ОТ НЕБА ДО МОРСКИХ ПУЧИН
ОТ НЕБА ДО МОРСКИХ ПУЧИН
Что бы вы ни собирались говорить о Тихом океане, вам прежде всего нужно сказать о его величине. И потом вам опять придется вспомнить о ней, и так без конца. Это она определяет силу и направление его ветров и течений, особенности его климата, характерные черты островитян и жителей побережий. А какое воздействие она может оказывать на тех, кто отважился ринуться в эти безбрежные просторы, мы уже видели и увидим дальше.
Своеобразие Тихого океана невозможно выразить одним эпитетом. Он весь в контрастах. Он может быть грозным, опасным, разрушительным, а в иные минуты таким неожиданно кротким; что вполне заслуживает названия, данного ему Магелланом.
Водная масса Тихого океана – ни с чем не сравнимый термостат, накапливающий тепло и медленно его отдающий, так что на большинстве его островов климат великолепный. Теплые, ласковые ночи, небо в огромных звездах, танцы под звуки укулеле – все это не миф. Название Новая Кифера придумано не только из-за красоты туземных женщин, пиршеств, танцев и любви. Ничего этого не было бы при иной атмосфере. Еще недавно мы с вами видели, как нега теплой ночи держала в своей власти посетителей ночного клуба на берегу океана перед нападением пиратов.
И однако Филиппины – один из архипелагов, страдающих от циклонов. Величина Тихого океана обусловила режим его ветров. К северу от экватора существует полоса штилей, наводившая некогда страх на парусники. Там почти всегда стоит изнурительная духота. Плотный пар висит над морем – облачное кольцо, говорят моряки, – и заволакивает горизонт. В странном рассеянном свете мерцает гладкая поверхность моря. Редко шальной ветерок всколыхнет это оцепенение, и опять все застынет.
Восходящее движение воздуха в полосе штилей вызывает постоянный приток туда воздушных масс с севера и с юга из зон высокого давления; вращением Земли они преобразуются в пассаты. Происходит перемещение колоссальных воздушных масс от поверхности моря до ледяных высот, где дуют антипассаты.
Не встречая на своем пути никакого препятствия, циклоны (в западной части Тихого океана и в Китайском море они называются тайфуны) достигают скорости внутреннего вращения 180 километров в час. В то или иное время почти все архипелаги испытывают их опустошительное воздействие, и, пожалуй, одни лишь Гавайские острова благодаря устойчивости местного антициклона относительно защищены от ураганов.
Эти опасные вихри, как и огромные расстояния, не благоприятствовали первым перелетам через Тихий океан, но энергия и упорство человека одолели его необозримые просторы. И впервые за их покорение взялась женщина, пока не нашла там свою смерть.
В книге, посвященной Великому часу Атлантического океана, я рассказал об очаровательной американской летчице, внешне очень похожей на Линдберга, Амелии Эрхарт, которая 20 мая 1932 года, никогда прежде не совершая ночных полетов, первой из женщин перелетела через Атлантику. Покорив этот океан, летчица решила одолеть и Тихий. 11 января 1935 года она вылетела с Гавайских островов одна на борту «Локхида» и через 18 часов приземлилась в городе Окленде в Калифорнии. Она была первым человеческим существом, совершившим такой полет в одиночку.
После этого Амелия Эрхарт поступает на службу в университет Пердью, и ее соотечественники подумали, с некоторой жалостью к ней, что она намерена вести теперь более оседлый образ жизни. Но вот в конце 1936 года распространился слух, что Амелия Эрхарт собирается совершить кругосветный перелет, следуя по линии экватора.
Пускалась она в свое небывалое приключение на этот раз не одна: по предложению авиакомпании «Панам» с нею должен был лететь Фред Нунан, считавшийся лучшим штурманом в Соединенных Штатах. Последнюю модель самолета «Локхид-Электра» предлагал университет Пердью.
