Ладожская трагедия

Ладожская трагедия

Хроника крупнейшей катастрофы, долгое время остававшейся в тени. В ней погибло столько же людей, сколько при крушении «Титаника».

Золотой фонд флота

Ранним утром 29 августа 1941 года через станцию Мга Ленинградской области прошли последние пассажирские и грузовые поезда. В числе них проследовал и последний санитарный эшелон с ранеными.

Крупные события в Ладожском озерном районе развивались быстро. Противник захватил станцию Мга. 8 сентября пал Шлиссельбург — немцы вышли на побережье Ладожского озера, и, таким образом, замкнулось окружение Ленинграда по суше.

Как до Великой Отечественной войны, так и в ее начале Высшее военно-морское гидрографическое училище размещалось на Малоохтинском проспекте Ленинграда. В начале сентября его 5-й истребительный батальон из Ленинградской отдельной курсантской бригады ВМУЗов возвратился с фронта в опустевшее здание своего училища, из которого несколько раньше уже были эвакуированы старшие курсы, преподавательский состав и учебное оборудование.

В условиях налетов вражеской авиации и артиллерийских обстрелов Ленинграда, ставших регулярными, курсанты этого батальона безуспешно пытались приступить к занятиям по учебной программе 1 курса. К тому же, когда вражеская блокада города замкнулась, курсантские подразделения стали готовить к ведению уличных боев.

В связи с этим курсанты подавали свои докладные записки с просьбой о зачислении их в штурмовые команды города.

С 8 сентября курсанты укрепляли район Малоохтинского моста через Неву, ставили «ежи», строили заграждения. А в ночное время вели охрану училища, дежурили на крышах для защиты зданий от зажигательных бомб. По плану обороны рыли траншеи во дворе училища для укрытий при налетах авиации. К этой работе были привлечены и гражданские работники картографической фабрики ВМФ, среди которых работала и Зина Симаничева, чертежница-картограф. Именно на этих работах произошло знакомство Зины и курсанта Ильи Евланова, судьбы которых скоро соединятся на Ладожском озере.

10 сентября в Смольном К.Е. Ворошилов и А.А. Жданов проводили заседание Военного совета фронта, на котором рассматривался вопрос о мерах, подлежащих выполнению в случае невозможности удержать город. При этом предусматривалось в первую очередь уничтожение крупных военных и индустриальных объектов, а также и других важнейших объектов. Практически некоторые из этих мер уже готовились.

Ленинградцам был известен подвиг Бреста, где впервые в эту войну целый месяц небольшой гарнизон сковывал крупные силы противника. В эти дни стойко оборонялась Одесса, оставшаяся далеко в тылу врага. И это тоже было известно ленинградцам. В те труднейшие дни наши войска упорно отражали яростные атаки противника на Ленинград.

Для защиты Ленинграда командование использовало все возможные средства. В их числе было также новое использование «золотого фонда» военно-морского флота — курсантов, представлявших во все времена главный потенциал кадров. Из курсантов, как известно, вырастают офицеры, генералы и адмиралы.

Когда училище получило приказ Ворошилова о создании нового особого курсантского батальона и подчинении его непосредственно штабу фронта, курсанты воодушевились. Было объявлено, что батальон будет комплектоваться исключительно из добровольцев и что личный состав батальона будет вооружен только автоматами. Курсанты охотно шли в этот батальон и ждали боевых действий.

В то же время курсанты ездили на работы в Ленинградский порт и участвовали в строительстве оборонительных рубежей.

Прорывы вражеской авиации к городу становились ежедневными. Над городом шли воздушные бои. Самолеты бомбили и сбрасывали на город множество зажигательных бомб, чтобы усиливать разрушение города пожарами и создавать непереносимые условия, сеять панику. По ночам во время воздушных тревог небо над городом всюду прочерчивалось лучами прожекторов противовоздушной обороны.

Жители города быстро научились бороться с зажигательными бомбами.

Созданная сеть дежурных групп из населения охватила все промышленные корпуса, социально-культурные учреждения и жилые дома. А вооруженные курсанты патрулировали на улицах, проверяли маскировку домов, учреждений, вылавливали диверсантов-сигнальщиков, которых стало вдруг много больше после бомбежки Бадаевских складов.

В один из этих дней группу курсантов из первого и второго взводов, ростом выше 180 см , в том числе Ивана Переверзева и Григория Распертова, вызвали для проведения хозяйственных работ к командиру роты майору Сергейчику. В действительности «хозяйственные» работы явились лишь маскировкой. Армейский майор без всяких вступительных объяснений приступил к занятиям с ними по установке противотанковых мин, мин-сюрпризов и способам использования различных видов взрывчатых веществ для разрушения крупных объектов. Курсантов предупредили, что разглашать эти занятия нельзя. 10 и 11 сентября были проведены практические занятия с учебными минами по правилам их установки и закладки.

А далее без объяснений 12 сентября занятия неожиданно прекратили, хотя преподаватели по практической работе с минами утверждали, что программа рассчитана по 15 сентября.

В училище к этому времени распространился слух об эвакуации курсантов в город Астрахань. Это тоже было неожиданно. Зачем из них делали минеров и почему нужна была строгая секретность?

Спустя многие годы Переверзев понял, что их готовили для взрывов мостов через Неву, если бы немцам удалось к ним прорваться. Стала понятной и та задача, для которой создавался этот особый курсантский батальон. В случае прорыва противника в город батальон должен был укрепиться на Васильевском острове и держаться там до последнего человека, уничтожая противника.

Очень трудной была эта задача, потому и планировалась она именно для курсантов, как наиболее дисциплинированных и стойких бойцов.

