Глава VI Второй доисторический город на месте Трои

Глава VI

Второй доисторический город на месте Трои

Может быть, жители первого города спокойно оставили свои дома и переехали, а может быть, их город был захвачен и уничтожен врагами – по руинам определить это мы не можем; во всяком случае, первый город не был уничтожен огнем, поскольку я не нашел никаких следов всеобщего или даже частичного пожара. Далее, совершенно очевидно, что за первыми поселенцами последовал другой народ: это доказывают как архитектура, так и керамика, поскольку и та и другая полностью отличаются от того, что мы видели в первом городе.

Я уже говорил, что эти вторые поселенцы построили как свои дома, так и их стены из больших камней. Остатки этих жилищ, которые мы теперь видим, конечно, всего лишь фундаменты, но действительно огромные массы отдельных камней, которые содержатся в слоях второго города, свидетельствуют о том факте, что стены домов были построены из камня. Однако не все дома были сооружены из этого материала, поскольку то тут, то там мы видим остатки домов, которые должны были иметь глиняные стены.

Только этим вторым поселенцам мы можем приписать стену, представленную на рис. 2 (с. 63), которую я обнаружил на северной стороне холма. Ее высота составляет 10 футов, а толщина – 6 ¹/ ₂фута, и она построена так называемым циклопическим способом – из правильных слоев больших, но слегка обработанных прямоугольных блоков известняка, которые соединены маленькими. Как уже говорилось, ее верх находится в 34 футах ниже поверхности. Как свидетельствуют слои руин, которые идут наискось ниже ее, она первоначально была поставлена на крутом склоне холма. Таким образом, очевидно, что с тех пор, как ее воздвигли, холм стал на 44 фута выше; но здесь он также стал на 131 фут шире, поскольку именно таково расстояние по прямой линии от этой стены до современного склона. Количество подобных блоков, лежащих около этой стены, видимо, доказывает, что когда-то она была гораздо выше. Она была гораздо длиннее, когда я впервые обнаружил ее в конце июля 1872 года. Я снял часть этой стены в феврале 1873 года, чтобы раскрыть любопытную подпорную стену [1226], которую я уже описал, она поднимается под углом 45° в 6 футах ниже ее и служила для того, чтобы удерживать на месте изолированный песчаный холм, который доходил до точки в 20 футах ниже поверхности и, видимо, имел высоту 20 футов. Эту поддерживающую стену мы можем, как я уже объяснял, со всей вероятностью отнести к первому городу.

Рис. 144. Большая траншея с запада на восток, вид с западной стороны, у входа на раскопки, глядя на восток: а – дорога, ведущая вверх к Трое; b – внешняя стена; c – внутренняя стена; d – выступающая наружная стена; e – кувшины; f – руины мраморного храма Афины; g, g – эллинские стены; h, h – кучи щебня вне Трои; k – вход на раскопки

Далее, мы можем с очень большой долей вероятности приписать этим жителям второго города большую внутреннюю стену, которая помечена сна сопровождающем виде на рис. 144 и ана маленьком наброске на рис. 145. Эта стена также состоит из больших каменных блоков и спускается к югу под углом в 45°. Однако только на южной стороне она состоит из сплошной каменной кладки; на северной стороне она построена из камня глубиной только в четыре или пять слоев, и здесь ее поддерживает большой вал из отдельно лежащих камней и щебня, помеченный r, из которых также в основном состоит ее внутренняя часть. Непосредственно к югу от этой большой стены расположена стена того же размера, помеченная bна сопровождающем виде (рис. 144) и c dна плане (рис. 145), которая, очевидно, была построена третьими поселенцами и о которой я буду говорить позже. Пройдя некоторое расстояние в восточном направлении, большая внутренняя стена уменьшается, переходя в стену из сплошной кладки высотой 11 ³/ ₄ фута, толщиной наверху 6 футов и 12 футов у основания, которая в определенной точке резко поворачивает на северо-северо-запад [1227]. Ее строители не взяли на себя труд очистить скалу от почвы, поскольку стена построена на слое земли глубиной от 1 фута 9 дюймов до 2 футов, которой покрыта скала. Обитатели второго города, очевидно, воздвигли и ворота (помечены aна плане I) с их мощеной улицей, которая идет вниз, на долину в юго-западном направлении; поскольку нижняя часть этих ворот, а также стены, которые я обнаружил, сняв несколько плит мостовой, показывают совершенно ту же архитектуру: они из больших блоков белого известняка. Как немедленно обнаружил пристальный взгляд моего мудрого друга профессора Сэйса, эта улица была проложена вторыми поселенцами: они навалили кучу щебенки на то, что до сих пор было крутым склоном; и стены, которые пересекают улицу под мостовой, не имели никакой другой цели, кроме как укрепить эту кучу щебня. Все фрагменты керамики в этой куче относятся ко второму городу; я не нашел здесь ни единого черепка толстой блестящей черной терракоты первого города и ни одного фрагмента керамики последующего сожженного города.

