VIII. Юность Вильгельма Завоевателя
VIII. Юность Вильгельма Завоевателя
Героизм славных сердец со временем ослабевает, но стремление бороться, искать и не сдаваться остается.
Теннисон
В ряду вошедших в историю личностей был человек, знаменитый тем, что, похоже, более, чем кто-либо другой, олицетворял свою нацию, являясь символом норманнской прогрессивности, твердости и доблести. Он не просто замечательным образом выделялся среди соотечественников, но был одним из величайших людей и правителей. В мировой истории не было более деспотичного повелителя, и это способствовало тому, что он стал властелином могущественной и в какой-то мере безрассудной нации, собравшей великие богатства и овладевшей огромными территориями. И все это могло бы выскользнуть из его рук до того, как он достиг зрелости, если бы не железная хватка, быстрота и храбрость, с которыми он противостоял испытаниям. Г-н Джонсон пишет: "Он был рожден для того, чтобы сопротивляться, чтобы возбуждать человеческую зависть и пробуждать скрытую враждебность лишь затем, чтобы с триумфом подняться надо всеми и показать человечеству результаты работы, которых может достичь один человек — человек твердых принципов и решительной воли, который ставит перед собой определенную цель и идет к ней, не сворачивая, твердым шагом. Он был человеком, которого опасались и уважали, но никогда не любили, избранным, кажется, самим Провидением, чтобы расстроить принятое нами заключение и, противопоставляя себя народным героям, сокрушая их и национальные симпатии, доказать нам, что прогресс наций требует чего-то большего, чем просто популярность, чистота и красота характера, а именно: способности хорошо продумывать свои планы и силы воли, чтобы их осуществлять, перестраивая отжившие институты и политическую жизнь государства. Будучи незаконнорожденным, не имея титула своего герцогства, обладая лишь завещанием своего отца, оставшись в юном возрасте с несколькими друзьями и множеством врагов, жестоким соперничеством дома и завистливым верховным владыкой, лишь радовавшимся при унижении своего вассала, он постепенно пробивает себе путь, приобретает герцогство и преодолевает соперничество в том возрасте, когда большинство из нас находятся еще под присмотром воспитателей и попечителей; он расширил свои владения далеко за те пределы, которые ему передали предки, а затем, покинув родную землю в поисках других завоеваний, благодаря своей неотразимой энергии покорил другое королевство. И, что особенно странно, обеспечил себе всеобщую поддержку в своей агрессии, как если бы, будучи незаконно обиженным, добился восстановления в правах. Действительно, у норманнов не было лучшего представителя их необыкновенного могущества".
Вильгельму было семь лет или чуть больше, когда отец оставил его, отправившись в паломничество. Его положение было отчаянным и жалким, и уже с детских лет ему приходилось страдать от неприязни к себе. Ни справедливость, ни верность своему слову, ни неожиданная снисходительность — ничто в его характере не способствовало завоеванию и удержанию дружбы, хотя он был настоящим лидером, руководителем и заслуживал честной преданности, а не оказываемого ему из страха почтения. Его правление было действительно правлением силы, но следует заметить, что в безнравственный век он отличался чистотой и сдержанностью. То, что он не сделал ничего плохого, не дает оснований называть его добрым, поскольку хороший человек — тот, кто творит добро. Однако его аскетизм помогал голове быть ясной, а рукам — крепкими, позволял ему всегда быть начеку, в то время как другие демонстрировали глупость, так что снова и снова он мог воспользоваться любыми преимуществами и завладеть ключом к успеху. Когда был жив его отец, бароны неохотно выказывали герцогу уважение, и в этом было что-то родственное мрачной уступчивости, которой они не избежали. Герцог Бретани Алан оправдывал оказанное ему доверие и всегда контролировал любые раздоры, предотвращая заговоры против своего подопечного. Старая неприязнь между ним и Робертом была забыта, но в результате Алана все же отравили. А со смертью Роберта, ставшей сигналом к восстанию знати, жизнь Вильгельма в течение десятилетий находилась под угрозой. Он никогда не оказывал почтения королю Франции, но длительное время и ему никто не воздавал должного; бароны считали ниже своего достоинства демонстрировать преданность и порой, казалось, полностью забывали о существовании молодого герцога, в жестоких ссорах убивая людей своего круга. Мы находим упоминания о Вильгельме Талвасе, по-прежнему заклятом враге незаконнорожденного сына Ричарда. С ним связаны многие заговоры и раздоры, и он, похоже, твердо решил, что его проклятие сбудется. Это стало целью его жизни. Дворы Монтгомери и Бомона были связаны с ним анархией и предательством, именно из-за злобной ненависти Монтгомери погиб верный Алан. Сам Вильгельм чудом избежал смерти, в то время как некоторым его друзьям повезло меньше.