14 сентября группа курсантов также возвратившегося с фронта 2-го истребительного батальона Высшего инженерного училища, в числе которых числился и Вадим Соловьев, ездила за продуктами в Ленинградский порт. Город казался Соловьеву опустевшим и притихшим. Казалось, он ждет — что будет дальше?

Перед бурей всегда бывает затишье. Люди понимали, что на город надвигается тяжелая страшная беда, размеров которой еще никто не мог знать. Понимали, что война вплотную придвинулась к городу, понимали, что именно эта война коснется смертью многих тысяч жителей Ленинграда.

Однако же все они жили по-военному энергично и деловито. На набережных и пирсах беспрерывно шла работа, двигались люди, что-то подвозили, что-то перемещали. Матросы и командиры носили с кораблей ящики с боеприпасами, мешки с продовольствием. Знающие люди понимали, что здесь формировались подразделения морской пехоты из личного состава кораблей.

Самое сильное впечатление производили мощные громовые раскаты артиллерийских залпов главного калибра линейного корабля «Марат», открывавшего прямо из порта огонь по противнику, силы которого к исходу этого дня вышли на фронт Новый Сузи — финское Койрово — Константиновка — Горелово, Аннино — Копорское, Ропша — Глядино и развивали наступление в северном направлении.

Уже после войны, когда Вадим Соловьев служил на линейном корабле «Новороссийск», он всегда вспоминал эти залпы «Марата» по противнику каждый раз, когда артиллеристы «Новороссийска» начинали учебные стрельбы главным калибром.

А в те прошедшие дни участились воздушные налеты на Ленинград и его бомбардировки. Из окон Главного Адмиралтейства виделось зарево огня и дыма — это все еще горели Бадаевские склады…

В небе продолжались воздушные бои. Наступил режим жестокой борьбы, поэтому жители посуровели, держали напряженный трудовой ритм, без паники и с хорошей дисциплиной защищали город, памятники истории и культуры, инженерные и архитектурные сооружения, важные городские и военные коммуникации от бомбежек. И на набережных, и на площадях, в скверах, в садах густо разместились зенитные батареи. В подвалах домов оборудовали бомбоубежища.

Курсанты Военно-морского хозяйственного училища подготовили чехол для маскировки шпиля Главного Адмиралтейства, они же заложили мешками с песком и обшили деревом памятник Петру I.

Было много воздушных тревог. Ввиду этого все курсанты 2-го истребительного батальона были озабочены безопасностью и расписаны по постам противопожарной борьбы и по охране зданий.

Георгий Сокальский был расписан в кабинете живучести кораблей, Василий Якименко — на крыше Главного Адмиралтейства со стороны Зимнего дворца. Василию и ночевать было приказано на галерее вестибюля здания. Якименко находился на крыше в тот час, когда авиация противника бомбила Бадаевские склады и когда бомба упала за Петропавловской крепостью на территории зоопарка, где, как потом говорили, осколками убило слона. В тот же день много осколков упало на крышу Адмиралтейства.

Во время ночных воздушных тревог курсанты видели много демаскирующих сигнальных ракет, указывавших противнику на расположение важных объектов. В связи с этим курсант 1 курса дизелист Завитаев спланировал собрать группу курсантов для борьбы с ракетчиками-диверсантами и обратился к командованию с этим планом, но ему было отказано с таким разъяснением, что в городе уже созданы подразделения для борьбы и они справятся с диверсантами без помощи Завитаева.

Приблизительно в конце первой декады сентября и в Высшем инженерном училище также проводилась запись в другой особый батальон, который тоже обещали вооружить автоматами и который также должен был находиться в распоряжении Ворошилова.

В те напряженные дни в особые батальоны отбирались лучшие из лучших, готовые выполнять самые трудные задания. Брали только добровольцев.

В середине сентября район Адмиралтейства подвергся артобстрелу. Одним попаданием снаряда были ранены несколько вольнонаемных работников и членов семей военнослужащих, другой снаряд разорвался на крыше западной башни непосредственно близ наблюдательного поста МПВО.

Наблюдатель курсант 1 курса Г.Д. Головченко, раненный осколком, остался на своем посту, не теряя наблюдения за районом, и сообщил на командный пункт о местах поражений. Раненный в ногу преподаватель интендант 3 ранга Панкратьев остался в строю и после перевязки, передвигаясь с помощью палки, продолжал преподавание.

Еще в первые дни войны в Военно-морской медицинской академии также приготовили бомбоубежища и щели.

Когда начались бомбежки города с воздуха, то и здесь резко ухудшились условия для нормального учебного процесса курсантов и появились неоднократные срывы занятий.

При артиллерийских обстрелах города не могло быть и не было никаких тревожных сигналов, предупреждавших население о начале обстрела. Каждый снаряд, выстреленный издалека, прилетал неожиданно как по времени, так и по месту. Когда и где взорвется снаряд — курсантам было неведомо, как и всем остальным. В каждом случае никто не был готов к тому, чтобы заранее укрыться от снаряда. Под снаряды попадали все, кто был в радиусе взрыва.

Из-за разрушения двух жилых зданий курсанты 4 курса академии поселились на Васильевском острове в здании Оптического института. В связи с разрушениями других зданий курсанты 4 курса вынуждены были ежедневно для занятий с Васильевского острова ходить в академию, а курсанты 3 курса — из академии ходить в клиники на Васильевский остров.

Бомбардировки продолжались. Такое положение привело к отрыву до 15 процентов курсантов в качестве крышных наблюдателей, в противопожарные взводы и на усиленную дежурную службу. Условия для академического процесса становились совершенно неблагоприятными. Было принято решение об эвакуации.

