VI. Произвол Чеки

VI. Произвол Чеки

«Диких звeрей просто убивают, но не мучают и не пытают их».

Я. П. Полонскiй.

Открывая широкiй простор для произвола во внe, творцы «краснаго террора» безграничный произвол установили внутри самих чрезвычайных комиссiй.

Если мы проглядим хотя бы оффицiальныя отмeтки, сопровождающiя изрeдка опубликованiе списков разстрeленных, то перед нами откроется незабываемая картина человeческаго произвола над жизнью себe подобных. Людей оффицiально убивали, а иногда не знали за что, да, пожалуй, и кого: «разстрeляли, а имя, отчество и фамилiя не установлены»…

В своем интервью в «Новой Жизни» 8-го iюня 1918 г. Дзержинскiй и Закс так охарактеризовали прiемы дeятельности чрезвычайных комиссiй:

«Напрасно нас обвиняют в анонимных убiйствах, — комиссiя состоит из 18 испытанных революцiонеров, представителей Ц. К. партiи и представителей Ц. И. К.

Казнь возможна лишь по единогласному постановленiю всeх членов комиссiи в полном составe. Достаточно одному высказаться против разстрeла, и жизнь обвиняемаго спасена.

Наша сила в том, что мы не знаем ни брата, ни свата, и к товарищам, уличенным в преступных дeянiях, относимся с сугубой суровостью. Поэтому наша личная репутацiя должна быть внe подозрeнiя.

Мы судим быстро. В большинствe случаев от поимки преступника до постановленiя проходят сутки или нeсколько суток, но это однако не значит, что приговоры наши не обоснованы. Конечно, и мы можем ошибаться, но до сих пор ошибок не было и тому доказательство — наши протоколы. Почти во всeх случаях преступники, припертые к стeнe уликами, сознаются в преступленiи, а какой же аргумент имeет большiй вeс, чeм собственное признанiе обвиняемаго».

На замeчанiе интервьюировавшаго сотрудника «Новой Жизни» о слухах относительно насилiй, допускаемых при допросах, Закс заявил:

«Всe слухи и свeдeнiя о насилiях, примeняемых будто бы при допросах, абсолютно ложны. Мы сами боремся с тeми элементами в нашей средe, которые оказываются недостойными участiя в работах комиссiи».

Это интервью лживо от перваго до послeдняго слова, оно лживо и по отношенiю к тому времени, о котором говорили оба тогдашних руководителя.

Цинизм в казни.

18 человeк в Ч. К. рeшают вопросы о смерти! Нeт, рeшают двое-трое, а иногда и один.

Смертный приговор имeл право выносить фактически даже народный судья. По этому поводу между двумя подвeдомственными учрежденiями в 1919 г. произошла даже своего рода коллизiя. 20-го iюня в кiевских «Извeстiях» (№ 70) была опубликована слeдующая замeтка:

«На запросы из уeздов кiевскiй губернскiй юридическiй отдeл разъясняет, что народные суды ни в коем случаe не могут выносить смертных приговоров. Смертная казнь, как нормальная мeра наказанiя, не предусмотрeна ни одним декретом и идет в разрeз с соцiалистическим правосознанiем. В данное же переходное время смертная казнь примeняется революцiонными трибуналами и административными органами, исключительно, как орудiе классовой борьбы».

Но через нeсколько дней мы могли прочитать уже почти противоположное:

«В виду запросов с мeст о возможности примeненiя Народными судами смертной казни Верховный Судебный контроль разъяснил: что в настоящее время при наличности массовых попыток контр-революцiи подорвать всякими способами Совeтскую власть, право примeненiя смертных приговоров сохраняется и за Народными судами».[227]

«Мы судим быстро»… Может быть, так бывало в дни массовых разстрeлов, может быть, эта быстрота в вынесенiи приговоров отличительная черта производства Ч. К., но… бывает и другое. Длятся мeсяцы без допросов, годы тянется производство дeл и заканчивается… все же разстрeлом.

«Нас обвиняют в анонимных убiйствах»… В дeйствительности, как мы говорили, огромное большинство разстрeлов вовсе не опубликовывается, хотя 5-го сентября 1918 г., в разгар террора в совeтской Россiи, совeтом народных комиссаров было издано постановленiе о необходимости «опубликовать имена всeх разстрeленных, а также основанiя примeненiя к ним этой мeры». Образчиком выполненiя этого распоряженiя могут служить публикацiи, появлявшiяся в «спецiальном „Еженедeльникe“» Ч. К., т. е. в органe, задача котораго состояла в руководил и объединенiи дeятельности чрезвычайных комиссiй. Мы найдем здeсь поучительную иллюстрацiю.

В № 6 этого «Еженедeльника» (26-го октября) опубликован был через полтора мeсяца список разстрeленных за покушенiе с.-р. Каплан на Ленина. Было разстрeлено нeсколько сот человeк, фамилiй опубликовано было лишь 90. Из этих 90 разстрeленных 67 фамилiй опубликованы без имен и отчеств; 2 с заглавными буквами имен, 18 с обозначенiем приблизительнаго званiя, напримeр: Котомазов, бывшiй студент, Муратов — служащiй в кооперативном учрежденiи, Разумовскiй — бывшiй полковник, и т. д. И только при 10 были обозначенiя, объясняющiя причины разстрeла: «явный контр-революцiонер», «бeлогвардеец», «бывш. министр внутр. дeл, контр-рев. Хвостов», «протоiерей Восторгов». И читатель сам должен был догадываться, что под «Маклаковым» разстрeлен бывшiй министр внутренних дeл. О послeднем нетрудно было догадаться, но кто такiе разные Жичковскiе, Ивановы, Зелинскiе — этого никто не знал, и, быть может, никогда не узнает.

Если так исполнялось распоряженiе центральной власти центральным органом, то нетрудно себe представить, что дeлалось в глухой провинцiи, гдe террор подчас принимал исключительно звeрскiй характер. Здeсь сообщенiя (когда они были) о разстрeлах были еще глуше: напр., разстрeлено «39 видных помeщиков (?), арестованных по дeлу контр-революцiоннаго общества „Защита временнаго правительства“ (Смоленская Обл. Ч. К.); „разстрeлено 6 человeк слуг самодержавiя“ (Павлопосадская Чека); публикуется нeсколько фамилiй и затeм дeлается прибавка: и еще „столько то“ (Одесса).