Все они находились в хорошо укрепленном замке Водре, месте, хорошо известном потомкам Лонгсворда, ведь это был дом Сперлинга, богатого мельника, за которого вышла замуж Эсприота. Об этой крепости говорили, что она была местом многих преступлений, но герцог Роберт готов был поставить на карту славу замка и доверил своего мальчика его стенам. Никогда эти стены не знали более черного злодеяния, которое было совершено, когда Вильгельму было всего двенадцать лет; тогда в его комнате был заколот ножом во сне один из его приятелей. Нет сомнения, что Монтгомери, нанесший жестокий удар, был уверен, что убил молодого герцога, и поэтому удалился удовлетворенный содеянным. Но Вильгельм спасся: его увезли и спрятали в крестьянской хижине, в то время как убийства его друзей продолжались. Страна кишела его врагами. Население Котантена, всегда более скандинавское, чем французское, приветствовало возможность получения независимости, и худшая сторона феодализма начала решительно отстаивать свои права. Человек против человека, высшее сословие против низшего, крестьянин против солдата — кровавые ссоры разгорались всё сильнее и разрушали все вокруг подобно ужасной эпидемии. В феодальном государстве было достаточно причин для волнений, которые вызывались повсеместными беспорядками, не говоря уже о правах нежелательного молодого претендента на герцогство. Интересно наблюдать, как в общественном сознании уживались противостояние феодальной системе и верность идее наследственной монархии. Даже Великий Гуго, король Франции, задолго до описываемых событий руководствовался этой идеей в своем стремлении использовать шанс для захвата трона. И хотя огромная империя Карла Великого на протяжении длительного времени подвергалась грабежам и разделам, там все еще существовала тяга к стабильности и порядку, к идеальной монархии.
Норманнский пахарь
Французскому народу пришлось пережить тяжкие испытания. Но не только из-за войн и волнений он ненавидел своих правителей (поскольку эти факторы иногда улучшали его положение — часто именно войны и волнения являются единственным путем к миру и спокойствию). Люди страшились самой природы феодализма и его политической мощи. Он, похоже, крепко держал их, делая невольниками, запутывая в своих сетях и сковывая кандалами. Феодальные лорды были мелкими князьками и лишь в незначительной степени деспотами. Их связывали определенные узы и вассальная зависимость, но в то же время они были абсолютными хозяевами своих владений. Их подданные, много их было или мало, находились под их прямым контролем. При абсолютных монархиях большое население и обширные территории сами по себе уже служили гарантами безопасности и спокойствия для средних и низших классов, поскольку это давало возможность собрать большую армию, и все же многие подданные не чувствовали ответственности за происходящее. При феодальной же системе таких шансов не было: лорды всегда вели войны и болезненно строго следили за своими ресурсами. Все жители должны были принимать участие в предприятиях своего хозяина, и подданных постоянно грабили и заставляли работать не покладая рук. Даже если хозяин какого-либо владения не имел личных мотивов для ссоры, его вполне мог призвать сторонник или союзник выступить на его стороне против другого. В государстве, где правили сенат или духовный совет, правление было менее капризным. Даже в те дни разные клики, добиваясь благосклонности, обещали различные блага. Что касается феодальных лордов, то они были полными хозяевами на своих территориях и могли делать все что хотели, не спрашивая ни у кого совета или согласия.