Рис. 145. Большая внешняя и большая внутренняя стены, вместе называемые Башней

Обитатели второго города вымостили улицы большими плитами из белого известняка, в которых, однако, я не обнаружил ни одной колеи от колес колесницы. Поэтому я думаю, что улица служила только для пешеходов, тем более что склон спускается на долину под углом чуть менее 7°, и, таким образом, он слишком крутой для колесниц. Тем не менее плиты сильно сношены и говорят о долговременном употреблении. Именно поэтому строители третьего, или сожженного, города покрыли их новыми плитами из красноватого известняка, который еще можно видеть in situ на нижней части улицы там, где она откопана. Плиты верхней части, рядом с воротами, выглядели такими же новыми, как и остальные, когда я обнаружил их в начале мая 1873 года; но когда их выставили на солнце, они быстро стали портиться и рассыпаться, и это обстоятельство не оставляет никаких сомнений в том, что они подверглись воздействию сильного жара. Во время прибытия третьих поселенцев, строителей сожженного города, парапеты ворот должны были быть почти полностью разрушены, поскольку – как может показать взгляд на прилагаемый вид (рис. 144) – только нижняя их часть своими большими плитами белого известняка напоминает об архитектуре вторых поселенцев; в то время как вся верхняя их часть и вся кладка из маленьких красноватых камней справа от турка с лопатой – работа третьих поселенцев, построивших и прямоугольные выступы парапетов, между которыми были деревянные ворота. Эти выступы стоят парами напротив друг друга [1228]. Выступы первых ворот поднимаются от долины и выступают одни на 2 ¹/ ₂фута, другие – на ²/ ₄фута; оба высотой 3 ¹/ ₄фута и шириной 3 ³/ ₄ фута; деревянные ворота между ними были 12 ¹/ ₄фута шириной. Улица, замощенная большими плитами известняка, кончается у этих первых ворот, и дорога от первых ко вторым воротам, которые расположены чуть более чем в 20 футах далее к северо-востоку, очень грубо замощена большими необтесанными камнями. Мостовая, возможно, стала неровной из-за масс горящих обломков, которые упали на нее во время страшного пожара в третьем городе.

Два следующих выступа, между которыми были вторые ворота – высотой 2 фута, более 3 футов шириной и выдаются на 2 ¹/ ₂фута. В нескольких ярдах дальше к северо-востоку улицу пересекает стена из больших камней с нишей на юго-восточной стороне, которая лишь слегка выступает над мостовой. Эта стена, несомненно, отмечает местоположение третьих ворот с раздвижными дверями. Ширина этих третьих ворот – 17 ¹/ ₄фута; за ними мостовая продолжается на 10 футов дальше в северо-восточном направлении. То, что эти трое ворот действительно существовали, признают все посетители; но как они были построены – этого, я полагаю, никто объяснить не может, поскольку здесь нет никаких отверстий для шарниров как в выступах на парапетах, так и в камнях между ними. Но поскольку кладка парапета имеет гладкую поверхность и, по-видимому, никогда не была выше, чем теперь, мы можем считать достоверным, что она служила только фундаментом большой и высокой башни из лишь слегка обожженных кирпичей, значительная часть которой была построена из дерева. Только так мы можем объяснить тот страшный жар, который уничтожил плиты на улице между воротами, о нем свидетельствует каждый камень в парапетах, а также огромные массы красноватого, или желтого, или черного древесного пепла и битых кирпичей, загромождавших улицу на глубине от 7 до 10 футов. Ворота должны были быть укреплены в кладке той башни, через которую проходила улица.