Трагедия начинается

Представитель начальника ВМУЗов в Ленинграде капитан 2 ранга Кацадзе Аркадий Варфоломеевич в ночь с 15 на 16 сентября 1941 года разъяснил представителям училищ и Военно-морской медицинской академии, что принято решение на эвакуацию курсантов к местам новой дислокации. По плану, в первой группе должны быть курсанты инженерного и гидрографического училищ и группа офицеров, окончивших академию. Во второй группе — эшелон Высшего военно-морского училища. Отправка эшелонов состоялась 16 сентября с Финляндского вокзала.

Первый эшелон прибыл на станцию Ладожское озеро около 13 часов, причем поезд еще не остановился, когда на станцию был совершен очередной налет самолетов противника, сбросивших ряд бомб, не причинивших повреждений.

Для соблюдения необходимой маскировки местом сосредоточения и ожидания погрузки был выбран прибрежный лес вблизи порта Осиновец. Во второй половине дня, несмотря на пасмурную погоду и моросящий дождь, были еще три налета авиации противника.

Поскольку маскировка зелеными ветками была выполнена хорошо, самолеты противника мест скопления личного состава не обнаружили, и поэтому потерь не было.

О том, что прибыл эшелон курсантов, который надлежит переправить на другой берег, начальники эшелонов капитан-лейтенанты Кижель и Боков и военком эшелона полковой комиссар Макшанчиков доложили капитану 1 ранга Авраамову. Последний заявил, что баржа №752, с которой разгружался стрелковый батальон в полном вооружении с противотанковыми орудиями и конным составом, будет свободна часов в шестнадцать, после чего он даст распоряжение приступить к погрузке.

Около семнадцати часов капитан 1 ранга Авраамов и военком по перевозкам батальонный комиссар Комаров приказали приступить к погрузке людей из военно-морских училищ.

К этому времени баржа уже оказалась на одну треть загружена мелкими партиями людей от различных организаций.

Здесь была группа Гидрографического управления ВМФ, был взвод Ленинградского (теперь Калининградского) военно-инженерного училища из двадцати человек в армейской форме, командиром которого был лейтенант Алексашин Александр Михайлович, была группа учеников ремесленного училища, были группы от Артиллерийского и Технического управлений ВМФ и были неорганизованные пассажиры.

В связи с этим Авраамов распорядился погрузить только половину курсантов, приблизительно 400 человек, пообещав оставшихся погрузить на другую баржу.

Капитан 1 ранга Авраамов тепло попрощался с курсантами Высшего инженерного училища, с которыми много времени проработал в училище, пожелал им хорошей учебы и успешной службы после окончания училища.

Кижель начал погрузку курсантов-гидрографов и группы выпускников академии, а курсантов Высшего инженерного училища оставил для погрузки на другую баржу.

После окончания погрузки людей на верхнюю палубу были погружены две полуторки с грузом, две легковых автомашины ЗИС-101 и «бьюик».

Затем начали грузиться и курсанты Высшего инженерного училища. На вопрос Кижеля «почему?» капитан-лейтенант Боков ответил, что так распорядился Авраамов. Кижель задержал их погрузку до выяснения и после подтверждения Авраамова о том, что курсанты Высшего инженерного училища будут пересажены на рейде, погрузка их была проведена до конца.

Курсанты этого училища были погружены сначала на палубу баржи, а потом, учитывая, что это положение демаскирует, их разместили в трюме, после чего сходни были убраны и буксир потянул баржу на рейд. В этот момент Авраамов заявил, что другой баржи подано не будет и что все погруженные будут следовать через озеро в одной барже. На доклад Кижеля о чрезмерной нагрузке Авраамов и Комаров ответили, что другого выхода нет**.

Таким образом, в одной барже оказалось более 1200 человек. Обратите внимание, почему общее число людей было столь неопределенным. Дело в том, что у командования эшелонов имелись списки людей только по своим училищам, а учета групп других организаций не производилось. Это обстоятельство будет фигурировать и при подсчете потерь.

В эти часы группа курсантов Высшего военно-морского училища в составе прежнего первого батальона отдельной курсантской бригады ВМУЗов и части курсантов и начсостава отряда, вернувшегося из Таллина, тоже прибыли на станцию Ладожское озеро под командованием комбрига Авсюкевича и стали размещаться в лесном участке.

Командованию эшелонов первой группы училищ было уже известно, что от причальной стенки баржу отведет один буксир, затем подойдет другой буксир и уже он будет тянуть баржу через озеро в Новую Ладогу.

Примерно в девятнадцать часов баржу потащил первый буксир, затем ее взял второй. И была полная уверенность, что он поведет баржу до порта Новая Ладога, чего не получилось; буксир лишь возил баржу у берега взад и вперед. На запрос о причине этого капитан буксира ответил, что он имеет распоряжение баржу доставить к другому, более мощному буксиру «Боевой», а где он, «Боевой», находится, капитан не знал.

К этому времени к борту баржи прибыл и высадился на баржу с небольшой группой командиров контр-адмирал Заостровцев Алексей Тимофеевич, чтобы попутно следовать до порта Новая Ладога.

Кижель ему доложил о беспорядочном толкании баржи по рейду в течение двух с лишним часов. Заостровцев вместе с Кижелем и Белоконовым вышли на берег, где установили отсутствие в порту буксира «Боевой» и нашли буксир «Орел», с которым и возвратились обратно.

«Орел», взяв баржу на буксир, приблизительно в двадцать три часа повел ее через Ладожское озеро.

Таким образом, из-за неразберихи с буксиром было напрасно потрачено не менее четырех часов полезного времени.

Перед отходом от причальной стенки Макшанчиков и Кижель спрашивали у военкома Комарова, будет ли кто-то охранять баржу в пути. Им было сообщено, что баржу будет охранять канлодка «Шексна», и это было правдой. Когда ходили в поисках буксира, то с «Шексны» шел катер и запрашивал — когда пойдет баржа, чтобы «Шексна» могла сопровождать.