Это касается отношений лордов со своими крепостными, но между лордами эти отношения были совсем другими. В силу сложных формальных обязательств и зависимостей, необходимой для каждого феодального деспота неусыпной бдительности и готовности, самоконтроля и быстрого принятия решений возник наиболее активный, хорошо развитый класс знати. В то время как хозяин феодального замка (или крепости разбойника, если хотите) отсутствовал по причине совершения грабительских набегов или ведения войн, его место занимала жена, достойно управляя своими подданными. Норманнские женщины высших классов уже были знамениты по всей Европе, и поскольку мы рассматриваем судьбу Нормандии, то хотелось бы рассказать и о них, исполненных достоинства и облеченных властью. Мы можем представить их одухотворенные лица и красоту, которая всегда была силой и которую многие из них уже научились использовать для достижения своих целей.
Как бы мы ни сокрушались по поводу условий жизни в Нормандии, положения низших слоев общества в те времена, как бы ни сочувствовали унылому существованию и вынужденному терпению крестьянства, как бы ни были опечалены медленным развитием определенных областей, нас привлекает и восхищает нечто иное. Мы слышим военную музыку, кровь закипает в наших жилах, начинают сильнее биться наши сердца, когда представляем норманнских рыцарей, скачущих по пыльным римским дорогам. Сверкают на солнце копья, становятся на дыбы кони, на холмах стоят замки разбойников, похожие на мрачных каменных чудовищ, сжавших зубы в ожидании добычи. Цветут яблони, дети разбегаются в стороны, освобождая дорогу всадникам. Весь цвет рыцарства вышел на марш, бряцают доспехи, развеваются знамена, блестят кресты на щитах — рыцари отправляются на защиту Иерусалима. Рыцарство достигло своего расцвета и в ярком романтическом стиле песен, посвященных рыцарями своим возлюбленным, которых они доблестно защищали, и в молитвах Деве Марии, их покровительнице, поскольку они чтили честь и чистоту женственности. Они прошли через множество жестоких сражений с яростным мужеством храбрецов. Для них было просто сделать шаг от открытого вызова врагам Нормандии до защиты Церкви Господней. Сама религия стояла у истоков, способствуя развитию рыцарства, и норманны забыли о незначительных ссорах и мелких обидах, когда Мать-Церковь отдала на их милость свои беды и страдания. Именно христианству средневековье обязано появлением рыцарства, и в то время как историки жалуются на беззаконие, преступления и жестокость, смуты и вульгарность того времени, поэтичность, аскетизм и настоящая красота рыцарских традиций проявляют себя все ярче. Мужчины начинали выделяться новыми качествами, лучшие из них становились примером чего-то такого, чего раньше мир не знал. Список правил, которых должен был придерживаться рыцарь, не может не восхищать новыми идеалами христианской зрелости.
Рольф Гангер скорее гордился своей грубой жестокостью и эгоизмом, чем стыдился их. Новые правила игры требуют от воина тех же качеств, что и прежде, только больше смелости и бесстрашия, уже признаются права других людей, ценятся преданность делу и моральная сила. Это очень высокие идеалы.
При Вильгельме Завоевателе начали проводиться формальные церемонии посвящения в рыцари, которые, удивительным образом объединив поэтические образы рыцарства, традиции военной жизни и религиозные обязательства, не перестают удивлять нас подобным взаимодействием.
С молодого человека вначале снимали одежду и помещали его в ванну, чтобы очистить от скверны тело и душу — типично баптистский ритуал (все это делалось добровольно).
Затем он облачался в белую тунику — символ чистоты, — потом надевал красное платье — символ крови, которую он готов был пролить, защищая дело Христа, — и поверх одежды надевалась плотная черная рубашка, символизирующая тайну смерти, которую должен постичь в итоге каждый человек.
