также проявлял лояльность по отношению к политике правительства и вышестоящего начальства.

Главным магнитом, притягивавшим добровольцев, являлись достаточно высокие заработки, а также целый ряд социальных привилегий для моряков и их семей. Были предусмотрены 12-летняя «полная» служба и «укороченная» 7-летняя.

Сдав соответствующий квалификационный экзамен, кандидаты могли получать очередное унтер-офицерское звание и, соответственно, более высокую плату. Шкала еженедельной оплаты простиралась от 5 шиллингов 3 пенсов (юнга палубной команды 2-го класса) до 4 фунтов стерлингов (старший боцман). Женатые моряки старше 25 лет получали семейную надбавку, существовали специальные надбавки для отличающихся по службе. Кроме того, матросы имели определенную перспективу служебного роста. В принципе, можно было дослужиться до звания старшего боцмана, а после 10 лет успешной службы в этом звании рассчитывать на производство в младший офицерский чин.

Чтобы подлатать имперский бюджет, правительство Рэмси Мак-Доналда летом 1931 года решило уменьшить величину жалования на флоте. Однако чиновники Адмиралтейства, которым поручили исполнить это решение, не придумали ничего лучшего, как равномерно «срезать» по одному шиллингу из дневной ставки каждого флотского служащего.

Такой ход, самый простой по замыслу и в реализации, оказался весьма обидным и несправедливым прежде всего для военнослужащих низших чинов, то есть для рядовых матросов, старшин и унтер-офицеров. Если вице-адмирал, получавший 6 фунтов в день, терял таким образом менее 1 % своего жалования, то старший боцман при 8 шиллингах и 6 пенсах терял уже 11,7 %, а рядовой матрос, получавший только 4 шиллинга ежедневно, терял 25 %. Наиболее чувствительным снижение жалования оказалось для женатых моряков моложе 25 лет, не получавших семейной надбавки; им посоветовали искать работу для своих жен.

Планируемое снижение жалованья широко обсуждалось экипажами. Моряки соглашались с тем, что ввиду плохой экономической ситуации в стране, их заработки должны снизиться, но сильно критиковали тот способ, которым это намеревались сделать власти.

10 сентября 1931 года Адмиралтейство разослало командующим всех флотилий, эскадр и отрядов секретные письма, содержавшие описание конкретных деталей снижения окладов и рекомендации о том, как проводить среди моряков разъяснительные беседы. По стечению ряда обстоятельств, эти письма не дошли до базировавшегося в Портсмуте, т. е. ближе всего к Лондону, Атлантического флота (переименованного весной 1932 года в «Home Fleet» — «Домашний флот»).

Атлантический флот уже долгое время готовился к осенним маневрам в шотландских водах, которые должны были начаться 15 сентября 1931 года. Но за день до выхода флота в море внезапно заболел его командующий адмирал Майкл Ходжес (Michael Hodges), чьим флагманским кораблем был линкор «Nelson». Чтобы не срывать учения, командование эскадрой Адмиралтейство поручило контр-адмиралу У. Томкинсону (W. Tomkinson), который являлся командиром группы линейных крейсеров.

11 сентября Атлантический флот (4 линкора, 2 линейных крейсера, 3 тяжелых крейсера, 1 легкий крейсер, 18 эсминцев, 6 подводных лодок, 1 минный заградитель, 2 плавбазы), вместе с группой обслуживания флота (корабль-мишень, бывший линкор «Centurion», 2 эсминца, 1 канонерка, 2 буксира), вышел из Портсмута.

Английский линкор «Rоуаl Оаk»

Флагман «Nelson» по причине болезни адмирала Ходжеса вышел из порта последним. Именно на него поступили директивы Адмиралтейства. Но поскольку Томкинсон, чьим флагманом был «Hood», уже находился в море, то для него на адрес командующего базы в Инвергордоне был послан дополнительный письменный приказ о проведении разъяснительной акции.

Приказ пришел вечером в субботу 13 сентября. Это было нерабочее время, никого из командования базы в наличии не было, потому приказ спокойно лежал в канцелярии до понедельника.

Тем временем флот 13 сентября вошел в шотландские воды. Томкинсон отправил легкие корабли и вспомогательные суда в Росайт, сам же с 11 оставшимися кораблями (4 линкора, 2 линейных и 4 тяжелых крейсера, а также минный заградитель) встал на рейде небольшого порта Инвергордон (Invergordon), расположенного в одной из бухт залива Морэй Фирт (Moray Firth).

Вечером свободные от вахты и службы члены экипажей сошли на берег. Их обуревали чувства гнева по причине снижения жалования. В воскресенье 14 сентября в матросской картине в Инвергордоне состоялось собрание, на котором обсуждались способы, как лучше всего противостоять несправедливому решению Адмиралтейства.