2 июня 1937 года Амелия и ее штурман вылетели из Майами и, достигнув экватора, повернули на восток. В конце июня они были в Лаэ на Новой Гвинее. Следующий отрезок – третий от конца – 4000 километров беспосадочного перелета над Тихим океаном. Приземлиться они должны были на Говард-Айленд, плоском островке размером три на полтора километра, специально оборудованном для этой посадки американским морским министерством. Никто в Америке, видимо, не удивлялся, что Амелия Эрхарт пользуется такими привилегиями. Объясняли это ее популярностью.
2 июля 1937 года летчица и ее штурман продолжали свой полет на восток. В намеченный час на Говард-Айленд они не прибыли. Не было их и в последующие дни.
Уже велись их розыски внушительным числом судов и самолетов. 18 июля розыски были официально прекращены, и в печати появилось сообщение: самолет упал в море, и, видимо, его следует считать погибшим.
Это явно правдоподобное заключение было принято всеми единодушно. В некоторых книгах говорилось о «загадке гибели Амелии Эрхарт». Кое-кто придерживался такой точки зрения: кругосветный перелет служил только предлогом. Амелия Эрхарт была послана со шпионским заданием на Марианские острова, где тайно сооружали свои базы японцы, собираясь выступить против Соединенных Штатов. Амелия и ее штурман совершили вынужденную посадку на острове Сайпан, где были схвачены японцами и казнены. В доказательство этих утверждений приводились волнующие документы и факты. С момента окончания официальных розысков – 18 июля 1937 года – армия, морской флот и министерство иностранных дел хранили об этом полное молчание.
История островов и побережий Тихого океана знает немало страшных катастроф: не только от циклонов, но также от цунами и землетрясений. Водяная стена, разрушившая в 1724 году Кальяо в Перу, была высотой 27 метров. При землетрясении 1868 года в Арике (Чили) поднялась волна, затопившая низменные районы Литлтона на Новой Зеландии, в 11000 километров от места землетрясения. Недавние подземные толчки в Центральной и Южной Америке послужили для газет поводом вспомнить еще более ужасные катастрофы, постигшие в 1922 году Чили, а в 1923 году Японию.
Толчки произошли на морском дне. Ложе Тихого океана словно злой великан, которому снятся во сне кошмары, малейшие его содрогания ужасны. С восточной стороны Гавайских островов поднимаются необычные подводные горы конической формы, вершины которых будто срезаны ножом. Это древние вулканы. На Гавайском архипелаге есть и действующие вулканы. Есть они также и на некоторых островах Меланезии и на Новой Гвинее.
В восточной части Тихого океана, у самого побережья Америки, тянется подводная горная цепь, и с обеих сторон ее кряжей расположены самые неустойчивые зоны в земной коре, подверженные расколам. В районе Сан-Франциско, как утверждают ученые, можно опасаться в более или менее отдаленном будущем такой же (или даже еще более серьезной) катастрофы, какая произошла в 1906 году[20]. Однако подобная перспектива, видимо, не страшит жителей Калифорнии. Да и все мы в той или иной мере разве не живем на вулкане?
Тихий океан, как и другие океаны, наиболее глубок не в средней своей части. Глубокие впадины расположены несколько в стороне. Самая глубокая из них находится к востоку от острова Гуам: 11000 метров. Это на 2000 метров больше высоты Эвереста.
В 1905 году швейцарец Огюст Пикар, студент-физик двадцати одного года, придумал аппарат для погружения на большие глубины. Реализацию своей идеи он пока отложил, поскольку у него не было средств и в голове теснилось множество других планов. В 1932 году он стал вдруг знаменит, поднявшись в стратосферу до высоты 16000 метров на воздушном шаре, и после этого вернулся к проекту батискафа. Сконструировал его Пикар в 1948 году (на средства Государственного фонда научных исследований); первый аппарат такого типа был назван FRNS-2. В 1953 году в Триесте он сконструировал вместе с сыном, ставшим его сотрудником, второй батискаф – «Триест», а первый передал французскому Морскому ведомству, где его реконструировали и назвали FRNS-3. Впоследствии был создан еще один батискаф, «Архимед», но нас теперь интересует только «Триест».