Облачение рыцаря в доспехи
После этого претендент в рыцари облачался в черное платье, чтобы поститься и молиться в течение 24 часов. С наступлением вечера его отводили в церковь, где он молился всю ночь один или со священником и рыцарями-поручителями. На следующий день он исповедовался, причащался, слушал мессу и проповедь о новой жизни и рыцарских обязанностях. После этого ему на шею вешали меч и он шел к алтарю, где священник снимал меч, освящал его и снова вешал на шею. Затем кандидат в рыцари преклонял колени перед лордом, который должен был дать ему оружие, строго спросив о причинах, побудивших стать рыцарем, предупреждал, что тот не должен стремиться к обогащению и праздности или носить имя рыцаря, не проявляя доблести. Наконец молодой человек торжественно обещал выполнять свои обязанности, и его властелин, вассалом которого он был, удовлетворял его просьбу стать рыцарем.
После этого рыцари и дамы облачали рыцаря в новую одежду: сначала надевались шпоры, затем кольчуга или броня, потом кираса, нарукавные браслеты, латные рукавицы и только затем — меч. Теперь он был готов к акколаде: лорд вставал, подходил к рыцарю и трижды ударял его плоской стороной меча по плечу или шее, иногда нанося удар кулаком в грудь, и говорил следующие слова: "Именем Господа, святого Михаила и святого Георгия делаю тебя рыцарем. Будь доблестным, бесстрашным и верным".
Затем к нему подводили коня и на голову нового рыцаря надевали шлем. Рыцарь тотчас садился на коня и, потрясая копьем, размахивая мечом, выезжал из церкви на улицу, где его ждала толпа людей, на всеобщее обозрение. После этого начиналось всеобщее веселье, гарцевание на лошадях, и таким образом церемония посвящения в рыцари заканчивалась. Теперь он принадлежал к великому христианскому братству рыцарей. Мы заметили, какую большую роль играла религия в ритуалах и церемониях, но еще больше узнаем о духе рыцарства, если познакомимся с некоторыми из клятв, которые давали эти молодые мужчины, которые стояли на страже мира, несмотря на то что для его достижения выбирали путь войны и делали это своими мечами весьма охотно. Г-н Гвизо, автор "Истории Франции", откуда почерпнута большая часть настоящего описания, продолжает эту тему и приводит двадцать шесть статей, по которым рыцари приносили клятву. И это не был заранее определенный ритуал. Каждая эпоха вносила в этот порядок что-то свое. Это особенно интересно, поскольку позволяет проследить рост и развитие лучших идей и целей. Вряд ли возможно разобраться в более поздней нормандской истории, и крестовых походах в частности, без попытки понять рыцарей, как в свое время викингов.
Благодаря священникам десятого и одиннадцатого столетий, таким как Абеляр, Святой Ансельм, и другим их современникам формировался этот новый взгляд на обязанности и взаимоотношения людей. Интересно наблюдать, как церковь пользовалась феодальными связями и симпатиями людей, их воинственными чувствами и организацией для того, чтобы создавать более совершенное и более мирное служение Господу. Правдивость, справедливость и чистота проникали во взаимоотношения людей под влиянием церкви, а распущенность и дикость проявлялись все меньше, по мере того как набирал силу и яркость новый порядок вещей. Впоследствии положение изменилось и церковь использовала все ужасы тирании, огня и меча, добиваясь своих целей и укрепляя свою власть вместо власти Божественной правды и спокойствия Небесного существования, церковь стала именем и прикрытием человеческих амбиций.
Какими бы ни были претензии, насмешки, соперничество и стремление к власти со стороны недостойных священников, вряд ли стоит напоминать о том, что в каждую эпоху существует подлинная церковь и что истинные святые живут праведной полезной жизнью, пусть даже в тени или скрыто. Даже если в какой-то год утрачивался весь урожай зерна и страна страдала от голода как никогда, всегда находилась пшеница или другое зерно для сева следующей весной, и чем меньше были запасы, тем, несомненно, драгоценнее они казались. В одиннадцатом столетии, которое во многом было хаотичным и жестоким, всегда ощущается присутствие "рыцарей без страха и упрека", которые смело идут в бой, священников и монахов от Бога, которые скрываются и молятся в кельях и монастырях. Г-н Гвизо пишет: "Феодальное рыцарство и христианство, вместе взятые, стали причиной двух великих и славных событий того времени — завоевания Англии норманнами и крестовых походов".