В конце концов, матросы приняли предложение коммуниста Фреда Коупмэна (Fred Copeman), сигнальщика с тяжелого крейсера «Norfolk»[17]. Его суть заключалась в том, чтобы экипажи линкоров «Rodney» и «Valiant», которые в понедельник первыми выходили на учения, отказались выполнять свои обязанности. Невыход этих кораблей с рейда должен был стать сигналом для выступления на остальных кораблях. Ответом на несправедливое постановление Адмиралтейства должно было явиться пассивное сопротивление экипажей. Опасаясь репрессий, Коупмэн предостерег моряков от открытого бунта. Присутствовавшие на собрании морские пехотинцы с «Норфолка», в количестве 50 человек, заявили о своей поддержке забастовки. Был избран забастовочный комитет, состоявший из представителей от всех экипажей во главе с Коупмэном (его координационным «штабом» стала сигнальная рубка крейсера «Norfolk»). Моряки в деталях обсудили, как вести себя завтра и что им делать. Возвращаясь на корабли, толпа моряков на набережной пела песню «Красное знамя».

Утром 15 сентября, после подъема флага, матросы на «Rodney» троекратно прокричали здравицу королю, подхваченную последовательно матросами других кораблей, стоявших на рейде. Затем экипажи разошлись по своим кубрикам, где проводили время так, как будто это был выходной или праздничный день. Свои обязанности исполняли только кочегары вспомогательных котлов, повара, стюарды и офицерские ординарцы. Каждый раз при смене вахты звучали крики «гип, гип, ура!», причем начинал «Rodney», а подхватывали по очереди соседние корабли. Это был знак того, что забастовка продолжается.

Невзирая на то, что все это являлось вопиющим коллективным неподчинением, нигде дело не дошло до столкновений между матросами и офицерским составом. Офицеры вели себя чрезвычайно тактично, более того, многие из них выразили солидарность с бастующими, а командиры кораблей даже записывали требования матросов, пытаясь самостоятельно выяснить мотивы неразумного решения Адмиралтейства и уговорить экипажи приступить к выполнению своих обязанностей.

Исключение составило выступление командира 2-й эскадры крейсеров контр-адмирала Эстли-Раштона (Astley-Rushton), который обозвал экипаж своего флагмана хулиганами и бездельниками, в ответ на что матросы его освистали.

Около полудня, по приказу Томкинсона, солдаты морской пехоты, вооруженные карабинами с примкнутыми штыками, заняли ключевые позиции на кораблях[18]. Однако эта явная угроза не подействовала на матросов и унтер-офицеров. Поскольку уговоры командиров не дали результатов (только на крейсере «Dorsetshire» экипаж после 15 часов дня решил прервать забастовку), Томкинсон приостановил маневры, уведомив об этом Адмиралтейство, и собрал в Инвергордоне все свои корабли. По его словам, он предпочел рискнуть своей честью, нежели допустить, чтобы в случае серьезных столкновений таковую утратил бы Королевский флот.

Известие о забастовке стало для членов правительства громом среди ясного неба. После переговоров с Адмиралтейством было решено простить «обманутых подстрекателями» матросов и пересмотреть роковое постановление.

15 сентября пополудни Томкинсону отправили новые директивы: объявить амнистию для всех участников забастовки, уведомить их, что снижение жалования не превысит 10 %, а также, что будут рассмотрены требования женатых моряков моложе 25 лет. После этого восстановить порядок среди экипажей и отправить корабли в порты приписки, где их уже ожидают специально созданные Адмиралтейством комиссии, которые должны рассмотреть все требования моряков.

Одновременно следовало заявить, что продолжение забастовки встретит энергичное противодействие Адмиралтейства, как дисциплинарное преступление со всеми вытекающими последствиями.

Во время построений на кораблях экипажам объявили о новом решении властей. Забастовочный комитет удовлетворился этими заверениями и, чтобы не перегибать палку, объявил по радио о прекращении забастовки. Одновременно на рее крейсера «Norfolk» взвился сигнальный флажок «Отбой тревоги». Так закончилась победная и единственная забастовка в британском флоте.

Отдавая себе отчет, что Адмиралтейство просто так этого выступления не оставит, депутат палаты общин коммандер Холс (Halls) потребовал от Первого Лорда Адмиралтейства Дж. Чемберлена (J.А Chamberlain), чтобы против забастовщиков не было принято никаких санкций. Имея против себя всю палату общин, Чемберлен дал слово, что «репрессий не будет».

Однако 36 моряков, входивших в состав забастовочного комитета, все же отправили для прохождения спецкурса в лагерь в Девонпорте, чтобы «освежить в памяти дисциплинарный устав и строевую подготовку».