На «Шексну» были приняты разные пассажиры, и она тем самым была и сама превращена в пассажирское судно. Очевидно, в силу этого факта «Шексна» ночью раз или два показалась вблизи баржи, а затем ушла вперед и поэтому в период бедствия и бомбежки с неприятельских самолетов помощи барже оказать не могла. Командиром этой канлодки являлся капитан-лейтенант Гладких Михаил Александрович.

Капитаном буксира «Орел» был опытный моряк Иван Дмитриевич Ерофеев, начинавший трудовую биографию с кочегара. Немало лет прошло с тех пор, когда он стал капитаном. Еще в предвоенные годы работал капитаном «Орла». Плавал на Неве, Свири, Ладожском озере, не боялся штормовой погоды. Командующий Ладожской военной флотилией вице-адмирал Чероков Виктор Сергеевич всегда считал, что Ерофеев умеет управлять пароходом в сложных погодных условиях, отлично знает Неву, Свирь, Ладожское озеро и каналы. Заботился он и о сплоченности экипажа. В Северо-Западном речном пароходстве капитан Ерофеев считался одним из лучших знатоков капитанского дела и района плаваний.

Ерофеев умел определять погоду по признакам, характерным для Ладожского озера. Это умение приходит к морякам через годы добросовестного профессионального труда.

Занимаясь подготовкой буксира в рейс, Ерофеев уже видел признаки наступления плохой погоды. Это его беспокоило, поскольку стало известно, что предстоит буксировка баржи с большой численностью людей.

В районе порта Осиновец наблюдалась переменная облачность и в течение дня с перерывами шел студеный мелкий дождь. Температура воздуха опустилась до 2,5 градуса. Когда небо прояснялось, теплое осеннее солнце приятно грело землю и все живое, что попадало под его теплые лучи. Дул западный, сравнительно слабый ветер. Однако он был порывистым, скорость его сильно изменялась, то падала до 1 м/сек, то вдруг разгонялась до 5 м/сек. В последние дни направление ветра менялось ежедневно. К тому же по сравнению с предшествующими двумя-тремя сутками, например, 13 и 14 сентября, в воздухе похолодало в четыре раза.

Людям, живущим на твердой земле, работающим на заводах, на фабриках, в учреждениях, мало дела до погоды. Плохая погода доставляет им лишь неудобства да мелкие неприятности. Для капитанов же и личного состава судов, живущих и работающих на чрезвычайно зыбкой водной поверхности, независимо от того, что это: океан ли, море, озеро или река, — погода диктует условия для плавания.

Главной опасностью для судов является шторм. Если в густом тумане суда погибают, сталкиваясь одно с другим, и это происходит либо от неисправностей средств радиолокации и технических средств связи, либо от неумения капитанов и экипажей управлять движением судов, то во время шторма судьба судна зависит от его способности противостоять разрушающим силам шторма, зависит от степени живучести судна при полученных повреждениях.

В связи с этим главной задачей береговых служб и капитанов судов всегда было обеспечение безопасности плавания. Эта задача установлена веками, и капитаны это твердо знают. Величайшая ответственность ложилась на них в тех случаях, когда им поручалась перевозка людей. И это капитаны судов знали, знал все и Ерофеев, может быть, даже лучше, чем другие капитаны, в силу своего многолетнего опыта.

Ерофеев в данном случае отказывался выходить в эту ночь в рейс для переправы на восточный берег большого числа людей. Он мотивировал свой отказ приближением шторма. Но его принудили идти в рейс, и в результате этого «Орел» потянул баржу №752 с людьми в открытое озеро.

«Орел» был построен в 1904 году в Финляндии для озерных буксировок. Он имел мощность в 415 и. л. с. и длину — 30,75 м , ширину — 5,58 м , высоту — 6,5 м . При полном запасе угля в 8,5 т пароход имел осадку носа 1,80 м , кормы 2,2 м и водоизмещение приблизительно в 200 рт. Численность его команды составляла 22 человека.

Из участников этого рейса с курсантами жил и работал в Петрокрепости до 1990 года первый помощник механика «Орла» Алексей Иванович Дунин, а в памяти людей прочно остались имена уже давно скончавшихся Ивана Дмитриевича Ерофеева, старшего помощника капитана Василия Николаевича Ларшина, рулевого А.К. Питерского, Сергея Шульгина, механиков Смовцева, Николая Васильевича Менькова, Павла Яковлевича Петрова.

Деревянная баржа №752 ориентировочно имела водоизмещение в 750 тонн. В огромном трюме баржи не было переборок, которые разделяли бы судно на отдельные отсеки и помещения.

Поэтому автомашины, катушки с кабелем и другие крупные грузы были размещены на палубе, а малогабаритные грузы опущены в трюм до посадки людей.

Посадку людей произвели группами по их принадлежности к учебным заведениям и к управлениям ВМФ. Поэтому и в трюме люди размещались соответствующими группами.

В числе выпускников академии были и женщины в возрасте от 23 до 26 лет. При выпуске им так же, как и мужчинам, было присвоено воинское звание «старший военфельдшер» с годичной выслугой до следующего звания «военврача 3 ранга». Женщины были одеты в офицерские шинели черного сукна с нарукавными знаками отличия — серебряными галунами от шва до шва с зеленым просветом. Головным убором для них был черный берет с серебряной морской эмблемой — «крабом». Это был женский взвод, командиром которого по совместительству была Елена Петровна Травина, поскольку она одновременно и училась вместе со своими подчиненными.