Батискаф не подвешен на тросе, он опускается и поднимается самостоятельно. Его основная часть – стальной шар с очень толстыми стенками (от 9 до 15 сантиметров), с диаметром внутренней части 2 метра, где помещается два человека. Чтобы батискаф не шел ко дну, как камень, к нему привязан уравновешивающий поплавок, который опускается вместе с ним с заданной скоростью благодаря хитроумному устройству – баку с бензином, свободно сообщающемуся с морем. Вся система снабжена балластом из свинцовой дроби. Опустившись на дно или на заданную глубину, балласт сбрасывают простым выключением электрического тока. Таким образом устраняется риск застрять на большой глубине.
Профессор Огюст Пикар и сын его Жак спустились на глубину 3150 метров в заливе Кастелламар в Италии. В 1956 году во время поездки в Соединенные Штаты Пикар заинтересовал своим проектом видных представителей американского морского ведомства, и они на следующий год подписали с ним контракт. Для испытания «Триеста» в итальянских водах прибыли американские ученые разных отраслей знания, и наконец в августе 1958 года батискаф был доставлен в Сан-Диего, в штате Калифорния. По новому договору американцы брали на себя уход за батискафом с оплатой всех дальнейших опытов. Вдобавок Соединенные Штаты финансировали научно-исследовательскую лабораторию в Швейцарии.
В восточной части Тихого океана в материковый склон глубоко врезаются большие подводные каньоны. Каньон Монтерей против берегов Калифорнии по размерам не уступает Большому каньону Колорадо: глубина 1800 метров, длина 800 километров. Первые погружения «Триеста» проводились как раз в этих местах. Участие в них принимал сам Пикар, но официально командиром батискафа был назначен лейтенант американского флота Уолш; он руководил и всем коллективом ученых.
Батискаф опускался в районе Сан-Диего; особое внимание ученые уделяли скорости звука в воде на разных глубинах. Те, кто находился внутри стального шара, наблюдали через иллюминаторы в рассеянном свете кварцевых ламп главным образом за медузами и планктоном. В бортовой книге записывались малейшие подробности, замеченные во время погружения: «Видели превосходную угольную рыбу около 30 см длиной, два больших глаза».
Высшие власти американского морского флота имели и другие виды на «Триест» помимо безобидных погружений. Им хотелось исследовать самое глубокое в мире место – Марианскую впадину. Проект этот был назван «Нектон» – «по названию морских животных, способных самостоятельно плавать» в противоположность планктону. Планктон американскими океанографами был изучен уже достаточно.
Члены группы «Нектон», в первую очередь Жак Пикар и лейтенант Уолш, прибыли на остров Гуам в середине октября 1959 года. Это были моряки разных специальностей, военнослужащие, океанографы, биологи, фотографы, электрики, механики.
В разобранном виде «Триест» перевозило специальное грузовое судно «Санта-Мариана», на Гуаме его собрали вновь, и в первых числах ноября начались пробные погружения: 1500, 7000, 7025 метров.
19 января 1960 года члены группы «Нектон», собравшиеся на Гуаме, отплыли на буксирном судне «Уонданк», которое должно было доставить «Триест» к месту погружения – над впадиной Челленджер. Этот недалекий рейс был долгим и малоприятным. 23 января Жак Пикар и лейтенант Уолш заняли места в стальном шаре. Погружение началось в 8 часов 23 минуты. Жак Пикар заранее определил скорость погружения:
– До 8000 метров – 1 метр в секунду, потом до глубины 9000 метров – 60 сантиметров в секунду и далее 30 сантиметров в секунду до самого дна.