Но опасения перед прессой, которая могла широко огласить факт существования такого «курса», разоблачить его настоящую цель и тем самым скомпрометировать Первого Лорда, привели к досрочному прекращению планируемой травли.

Все же Адмиралтейство не отказалось от планов мести. «Бунтовщики» вернулись в Портсмут, где по прошествии какого-то времени им заявили, что «для них нет рабочих мест» и уволили со службы, выдав бесплатные билеты на проезд к месту жительства и по 13 шиллингов для покупки гражданской одежды.

Это решение вызвало возмущение экипажей кораблей Атлантического флота, которые выразили свою солидарность с уволенными коллегами тем, что собрали деньги в их пользу.

Бунт на голландском броненосце «Dе Zeven Provincien» (4?10 февраля 1933 г.)

Гораздо более острую форму приняло выступление голландских моряков. В этом случае волнения по экономическим причинам были связаны с национально-освободительным движением народов Индонезии.

Голландское королевство в довоенный период представляло собой довольно обширную колониальную империю с колониями на азиатском и американском континентах (2,05 млн. кв. км, около 30 миллионов жителей). Жемчужиной в короне этой империи являлась Голландская Ост-Индия (ныне Индонезия), расположенная более чем на трех тысячах островов Зондского и Молуккского архипелагов, а также в западной части острова Новая Гвинея. Эксплуатация природных ресурсов этих территорий (пряности и масличные культуры, рис, сахарный тростник, кофе, чай, каучук, бокситы, олово, уголь, марганец, никель, серебро, золото, а главное — нефть) принесла Голландии в 1928 году доход в 54 миллиона гульденов.

На Ост-Индию с вожделением поглядывала бедная ресурсами Япония. Чтобы умерить японские аппетиты, Голландии приходилось держать в этих краях большую часть своего военного флота в виде Ост-Индской эскадры. В 1933 году в ее состав входили: старый броненосец береговой обороны «De Zeven Provincien» (спущен на воду в 1908 г.), 2 легких крейсера типа «Java», 8 эсминцев типа «Van Ghent», 15 подводных лодок типа «К» (с римской нумерацией), 50 вспомогательных судов и кораблей специального назначения, общим водоизмещением 69.084 тонн[19]. В ближайшем будущем эскадру предполагалось усилить несколькими кораблями, находившимися в постройке: легким крейсером «De Ruyter», 4 эсминцами типа «Isaac Sweers» и еще 6 подводными лодками типа «К».

Главной военно-морской базой была Сурабайя (на острове Ява), а вспомогательными Танджонг Приок (Ява), Макассар (Целебес) и остров Риув (на выходе из Малаккского пролива). Морская авиация насчитывала около 100 боевых и учебных самолетов типов «Фоккер», «Коолховен» и «Дорнье», находившихся на аэродромах Морокрембанган (возле Сурабаи), Танджон Приок, Амбон (Молуккские острова) и Таракан (остров Борнео).

Однако у этих, на первый взгляд значительных, сил имелось уязвимое место. Состав экипажей кораблей был смешанным, ибо Голландия, следуя примеру других колониальных держав, привлекла к военной службе на заморских территориях местное население. Например, в 1929 году в сухопутных войсках в Ост-Индии служили 30.296 индонезийцев и только 8.022 голландца; на кораблях соотношение составляло 52:48 в пользу индонезийцев.

В такой ситуации голландские власти, ввиду нарастания национально-освободительного движения (например, в 1925?27 гг. произошло восстание на острове Ява), в большей степени могли полагаться на военно-морские силы, чем на сухопутные. Вследствие этого, Ост-Индская эскадра выполняла еще одну, мало почетную функцию — она являлась своего рода резервом для полицейских сил, охранявших колониальное владычество Королевства Нидерландов.

Кризис 1929 года болезненно затронул Голландию. Доходы от колоний сократились на 9 млн. гульденов (16,7 %), правительству пришлось прибегнуть к жестким сокращениям бюджета. Они коснулись и военного флота; жалованье голландских моряков снизилось на 14 %, индонезийских — на 17 %. Эти 3 % разницы должны были, по мнению властей, укрепить престиж «белого человека», но на деле только озлобили индонезийцев.

Центром смуты стала военно-морская база Сурабая, гарнизон которой состоял из 4200 моряков, в том числе 2200 индонезийцев. Среди последних была создана нелегальная антиколониальная организация. Наибольшее влияние она имела на броненосце береговой обороны «De Zeven Provincien», 200 человек из экипажа которого входили в нее. Поэтому именно этот броненосец руководители организации избрали в качестве корабля, который первым поднимется на борьбу за права индонезийских моряков. В определенной степени революционные настроения охватили также и моряков-голландцев, среди которых большое влияние имели социалистическая партия и нелегальная коммунистическая партия. Однако командование базы ухитрилось не заметить повсеместного недовольства.