Так было и позже, когда окончились „хаотическiе безпорядки“, которые отмeчал в В. Ч. К. никто иной, как извeстный чекист Мороз и в том же оффицiальном органe (№ 6).

Убiйства совершались в полном смыслe слова анонимно. „Коллегiя“, выносящая приговор, даже никогда не видит в лицо обреченнаго ею на казнь, никогда не слышит его объясненiй. Мы же за малым исключенiем не знаем и имен убiйц,[228] так как состав судей в Ч. К. не публикуется. Разстрeлы без опубликованiя имен получают даже в Ч. К. техническiй термин: „разстрeливать в глухую“ (Одесса). Какое же моральное безстыдство надо имeть, чтобы дать отвeт, подобный тому, который дал Чичерин корреспонденту „Чикаго Трибюн“ на вопрос его о числe разстрeленных „по приказу тайных трибуналов“ и о судьбe семьи императора Николая II. Комиссар иностранных дeл отвeтил: „Тайных трибуналов в Россiи не существует. Что касается казненных по приказу Че-Ка — то число их было опубликовано“ (!!!). Судьба дочерей царя — добавил Чичерин — мнe неизвeстна. Я читал в газетах (?!) будто онe находятся в Америкe»…(!!)[229]

«Собственное признанiе обвиняемаго»… Сколько раз даже я лично наблюдал факты такого рода признанiй под влiянiем устрашенiй, угроз, под дулом револьвера! Сколько таких заявленiй есть со стороны побывавших в стeнах Ч. К.!

Всe слухи о насилiях «абсолютно ложны»… Мы увидим, что скорeе надо признать, что истязанiя и пытки, самыя настоящiя пытки, процвeтают в чрезвычайных комиссiях и не только гдe-нибудь в глухой провинцiи.

Да, человeческая жизнь мало стоит в совeтской Россiи. Ярко это обрисовал уполномоченный Москвы в Кунгурской Ч. К. Гольдин: «Для разстрeла нам не нужно доказательств, ни допросов, ни подозрeнiй. Мы находим нужным и разстрeливаем, вот и все».[230] И это дeйствительно все! Можно ли лучше охарактеризовать принцип дeятельности чрезвычайных комиссiй?

Проглядим однако нeкоторые мотивы разстрeлов, насколько они оффицiально или оффицiозно опубликованы в совeтской печати. Мы найдем нeчто весьма показательное. Среди этих оффицiальных квалификацiй мы найдем такiя точныя наименованiя совершеннаго преступленiя: «тонкiй, неуловимый контр-революцiонер», «(жена) была в курсe дeл мужа», «ряд сыновей и дочерей разных генералов» (Петроград).

Иногда и вина такая, что только удивляешься безстыдству публикаторов: «крестьяне Горохов и др. за избiенiе военнаго комиссара», «торговец Рогов за агитацiю в своей лавкe против совeтов». Или просто «разстрeлен в порядкe краснаго террора». Немного говорят и такiя квалификацiи: 20 «явных бeлогвардейцев» (Орел), «Звeрев, врач, бeлогвардеец» (Вологда), 16 «кулаков» (Себеж), «бывшiй член кадетской партiи» (Москва), «контр-революцiонныя убeжденiя» и т. д. Эти примeры можно было бы умножить по имeющимся у меня вырeзкам из оффицiальных совeтских газет. Достаточно просмотрeть хотя бы комплект «Еженедeльника В. Ч. К.» (шесть номеров). Но вот одна публикацiя разстрeленных В. Ч. К. в Москвe, волнующая по близости лиц, в ней перечисленных, по именам, извeстным всей образованной Россiи: Н. Н. Щекин, А. Д. и А. С. Алферовы, А. А. Волков, А. И. и В. И. Астровы, Н. А. Огородников, К. К. Черносвитов, П. В. Герасимов, (разстрeлен под фамилiей Греков), С. А. Князьков и др. Их было перечислено 66 в извeщенiи, которое появилось в московских газетах 23 сентября 1919 г. Наша общественная совeсть никогда не найдет примиренiя с казнью хотя бы А. И. и В. И. Астровых, о которых в оффицiальных публикацiях сказано: «шпiон Деникина» и затeм добавлено: «У Астровых при обыскe найдены: проект реорганизацiи по сверженiи совeтской власти судов, транспорта, продовольствiя и записка(?!) в добровольческую армiю».

Морально не примирится она и с разстрeлами по мотивам, выставленным в позднeйшем таганцевском дeлe по отношенiю к Н. И. Лазаревскому, кн. Ухтомскому и др. За что разстрeляли этих людей? В оффицiальной публикацiи (1-го сентября) о Н. И. Лазаревском сказано: «по убeжденiям сторонник демократическаго строя», «к моменту сверженiя совeтской власти подготовлял проекты по цeлому ряду вопросов, как-то а) формы мeстнаго самоуправленiя в Россiи, б) о судьбe разнаго рода бумажных денег (русских), в) о формe возстановленiя кредита в Россiи»; о скульпторe С. А. Ухтомском: доставлял организацiи для передачи за границу свeдeнiя о музейном (?!) дeлe и доклад о том же для напечатанiя в бeлой прессe. Тогда же был разстрeлен и поэт Гумилев.

В публикацiи о дeлe Н. Н. Щепкина сказано: «Якубовская Марiя Александровна, к. д., учительница, находилась в связи с агентом Колчака» — ея реальная вина была только в том, что она попала в засаду на частной квартирe. Кiевскiя «Извeстiя» 29-го авг. 1919 г., почти наканунe изгнанiя большевиков из Кiева, опубликовали список в 127 разстрeленных «в порядкe краснаго террора» в отвeт «на массовые разстрeлы рабочих и коммунистов в мeстностях, захваченных Деникиным и Петлюрой». Кто были эти разстрeленные в огромном большинствe случаев мы не знаем. Опубликовывались только фамилiи, и надо было вeрить, что «Синюк Иван Панталеймонович», «Смирнов Владимiр Васильевич», «Сербин Митрофан Александрович», «Серебряков Александр Андреевич» и т. д. все это «заклятые враги рабочих и бeднeйших крестьян».