Вот краткая сводка записей в судовом журнале:
9 ч. Глубина 240 м.
9 ч. 01. Глубина 300 м. Темнота почти непроглядная. Пикар зажег впереди прожектор. Видно огромное количество взвешенного в воде материала.
9 ч. 20. Глубина 735 м. В поле зрения лишь незначительное количество фосфоресцирующего планктона. Температура морской воды 10°. Холод вторгся в кабину. Двое ее обитателей переменили одежду, намокшую во время посадки. Съели плитку шоколада.
10 ч. 20. Глубина 4100 м. Время от времени подводный мрак прорезают редкие точки фосфоресцирующего планктона. И ничего больше.
11ч. 30. 8250 м. Пикар снижает скорость спуска до 60 см в секунду.
11 ч. 44. 8800 м. Высота Эвереста. В свете прожекторов видна совершенно прозрачная вода. Спуск продолжается более медленно.
12 ч. 56. На измерителе глубины появляется черная линия. Это дно, которое находится в 80 м ниже батискафа.
13 ч. Слабый свет, идущий снизу, и вдруг около иллюминатора промелькнуло маленькое животное (2-3 см длиной). «Кажется, красная креветка».
До дна остается семнадцать метров, восемь метров, пять метров. Его уже ясно видно. «Сложено оно легкой и светлой осадочной породой, обширная пустыня цвета слоновой кости; это явно диатомеи». (Диатомеи – одноклеточные водоросли с кремниевым панцирем; их остатки скапливаются на дне морей, образуя слой диатомового ила.)
13 ч. 06. «Триест» мягко касается дна. Манометры показывают давление в 1156 атмосфер; учитывая соленость моря, его среднюю температуру, сжимаемость воды и силу тяготения на данной широте, такое давление соответствует глубине 10916 м.
Исследователи решили пробыть там полчаса, чтобы провести намеченные наблюдения, в том числе измерение скорости циркулирующей на этой глубине воды (очень холодной, она поступает от полюса), измерение атомной радиации, если она там существует. В кабине холодно: ниже десяти градусов, никакого отопления устроить в ней было нельзя. Исследователи согревались двумя «отличными грелками».
Время тянется в этих холодных глубинах. Правы ли те, кому они издавна представлялись пустыней? Нет, не совсем, поскольку неожиданно «в поле зрения появилась красивая темно-красная креветка». Еще через несколько минут они увидели рыбу. «Очень напоминает рыбу-соль, около 30 см в длину и 15 см в ширину. Два больших глаза. Для чего они ей в этой абсолютной темноте?» Ученые по крайней мере поставят этот вопрос, над которым можно долго размышлять.
Сбросив балласт на дно моря, «Триест» начал подъем (он был чуть быстрее, чем спуск) и в 16 часов 56 минут вышел на поверхность. Группа «Нектон» возвратилась на остров Гуам, куда за Жаком Пикаром и Уолшем пришел специальный самолет, доставивший их прямо в Вашингтон. В Белом доме им был оказан горячий прием, а через несколько дней Жак Пикар получил письмо от президента Эйзенхауэра:
«Дорогой господин Пикар. Для меня было особой радостью иметь случай вручить вам в прошлый четверг орден, как признание вашего замечательного вклада в то дело, которое Соединенные Штаты осуществляют для науки в области океанографии. Как гражданин Швейцарии, страны, вызывающей восхищение всего мира своей любовью к свободе и независимости, вы заслужили благодарность всего американского народа за то, что так много сделали для развития этой важной области науки. От всей души желаю вам дальнейших успехов. Ваш Дуайт Эйзенхауэр. 9.2.1960».