2 января 1933 года «De Zeven Provuncien» вышел из Сурабаи, направляясь на учения, которые должны были проходить вдоль побережья Явы и Суматры, со стрельбами в районе острова Сибероет. В течение месяца корабль заходил во все крупные порты обоих островов, а 2 февраля он вошел в Улеле — аванпорт Котарадии (остров Суматра).

Тем временем ситуации постепенно становилась угрожающей. 30 января пришла радиограмма, сообщавшая о бунте моряков на авиабазе Морокрембанган; на самом «De Zeven Provincien» имели место случаи братания индонезийцев с голландцами. Восстание на броненосце готовил комитет, который возглавляли индонезиец мат Кавиларанг (рулевой) и голландец мат Босхарт (машинист). Они напрасно ждали сигнала из Сурабаи.

В конце концов комитет решил поддержать сражающихся на суше товарищей: захватить корабль и направиться в Сурабаю. Восстание назначили на вечер 4 февраля, когда капитан и несколько офицеров должны были сойти на берег, чтобы отправиться на банкет, устраиваемый голландским резидентом.

Соотношение сил складывалось в пользу повстанцев: на броненосце оставались 69 голландцев (16 офицеров, 9 унтер-офицеров и 44 матроса) на поддержку которых восставшие возлагали большие надежды, против 187 индонезийцев (3 унтер-офицеров и 184 матросов). Повстанцы надеялись, что матросы-голландцы поддержат их. Главным препятствием являлось отсутствие оружия, удалось раздобыть всего лишь несколько пистолетов и гранат.

Когда командование корабля отплыло на банкет, среди экипажа воцарилось оживление, что привлекло внимание оставшихся на борту офицеров. Произошла стычка между поручиком ван Бовеном и одним из матросов, ускорившая восстание. По сигналу Кавиларанга матросы арестовали голландских офицеров и унтер-офицеров, почти без выстрелов захватили радиостанцию и ружейный парк.

Около часа ночи командиру броненосца командиру Эйкбоому (Eikboom) доложили, что его корабль стоит на рейде с погашенными огнями, но под парами. Когда встревоженный капитан появился на берегу, «De Zeven Provincien» уже снялся с якоря и выходил в море. Местный голландский гарнизон (800 человек) тут же поднялся по тревоге, но предпринятые меры явно запоздали. В порту находилось лишь вспомогательное судно «Aldebaran», на который прибыл командир броненосца с несколькими офицерами. Они пустились в погоню за взбунтовавшимся кораблем… со скоростью 8 узлов.

Одновременно о чрезвычайном происшествии было доложено командованию Ост-Индской эскадры в Сурабае, что повлекло немедленную мобилизацию сил. Спешно была сформирована группа кораблей, которую возглавил командир Ван Дульм (капитан крейсера «Java»). В нее вошли легкий крейсер «Ява», эсминцы «Piet Hein» и «Evertsen».

Утром 5 февраля эта группа двинулась в сторону Зондского пролива, поскольку по сведениям, полученным с судна «Aldebaran», мятежный броненосец направлялся к юго-восточным берегам Суматры. В район пролива вышли также подводные лодки «К-VII» и «К-XI», а в Танджонг Приок прибыло звено гидросамолетов-бомбардировщиков типа «Дорнье».

Известие о восстании на броненосце «De Zeven Provincien» молнией облетело весь мир. Многие газеты сравнивали взбунтовавшийся корабль с русским броненосцем «Потёмкин», восставшим в 1905 году. Голландское правительство собралось на чрезвычайное заседание. Оно опасалось, что бунт на броненосце может стать искрой в бочке пороха, каковой являлась тогда голландская Ост-Индия. Было решено срочно списать на берег всех матросов-индонезийцев с кораблей Ост-Индской эскадры.

Голландский эсминец «Piet Hein»

Утром 7 февраля «De Zeven Provincien», на котором никто понятия не имел о поднявшейся вокруг него шумихе и о нависшей над ним угрозе, находился возле острова Ниас, двигаясь со скоростью 7,5 узлов в юго-восточном направлении.

Однако революционный комитет, взявший на себя командование кораблем, вопреки ожиданиям властей не планировал никаких акций, могущих привести к кровопролитию. Цель выступления сводилась к трем требованиям: 1) улучшить экономические условия службы; 2) прекратить дискриминацию индонезийцев голландскими офицерами; 3) освободить моряков, арестованных после бунта в Морокрембангане. Именно ради этого корабль шел в Сурабаю. Радиостанция броненосца через каждые несколько часов посылала в эфир телеграммы, содержавшие указанные требования, заканчивая их фразой: «Все в порядке. Раненых нет — экипаж.» Эти радиограммы постоянно принимала радиостанция гидрографического судна «Eridanus», которое вместо «Aldebaran» теперь шло вслед за взбунтовавшимся кораблем и на которое перебрался Эйкбоом.