Подтянутая Травина, жизнерадостная, с черными густыми волосами, карими глазами, была честной и правдивой женщиной. В 1941 году ей был 31 год. Требовательная и добрая, она сердцем понимала всю глубину ответственности за воспитание, быт и жизнь порученных ей девушек. Елена Петровна была мамой, она везла с собою восьмилетнюю дочурку Таню. По-матерински держала она своих воспитанниц тесной кучкой всегда рядом, и теперь в трюме баржи она рядышком устроила их на ночлег, а затем и сама устроилась ко сну на днище трюма, прижав к себе маленькую Танюшу.

Семейные офицеры, как могли, устроили жен и детей также на днище, используя собственные домашние вещи, взятые с собой навсегда из того, что было позволительно взять на транспорт. Это были такие вещи, которые можно было уместить в чемоданы. Конечно, для создания удобств семьям не было никаких условий. Естественно, отцы и матери отлично сознавали сложность военной обстановки, но никто не сетовал на неустроенность вынужденного путешествия. Успокаивала мысль о том, что переправа через Ладогу не займет много времени, что ночевать в таких плохих условиях предстоит лишь один раз.

В трюме было мрачно, темно, освещения не было, лишь хаотично перемещались светлячки самокруток и папирос курильщиков и ярко вспыхивали спички, зажженные для того, чтобы прикурить или осмотреться вокруг в поисках более удобного для ночлега места.

Усталые люди, плотно размещенные по всему трюму от носа до кормы, вначале коротали время негромкими разговорами. Постепенно они засыпали, устроившись кто как, и в основном улеглись непосредственно на настиле днища, подложив под голову противогаз либо чемодан. Несколько человек расположились, сидя на своих чемоданах, и в таком положении дремали. Это были молодые врачи — выпускники Военно-морской медицинской академии.

Некоторым курсантам повезло, среди них был и Вася Якименко, поскольку они уселись на мягких мешках.

Баржа, ведомая «Орлом», удалялась от западного берега и выходила, как принято говорить, в открытое море, тем более потому, что Ладожское озеро отличается от малых морей лишь тем, что в нем вода не соленая, а пресная.

Наконец в темном трюме все устроились, угомонились и пришло время безмятежного сна. Тем временем возник несильный шум ветра, под который спалось крепче. Ничто не предвещало грозных событий.

Постепенно ветер стал крепчать, усилилось волнение, и вследствие этого появилась качка. Началась пока бортовая качка, а спустя еще небольшое время появилась и килевая качка — с носа на корму и обратно.

Известно, что Ладожское озеро — крупнейшее в Европе. По средним глубинам оно превышает Азовское море в 3,6 раза, а по максимальным глубинам — в 16 раз.

Вряд ли можно было путем дооборудования придать речному варианту баржи повышенные мореходные качества, достаточные для ее безопасной эксплуатации в условиях штормовой погоды на Ладожском озере, соразмерном с морем.

До данного перехода многие пассажиры никогда не совершали морских путешествий, и на этот раз они впервые за свою жизнь были вынуждены пересекать огромную Ладогу, идя водным путем с запада на восток. Им было на барже и трудно, и боязно, а детям было страшно, их душевное смятение понять было легко.

Ко всем прочим неудобствам прибавился навозный запах от конского состава, так как уборка баржи после перевозки стрелкового батальона была сделана — под угрозой воздушных налетов — на скорую руку. В связи с этим многие пассажиры выходили ночью на палубу, чтобы «потравить» и подышать свежим воздухом.

В трюме было темно. Оставив свой мешок— «кису» подвешенным к балке, обходя спящих людей, где перешагивая через них, а где и наступая на них, с немалым трудом курсант Юрий Селезнев поднялся на палубу. Здесь сразу вздохнулось легче, чем в душном трюме.

Было безлюдно и темно. Ладога уже угрожающе шумела, свистел ветер, качало. Ветер тащил Юрия за собою, принуждал крепко держаться на ногах. Селезнев долго искал место, где можно было бы укрыться от его силы. Заглянул в надстройку, но там было тесно. Наконец нашел укрытие за колесом стоящей на палубе грузовой автомашины. Юрий набросил поверх бушлата шинель и привалился к колесу.

Было за полночь. Шторм усиливался.

Особенно тяжело ощущали морскую болезнь женщины. Плохо себя чувствовали Лена Томилова, Аня Волкова, Таня Проварихина, Аня Фролова, Ира Новикова, Елена Петровна Травина с дочкой Таней, Е. Пирамидина, К. Ильина, Дися Альтман. Очень тошнило и неоднократно рвало Аню Воротилову. Спустя сорок пять лет она скажет: «Я травила по-морскому».

Выпускники академии — мужчины ободряли ослабевших женщин-коллег, уговаривали их не стесняться и «травить» на месте, не выходя на палубу. Ане Воротиловой давали таблетки аскорбиновой кислоты, но это средство ей не помогало.

Затем возник скрип корпуса. В темноте трюма послышались голоса о том, что баржа скоро развалится, что мы скоро будем тонуть. Кто-то уже ощутил наступление большой беды. Как бы в ответ на это вскоре послышался шум льющейся воды.

Это случилось примерно в 3 часа ночи. Вода поступала в трюм медленно и сначала подмочила тех, кто спал, лежа прямо на днище, отчего некоторым курсантам со сна в первый момент показалось, что они сами себя подмочили, подобно тому, как это не единожды случалось в раннем детстве. Правда, эта стеснительная версия сразу же была перечеркнута окружающей обстановкой. Спросонья кто-то возмущенно закричал: «Кто меня обоссал?» Но ему подсказали, что он подмочен забортной водой, и, сообразив в чем дело, тот стих.

Вода стала заполнять трюм все быстрее.

Усилилось беспокойство. Стали жечь спички, чтобы осветить трюм и осмотреться. Обнаружилась трещина в обшивке борта, сначала через нее вода поступала в трюм. Заделать трещину было нечем. Попытки затолкать в трещину мягкие вещи вручную окончились, крепежного материала и инструментов не было.