Две креветки, одна большеглазая рыба. Эта скудная жатва была, конечно, не единственным результатом «операции «Нектон». Производились и другие наблюдения, были собраны и другие сведения, не получившие гласности, но, может быть, и оправдавшие «благодарность всего американского народа». То обстоятельство, что пассажиры «Триеста» увидели в глубине океана так мало живности, вовсе не значит, что в других местах ее не может быть гораздо больше. Очень глубокие впадины, конечно, могут не нравиться морским животным; известно, впрочем, что самая обильная фауна – у материкового шельфа. Как бы там ни было, «Триест» установил непревзойденный рекорд и удостоился награды за исследование Тихого океана. Изобретатель его Огюст Пикар дожил до этого успеха. Ученый умер в 1962 году.
В то самое время, когда американское морское ведомство так щедро финансировало исследования на батискафе, два геофизика морской службы научных исследований, Гордон Лилль и Карл Алексис, создали организацию, названную ими не без юмора Американским смешанным обществом (сокращенно Амсок), целью которой было изучение «любого проекта, если он необычен». Проект, которым Амсок в скором времени занялся, действительно заслуживал такой оценки.
Шестьдесят лет назад хорватский геолог Андрей Мохоровичич, изучая сейсмограммы землетрясения 1909 года, заметил, что сейсмические станции, расположенные на расстоянии нескольких сот километров от места катастрофы, отметили два последовательных ряда волн, хотя толчок был один. После долгих размышлений и исследований он пришел к выводу:
– Волны, вызванные одним и тем же толчком, достигли сейсмической станции двумя различными путями внутри земного шара. Те, что достигли станций первыми, прошли через глубинные плотные слои, где звук распространяется с наибольшей скоростью. Вторые, преодолевшие то же самое расстояние, шли через верхние, менее плотные слои и поэтому с меньшей скоростью. Разница между тем и другим путем так велика, что я нахожу для этого только одно объяснение: на глубине нескольких километров от поверхности свойства земного шара меняются резким скачком.
Выдающиеся геологи размышляли над этим утверждением, сличали данные и наконец сделали выводы, что наша планета, начиная от поверхности, имеет следующее строение: осадочный слой, более или менее мощный, но никогда не превышающий нескольких километров; твердый слой, возможно базальтовый или гранитный, сиаль; слой, как поверхность раздела, впервые открытый Мохоровичичем и поэтому названный поверхностью Мохо; ниже идет мантия, простирающаяся до глубины 2900 километров; под нею жидкий слой, состоящий, как полагают, из расплавленного железа и никеля, мощностью от 2000 до 2200 километров; наконец, твердое центральное ядро диаметром около 2500 километров. Естественно, чем дальше от поверхности, тем менее точны предположения. Но еще до второй мировой войны ученые сумели убедиться в существовании поверхности Мохо и мантии под ним. А ведь мантия – самый мощный слой, составляющий более 84 процентов всего объема Земли. И о нем нам ничего не известно.
– Собственно говоря, мы почти ничего не знаем о том небесном теле, на котором живем. Если бы удалось пройти через поверхность Мохо и достичь мантии, мы бы смогли по величине радиоактивности узнать возраст и происхождение Земли, происхождение океанических бассейнов и морской воды, причину землетрясений и наверняка узнали бы истину о перемещении материков и даже о происхождении жизни на нашей планете.
Такое мнение высказали в 50-х годах геологи, физики, геофизики, биологи и другие ученые, объединенные Американским смешанным обществом. Их энтузиазм еще возрос, когда в марте 1957 году Вальтер Мунк и профессор Гарри Гесс подвели примерный итог геологическим сведениям, собранным за последние годы во всем мире:
– Поверхность Мохо располагается не параллельно поверхности Земли: под океанами она ближе к нам, чем под материками. В некоторых местах она находится всего в семи километрах от дна океана, тогда как под материками она расположена на глубине тридцати или сорока километров. Именно под морями мы должны пробиться через поверхность Мохо и достичь мантии.