Утром 9 февраля «De Zeven Provincien» находился в районе острова Энганьо, в 108 милях от Зондского пролива. А в 9.30 к острову подошли корабли группы Ван Дульма и остановились, ожидая сообщений с «Eridanus».

Ван Дульм вполне обоснованно волновался по поводу предстоящего столкновения с броненосцем, который мог оказаться грозным противником. Броненосец мог выпускать 280-мм снаряды весом в 270 кг, которые с расстояния 10 км пробивали 150-миллиметровую броню. Крейсер «Java» имел бортовую броню 50 мм, а на палубе только 25 мм и стрелял 150-мм снарядами весом 46 кг, не слишком опасными для хорошо бронированного «De Zeven Provincien» (бортовая броня 150 мм, палуба 50 мм, башни ГК 250 мм). Оба эсминца (вместе 8 орудий калибра 120 мм) своими 24-килограммовыми снарядами не многим могли помочь; сомнительно было также, что броненосец позволит им подойти на расстояние прицельного торпедного залпа. Вся надежда оставалась на гидросамолеты, к которым присоединился четвертый бомбардировщик — «Фоккер Т-IV».

Ночь с 9 на 10 февраля прошла на кораблях Ван Дульма в нервном ожидании сообщений с «Eridanus» и присоединившегося к нему минного заградителя «Gouden Leeuw». Не было только рапортов с обеих субмарин, патрулировавших у входа в Зондский пролив. Впрочем, Ван Дульм не имел четкого плана по их использованию.

Утром была объявлена боевая тревога и зачитан приказ о введении на кораблях военного положения, а в 6.10 группа снялась с якорей и 20-узловым ходом кильватерной колонной («Java», «Piet Hein», «Evertsen») пошла к южному входу в пролив. С другой стороны сюда уже подходил «De Zeven Provincien», за которым на удалении 7 миль двигались «Eridanus» и «Gouden Leeuw».

Около 8.00 сигнальщики крейсера «Java» заметили броненосец. Короткий шквальный дождь на несколько минут скрыл его из вида, а когда погода улучшилась, то они увидели, что броненосец повернул к берегам Суматры.

Группа Ван Дульма легла на параллельный курс, одновременно уменьшив скорость и отклоняясь в северо-восточном направлении, поскольку расстояние между кораблями было всего 6 миль, а командир крейсера хотел избежать артиллерийской дуэли на близкой дистанции. Однако орудия броненосца молчали и Ван Дульм осмелел, тем более, что появилась авиационная поддержка — со стороны Явы приближались 4 гидросамолета-бомбардировщика.

На рее крейсера «Java» был поднят вымпел, приказывавший броненосцу остановиться и сдаться, но без результата. Броненосец продолжал свой путь. Тогда Ван Дульм послал с тем же приказом один из «дорнье». Гидросамолет пролетел над «De Zeven Provincien» и с высоты 600 метров троекратно повторил сигнал по радио, потом спустился до высоты 475 метров и снова троекратно повторил сигнал, давая кораблю 10 минут на ответ.

Революционный комитет броненосца никак не мог решиться на кровопролитие — мощные 280-мм орудия молчали. Вместо этого Кавиларанг и Босхарт от имени экипажа ответили «Ons niet hinderen» (Отстаньте от нас). Тогда по приказу Ван Дульма гидросамолеты начали бомбовую атаку на беззащитный, в сущности, броненосец.

Первая 50-кг бомба взорвалась прямо перед носом корабля, вторая попала в боевой мостик, уничтожив его левое крыло и радиорубку. От взрыва погиб 21 человек, многие были ранены, в том числе весь ревком во главе с Кавиларангом. В последующей неразберихе кто-то поднял белый флаг, и самолеты прервали атаку.

Броненосец остановился в 9.30, вскоре на его палубе высадились десантники с крейсера и эсминцев. Босхарта арестовали, тяжело раненного Кавиларанга перенесли на «Piet Hein». Под конвоем кораблей Ван Дульма и гидросамолетов «De Zeven Provincien» прибыл в Сурабаю, где были арестованы остальные члены экипажа.

Эпилогом неудавшегося восстания стало заседание военного трибунала в Батавии (ныне Джакарта), состоявшееся через год. Хотя члены трибунала пытались проявить определенную гуманность, приговоры все же были весьма суровыми.