Однако обитатели второго каменного города, который мы теперь рассматриваем, вообще не использовали кирпичей. Кроме того, трое ворот, о которых я теперь говорил, очевидно, принадлежали третьим поселенцам. Таким образом, неуместно было бы говорить о них здесь, если бы, выражая свое мнение по поводу архитектуры этих ворот, использовавшихся третьими поселенцами, я не намеревался передать читателю понятие о том, как они выглядели во времена вторых поселенцев. Фактически ряды больших белых камней в нижних частях парапетов, а также камни того же сорта в нижней части их четырех четырехугольных выступов не оставляют никаких сомнений в том, что архитектура фундаментов надвратной башни была такая же, как та, которой пользовались во втором городе; кроме этого, стена, которая говорит о существовании третьих ворот с их раздвижными дверями, очевидно, принадлежит вторым поселенцам, которые, весьма вероятно, построили свою надвратную башню из дерева. Поскольку каменная кладка больших блоков, построенных вторыми поселенцами, гораздо более прочна, чем кладка из мелких камней или слегка обожженных кирпичей, использовавшаяся третьими поселенцами, то последние, несомненно, позаботились о том, чтобы сохранить парапеты улицы и их выступы, если бы нашли их нетронутыми. Более того, если бы эти постройки были разрушены во время осады и захвата второго города, то большие камни, по крайней мере, остались бы на месте или под рукой, и они использовались бы третьими строителями для восстановления разрушенной кладки. Однако поскольку этого не произошло, то мы можем с уверенностью заключить, что второй город был в течение долгого времени заброшен до того, как его колонизировали третьи поселенцы. Месье Бюрнуф пришел к тому же самому заключению, рассматривая большие отверстия в форме воронок и глубокие впадины, заполненные камнями, которые так часто встречаются в слоях руин второго города (глубиной от 12 до 16 футов) и которые посетители могут видеть в моих раскопах, особенно в моей большой северной траншее [1229]. Он полагает, что эти большие отверстия в форме воронок или впадины в руинах могли только быть произведены в течение веков дождевой водой и что третьи поселенцы заполнили их камнями и полностью сровняли городской участок перед тем, как начать строить свой собственный город. Профессор Вирхов не согласен с тем, что эти впадины могли быть произведены действием дождевой воды посреди руин; однако я думаю, что это весьма вероятно, принимая во внимание действительно огромные массы отдельных камней, содержащиеся в слоях руин второго города. Но я не могу согласиться с месье Бюрнуфом в том, что для того, чтобы получились такие впадины, обязательно были нужны века. Я даже думаю, что дождя за одну зиму вполне могло быть достаточно, чтобы в таких огромных массах руин, состоящих из отдельных камней и глины, получились большие и глубокие отверстия в форме воронок.