Приведу еще нeсколько примeров из зарубежной прессы, заимствовавшей их из совeтских газет юга Россiи. Они аналогичны тeм, которые отмeчены для центра. Возьмем хотя бы Одессу: — мировой судья Никифоров, служившiй сторожем на заводe одесскаго О-ва Парох. и Торговли, разстрeлен за то, что, «уклоняясь от мобилизацiи и отказываясь работать на благо совeтской Россiи, поступил на завод для шпiонажа и агитацiи среди несознательнаго пролетарiата»; старушка Сигизмундова, получившая письмо из Варны от сына офицера, разстрeлена «за сношенiя с агентом Антанты и ея приспeшника Врангеля».[231] В Одессe в 1919 г. ген. Баранов в порядкe «краснаго террора» разстрeлен за то, что сфотографировал памятник Екатерины II, стоявшiй на площади против Ч. К.[232]

Мы уже видeли, что даже трибуналы разстрeливали за пьянство, незначительныя хищенiя. В дeйствительности разстрeливали за найденный при обыскe офицерскiя пуговицы, «за преступное полученiе трупа сына». Среди разстрeленных найдем мясника с Мiусской площади, осмeлившагося публично обругать чучелами памятники Марксу и Энгельсу в Москвe… Кронштадтских врачей разстрeляли за «популярность среди рабочих». Что удивляться, если Иваново-Вознесенскiе коммунисты оффицiально грозили разстрeлом даже за несдачу (или только за незарегистрированiе!) швейных машинок,[233] a владикавказскiй комендант Митяев обeщал «стереть с лица земли» всeх, виновных в продажe спиртных напитков. Бакинскiй комиссар почт и телеграфа в оффицiальном приказe грозил разстрeлом в 24 часа телеграфисткам, несвоевременно отвeчающим на сигналы или отвeчающим грубо.[234]

В. Ч. К. ведутся протоколы постановленiй о разстрeлах. Но неужели достаточными считает Дзержинскiй такiе протоколы, какiе велись, напр. в 1919 году в столичном градe Кiевe? Мы опубликовали в № 4 «На чужой сторонe» образцы этих по истинe изумительных протоколов Кiевской Губернской Чрезвычайной Комиссiи и Всеукраинской, во главe которой стоял Лацис, истинный творец и осуществитель краснаго террора на Украинe. Протоколы эти с подлинными подписями и печатями, сохранившiеся в архивe Деникинской комиссiи, заслуживают быть сфотографированными. В одно засeданiе Губернская Ч. К. ухитрялась разсмотрeть 59 дeл. О, смертные приговоры выносились легко! 19 мая 1919 г. Комиссiя, помимо всякаго рода очередных и хозяйственных дeл, разсмотрeла 40 личных дeл и вынесла 25 смертных приговоров. Приговоры по протоколу чрезвычайно обоснованы — нигдe даже не указано вины: Рудаков Петр Георгiевич; Вашин Иван Алексeевич; Рыжковскiй Викентiй Романович и т. д. «примeнить высшую мeру наказанiя и наличныя деньги конфисковать». Мы указывали там же[235] до какого цинизма доходила Всеукраинская Ч. К. и в видe образца приводили журнал ея засeданiя, гдe имeется подпись Лациса и нeт даже даты, а между тeм какой-то несчастный Евгенiй Токовлодов за контр-революцiонныя дeянiя был приговорен к разстрeлу с исполненiем этого приговора в 24 часа… Мы указывали и на дeйствительно ужасающую простоту в документах, относящихся к разстрeлу в Харьковской Ч. К. Здeсь чекисты Португейс и Фельдман разстрeливали в 1919 г. уже без всяких протоколов: просто-напросто дeлали чернильным карандашем лаконическiя и крайне небрежныя надписи: «Баеву, как неисправимую преступницу, разстрeлять».[236]

Очевидно на языкe чекистов, презрeвших старую мораль, как буржуазный предразсудок, описанное относится к категорiи того, что в Одессe называлось «придать дeлу юридическую форму» и кончить «в духe разстрeла». Такiя предписанiя — утверждает допрашиваемый Деникинской комиссiей слeдователь Одесской Ч. К., бывшiй студент новороссiйскаго университета Сигал — постоянно шли от секретаря комиссiи. Или предписывалось: повести дeло так, чтобы 15 человeк «приставить к стeнкe».

При неряшливом отношенiи к человeческой жизни разстрeливали однофамильцев — иногда по ошибкe, иногда именно для того, чтобы не было ошибки. Напр., извeстен случай, когда в Одессe разстрeляли трех врачей Волкова, Власова и Воробьева.[237] В Одессe разстрeлен нeкто Озеров. Слeдователь обнаруживает ошибочность и — разстрeливается тот Озеров, который подлежал дeйствительному разстрeлу.[238] Такой же случай зарегистрирован Авербухом в книгe «Одесская чрезвычайка».

Получен был донос о контр-революцiонной дeятельности нeкоего Арона Хусида, без точнаго указанiя его мeстожительства. В тот же день, согласно справкам адреснаго стола по предписанiю слeдователя Сигала арестовано было 11 человeк, носящих фамилiи Хусид. И послe двухнедeльнаго слeдствiя над ними и различных пыток, несмотря на то, что обвинялось одно лицо, казнено было 2 однофамильца Хусид, так как слeдствiе не могло точно установить, кто настоящiй контр-революцiонер. Таким образом второй казнен был так себe, на всякiй случай…

Авторитетный свидeтель, котораго нельзя заподозрeть в сознательном искаженiй дeйствительности, утверждает, что в Одессe был разстрeлен тов. прокурора Н. С. Баранов вмeсто офицера с таким же именем; этот свидeтель присутствовал в камерe, когда требовали на разстрeл: «Выводцев Алексeй»; был в камерe другой Выводцев К. М., получился отвeт: «Имя неважно, а нужен именно этот Выводцев». Один из интеллигентных свидeтелей Деникинской комиссiи, агроном, говорит о том, как в той же Одессe разстрeлен был крестьянин Яков Хромой из деревни Явкино — его смeшали с крестьянином той же деревни Яковом, кривым на ногу.