Должны пробиться. Убежденность двух ученых была такова, что в сентябре того же года в Торонто по инициативе Амсока собрался Международный геодезический и геофизический съезд и вынес решение: «Срочно изучить возможность и стоимость бурения поверхности Мохо». Так как речь шла о бурении скважины (по-английски hole) в слое Мохо, операция получила название проекта Mohole.
Энтузиазм ученых рос с каждой их встречей. В «Сайеншл Америкен» была напечатана статья Баскома: «Поскольку скважина пройдет через время и пространство первоначальной жизни на земле, вполне возможно, что будут обнаружены следы этой жизни». Иными словами, бур, проникая все дальше и дальше в осадочные породы больших глубин, будет исследовать прошлое планеты и человечества. В общем речь шла об очень волнующем исследовании.
Чтобы пробурить скважину под водой, изыскателям нефти нужно несколько лет. Первая поисковая скважина в Северном море в 1965 году достигла глубины 4520 метров, то есть бур, опущенный на дно моря, проник в подводный грунт более чем на четыре километра. С затратой очень больших средств можно пробурить и более глубокую скважину даже в твердых породах: в Техасе одна наземная скважина имеет глубину более 8000 метров.
Если разведчики нефти производят бурение по краю материкового шельфа на глубинах 200 метров или чуть больше, то для того, чтобы достичь Мохо, необходимо бурить дальше в открытом море. Геофизики определили, что в районе Гавайского архипелага Мохо лежит на глубине всего 4800 метров от морского дна. Однако выше этого дна – 4500 метров водной толщи океана. Вот что говорил о проекте Вальтер Мунк:
– Прежде всего необходимо подвести судно, производящее бурение, к намеченному месту и установить его там совершенно неподвижно. Глубина не позволяет нам использовать якоря и цепи, но наши специалисты по электронике нашли другое средство. Держать корабль в нужном положении будут четыре буя с подводными ультразвуковыми радиопередатчиками и радиолокаторами на поверхности, а электронная машина, приводящая в действие боковые винты, будет исправлять малейшие смещения. На дно спустят трубу с буром, и начнется бурение. Наверное, оно будет долгим. На рекордную скважину в Техасе потребовалось два года. Учитывая большое научное значение нашей задачи, такая длительность не должна нас останавливать.
– А не придется ли нам за время работы менять бур, и может быть, не один раз?
Мунк допускал, что это возможно и даже, наверное, так и будет.
– В таком случае сумеем ли мы при большой мощности водного слоя снова ввести бур в начатую уже скважину?
Это была важная техническая трудность, но ее сочли преодолимой. Заменяют же нефтяники свои изношенные буры. Большая глубина океана, на какой придется работать, конечно, усложнит задачу, но это лишь технические трудности, при наличии необходимых средств вполне преодолимые.
А средства были отпущены немалые. Государственный научный фонд объявил, что выделяет полтора миллиона только для электронного оборудования, обеспечивающего устойчивость судна. Строительство бурового судна финансировали четыре нефтяные компании. В марте 1961 года начались пробные бурения. Пять скважин глубиной по 315 метров были пробурены в 30 километрах от берега, против Сан-Диего, на глубине 930 метров. Затем судно направилось по Калифорнийскому заливу вдоль мексиканского побережья и остановилось в 65 километрах к востоку от острова Гваделупа. Глубина океана в этом месте 3000 метров.
Опустили буровую трубу, и бурение возобновилось. 28 марта 1961 года, при скорости ветра 50 километров в час и высоте волн до 4 метров, глубина скважины в подводном грунте достигла 70 метров. 1 апреля – 166 метров, и наверх была поднята «колонка» 12 сантиметров длиной; она состояла из «двух кусков темно-серого базальта, один из них с блестящей поверхностью». Бурить стало труднее, проходили не более 60 сантиметров в час. За последующий двадцать один час прошли только 13 метров, и буровая машина остановилась. Пробные бурения прекратили. До поверхности Мохо было еще очень далеко.