Ко второму городу, очевидно, относится также большая стена, которая продолжается от ворот в северо-западном направлении и которая является всего лишь продолжением большой внутренней стены, помеченной cна виде на рис. 144 и aна маленьком наброске на рис. 145. Как и внутренняя стена c,это больше похоже на вал, чем на просто стену; в основном ее западный и северо-западный склон состоят из прочной каменной кладки на глубину от 3 до 4 футов; однако она пересекается несколькими обычными стенами, которые не могли иметь никакого другого назначения, кроме как укреплять основную стену. Эта стена-вал, которая в некоторых местах достигает толщины 30 футов, замощена небольшими плитами или камнями неправильной формы; однако, когда строился третий город, эта мостовая была покрыта щебнем на 3 фута в высоту, поскольку все фрагменты керамики, содержащиеся в ней, относятся ко второму городу, к которому принадлежат и все черепки, содержащиеся в щебне под мостовой. Сейчас этот вал напоминает эспланаду; однако в таких маленьких городах, как доисторические города Гиссарлыка, не могло быть эспланад. Кроме того, он не выглядел так, когда я впервые обнаружил его, ибо он был завален развалившимися кирпичными стенами, печальными остатками башен и других укреплений третьего города. Однако массы жерновов, керамики, раковин и прочего, содержащиеся в руинах, не оставляют никаких сомнений в том, что эти троянские постройки были величиной во много этажей и служили одновременно укреплениями и жилыми домами для обитателей. Мы, возможно, должны предполагать, что сооружения, поставленные на этих валах жителями второго города, служили той же цели; но, поскольку они определенно были не из кирпича, то они должны были быть каменными. Это, судя по всему, с уверенностью доказывается и громадными массами отдельных камней, которые лежат у подножия стен, а также и на руинах домов, которые иногда достигают 12 или 14 футов в глубину. У следующих поселенцев эти огромные массы камня были под рукой, но они не озаботились тем, чтобы использовать их: лишь кое-где они построили из них фундаменты своих домов; все остальное, и в основном даже фундаменты, они строили из слегка обожженного кирпича.

Что касается жилищ на городских стенах, то мой дорогой, досточтимый, ученый и горячо оплакиваемый друг, доктор Эдвард Мосс, прославленный исследователь Арктики – который, будучи штатным хирургом на борту корабля ее величества «Ризерч», остановился осенью 1878 года в бухте Бесика, ежедневно посещал мои раскопки в Трое и который позднее, будучи штатным хирургом на борту корабля ее величества «Аталанта», погиб вместе с этим злополучным судном, – напомнил мне то, что в этом отношении Троя напоминала многие города Священного Писания: так, например, в Книге Иисуса Навина (2:15) говорится, что дом Рахав находился в стене Иерихона [1230*].

Как я уже сказал, большая внутренняя стена [1231]– которая на южной стороне была внешней стеной обитателей второго каменного города (стена, помеченная bна рис. 144 и c dна схеме 145, которая была построена впоследствии жителями третьего города) – спускается вниз под углом 45°, и ее западное продолжение от ворот – под углом около 15°; следовательно, по этим стенам легко было взобраться, и они могли служить только фундаментом оборонительных сооружений, построенных на них.

Ко второму городу относится также неправильная стена на северной стороне слева от входа в мою большую северную траншею (помечено V на плане III, секции X—Y). Месье Бюрнуф, который тщательно осмотрел эту стену, сделал по ее поводу следующие наблюдения: «На северном углу, рядом с большой разрушенной кирпичной стеной, мы снова видим на расстоянии 12 метров, или 40 футов, более или менее поврежденные ряды блоков большой стены второго города, которая, как и стена cна рис. 144 и aна рис. 145, состоит только снаружи из настоящей каменной кладки, а в остальном – из отдельных камней. Во рву, выкопанном у подножия вала, посетители могут видеть нижние слои стены, которые состоят из очень больших блоков известняка».

На этом валу, как и на двух, которые мы уже рассмотрели, несомненно, были построены укрепления, которые в то же время служили жилищами. Посетители могут увидеть здесь несколько фундаментов из больших камней, относящихся к этому второму городу, к которому относится также большое здание (помеченное R на плане III, секции X—Y), чьи слегка разрушенные толстые стены можно увидеть дальше слева в моей большой северной траншее на глубине от 33 до 40 или 43 футов под поверхностью холма. Я обращаю особое внимание на слои руин (помечены P на том же плане), которые спускаются под углом 45° от верха этого здания по направлению к большой внутренней стене (c на рис. 144) и которые убедительно доказывают, что это здание гораздо древнее последующего и что похожие на валы стены были построены только века спустя после основания второго города. Что же это было за большое здание? Это здание показалось мне достаточно важным, чтобы сохранить его; однако поскольку все камни в стенах были слегка сдвинуты, как будто бы от землетрясения, то я не мог раскопать его; ибо его стены немедленно рухнули бы, если их не поддержать. Таким образом, я принужден был оставить его в земле, как оно и было; только углы его стены выглядывают из восточной стороны моей траншеи. Я обращаю внимание посетителей на тяжелые блоки, которые, видимо, составляли плоскую крышу здания.