Сколько людей бывало в таком же положенiи и, быть может, случайно спасалось в самый послeднiй момент. Немало почти аналогичных фактов я лично знаю из дeятельности московских розыскных органов. Свои личныя наблюденiя я в значительной степени оставляю пока в сторонe — они войдут в готовящiяся к печати воспоминанiя. Такiе факты имeются и в «Бeлой книгe», и в сборникe Че-Ка.

О разстрeлах однофамильцев в Кiевe разсказывает и Нилостонскiй (стр. 17).[239]

Сколько случаев разстрeла по ошибкe! Появляется даже особая категорiя «ошибочников» на жаргонe чекистов. В Москвe в 1918 г. была открыта какая то офицерская организацiя «левшинцев». Послe этого арестованы были всe офицеры, жившiе в Левшинском переулкe. Они сидeли в Бутырской тюрьмe с арестованными по дeлу Локкарта. Из 28 сидeвших остались в живых только шесть. В провинцiи было еще хуже. Вот выписка из документа: «в г. Бронницах (под Москвой) комиссарами разстрeливались прямо всe, чья физiономiя им не нравилась. Исполком Совдепа на самом дeлe не засeдал даже, а кто-нибудь из его членов говорил: „мы постановили“ и тут уже ничего сдeлать было нельзя». Брали двух конвойных, арестованнаго, давали ему лопату и вели во двор Бронницкаго манежа, там заставляли рыть себe могилу, затeм разстрeливали и «закапывали».

Стоит ли вновь удивляться всему этому, если сам Лацис в своих статьях свидeтельствует, что разстрeл примeнялся на всякiй случай — в цeлях воздeйствiя на обывателей: «произвести должный эффект», «отбить всякую охоту саботировать и заговоры устраивать». В Ярославлe заложников разстрeливают вперед, так как готовится «кулацкое возстанiе».

«Большевики утверждали, что для предотвращенiя заранeе всяких контр-революцiонных движенiй в городe (Екатеринбург) надо было таким способом терроризировать населенiе» — пишет Эльстон Керзону 11-го февраля 1919 г.[240]

Самое все-таки непрiемлемое остается разстрeл заложников из членов семьи; нельзя морально примириться с сообщенiем, что в Елисаветградe (май 1920 г.) разстрeлена семья из 4 дeвочек 3–7 лeт и старухи матери 69 лeт за сына офицера…

Почему «контр-революцiонер» разстрeливался в то или иное время? Это также непонятно. Царскiе министры разстрeливались осенью 1918 г. Был когда-то царским министром внутренних дeл Булыгин. Он остался жив в 1918 г., но его почему то Чека судила 5-го сентября 1919 г. Судили за реакцiонную политику в 1905 г. Постановлено: «гр. Булыгина разстрeлять, имущество, принадлежащее гр. Булыгину, конфисковать и передать в распоряженiе исполкома для передачи рабочим государственнаго завода».[241] Не такiе ли протоколы Дзержинскiй считал обоснованными в своем интервью?

Истязанiя и пытки.

Если вспомнить все уже сказанное, едва ли явится сомнeнiе в том, что в застeнках чрезвычайных комиссiй не только могли, но и должны были существовать пытки в полном смыслe этого слова. Едва ли было хоть какое нибудь преувеличенiе в обращенiи к общественному мнeнiю Европы Исполнительнаго Комитета членов бывшаго Учредительнаго Собранiя в Парижe (27-го октября 1921 г.), протестовавшаго против вакханалiи политических убiйств в Россiи и примeненiя насилiя и пыток. Трудно бывает иногда даже разграничить пытку моральную от пытки физической, ибо то и другое подчас сплетается. В сущности длительной своего рода пыткой являются сами по себe условiя содержанiя в большевицкой тюрьмe.

Все, что мы знаем о старых русских тюрьмах, о «русской Бастилiи», как звалась обычно, напр., Шлиссельбургская крeпость — мeсто заключенiя важных политических преступников — все это блeднeет перед тюрьмами и режимом, установленным коммунистической властью в нeкоторых мeстах заключенiя. Развe не пыткой почти физической является содержанiе в таких тюрьмах, иногда мeсяцами без допроса, без предъявленiя обвиненiя, под постоянной угрозой разстрeла, которая в концe концов и осуществляется. Возрожденiем пыток назвал П. А. Кропоткин в таких условiях институт заложников. Но этими заложниками фактически являлись и являются всe вообще заключенные в тюрьмах.

Когда я был в заключенiи в Бутырской тюрьмe, я встрeтился здeсь с московским доктором Мудровым. Я не знаю, в чем он обвинялся. Но, очевидно, никаких значительных реальных обвиненiй ему не было предъявлено. Он был переведен из тюрьмы Чека в общую тюрьму и здeсь находился уже нeсколько мeсяцев. Он обжился как бы в тюрьмe, и тюремная администрацiя с разрeшенiя слeдователя при отсутствiи необходимаго в тюрьмe медицинскаго персонала привлекла Мудрова к выполненiю обязанностей тюремнаго врача. В тюрьмe была тифозная эпидемiя, и доктор Мудров самоотверженно работал, как врач. Его больше не вызывали на допросы. Можно было думать, что дeло его будет ликвидировано, во всяком случаe, ясно было, что прошла уже его острота. Однажды, во время исполненiя Мудровым своих врачебных обязанностей, его вызвали на допрос в Чека. Он оттуда не вернулся, и мы узнали через нeсколько дней, что он разстрeлен. Казалось, не было повода для такой безсмысленной жестокости. За что разстрeлен был доктор Мудров — этого так никто и не узнал. В оффицiальной публикацiи о нем 17-го октября в «Извeстiях» было сказано лишь то, что он «бывшiй член кадетской партiи».

Я помню другую встрeчу, быть может, произведшую на меня еще большее впечатлeнiе. Это было уже лeтом 1922 г. Я был арестован в качествe свидeтеля по дeлу соцiалистов-революцiонеров. Однажды меня вызвали из камеры на суд. Вели меня с каким-то пожилым изнуренным человeком. По дорогe мнe удалось перекинуться с ним двумя-тремя словами. Оказалось, что это был полковник Перхуров, участник возстанiя против большевиков, организованнаго Савинковым в Ярославлe в 1918 г. Перхуров сидeл в тюрьмe Особаго Отдeла В. Ч. К., -полуголодный, без книг, без свиданiй, без прогулок, которыя запрещены в этой яко-бы слeдственной тюрьмe. Забыли ли его, или только придерживали на всякiй случай — не знаю. Вели его на суд также, как свидeтеля, но… на судe он превратился вновь в обвиняемаго. Его перевели в Ярославль и там через мeсяц, как прочел я в оффицiальных газетных извeщенiях, он был разстрeлен. Один офицер просидeл полтора года в этой ужасной по обстановкe тюрьмe Особаго Отдeла и, быть может, еженощно ждал своего разстрeла.