Эти рыцарские обещания и клятвы, которые приводит г-н Гвизо, и нам нелишне будет прочитать более внимательно и попытаться следовать им, даже если наши сражения совсем другого порядка, а борьба с искушениями гораздо скучнее. Следует сказать, что наши враги часто, сталкиваясь с нами, "ломают копья", как в дни давних турниров. Но наши споры скорее напоминают древние схватки с коварным хищником в безлюдных местах, чем те яркие рыцарские поединки со сверкающими доспехами рыцарями и с восхищением наблюдающими за ними дамами.
Кандидаты клялись в следующем:
— служить Богу, всеми силами сражаться за веру — лучше умереть тысячью смертей, чем отвергнуть христианство;
— верно служить принцу и доблестно сражаться за него и родину;
— защищать права слабых — вдов, калек, незамужних женщин, быть справедливыми и поступать так, как требуют обстоятельства, если эти действия не запятнают их собственную честь, честь короля или принцев;
— никогда не замышлять зла против кого бы то ни было, не присваивать чужое, а сражаться с теми, кто так поступает;
— никогда не совершать поступков из соображений личной выгоды, ни деньги, ни корысть не должны направлять их, а только слава и добродетель;
— сражаться за добро и всеобщее благо;
— выполнять свои обязательства и подчиняться приказам генералов и капитанов, которые имеют право командовать ими;
— защищать честь, звание и рыцарский орден своих товарищей и ни надменностью, ни силой не нарушать прав кого бы то ни было из них;
— никогда не сражаться группой против одного и избегать обмана и уловок;
— носить лишь один меч, если только не будет нужды сражаться против двух или нескольких врагов;
— в турнирах или других спортивных состязаниях никогда не применять острия своих мечей;
— будучи плененными во время турнира, с честью и достоинством выполнять все условия плена, кроме того, отдать победителю доспехи и лошадей, если нужно, и не участвовать в войнах без разрешения победителя;
— нерушимо хранить дружбу со всем миром, и особенно со своими товарищами, защищая их честь и достоинство во время их отсутствия;
— любить, почитать и поддерживать друг друга, помогать друг другу всякий раз, как только представится случай;
— дав клятву или обещание отправиться на поиски приключений, никогда не расставаться со своими доспехами, разве только во время сна;
— находясь в пути, не избегать опасных троп, не сворачивать с прямой дороги из-за страха столкновения с могущественными королями, чудовищами, дикими зверями или другими препятствиями, которые можно преодолеть мужеством и силой одного человека;
— ни когда не принимать жалованья или денег от иноземного принца;
— при командовании войсками или вооруженными людьми обеспечивать наилучшие порядок и дисциплину, особенно в собственной стране, не причиняя никому вреда и не проявляя жестокости;
— если предстоит сопровождать женщину или девушку, служить ей, защищать и оберегать от опасностей и оскорблений или умереть, пытаясь сделать это;
— никогда не применять насилия по отношению к женщине или девушке, хотя они могут добиваться ее расположения силой своего оружия;
— не отказываться от битвы на равных, если не помешают ранения, болезнь или какие-то другие препятствия;
— приняв решение осуществить какое-то предприятие, посвятить ему дни и ночи, если только этому не помешает призыв на службу королю и своей стране;
— дав обет добиться почестей, не отступаться, пока они или аналогичные им не будут получены;
— твердо держать слово и данные обещания и, став пленником в справедливой битве, полностью заплатить обещанный выкуп или вернуться в тюрьму в оговоренный срок под страхом обвинения во лжи и клятвопреступлении;
— вернувшись ко двору своего властелина, дать правдивый отчет о своих приключениях, даже о поражениях, своему королю или чиновнику-регистратору ордена под страхом быть лишенным звания рыцаря;
— кроме всего прочего, быть верным, учтивым и скромным и не желать миру никакого вреда или потерь, которые могут выпасть на их долю.