Обитатели этого второго города, как и их предшественники и наследники, в большой степени использовали глиняные лепешки (galettes), чтобы сровнять землю и укрепить ее для своих тяжелых каменных зданий. В этом втором городе я нашел руины трех домов, которые, очевидно, были уничтожены огнем. Один из них, который находится непосредственно к северо-западу от колодца [1232], легко могут увидеть посетители, в соответствии со следующим описанием месье Бюрнуфа [1233]:

«I. Участок.Нижний слой состоит из совмещенных компактных слоев, содержащих землю, пепел, кости, ракушки, камни и другой мусор, относящийся к первому городу. Глубина этого нижнего слоя составляет в большой траншее от 8 до 10 футов. Участок, устроенный на этом слое, состоит целиком из разбитых и сдавленных кирпичей; глубина его составляет 0,05 метра (2 дюйма). Сгоревшие материалы, которые во время пожара попали на эту почву, во-первых, вызвали остекление поверхности участка на глубину от 1 до 2 миллиметров (от ¹/ ₂₅до ²/ ₂₅дюйма): этот тонкий слой – зеленоватого цвета [1234]; во-вторых, слой кирпичей был полностью обожжен на глубину 0,02 метра = 0,8 дюйма (этот слой – светло-желтый); и, наконец, слой ниже оказался сожжен и почернел на глубину от 10 до 15 сантиметров = от 4 до 6 дюймов.

II. Руины.На этом участке мы видим: 1) однородный слой очень светлого угля глубиной от 0,01 до 0,02 метра; 2) слой кирпичной глины, глубина которого в центре составляет полметра = 20 дюймов: это доказывает, что в середине дома было гораздо больше этих веществ, чем в других местах; именно основание этого слоя кирпичной глины своим жаром остеклило почву на участке. Над ним находится слой коричневатого или светлого цвета, образующий дугу круга; его верхний слой (а) – коричневого цвета; в нем содержатся небольшие желтые лепешки глины (galettes), которые упали, почти не разбившись; 3) спорадический слой красивых достаточно больших плоских кусков угля от 0,10 до 0,12 метра = от 4 до 4,8 дюйма длиной и шириной; 4) толстый, частично цветной слой глиняных лепешек (galettes) толщиной от 0,70 до 0,80 метра = от 28 до 32 дюймов и черноватого, коричневого, серого или красноватого вещества, более или менее смешанного с соломой. Этот слой содержит фрагменты керамики, ракушек, костей и т. д. Последний слой, судя по всему, произошел от крыши-террасы; большие куски угля – это балки и стропила. Нижний слой светлой глины упал первым через горящие бревна; они, видимо, находились на полу, светлое дерево которого составило первый слой руин. Итак, этот дом, возможно, имел нижний этаж и один верхний этаж. В противоположность обычной архитектуре второго города, в этом доме нет и следа стен. Может быть, они были глиняными?»

Рис. 146. Разрез сожженного дома с северо-западной стороны от колодца ( aZ на плане I)

Рис. 147. Различные виды черепа девушки, скелет которой был найден в сгоревшем доме на глубине 42 фута: а – вид спереди; b – вид сзади; c – вид сбоку; d – вид сверху

Далее я хочу обратить особое внимание посетителей на многочисленные стены домов второго города, которые выглядывают из-под большого дома третьего города к северо-западу от ворот (см. рис. 188). Поскольку девять из десяти кладов, которые я обнаружил, были найдены в этом доме или рядом с ним, я считаю, что это был дом городского главы или царя; и те стены, которые мы видим под ним, могли, вероятно, принадлежать дому вождя или царя второго города. Поскольку они находятся ниже уровня стены-вала, возможно, они могут претендовать на большую древность, чем она.