– На большем судне мы сможем добраться до него за три года при расходах 20-25 миллионов, – заявил Вальтер Мунк.
Судно было возвращено нефтяным компаниям. Ученые принялись разрабатывать новую программу бурения. Длилось это долго, так как не было согласия.
– Можно ограничиться менее глубоким бурением. Ведь изучить верхний слой осадочных пород тоже очень интересно.
Но геофизики, одержимые мыслью просверлить слой Мохо и достичь мантии, не хотели ничего снимать в первоначальном проекте. 18 августа 1966 года палата представителей привела обе стороны к согласию, отказав Государственному научному фонду 108 голосами против 59 в выдаче 19,7 миллиона долларов, необходимых для завершения проекта Mohole. Представитель Среднего Запада говорил в крепких выражениях о том, как нелепо было бы «швырнуть двадцать миллионов долларов в дыру на дне моря». Эффектная «программа Аполло» по исследованию космоса сильно потеснила подводные исследования. Но фанатиков океана ничто не могло привести в уныние.
– Город наш богатый из богатых. И край наш богатейший в мире. Так говорят жители Ла-Хольи, очень красивого местечка на берегу моря, в четверти часа езды от Сан-Диего.
В воскресные дни автомобили заполняют стоянки на пляжах Ла-Хольи с самого раннего утра. Из них высыпают загорелые парни и девушки со светлыми волосами, часто уже облаченные в прорезиненные комбинезоны. Они платят за прокат досок для серфинга, установленных на воде, и бегут к морю.
Своим богатством Ла-Холья обязана главным образом тому, что в ней находится университет Скриппса, или просто Скриппс, как там говорят. Это имя наверняка не стало бы известно потомству, если бы Е. У. Скриппс, владелец газеты в Сан-Диего, не подписал в 1903 году чека на имя Уильяма Риттера, профессора зоологии в Беркли, совершавшего в то время свадебное путешествие.
– Мне бы очень пригодились пять тысяч долларов, – сказал он Скриппсу, – чтобы купить судно и организовать здесь лабораторию морской биологии.
Университет Скриппса стал бастионом океанографии. Его сотрудники должны приходить на работу ровно в 8 часов утра. Кабинеты и лаборатории открыты с 8 до 17 часов, а некоторые доклады и исследования происходят и в более позднее время.
В списках запланированных работ, вывешенных в вестибюлях, можно прочитать, какие именно исследования намечаются на ближайшие сроки. Например: «Данные о скорости и выдыхании под водой мегаптера (горбатого кита), сопровождающего судно», «Обычные скопления свинца в снегах Гренландии», «Восстановление численности северного морского слона», «Особенности каротиноидного обмена веществ у фламинго Анд». На другой стене читаем: «В среду в 12 часов 15 минут лекция Теодора Эннса по морской биологии: «Выделение мочи почками акулы».
Университет располагает флотом из восьми специальных судов вместимостью от 99 до 2079 тонн. Одно из них, «Альфа Хеликс» (512 тонн, длина 40 м), представляет собой плавучую лабораторию. Как и в университете, на нем ведутся научно-исследовательские работы, название которых вызывает иногда улыбку («Сила, развиваемая гигантским петушком-тапесом, чтобы захлопнуть раковину», «Максимальная скорость передвижения краба-привидения», «Биение сердца у морского слона в разных условиях»), но которые, по мнению руководства университета, все будут использованы в свое время в торговле, промышленности, науке и военном деле. На борту «Альфа Хеликс» в распоряжении ученых библиотека с последними литературными новинками, и не было еще ни одного плавания, в котором они не организовали бы своего оркестра.