Взяв только эти священные принципы или представив реальную картину приключений странствующего рыцаря, невозможно составить общее представление о Нормандии той эпохи. С удовлетворением отметим только, что в беспокойном карательном обществе эти стимулы работали. Священники упорно стремились удерживать народ, однако власть церкви существовала наряду со многими проявлениями слабости веры и неверия. Трудно найти пример столь удивительного контроля за государством со стороны церкви в какой-либо другой стране, даже в наиболее суеверные и религиозные эпохи. Не имея сил заставить норманнов сохранять мир, церковь, тем не менее, добивалась изумительных уступок. Были запрещены сражения от захода солнца в среду вечером до восхода в понедельник утром. В течение этих пяти ночей и четырех дней не допускалось сражений, сжигания домов, грабежей или опустошений, хотя в оставшиеся три дня и две ночи недели любые насилие или преступление не только прощались, но и разрешались. В эти дни прекращения враждебных действий, установленные церковью, входили не только дни Тайной Вечери, Страстей Господних и Воскресения Христа, но и более длительные периоды времени, такие как от первого дня Рождественского поста до Крещения и другие святые дни. Если законы перемирия нарушались, применялось суровое наказание: тридцать лет тяжелого искупления в ссылке для кающегося грешника. Он должен был возместить все причиненное зло и заплатить долг за весь нанесенный ущерб. Если он умирал не раскаявшись, то лишался права быть похороненным по христианским обычаям, над ним не совершали церковных служб, а его тело отдавали на растерзание диким зверям и хищным птицам.
Нет сомнения, что наиболее безбожная часть граждан выступала против этих строгих правил, называла их приверженцев "слабовольными белоручками" и оскорбляла гораздо более грубыми прозвищами, тем не менее перемирие поддерживалось в течение двенадцати лет. Разрешенные для убийств и мародерства дни использовались чрезвычайно интенсивно, что наводит на мысль о том, что в дни перемирия скорее планировались заговоры и грабежи, чем молились. Было все более очевидно, что мир готовился к великим делам и ясно начинали показывать себя новые проявления. Приходили новые идеи и, несмотря на деспотизм церкви, можно заметить, что люди начинали разрывать интеллектуальные путы и становились свободнее, мудрее. Устанавливался новый порядок вещей, неуклонно развивались христианские идеи и все меньше места оставалось для безрассудства и растерянности.
Г-н Гвизо пишет: "Часто случается так, что народные чувства, какими бы они ни были глубокими и всеобъемлющими, остаются бесплодными, так же как в растительном мире многие ростки могут выйти на поверхность, а затем отмереть, не получив дальнейшего роста и не дав плодов. Для осуществления великих дел и достижения практических результатов недостаточно лишь проявления народных устремлений; необходимо также, чтобы некий великий дух, некое могучее желание стали орудием и действующей силой общественного мнения, сделав его результативным, став его символом — его олицетворением".
Посвящение рыцаря на поле боя
В середине XI столетия, во времена юности Вильгельма Завоевателя, противоборствующие элементы христианского рыцарства и воинствующий дух викингов должны были соединиться в одном лидере. Ранние годы молодого герцога были годами тяжелой подготовки, и со своего лишенного любви детства до своей не оплаканной смерти он испытывал мучительную боль, непременную составляющую жизни жестокого человека, страшного тирана. Может быть, это странное заявление, что Вильгельм Завоеватель был представителем христианского рыцарства. Однако мы не должны забывать о том, что сражения были первейшей обязанностью мужчины в те дни и что величайший из нормандских герцогов со всей присущей ему грубостью и очевидными жестокостью и эгоизмом верил в свою церковь и придерживался многих ее законов, которые большинство его товарищей запросто нарушали. Нам не следует слишком часто напоминать себе, что он вел праведную жизнь в наиболее распущенную и безнравственную эпоху, если судить исходя из наших теперешних стандартов чистоты и нравственности.