Теперь скрипы баржи становились зловещими.

Спустя какое-то время в средней части баржи в корпусе возникла большая трещина, через которую вода стала быстро заполнять трюм. Поплыли чемоданы, ящики, другие предметы. Люди стали искать места повыше от днища — на балках, сходнях, ведущих к выходным люкам. Постепенно большинство людей скопилось именно вблизи выходных люков.

А вода прибывала, перемещаться по днищу приходилось в воде — где по пояс, где по грудь, где и вплавь, придерживаясь за детали корпуса. Баржу качало, вода в трюме от этого постоянно перемещалась и давила на людей.

Именно в этот предрассветный час у многих наступило первое ощущение тревоги. Было еще темно. Темнота усложняла и без того опасную аварийную обстановку, а в трюме она устрашала. Казалось, что спасение может быть только на палубе, и в данной ситуации все так и складывалось. Поэтому люди устремились к люкам. Естественно, были крики, усилился общий шум. Под тяжелыми волновыми ударами баржа сотрясалась.

Однако центральный люк оказался закрытым на запор с палубы, из-за чего на сходне под ним образовалась людская «пробка». Из трюма стали стучать по люку, кричали, требуя открыть его, на что с палубы отвечали, что выходить наверх нельзя, что с целью маскировки надо всем оставаться в трюме. У кого-то в трюме нашелся топор, которым стали рубить люк снизу.

Теперь уже с выходом из трюма надо было поторапливаться, поскольку любые задержки могли закончиться трагически.

Несмотря на это на палубе у люка встал лейтенант Сазонов и, размахивая наганом, кричал: «Всем оставаться в трюме, наверх никому не выходить!»

В связи с этим многие люди бросились к кормовому люку, через который другие уже выходили наверх.

Добирались туда то вплавь, то придерживаясь за укосины стрингеров и за другие детали корпусного набора.

Скоро и у кормового люка скопилось много людей и, хотя люк был сравнительно большим и снабжен широкой сходней, его пропускная способность оказалась недостаточной, она не обеспечивала быстрого и ровного выхода людей из трюма.

Кроме того, скорость выхода была ограничена румпелем руля. Румпель представлял собою брус круглого сечения диаметром около 150 см и длиною 4 — 5 метров .

Руль стал неуправляемым, от ударов волн румпель мотало с борта на борт, он с большой скоростью проносился на высоте приблизительно 80 см над палубой, часто доставая людей, выходящих из трюма.

Люди были сильно взволнованы опасной ситуацией в трюме, к тому же на идущих впереди напирали снизу и подгоняли криками те, которые еще оставались в трюме.

Поэтому каждый человек старался проскочить через люк побыстрее.

Не зная о том, что рядом время от времени проносится огромный тяжелый румпель, кое-кто попадал под его роковой удар — человек либо валился обратно на сходню, либо его сметало за борт, откуда возврата уже не было. Требовалось время, чтобы убрать пострадавшего со сходни, после чего опять восстанавливалось движение из трюма.

Через этот люк выходил из трюма и Жора Сокальский. Ему удалось вовремя сориентироваться в люке и ползком уйти от удара румпеля. Румпель был окровавлен, на нем были заметны налипшие белые хлопья мозгов. От его вида мутило.

Чтобы ускорить выход из трюма, курсант Коля Тарасов, спортсмен, призер инженерного училища по классической борьбе, расположившись спиной на подпалубной балке, своими мощными ногами выдавил в палубе несколько досок. Через образовавшийся пролом выбрались на палубу многие курсанты, в том числе сам Тарасов и его товарищ Саша Дворкин.

Случайность и сообразительность помогли выйти на палубу курсанту Никольскому. В то время он был маленьким и худеньким, ростом 162 см . Работать руками и ногами, как это делали здоровые ребята, он не мог. Когда попал на сходню центрального люка, его так крепко прижали спиною к какому-то жесткому, неподвижному предмету, что хоть плачь. Предмет начал болезненно вдавливаться в тело. Собрав все свои силы, Никольский развернулся лицом к этому предмету и с радостью увидел, что предметом оказался пиллерс со скобтрапом, а над ним располагался маленький квадратный лючок в палубе. Недолго думая Никольский полез по скобтрапу на палубу, а за ним последовали и другие. Впоследствии Никольский станет капитаном 1 ранга и… вырастет до 176 см .

В конце концов центральный люк все же был открыт, и через него люди пошли из трюма быстрее и организованнее. В первую очередь были выведены женщины и дети.

Когда этим ходом вышли последние, трюм был осмотрен, чтобы никто там не остался. В этом осмотре активно участвовал курсант Игорь Жуковский.

Среди последних выходил курсант Михаил Соколов, в это время воды в трюме было уже ему до подбородка. А последним вышел из трюма самый дисциплинированный Жора Ольховый, которому уровень воды закрыл грудь несмотря на его двухметровый рост.

Можно было осмотреться и оценить обстановку. Находясь в трюме, люди, конечно, понимали и ощущали, что Ладога штормит, но этого не видели. Теперь же с открытой палубы шторм был виден каждому, и эта картина сама по себе в какой-то степени уравновешивала психическое состояние людей.

Озеро бушевало. Баржа оседала все глубже. Однако люди вели себя относительно спокойно, паники не было. Старались держаться группами, вели разговоры, даже шутили. Игорь Жуковский предложил своим ребятам съесть неприкосновенный двухсуточный запас, который выдавали на руки для подкрепления в тяжелых условиях.

Предложение это, естественно, понравилось. Это была группа курсантов-электриков. К ним подошел М.С. Паскевич и стал показывать свои уникальные часы. Часы похвалили, и Паскевич ушел.