Подлечившийся от ран Кавиларанг получил 18 лет тюрьмы, Босхарт — 16 лет, остальные 162 моряка (136 индонезийцев и 26 голландцев) получили в среднем по 4 года и 4 месяца заключения. Таким был ответ колониальных властей на их справедливые требования.

Офицеры броненосца тоже получили свое, но за другой состав преступления. Всех их обвинили в недобросовестном исполнении служебных обязанностей, из-за чего они прошляпили возникновение заговора на броненосце. Кроме того, тех офицеров, которые оставались на корабле, обвинили в пассивности и нерешительности. В конце концов часть одних офицеров уволили со службы, других понизили в чинах.

Военный флот на защите Греческой республики (1?13 марта 1935 г.)

В Греции революционное брожение приняло иной характер. Улучшение экономических условий там отошло на второй план в пользу борьбы за сохранение демократических свобод.

Тяжелое экономическое положение Греческой республики, провозглашенной 25 марта 1924 года, было вызвано последствиями недавней войны с Турцией, произошедшей в 1921?23 гг. К числу этих последствий относилась и необходимость разместить на своей территории 1,5 миллиона греческих беженцев из Малой Азии. Под воздействием мирового экономического кризиса ситуация становилась все более сложной. Вдобавок внутри страны имело место соперничество «агентов влияния» Великобритании, Франции, Италии и Германии за политическое и экономическое господство.

На парламентских выборах 1932 года правящая Либеральная партия и ее лидер Элеутериос Венизелос потерпели поражение. Власть перешла к так называемой «Народной партии» Панайотиса Кальдариса, провозгласившей курс на реставрацию монархии, причем монархисты считали целесообразным установление в стране монархо-фашистской диктатуры ради подавления нараставшей революционной волны

Противниками подобного развития событий являлись либеральная партия, а также слабосильные левые партии и левацкие группы. Под их влиянием группа либерально настроенных офицеров, которую возглавил генерал Н. Пластирас, в 1933 году произвела неудачную попытку военного переворота.

В марте 1935 года произошло второе восстание в армии. Непосредственным поводом для него стала «чистка» в армии, которую предпринял министр обороны генерал Кондилис. В ходе ее были уволены 26 старших офицеров армии и флота, придерживавшиеся республиканских взглядов, а на первый квартал 1935 года планировалось увольнение еще 40. Эта чистка высшего офицерства, а также заявления Кондилиса о том, что в своих дальнейших действиях он намерен опираться лишь на «предельно лояльных и дисциплинированных» офицеров-роялистов, вызвали опасения, что правительство уже начало осуществлять план монархического переворота.

В такой ситуации несколько групп офицеров и верные им части решили прибегнуть к силовому решению проблемы власти. Восстание было подготовлено поспешно, без учета собственных сил и возможностей, без ясного плана действий (например, не были даже определены кандидаты в состав нового греческого правительства). Центрами восстания должны были стать Македония (здесь был расквартирован IV-й фракийский корпус генерала Каменоса) и военно-морская база в бухте Саламин[20].

28 февраля произошло землетрясение на острове Крит, повлекшее значительные разрушения и жертвы. Общая неразбериха, вызванная этим стихийным бедствием, привела к тому, что правительство оставило без внимания сообщения губернатора Македонии Раллиса о зреющем заговоре. На флоте все нити заговора вели к старому броненосному крейсеру «Георгиос Авероф», которым командовал контр-адмирал Колиалеис[21]. Между прочим, на этом же корабле постоянно находился военно-морской министр адмирал Хаджикириакос, который покинул корабль всего за день до восстания, но он не заметил никаких признаков заговора (позже Хаджикириакосу из-за этого пришлось подать в отставку).

Восстание началось вечером 1 марта. В Афинах несколько групп заговорщиков захватили унтер-офицерскую школу и казармы королевских гвардейцев (эвзонов), после чего они двинулись к зданию Министерства обороны. Однако численный перевес афинского гарнизона, оставшегося верным правительству, привел к тому, что в ходе четырехчасового боя повстанцы были разбиты и генерал Кондилис овладел ситуацией.

По-другому развернулись события в Саламинской бухте. Здесь 30 флотских офицеров захватили арсенал в Пераме, откуда затем шлюпки с «Аверофа» развезли их по кораблям, стоявшим на рейде. Переговоры с командирами, в процессе которых повстанцы прибегали к угрозам и даже к использованию оружия, привели к тому, что к заговорщикам присоединились легкий крейсер «Элле», эсминцы «Псара» и «Леон», старый миноносец «Ники». Командование восставшими кораблями взял на себя вице-адмирал Деместикас (флагман — крейсер «Георгиос Авероф»).