Я взял лишь два примeра, которые прошли перед моими глазами. А таких сотни! И, если это совершалось в центрe и в дни, когда анархiя начала большевицкаго властвованiя смeнилась уже опредeленно установленным порядком, то что же дралось гдe нибудь в отдаленной провинцiи? Тут произвол царил в ужасающих формах. Жить годами в ожиданiи разстрeла — это уже физическая пытка. Такой же пыткой является и фиктивный разстрeл, столь часто и повсемeстно примeняемый слeдователями Ч. К. в цeлях воздeйствiя и полученiя показанiй. Много таких разсказов зарегистрировал я в теченiе своего пребыванiя в Бутырской тюрьмe. У меня не было основанiя не вeрить этим повeствованiям о вынесенных переживанiях — так непосредственны были эти впечатлeнiя. Такой пыткe подверглись, напр., нeкоторые подсудимые в дeлe петербургских кооператоров, разсматривавшемся осенью 1920 г. в Москвe в Верховно-Революцiонном Трибуналe. Слeдствiе шло в Петербургe. Одного из подсудимых нeсколько раз водили ночью на разстрeл, заставляли раздeваться до гола на морозe, присутствовать при реальном разстрeлe других — и в послeднiй момент его вновь уводили в камеру для того, чтобы через нeсколько дней вновь прорепетировать с ним эту кошмарную сцену. Люди теряли самообладанiе и готовы были все подтвердить, даже несуществовавшее, лишь бы не подвергаться пережитому. Присужденный к разстрeлу по дeлу Локкарта американец Калматьяно в Бутырской тюрьмe разсказывал мнe и В. А. Мякотину, как его, и его сопроцессника Фриде, дважды водили на разстрeл, объявляя при этом, что ведут на разстрeл. Калматьяно осужден был в 1918 г., и только 10-го мая 1920 г. ему сообщали, что приговор отмeнен. Все это время он оставался под угрозой разстрeла.

Находившаяся одновременно со мной в тюрьмe русская писательница О. Е. Колбасина в своих воспоминанiях передает о таких же переживанiях, разсказанных ей одной из заключенных.[242] Это было в Москвe, во Всероссiйской Чрезвычайной Комиссiи, т. е. в самом центрe. Обвиняли одну женщину в том, что она какого то офицера спасла, дав взятку в 100 тыс. рублей. Передаем ея разсказ так, как он занесен в воспоминанiя Колбасиной. На разстрeл водили в подвал. Здeсь нeсколько трупов лежало в нижнем бeльe. Сколько, не помню. Женщину одну хорошо видeла и мужчину в носках. Оба лежали ничком. Стрeляют в затылок… Ноги скользят по крови… Я не хотeла раздeваться — пусть сами берут, что хотят.[243] «Раздeвайся!» — гипноз какой то. Руки сами собой машинально поднимаются, как автомат растегиваешься… сняла шубу. Платье начала растегивать… И слышу голос, как будто бы издалека — как сквозь вату: «на колeни». Меня толкнули на трупы. Кучкой они лежали. И один шевелится еще и хрипит. И вдруг опять кто-то кричит слабо-слабо, издалека откуда-то: «вставай живeе» — и кто-то рванул меня за руку. Передо мной стоял Романовскiй (извeстный слeдователь) и улыбался. Вы знаете его лицо — гнусное и хитрую злорадную улыбку.

— Что, Екатерина Петровна (он всегда по отчеству называет) испугались немного? Маленькая встряска нервов? Это ничего. Теперь будете сговорчивeе. Правда? Пытка то или нeт, когда мужа разстрeливают в присутствiи жены? Такой факт разсказывает в своих одесских воспоминанiях H. Давыдова.[244] «Узнали сегодня, что… баронесса Т-ген не была разстрeлена. Убит только муж, и нeсколько человeк с ним. Ей велeно было стоять и смотрeть, ждать очереди. Когда всe были разстрeлены, ей объявили помилованiе. Велeли убрать помeщенiе, отмыть кровь. Говорят, у нея волосы побeлeли».

В сборникe Че-Ка зарегистрировано не мало аналогичных эпизодов. Все это свидeтельства как бы из первоисточника. Вот все тот же Саратовскiй овраг куда сбрасываются трупы жертв мeстной Чека. Здeсь на протяженiи 40–50 сажень сотнями навалены трупы. На этот овраг в октябрe 1919 г. ведут двух молодых женщин и «у раздeтых под угрозой револьверов над зiяющей пропастью» требуют сказать, гдe один из их родственников. Тот, кто разсказывает это, видeл двух совершенно сeдых молодых женщин.

«Хоть и рeдко, но все-таки, часть несчастных, подвергавшихся физическим и нравственным мукам оставалась жива и своими изуродованными членами и сeдыми, совершенно сeдыми не от старости, а от страха и мученiй волосами лучше всяких слов свидeтельствовала о перенесенном. Еще рeже, но и это бывало — узнавали о послeдних муках перед разстрeлом и сообщали тe, кому удалось избeжать смерти.

Так узнали об ужасной пыткe над членом Учредительнаго Собранiя Иваном Ивановичем Котовым, котораго вытащили на разстрeл из трюма барки с переломанной рукой и ногой, с выбитым глазом (разстрeлен в 1918 г.)».[245]

А вот Екатеринодарская Чека, гдe в 1920 г. в ходу тe же методы воздeйствiя. Доктора Шестякова везут в автомобилe за город на рeку Кубань. Заставляют рыть могилу, идут приготовленiя к разстрeлу и… дается залп холостых выстрeлов. То же продeлывается нeсколько раз с нeким Корвин-Пiотровским послe жестокаго избiенiя. Хуже — ему объявляют, что арестована его жена и десятилeтняя дочь. И ночью продeлывают перед глазами отца фальшивую инсценировку их разстрeла.