Читая или описывая жизнь людей, живших в прежние времена, всегда можно поддаться искушению оценивать их исходя из наших собственных законов морали и этикета. Но первое, что следует сделать, — это составить четкое представление о рассматриваемом времени. Герой времен Карла Великого или Вильгельма Завоевателя в наших глазах не может казаться никем другим, кроме как героем, но мы должны рассматривать его лишь во взаимоотношениях с окружающими. Великие законы веры, справедливости и добра остаются справедливыми, по мере того как проходят годы, надежды на Бога выдерживают испытание временем, но одновременно с существованием всеобщего закона божественного порядка существуют также другие писаные законы, которые различаются в зависимости от времени и места, и они всегда изменяются по мере изменения людей, и свет цивилизации разгорается все ярче и явственнее.
Во времена Вильгельма Завоевателя каждый землевладелец укреплял дом, защищаясь от соседей и даже готовя в своем жилище надежную и отвратительную тюрьму для их довольно частого помещения туда. По крайней мере можно сказать, что это не было проявлением гостеприимства и придавало оттенок фальши ласковым увещеваниям и доброжелательности, которые имели место при обхождении с путниками. И все же у каждого богатого человека были амбиции прославиться в качестве благодетеля церкви. В Нормандии и Бретани появлялись новые религиозные дома, а дома, построенные в прежние времена, лежащие в руинах со времен набегов северян, восстанавливались с набожной заботой. Наблюдалось новое пробуждение религиозных чувств в 1000 году, которое продолжалось целое столетие. Существовали удивительный страх и ожидание конца света, что послужило причиной массовых покаяний, и такая же картина наблюдалась в течение двух или трех лет после 1030 года, в конце жизни короля Франции Роберта.
Нормандия и соседние страны были наказаны даже большими, чем феодальные войны, бедствиями: началась жестокая засуха, и последовавший за ней голод повсеместно обезлюдил земли. Поля и деревья были выжжены и засохли, несчастные крестьяне бились с дикими зверями за мертвые тела, лежавшие у дорог и в лесах. Иногда из-за голода люди, как волки, убивали своих товарищей. Торговли, которая могла бы покрыть недород в одной стране за счет избыточного урожая в другом месте, не было. Но во Франции прошли дожди и несчастьям был положен конец. В знак благодарности, согласно обету, были совершены тысячи подношений, поскольку люди вновь ожидали конца света и казалось вполне вероятным, что высохшая земля находится на грани окончательного сожжения и опустошения.
В городах в это время стиль жизни оставался почти роскошным. Норманны были умелыми архитекторами, и не только их кафедральные соборы и монастыри, а и собственные дома годились для таких гордых обитателей. Они были наполнены подвесными украшениями и удобной мебелью. Женщины, как никогда раньше, славились рукоделием. Некоторые самые искусные работы можно считать произведениями искусства, и до сих пор сохранились огромные гобелены, которые обычно вешали, отчасти для утепления, на каменные стены замков. Иногда благородные дамы, которые оставались дома, в то время как их мужья участвовали в войнах, вышивали на гобеленах картины семейной истории, и эти семейные записи о битвах и храбрости на земле и в море наиболее интересны сейчас тем, что демонстрируют одежду и колорит эпохи, а кроме того, являются подтверждением исторических традиций.
В этой главе мы отклонились от описания жизни самого Вильгельма Завоевателя, но больше узнали о Нормандии и можем лучше понять его амбиции, трудности, с которыми он сталкивался, и его успехи. Страна священников и солдат, красивых женщин и галантных мужчин… Социальная атмосфера уже была оживлена ярким светом и радостью, однако подвержена влиянию гордости и предрассудков, поглощенности земными заботами и аскетизма. Лояльная по отношению к Риму, жадная до новых территорий, с феодальными хозяевами, высокомерно обращающимися с крепостными, разоряемая повсеместной длительной гражданской враждой и мелкими войнами, с ревностным отношением к французской и иноземной крови — такова была тогда Нормандия. Англичане приходили и уходили, узнавали хорошие манеры и обычаи рыцарства. Сама Англия богатела и глупела, поскольку Гартакнуд ввел порочный обычай плотно кушать четыре раза в день, и его подданные следовали этой привычке, хотя сам король умер от этого и другого своего пристрастия — неумеренно пить ночи напролет в веселой компании.