Возглавляет ученых на «Альфа Хеликс» биолог Пьер Схоландер, швед по рождению, полный 68-летний человек. У океанографов он приобрел большую известность своими работами, среди прочих: обмен веществ у тюленей и ламантинов, атеросклероз и образование холестерина у лосося, нервные волокна кальмара. Часто он работает в содружестве с Робертом Элснером, доктором философии 53 лет, ставшим специалистом в области электроники. Элснер изобрел полезные приборы для биологических наблюдений, сам он занимается дрессировкой тюленей и дельфинов, чтобы иметь возможность лучше изучить мускульную силу этих животных при нырянии.
С 1966 года в Тихом океане, в 60 километрах к западу от Сан-Франциско, на глубине 3850 метров, стала действовать подчиненная университету Скриппса подводная геофизическая станция. Она регистрирует главным образом земные толчки и ядерные взрывы, посылая всю информацию на берег по подводному кабелю. Упомянутый уже Вальтер Мунк использует аппаратуру этой станции для изучения морских приливов и измерения расстояний, пробегаемых волнами. Недавно он засек достигшие станции волны, вызванные бурей в Индийском океане. Чтобы иметь представление о пройденном ими расстоянии, взгляните на глобус.
– Океанография, – говорит Мунк, – едва только зарождается. Изучение океана даст нам такие знания, о которых мы теперь не имеем ни малейшего представления.
В университете Скриппса был разработан и сконструирован буй «Монстр», стоящий на якоре во Флоридском проливе, для постоянного измерения скорости и температуры Гольфстрима. Такие же буи разбросаны в разных местах Тихого океана, некоторые в 4000 километрах от береговой станции, куда они каждые шесть часов посылают по радио свои данные: осадки, температура и влажность воздуха, температура и соленость воды, скорость и направление ветра, длина и направление морской зыби, высота волн и прочие сведения, о которых ученые не всегда говорят открыто, несомненно из-за возможности использовать их в военных целях.
Тихий океан, он так необъятен и нередко грозен, так величествен, когда пролетаешь над его пустынными просторами, и вот оказывается, что каждую минуту почти все эти просторы обозреваются, измеряются, просматриваются, прослушиваются. Правительство Соединенных Штатов, очевидно, не думает (несмотря на отказ поддержать проект Mohole), что огромные суммы, которые тратятся на эти исследования, пропадают даром. Собранные сведения о ветрах, течениях, температуре и о всех настроениях Тихого океана могут обернуться однажды огромной и непосредственной выгодой. Например, осуществление грандиозного проекта, впервые предложенного еще одним сотрудником университета Скриппса, Джоном Изааксом: буксировка айсбергов из Антарктики в Калифорнию. Самый богатый в стране штат сильно страдает от недостатка воды: для полей, для промышленности, для нужд городов ее с каждым днем требуется все больше и больше. При нынешних ценах на пресную воду в Калифорнии «маленький» айсберг будет стоить 200 миллионов долларов.
В некоторых роскошных гастрономах Токио можно купить лед для прохладительных напитков из берегового припая Гренландии. Доставленный на самолете, он стоит в двадцать раз дороже промышленного льда. Покупают его из снобизма, так как на этикетке стоит надпись: «Возраст – две тысячи лет». Американский проект преследует более утилитарные цели.
Недавно этот проект был поддержан научно-исследовательским объединением «Рэнд корпорейшн» и Государственным научным фондом. Доставленный из Антарктики лед (чистый, без бактерий) смог бы на 50 процентов обеспечить потребность Калифорнии в пресной воде. Доставка айсбергов обошлась бы очень дешево, буксировку будут производить парусные суда, пользуясь научными данными о ветрах и течениях Тихого океана. На ум приходит одно возражение:
– Айсберги будут двигаться слишком медленно и растают.
Не забывайте, что девять десятых объема айсберга находится под водой. Только верхушка требует защиты от солнца. Авторы американского проекта предлагают для этого огромные пластиковые мешки. Проект их с самого начала казался более надежным, чем Mohole, и они считают его рентабельным.
Шествие через Тихий океан полярных айсбергов открыло бы новую главу в великих морских событиях, которые никогда не кончаются.