Автор статьи в «Че-Ка» дает яркую картину истязанiй и пыток в екатеринодарской Ч. К. и в других кубанских застeнках.

«Пытки совершаются путем физическаго и психическаго воздeйствiя. В Екатеринодарe пытки производятся слeдующим образом: жертва растягивается на полу застeнка. Двое дюжих чекистов тянут за голову, двое за плечи, растягивая таким путем мускулы шеи, по которой в это время пятый чекист бьет тупым желeзным орудiем, чаще всего рукояткой нагана или браунинга. Шея вздувается, изо рта и носа идет кровь. Жертва терпит невeроятныя страданiя…

В одиночкe тюрьмы истязали учительницу Домбровскую, вина которой заключалась в том, что у нея при обыскe нашли чемодан с офицерскими вещами, оставленными случайно проeзжавшим еще при Деникинe ея родственником офицером. В этой винe Домбровская чистосердечно созналась, но чекисты имeли донос о сокрытiи Домбровской золотых вещей, полученных ею от родственника, какого-то генерала. Этого было достаточно, чтобы подвергнуть ее пыткe. Предварительно она была изнасилована и над нею глумились. Изнасилованiе происходило по старшинству чина. Первым насиловал чекист Фридман, затeм остальные. Послe этого подвергли пыткe, допытываясь от нея признанiя, гдe спрятано золото. Сначало у голой надрeзали ножом тeло, затeм желeзными щипцами, плоскозубцами, отдавливали конечности пальцев. Терпя невeроятныя муки, обливаясь кровью, несчастная указала какое-то мeсто в сараe дома № 28, по Медвeдевской улицe, гдe она и жила. В 9 часов вечера 6-го ноября она была разстрeлена, а часом позже в эту же ночь в указанном ею домe производился чекистами тщательный обыск, и, кажется, дeйствительно, нашли золотой браслет и нeсколько золотых колец.

В станицe Кавказской при пыткe пользуются желeзной перчаткой. Это массивный кусок железа, надeваемый на правую руку, со вставленными в него мелкими гвоздями. При ударe, кромe сильнeйшей боли от массива желeза, жертва терпит невeроятныя мученiя от неглубоких ран, оставляемых в тeлe гвоздями и скоро покрывающихся гноем. Такой пыткe, в числe прочих, подвергся гражданин Iон Ефремович Лелявин, от котораго чекисты выпытывали будто бы спрятанныя им золотыя и николаевскiя деньги. В Армавирe при пыткe употребляется вeнчик. Это простой ременный пояс с гайкой и винтом на концах. Ремнем перепоясывается лобная и затылочная часть головы, гайка и винт завинчиваются, ремень сдавливает голову, причиняя ужасныя физическiя страданiя».[246] В Пятигорскe завeдующiй оперативным Отдeлом Ч. К. Рикман «порет» допрашиваемых резиновыми плетьми: дается от 10–20 ударов. Он же присудил нeскольких сестер милосердiя к наказанiю в 15 плетей за оказанiе помощи раненым казакам.[247] В этой же Ч. К. втыкали шпильки под ногти — «система допросов при помощи кулаков, плетей, шомполов» здeсь общепринята. Ряд свидeтелей удостовeряют о жестоком избiенiи при допросe адмирала Мязговскаго в Николаевe (1919 г.). В «Общем Дeлe»[248] приводятся показанiя мeщанина г. Луганска, как пытали его: здeсь и поливанiе голаго ледяной водой, отворачиванiе плоскозубцами ногтей, поддeванiе иглами, рeзанье бритвой и т. д. В Симферополe — разсказывает корреспондент той же газеты[249] — в Ч. К. «примeняют новый вид пытки, устраивая клизмы из битаго стекла и ставя горящiя свeчи под половые органы». В Царицынe имeли обыкновенiе ставить пытаемаго на раскаленную сковороду,[250] там же примeняли желeзные прутья, резину с металлическим наконечником, «вывертывали руки», «ломали кости».

Пыткам в Одессe посвящена спецiальная глава в книгe Авербуха. Кандалы, арест в темном карцерe, тeлесное наказанiе розгами и палками; пытки в видe сжиманiя рук клещами, подвeшиванiя и пр. — все существовало в одесской Ч. К. Среди орудiй сeченiя встрeчаем и «палки толщиною в сантиметр» и «сплетенную из ремней плеть» и пр. По матерiалам Деникинской Комиссiи можно пополнить картину, нарисованную Авербухом. Вот фиктивный разстрeл: кладут в ящик, в котором уже лежит убитый, и стрeляют. Пожгли даже ухо и уводят, может быть, только до слeдующаго раза; другого заставляют рыть себe могилу в том же погребe, гдe он сидит — это «камера смертников», есть даже такая надпись: здeсь уже зарыто 27 трупов… но все это только прiем устрашенiя; к третьему каждую ночь является палач: «выходи», и на дворe: «веди обратно — пусть еще эту ночь протянет»… В Одессe сотрудники Ч. К. нeсколько раз в день посeщали камеры и издeвались над заключенными: «вас сегодня размeняют».[251] В Москвe в перiод ликвидацiи Ч. К. крупнаго политическаго дeла в 1919 г. в камеры заключенных была посажена вооруженная стража; в камеры постоянно являлись коммунистки, заявлявшiя стражe: это шпiоны, при попыткe к бeгству вы можете их убить.

В Пензe предсeдательницей Чека была женщина Бош, звeрствовавшая так в 1918 г., что была даже отозвана центром. В Вологдe предсeдатель Ч. К. двадцатилeтнiй юноша любил такой прiем (и не в 1918 г. а уже в 20 г.). Он садился на стул у берега рeки; приносили мeшки; выводили из Ч. К. допрашиваемых, сажали их в мeшки и опускали в прорубь. Он признан был в Москвe ненормальным, когда слух о его поведенiи дошел до центра. Знаю об нем от достаточно авторитетнаго свидeтеля.