До своей кончины Игорь Жуковский жалел о том, что не догадался оставить Паскевича в своей группе, ведь Паскевич не умел плавать и Игорь об этом знал, но в тот момент об этом не вспомнил, а можно было бы дать ему совет использовать хотя бы пустой чемодан в качестве спасательного круга.

Теперь внимание людей поглотила буря. Ладога ревела и свистела. Небо было закрыто темными, почти черными на горизонте облаками. За бортами, совсем близко, перекатывались и обрушивались крутые волны. Вода была темная и холодная. Казалось — попади за борт в эту темную бушующую воду и сразу же потеряешься из виду, исчезнешь, пропадешь за высокими волнами.

Но это были еще не пиковые часы штормовой ночи. Однако уже в эти минуты одни почувствовали, а другие ясно и четко поняли, какая им грозит опасность.

Промокшие в трюме, люди расположились на палубе в основном сидя и лежа, в дальнейшем по мере оседания баржи поднимались на ноги.

Баржа оседала все глубже. Какой-то мужчина, возможно это был один из шоферов, бегал по палубе с надутой автомобильной камерой. Рядом с рубкой стоял курсант Яков Петров, родившийся в городе Ейске, весельчак, который любил шутить и смеяться, знал много русских и украинских смешных забав и развлечений. Запомнился Юра Селезнев своей крупной фигурой, выразительным лицом и огненно-рыжими волосами, делавшими его заметным среди других курсантов.

Начальник службы продовольственного снабжения интендант 3 ранга Купцов Степан Васильевич привык заботиться о личном составе. И здесь надо сказать, что воинская профессия вложила ему это качество прямо в душу. По характеру предприимчивый и деловой, он решил действовать, чтобы не допустить вспышек паники.

Купцов собрал вокруг себя группу надежных курсантов, дал им задание присматривать и поддерживать всех, кто перестанет владеть собой. Приказал Селезневу запустить ветряк-насос, предназначенный для осушения трюма. Приказал всем вычерпывать воду из трюма любыми подручными средствами, какие найдутся.

С большим трудом Селезневу удалось пробраться к ветряку, который располагался в носовой части палубы, и вытащить стопор. Однако сильный порыв ветра тут же изломал это слабое устройство.

Шторм уже набрал большую силу. Курсанты Дворкин и Тарасов, посоветовавшись, тоже решили съесть неприкосновенный запас продовольствия, так как если придется оказаться в воде, то заправка продовольствием им не помешает.

Волны понемногу начали «слизывать» людей. Люди стали жаться друг к другу, некоторые из них привязывались к выступам на палубе. Выпускница академии стала на колени перед своим раскрытым чемоданом и начала брать из него вещи, которые хотела иметь при себе в случае, если ее смоет за борт. На ее ноги кто-то навалился, и она не могла подняться. Тогда она обратилась к Дворкину:

— Товарищ курсант! Помогите мне подняться.

Дворкин сунул руки ей под мышки и поднял ее. Она поблагодарила.

Пожилой мужчина спрашивал у них:

— Как вы думаете, придут ли к нам на помощь?

Дворкин и Тарасов обсудили вопрос — стоит ли раздеваться? Попытались получить ответ у выпускников-врачей, но у них опыта в этом деле было не больше. Поэтому они разделись до кальсон, расшнуровали ботинки, а шинели накинули на плечи, как бурки.

Началась борьба за обеспечение плавучести баржи.

Ее организовывали капитан-лейтенант Боков и полковой комиссар Макшанчиков, и помогали им параллельщики-дизелисты. Технических средств для спасения баржи не было. Нашлись ручная помпа и несколько ведер. Ручную помпу расположили около кормового люка, всасывающий шланг через люк опустили в трюм, а нагнетательный шланг уложили по палубе к левому борту, где с его наконечником работали один-два курсанта. На штангах помпы работали по четыре-шесть человек, работали быстро, напряженно, с остервенением.

Работающие на штангах быстро выдыхались, и их места занимала новая смена. Людей, работавших у борта, смывало за борт, на их места вставали другие.

Палубу захлестывало водой, баржу качало, помпа беспрерывно скользила и сбивала с ног, поэтому работать было трудно, то и дело сбивались с ритма.

На сходнях люков цепочками разместились курсанты с ведрами для вычерпывания воды из трюма. На барже нашлось лишь четыре ведра.

Когда курсант Шитиков выскочил на верхнюю палубу, он сразу же услышал команду «Откачивать воду!» и встал в цепочке в районе верха сходни в люк и передавал в одну сторону полное ведро, а в другую — пустое.

Вода продолжала заполнять трюм. Шитиков по-прежнему продолжал постоянно передавать ведра. Все курсанты на сходне работали необычайно напряженно. В связи с непрерывным повышением воды в трюме цепочка на сходне постепенно уплотнялась, и когда волны стали уже перекатываться по палубе, они почти все вышли из трюма.

Пытались вычерпывать воду бескозырками. Раздавались голоса — черпать воду любыми предметами, мало-мальски пригодными для этого.

Разумеется, все эти средства не дали никакого эффекта, так как с каждой волной через люки и щели воды наливалось в трюм больше, чем ее откачивали.

Видимо, организаторы этой борьбы сами понимали тщетность усилий, но делали бесполезную работу, считая, что она сама по себе в какой-то мере дисциплинирует людей.

Наконец военком Макшанчиков приказал сбросить за борт автомашины.

Красивы были новые легковые автомашины, много блеска и никеля, многим запомнилась автомашина «бьюик» вишневого цвета. Говорили, что принадлежали они правительствам Прибалтики.

Выделялся воентехник 1 ранга Логвиненко Евгений Григорьевич, который, несмотря на очевидный трагизм обстановки, не потерял деловитости и с юмором участвовал в работе. Параллельщики-дизелисты, шутя между собой, собирались после войны достать эти автомашины со дна морского в личное пользование, а сейчас, в эти минуты, споря друг с другом, каждый из них выбирал машину для себя в зависимости от понравившегося «колера».