Ситуация на остальных кораблях (2 старых линкора, 6 эсминцев и 6 миноносцев), которые почти все находились в ремонте или в резерве, оставалась неясной до утра 2 марта. Около 7.00 из Афин подошли правительственные войска, которые заняли арсенал в Пераме и установили полевые батареи на берегу Саламинского пролива, заблокировав кораблям выход в море.

Деместикас, однако, решил бороться. После артиллерийской дуэли (был поврежден ряд портовых объектов в Пераме), его корабли вышли в море. Перед уходом «Георгиос Авероф» и «Элле» обстреляли верные правительству корабли, незначительно повредив 7 единиц (в основном эсминцы), чтобы таким образом лишить власти возможности использовать их.

Отряд Деместикаса двинулся к острову Крит, откуда был родом Венизелос. Видимо, адмирал рассчитывал, что бывший премьер согласится взять на себя политическое руководство восстанием. По пути к отряду присоединились подводные лодки «Нереус» и «Катсонис», экипажи которых заявили о своей солидарности с восставшими. Правительство, оставшееся без боеспособных кораблей, послало в погоню бомбардировочную авиацию.

Действия греческого военного флота 1?13 марта 1935 года

Произошла также встреча посланника генерала Кондилиса, адмирала Типальдоса, с вице-адмиралом Деместикасом в прибрежных водах острова Милос. Деместикас отверг условия правительства, заявив, что у него достаточно снарядов, чтобы сражаться. Правительство, в свою очередь, объявило взбунтовавшиеся корабли пиратскими, а их экипажи — людьми вне закона.

После полудня начались воздушные налеты на корабли повстанцев, двигавшиеся с большим разбросом (из-за свежей погоды) и с разной скоростью. Во время налета на траверзе острова Китира бомбы повредили один из эсминцев и подлодку «Нереус». Старый миноносец «Ники» все больше отставал от группы, крейсеру «Георгиос Авероф» пришлось взять его на буксир. Артиллеристы «Аверофа» во время налетов сбили два гидросамолета.

В полдень 3 марта первые корабли отряда вошли в порт Ханья на Крите. Их прибытие улучшило положение восставших. Крит полностью присоединился к восставшим, находившиеся на острове правительственные войска были разоружены повстанцами генерала Канакакиса. Венизелос согласился возглавить антиправительственное движение, хотя и не был уверен в его победе (позже он сказал: «В моем возрасте (71 год) уже не становятся повстанцами»).

Вечером правительственные самолеты произвели налет на Ханию, попав одной бомбой в «Авероф». После этого налета корабли Деместикаса перешли в бухту Суда. Тем временем из Македонии пришло известие, что IV-й корпус тоже отказался подчиняться правительству.

Правительство объявило для борьбы с повстанцами частичный призыв резервистов и начало ремонт поврежденных в Саламине кораблей.

4 марта войска генерала Каменос захватили город Драма и порт Канала, после чего двинулись на Салоники, дойдя до реки Струма. Дальнейшее продвижение этих частей (7200 солдат, 128 орудий) остановили правительственные войска, которыми командовал прибывший в Македонию военный министр, генерал Кондилис.

Затем военные действия были прерваны на 24 часа в связи с тем, что правительство предъявило Каменосу ультиматум и дало время на его обдумывание. Генерал Кондилис использовал перерыв для усиления своих сил на македонском фронте. Транспортные суда, доставлявшие морем подкрепления для Кондилиса, не встречали противодействия со стороны кораблей Деместикаса. Между тем в это время правительство не располагало никакими морскими средствами, способными противостоять кораблям восставших. Поэтому для борьбы с ними была сформирована довольно крупная авиагруппа (22 самолета), которую, однако, нельзя было немедленно использовать из-за неблагоприятной погоды.

Греческий крейсер «Averoff»

5 марта группа спешно отремонтированных эсминцев (3?4 корабля) под командованием адмирала Хаджикириакоса двинулась к Криту; началось также наступление правительственной 3-й армии генерала Панайтакоса (15 тысяч солдат, 80 орудий, 21 самолет) у реки Струма, прерванное через два дня ввиду паводка и снежных заносов.

Деместикас, вместо того, чтобы послать свои корабли для борьбы с правительственными транспортами в западной части Эгейского моря, или хотя бы отправить подлодки в Салоникский залив, действовал в восточной части Эгейского моря. 6?7 марта десанты с крейсера «Авероф» и обоих эсминцев заняли (впрочем, без всякого сопротивления) острова Самос, Хиос, Лесбос, Лемнос и Тасос. Эсминец «Псара» даже вошел в залив Кавала, но там его атаковали правительственные самолеты и ему пришлось уйти из залива.