В Тюмени также «пытки и порка» резиной.[252] В уральской Ч. К. — как свидeтельствует в своем докладe упомянутая уже Фрумкина — допрашивают так: «Медера привели в сарай, поставили на колeни к стeнe и стрeляли то справа, то слeва. Гольдин (слeдователь) говорил: „если не выдадите сына, мы вас не разстрeляем, а предварительно переломаем вам руки и ноги, а потом прикончим“». (Этот несчастный Медер на другой день был разстрeлен.) В Новочеркасской тюрьмe слeдователь, всунув в рот дула двух ноганов, мушками цeплявшихся за зубы, выдергивал их вмeстe с десной.[253]

Об этих застeнках Ч. К. собраны огромные матерiалы «Особой Комиссiей» ген. Деникина. Пыткой или нeт является та форма казни, которая, как мы уже говорили, была примeнена в Пятигорскe по отношенiю ген. Рузскаго и других? «Палачи приказывали своим жертвам становиться на колeни и вытягивать шеи. Вслeд за этим наносились удары шашками. Среди палачей были неумeлые, которые не могли нанести смертельнаго удара с одного взмаха, и тогда заложника ударяли раз по пяти, а то и больше». Рузскаго рубил «кинжалом» сам Атарбеков — руководитель Ч. К. Другим «рубили сначала руки и ноги, а потом уже головы».[254]

Приведем описанiе подвигов коменданта Харьковской Ч. К. Саенко, получившаго особенно громкую извeстность при занятiи и эвакуацiи Харькова большевиками в 1919 г. В руки этого садиста и маньяка были отданы сотни людей. Один из свидeтелей разсказывает, что, войдя в камеру (при арестe), он обратил вниманiе на перепуганный вид заключенных. На вопрос: «что случилось?» получился отвeт: «Был Саенко и увел двух на допрос, Сычева и Бeлочкина, и обeщал зайти вечером, чтобы „подбрить“ нeкоторых заключенных». Прошло нeсколько минут, распахнулась дверь и вошел молодой человeк, лeт 19, по фамилiи Сычев, поддерживаемый двумя красногвардейцами. Это была тeнь, а не человeк. На вопрос: «что с вами?» короткiй отвeт: «меня допрашивал Саенко». Правый глаз Сычева был оплошным кровоподтеком, на правой скуловой кости огромная ссадина, причиненная рукояткой нагана. Недоставало 4 передних зубов, на шеe кровоподтеки, на лeвой лопаткe зiяла рана с рваными краями; всeх кровоподтеков и ссадин на спинe было 37. Саенко допрашивал их уже пятый день. Бeлочкин с допроса был свезен в больницу, гдe и умер. Излюбленный способ Саенко: он вонзал кинжал на сантиметр в тeло допрашиваемаго и затeм поворачивал его в ранe. Всe истязанiя Саенко производил в кабинетe слeдователя «особаго отдeла», на глазах Якимовича, его помощников и слeдователя Любарскаго.

Дальше тот же очевидец разсказывает о казни нeскольких заключенных, учиненной Саенко в тот же вечер. Пьяный или накокаиненный Саенко явился в 9 час. вечера в камеру в сопровожденiи австрiйскаго штабс-капитана Клочковскаго, «он приказал Пшеничному, Овчеренко и Бeлоусову выйти во двор, там раздeл их до нага и начал с товарищем Клочковским рубить и колоть их кинжалами, нанося удары сначала в нижнiя части тeла и постепенно поднимаясь все выше и выше. Окончив казнь, Саенко возвратился в камеру весь окровавленный со словами: „Видите эту кровь? То же получит каждый, кто пойдет против меня и рабоче-крестьянской партiи“. Затeм палач потащил во двор избитаго утром Сычева, чтобы тот посмотрeл на еще живого Пшеничнаго, здeсь выстрeлом из револьвера добил послeдняго, а Сычева, ударив нeсколько раз ножнами шашки, втолкнул обратно в камеру».

Что испытывали заключенные в подвалах чрезвычайки, говорят надписи на подвальных стeнах. Вот нeкоторыя из них: «четыре дня избивали до потери сознанiя и дали подписать готовый протокол; и подписал, не мог перенести больше мученiй». «Перенес около 800 шомполов и был похож на какой-то кусок мяса… разстрeлен 26-го марта в 7 час. вечера на 23 году жизни». «Комната испытанiй». «Входящiй сюда, оставь надежды».

Живые свидeтели подтвердили ужасы этой «комнаты испытанiй». Допрос, по описанiю этих вышедших из чрезвычайки людей, производился ночью и неизмeнно сопровождался угрозами разстрeла и жестоких побоев, с цeлью заставить допрашиваемаго сознаться в измышленном агентами преступленiи. Признанiе своей вины вымогалось при неуспeшности угроз битьем шомполами до потери сознанiя. Слeдователи Мирошниченко, бывшiй парикмахер, и Iесель Манькин, 18-лeтнiй юноша, были особенно настойчивы. Первый под дулом револьвера заставил прислугу Канишеву «признать себя виновной в укрывательствe офицеров», второй, направив браунинг на допрашиваемаго, говорил: «от правильнаго отвeта зависит ваша жизнь». Ко всeм ужасам с начала апрeля «присоединились еще новыя душевныя пытки»: «казни начали приводить в исполненiе почти что на глазах узников; в камеры явственно доносились выстрeлы из надворнаго чулана-кухни, обращеннаго в мeсто казни и истязанiй. При осмотрe 16 iюня этого чулана, в нем найдены были двe пудовыя гири и отрeз резиноваго пожарнаго рукава в аршин длиною с обмоткою на одном концe в видe рукоятки. Гири и отрeз служили для мученiя намeченных чрезвычайкою жертв. Пол чулана оказался покрытым соломою, густо пропитанною кровью казненных здeсь; стeны против двери испещрены пулевыми выбоинами, окруженными брызгами крови, прилипшими частичками мозга и обрывками черепной кожи с волосами; такими же брызгами покрыт пол чулана».