Курсанты-гидрографы совместно с курсантами инженерного училища деловито скатили за борт легковые автомашины.

Грузовые автомашины были тяжело загружены имуществом Гидрографического управления и картфабрики. Руководили скатыванием этих машин Купцов Степан Васильевич и командир роты лейтенант Емельянов Валентин Михайлович. Активно работали курсанты Неверов, Колодяжный, Евланов, Бычков.

С грузовиками пришлось потрудиться, особенно когда надо было перекатить их через бурт, устроенный по борту палубы. В связи с этим решили ручной труд заменить лошадиными силами двигателя.

Один из шоферов запустил двигатель, включил сцепление и выскочил из кабины на палубу. Грузовик своим ходом пошел к борту, как вдруг, неожиданно для всех, из-под брезента, закрывавшего груз, выскочил курсант Саша Великотный. А получилось так. Великотный схитрил, это с курсантами бывало, он не пошел в трюм, как все, а устроился на ночлег в кузове грузовика. Здесь было уютно, не толкались люди. Под шум волн спалось хорошо, сквозь сон слышал крики, слово «вода», но посчитал, что на палубе идет утренняя уборка, участвовать в которой не было никакого желания. Решил: людей много, обойдутся. Высунулся из кузова только на резкий шум двигателя.

Когда сбросили автомашины за борт, показалось, что баржа немного подвсплыла и стала легче всходить на волну. И это побудило действовать всех, кто был на барже. Сбросили все прочие грузы, выбросили личные вещи, чемоданы, вещевые мешки, ящики.

Но эта передышка была чрезвычайно кратковременной.

Управление действиями людей было возможным только в первое время. Можно было руководить выходом людей из трюма на палубу, размещением их на палубе, руководить борьбой за плавучесть, используя самые примитивные средства, освобождать палубу от грузов. Можно было успокаивать женщин, курсантов, работников гидрографии — этим занимались командиры.

Все это было возможным до момента сбрасывания рубки за борт.

Дальше стихия быстро подавила всякие попытки к управлению и обрекла людей на самостоятельные решения, оставив им лишь призрачную надежду как-то спасти жизнь себе и близким.

Люди упорно боролись против разбушевавшейся стихии. Главной заботой на палубе стало — держаться всеми силами за любой выступ, щель, предмет, друг за друга. Женщины держали себя относительно сдержанно. Одна пожилая женщина говорила, что умирать все-таки еще не хочется. Женщина с ребенком умоляла окружающих спасти ее ребенка, потому что он еще ничего не видел в жизни и должен жить, мысленно она уже готовила себя к гибели.

Женщин успокаивали офицеры. Они информировали и окружающих курсантов о том, что на помощь уже идут корабли. И действительно, вскоре на горизонте показалась канлодка.

Мужья обнимали жен, детей, стараясь их согреть. Некоторые продолжали привязываться к деталям палубы.

Когда волны стали окатывать палубу, то люди упорно сопротивлялись их напору, они крепко стояли группами, держались друг за друга, сидели группами, держались за предметы, выступы и т.д. Но каждая очередная волна все равно смывала за борт по несколько человек. Несмотря на всю трагичность этого положения, безотчетной паники все же не было.

Курсант Сокальский до сих пор помнит обстановку, когда женщин и детей, мокрых и промерзших, стали помещать в шкиперскую рубку. Незнакомый офицер, забравшись на крышу рубки, размахивал белой простыней, прикрепленной к палке, подавая сигналы находящейся невдалеке канлодке. Ее трудно было заметить в сумерках утра и взбешенного моря. Но кто-то ее видел, когда баржа оказывалась на гребне волны.

Через некоторое время старший воентехник Антоненко Н.А. крикнул, что видит, как корабль идет к ним на помощь. Все стали вглядываться и с гребня волны действительно увидели корабль. Как потом стало известно, это была канлодка «Селемджа». Из своих вещей кто-то вытащил простыню и передал ее Антоненко и Логвиненко, и они тоже с крыши рубки стали размахивать простыней, чтобы привлечь внимание канлодки.

Сильным ударом волны сбросило за борт трех человек, которые стояли рядом с Серебровским и разговаривали с ним. В их числе была женщина. Все они только один раз показались на мгновение из волн и исчезли. Сразу же все стали смещаться подальше от борта. Но теперь волны стали все чаще «слизывать» людей с палубы.

Те минуты, когда в зоне видимости появилась канлодка и стала приближаться к барже, вызвали необычайную радость, особенно у женщин и детей.

Но когда канлодка весьма близко прошла мимо баржи, а затем когда офицеры начали стрелять, чтобы привлечь внимание удалявшегося корабля, у людей возникла глубокая тревога, ставшая причиной тяжелых происшествий. Кричали женщины и дети, охваченные страхом. Командир роты электриков выхватил свой пистолет из кобуры, но ему приказали выбросить его, и он подчинился. Пистолет попал в руки бахвалистого курсанта, у которого его отобрал Игорь Жуковский, который сохранил его при себе, плавая среди волн, и выбрался с ним на буксир «Орел».

Аварийная ситуация теперь развивалась быстро. Ветер крепчал, росла волна, шторм набирал силу.

Борьба за плавучесть баржи с использованием подручных средств не могла обеспечить необходимой плавучести. Когда это стало очевидным для всех, люди перестали заниматься бесполезной тратой сил.

Баржа продолжала быстро заполняться водой и также быстро оседала. Шквальные порывы ветра срывали и уносили за борт бескозырки, шапки и другие предметы.

Наступила чрезвычайно опасная обстановка. Не скрывали своего волнения женщины, особенно матери с детьми.