Ветеран

Ветеран

Среди любопытных знакомых, которыми подарили меня прогулки по крепости, был бравый и потрепанный в битвах полковник инвалидного гарнизона, угнездившийся наподобие ястреба в мавританской башне. История его, которую он любил рассказывать, была смесью приключений, невзгод и превратностей, придающих жизни почти всякого незаурядного испанца разнообразие и прихотливость страниц Жиль Бласа.

^{Винные Ворота} 

Двенадцати лет он побывал в Америке и полагал, что жизнь обласкала и осчастливила его уже тем, что он видел генерала Вашингтона[106]. С тех пор он принимал участие во всех войнах своей страны; он со знанием дела говорил почти обо всякой тюрьме и темнице на полуострове; на одну ногу он прихрамывал, обе руки были покалечены, и весь он был в рубцах и шрамах — словом, живой памятник испанских бед, с отметиною от каждой битвы и стычки, словно дерево, на котором Робинзон Крузо делал по зарубке в год. Однако больше всего старому вояке не повезло, когда он начальствовал в Малаге в тревожные и смутные времена и был возведен горожанами в чин генерала, дабы защитить их от нашествия французов.

От той поры у него остался целый ворох справедливых исков к правительству, и боюсь, что он до смертного часа будет все писать и печатать прошения и меморандумы, изнуряя свой ум, истощая кошелек и испытуя друзей, каждый из которых, навестив его, выслушает полчаса чтения убийственно скучного документа и уносит в карманах с полдюжины размноженных отписок. Так, впрочем, обстоит дело по всей Испании: повсюду вам попадется какая-нибудь почтенная особа, которая, забившись в свой угол, лелеет память о незаслуженных обидах и незаглаженных несправедливостях. К тому же, если у испанца имеется какой ни на есть иск или тяжба с правительством, то он может считать себя при деле весь остаток жизни.

Я навещал ветерана в его жилище в верхнем этаже Torre del Vino, то есть Винной Башни. Комната его была невелика, но уютна, с прекрасным видом на Вегу. Обставлена она была по-солдатски. На стене висели три ружья и пара пистолетов, все вычищенные и сверкающие, с боков сабля и трость, сверху две треуголки: одна парадная, другая всегдашняя. Пяток книг на полке составлял его библиотеку: излюбленным чтением был захватанный томик философических речений. Он ежедневно просиживал над ним часами, применяя всякое речение, не лишенное трезвой горечи и указующее на неблагоустройство мира, к собственным тяжбам.

При всем том он был общителен и добродушен и, если удавалось оставить в стороне его обиды и его философию, мог многое порассказать. Я люблю таких закаленных сынов фортуны и нахожу вкус в их нехитрых армейских байках. Похаживая к полковнику, я услышал немало забавного о прежнем военном коменданте крепости, который, видимо, был ему сродни по духу и по воинской судьбе. Я дополнил его рассказы, выспросив некоторых здешних старожилов, в особенности отца Матео Хименеса: нижеописанный комендант был его излюбленным героем.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.