Вскрытiе трупов, извлеченных из могил саенковских жертв в концентрацiонном лагерe в числe 107 обнаружило страшныя жестокости: побои, переломы ребер, перебитiя голени, снесенные черепа, отсeченныя кисти и ступни, отрубленные пальцы, отрубленныя головы, держащiяся только на остатках кожи, прижиганiе раскаленным предметом, на спинe выжженныя полосы, и т. д. и т. д. «В первом извлеченном трупe был опознан корнет 6-го Гусарскаго полка Жабокритскiй. Ему при жизни были причинены жестокiе побои, сопровождавшiеся переломами ребер; кромe того в 13 мeстах на передней части тeла произвели прижиганiе раскаленным круглым предметом и на спинe выжгли цeлую полосу». Дальше: «У одного голова оказалась сплющена в плоскiй круг, толщиной в 1 сантиметр; произведено это сплющенiе одновременным и громадным давленiем плоских предметов с двух сторон». Там же: «Неизвeстной женщинe было причинено семь колотых и огнестрeльных ран, брошена она была живою в могилу и засыпана землею».

Обнаружены трупы облитых горячей жидкостью — с ожогами живота и спины, — зарубленных шашками, но не сразу: «казнимому умышленно наносились сначала удары несмертельные с исключительной цeлью мучительства».[255] И гдe трупы не отыскивались бы в болeе или менeе потаенных мeстах, вездe они носили такой же внeшнiй облик. Будь то в Одессe, Николаевe, Царицынe. Пусть черепа трупов, извлеченных из каменоломен в Одессe, и могли быть разбиты от бросанiя в ямы; пусть многiе внeшнiе признаки истязанiй произошли от времени пребыванiя тeл в землe; пусть люди, изслeдовавшiе трупы, в том числe врачи, не умeли разобраться в посмертных измeненiях и потому «принимали мацерацiи за ожоги, a разбухшiе от гнiенiя половые органы за прижизненныя поврежденiя» — и тeм не менeе многочисленныя свидeтельства и многочисленныя фотографiи (нeсколько десятков), лежащiя перед нашими глазами, показывают наглядно, что естественным путем эти трупы не могли прiобрeсти тот внeшнiй облик, который обнаружился при их разслeдованiи. Пусть разсказы о физических пытках типа испанской инквизицiи будут всегда и вездe преувеличены — нашему сознанiю не будет легче от того, что русскiя пытки двадцатаго вeка менeе жестоки, менeе безчеловeчны.

С нeкоторым моральным облегченiем мы должны подчеркнуть, что всe без исключенiя рабочiе анатомическаго театра в Одессe, куда нерeдко привозили трупы разстрeленных из Ч. К., свидeтельствуют об отсутствiи каких-либо внeшних признаков истязанiй. Но сам по себe этот факт ничего не говорит о невозможности истязанiй. Пытали, конечно, относительно немногих, и вряд ли трупы этих немногих могли попасть в анатомическiй театр.

Многое разсказанное свидeтелями в показанiях, данных Деникинской Комиссiи, подтверждается из источников как бы из другого лагеря, лагеря враждебнаго бeлой армiи. Возьмем хотя бы Харьков и подвиги Саенко. Лeвый соц. — рев., заключенный в то время в тюрьму, разсказывает:[256] «По мeрe приближенiя Деникина, все больше увеличивалась кровожадная истерика чрезвычайки. Она в это время выдвинула своего героя. Этим героем был знаменитый в Харьковe комендант чрезвычайки Саенко. Он был, в сущности мелкой сошкой — комендантом Чека, но в эти дни паники жизнь заключенных в Ч. К. и в тюрьмe находилась почти исключительно в его власти. Каждый день к вечеру прieзжал к тюрьмe его автомобиль, каждый день хватали нeсколько человeк и увозили. Обыкновенно всeх приговоренных Саенко разстрeливал собственноручно. Одного, лежавшаго в тифу приговореннаго, он застрeлил на тюремном дворe. Маленькаго роста, с блестящими бeлками и подергивающимся лицом маньяка бeгал Саенко по тюрьмe с маузером со взведенным курком в дрожащей рукe. Раньше он прieзжал за приговоренными. В послeднiе два дня он сам выбирал свои жертвы среди арестованных, прогоняя их по двору своей шашкой, ударяя плашмя.

В послeднiй день нашего пребыванiя в Харьковской тюрьмe звуки залпов и одиночных выстрeлов оглашали притихшую тюрьму. И так весь день. В этот день было разстрeлено 120 человeк на заднем дворикe нашей тюрьмы». Таков разсказ одного из эвакуированных. Это были лишь отдeльные «счастливцы» — всего 20–30 человeк. И там же его товарищ описывает эту жуткую сортировку перед сдачей города «в теченiе трех кошмарных часов».[257] «Мы ждали в конторe и наблюдали кошмарное зрeлище, как торопливо вершился суд над заключенными. Из кабинета, прилегающаго к конторe, выбeгал хлыщеватый молодой человeк, выкрикивал фамилiю и конвой отправлялся в указанную камеру. Воображенiе рисовало жуткую картину. В десятках камер лежат на убогих койках живые люди».

«И в ночной тиши, прорeзываемой звуками канонады под городом и отдeльными револьверными выстрeлами на дворe тюрьмы, в мерзком закоулкe, гдe падает один убитый за другим — в ночной тиши двухтысячное населенiе тюрьмы мечется в страшном ожиданiи.

Раскроются двери корридора, прозвучат тяжелые шаги, удар прикладов в пол, звон замка. Кто-то свeтит фонарем и корявым пальцем ищет в спискe фамилiю. И люди, лежащiе на койках, бьются в судорожном припадкe, охватившем мозг и сердце. „Не меня ли?“ Затeм фамилiя названа. У остальных отливает медленно, медленно от сердца, оно стучит ровнeе: „Не меня, не сейчас!“

Названный торопливо одeвается, не слушаются одервянeвшiе пальцы. A конвойный торопит.

— „Скорeе поворачивайся, некогда теперь“… Сколько провели таких за 3 часа. Трудно сказать. Знаю, что много прошло этих полумертвых с потухшими глазами. „Суд“ продолжался недолго… Да и какой это был суд: предсeдатель трибунала или секретарь — хлыщеватый фенчмен — заглядывали в список, бросали: „уведите“. И человeка уводили в другую дверь».

В «Матерiалах» Деникинской комиссiи мы находим яркiя, полныя ужаса сцены этой систематической разгрузки тюрем. «В первом часу ночи на 9-го iюня заключенные лагеря на Чайковской проснулись от выстрeлов. Никто не спал, прислушиваясь к ним, к топоту караульных по корридорам, к щелканiю замков и к тяжелой тянущейся поступи выводимых из камер смертников».