В портах этих островов и на Крите повстанцы захватили 20 грузовых судов, которые, однако, они не использовали для переброски войск с Крита в Македонию. Единственной помощью, оказанной войскам IV корпуса, стал приход 8 марта в порт Канала крейсера «Элле» и эсминца «Псара». Видимо, они должны были поддержать левый фланг войск Камсноса в устье реки Струма, но поскольку не было разработано никаких планов взаимодействия, а бои шли в глубине суши, оба корабля бесцельно стояли в порту. Правда, их присутствие несколько облегчило положение IV корпуса, так как теперь почти вся авиация 3-й армии была занята бомбардировками порта Канала.

Кроме того, правительственная авиация продолжала свои налеты на критские порты. 8 марта во время налета на бухту Суда зенитчики «Аверофа» сбили два самолета. Всего за этот период правительственная авиация сбросила на корабли Деместикаса до 12 тонн авиабомб, но сумели причинить лишь незначительные повреждения крейсеру «Авероф».

Возобновившееся 9 марта наступление правительственных войск привело к ожесточенным боям за городок Серраи (в 100 км на северо-восток от Салоник). В тот же день в греческие территориальные воды вошли военные корабли великих держав. Это были: британский линкор «Royal Sovereign», французские тяжелые крейсеры «Foch» и «Tourville», эсминец «Verdun», итальянский крейсер «Тrentо», эсминцы «Da Mosto» и «Pigafetta».

Предлогом, как всегда, стала защита интересов и безопасности своих граждан, а подлинной причиной — поддержка правительства Каладраиса (в рамках так называемой «балканской Антанты»). Турция же не преминула выказать свою неприязнь: в ее портах были арестованы 8 греческих коммерческих судов.

Вероятно, именно эта демонстрация чужих флотов и неудачи на сухопутном фронте вызвали серьезные трения среди заговорщиков и неверие в успех дальнейшей борьбы. Кроме того, беспрестанные налеты правительственной авиации, несмотря на их низкую эффективность, действовали на повстанцев угнетающе, поскольку они не могли противопоставить правительственным самолетам ни собственных самолетов, ни эффективной противовоздушной обороны.

10 марта правительственная авиация снова бомбардировала Канала и Хания. Во время часового налета на Кавала был поврежден крейсер «Элле». Этот факт привел к разногласиям между офицерами и матросами, которые высказались за прекращение борьбы. Ночью офицеры ушли с корабля, а остальной экипаж утром сдался властям. Налет на Хания оказался менее успешным — корабельная артиллерия сбила еще один самолет.

На следующий день правительственные войска захватили Серраи и выбили повстанцев с позиций на берегу Струмы. По официальным данным, жертв при этом было относительно немного: 3-й корпус — 15 убитых и 60 раненых;

4-й корпус — 40 убитых и 200 раненых. Кроме того, 3 тысячи повстанцев сдались в плен, остальные ушли в Болгарию и Турцию.

Греческий крейсер «Неllе» (1931 г.)

Поражение на Струме решило исход восстания. Утром l2 марта, оставленные своими офицерами, перешли на сторону правительства эсминцы «Леон» и «Псара», подлодка «Нереус», миноносец «Ники». Крейсер «Авероф» с Венизелосом и другими главными мятежниками на борту (всего 120 человек) вместе с подлодкой «Катсонис» ушел к островам Додеканез (Спорады), оккупированным итальянцами.

Беглецов высадили на острове Касос, после чего «Авероф» вернулся на базу в Саламине, где сдался властям. «Катсонис» же интернировали итальянцы на острове Патнос, но через неделю вернули греческим властям. К 13 марта все восставшие корабли снова оказались в Саламине, Крит тоже капитулировал.

Главной слабостью этого восстания было то, что заговорщики не сумели обеспечить себе надежную поддержку нижних чинов — солдат и матросов, считая, что те и так должны следовать за своими командирами. В результате восстание превратилось в типичный военный путч. Кроме того, не было почти никакого взаимодействия между разными центрами восстания (Крит, Македония, Тракия), что позволило правительству перехватить инициативу.

Плохо были использован флот. Вместо того, чтобы заниматься бессмысленным захватом островов, 5 марта следовало послать корабли в северную часть Эгейского моря и в Салоникский залив, парализовать там движение транспортов, доставлявших правительственные войска, и тем самым обеспечить успех наступления корпуса Каменоса. В конце концов, успех восстания зависел от победы на суше.

Опасения заговорщиков относительно планов правительства оправдались весьма быстро. В октябре генерал Кондилис произвел монархический переворот и 25 ноября 1935 года король Георгиос Второй вернулся на трон. Реставрация монархии усилила реакционную направленность внутриполитического курса греческого правительства, что дало возможность генералу Метакса 4 августа 1936 года установить в стране диктатуру.