К северу от большой стены cпри раскопках большой траншеи 2 августа 1872 года я наткнулся на каменный дом второго города, который, очевидно, также был уничтожен пожаром, поскольку он был наполнен на глубину от 6 или 7 футов желтым или коричневатым древесным углем, в котором я нашел достаточно хорошо сохранившийся скелет человека. Цвет костей, а также странное положение, в котором было найдено тело [1235], не оставляют никаких сомнений в том, что этот человек был застигнут пожаром и сгорел заживо. Это кажется тем более достоверным, что все доисторические народы, которые следовали один за другим в течение веков на холме Гиссарлык, кремировали своих умерших. Небольшие размеры черепа немедленно навели меня на мысль, что это была женщина; и это мнение, судя по всему, подтверждается золотыми украшениями, которые я подобрал рядом со скелетом и которые я сейчас опишу.

К несчастью, во время раскопок череп был разбит, но его удалось восстановить. Профессор Вирхов, который сделал сопровождающий геометрический рисунок черепа (рис. 147), пишет мне об этом следующее:

Длина черепа – 180,5

Самая большая ширина черепа – 149

Высота уха – 116

Нижняя ширина лба – 93

Высота лица – 104

Ширина его же – 90

Ширина нижней челюсти – 82,5

Глазница, высота – 29

Ширина ее же – 38

Нос, высота – 48?

Ширина его же – 23,3

Высота альвеолярного апофиза верхней челюсти – 17

Горизонтальная окружность черепа – 522

Из этого можно вычислить следующие индексы:

Индекс длины – 82,5

Ушной индекс – 64,2

Носовой индекс – 48,5

Глазничный индекс – 76,3

«Череп брахицефальный и определенно женский; он особенно отличается сильно развитым прогнатизмом. Хотя он был сильно разбит, тем не менее по тому, как он был восстановлен, приведенные выше измерения могут считаться достаточно точными. Зубы, особенно верхние резцы, большие; эмаль везде очень белая и с бороздками по длине; коронки мало сношены, и зубы мудрости еще не прорезались. Таким образом, череп принадлежал девочке. Поскольку основание черепа отсутствует, то о возрасте больше ничего сказать нельзя. В общем и целом череп больше в ширину и высоту, чем в длину; лобные и теменные бугорки хорошо развиты; лоб выпуклый; затылок широкий. Лицо довольно широкое, с низкими глазными впадинами и довольно широким носом. Подбородок скошенный; середина нижней челюсти низкая, отростки высокие и широкие. Если смотреть сзади, то череп кажется низким и уплощенным».

Что касается украшений, найденных рядом со скелетом, то две сережки (рис. 148 и 149) очень примитивны, сделаны из простой золотой проволоки толщиной 0,0015 метра: фактически невозможно представить себе ничего более примитивного и грубого. Перстень с рис. 150 – такой же грубой работы; он состоит из тройной золотой проволоки 0,0025 метра толщиной. По сравнению с ними третья золотая сережка, такая как на рис. 694, – это настоящее произведение искусства; она состоит из шести золотых проволочек одинаковой толщины, которые образуют листок. Брошь из электра с рис. 151 имеет ту примитивную форму, образцы которой из бронзы мы уже имели случай видеть (см. рис. 106, 107), говоря о предметах, найденных в первом городе, и которая существовала еще до того, как изобрели фибулы. На теле должны были быть и другие женские украшения, поскольку рядом с ним я нашел несколько простых золотых бусин только 1 миллиметр в диаметре (как на рис. 913–915), а также очень тонкое овальное золотое колечко только ¹/ ₄дюйма длиной.

Рис. 148—151. Золотые кольца и брошь из электра весьма примитивной работы. (Натуральная величина. Найдены на глубине около 42 футов)

Электр неоднократно встречается в третьем троянском городе. Он упоминается у Гомера наряду с бронзой, золотом, серебром и слоновой костью как украшение стен:

Несторов сын, мой возлюбленный друг, Писистрат благородный,

Видишь, как много здесь неги сияющей в звонких покоях;

Блещет все златом, сребром, янтарями  [1236*], слоновою костью… [1237]

В данном случае «электр» безусловно, означает сплав золота и серебра. Но это слово встречается у Гомера еще два раза, где оно не может означать ничего другого, кроме янтаря [1238].

Говоря о слитках, которые Крез послал Дельфийскому оракулу, Геродот говорит: «…Число полукирпичей было 117; из них 4 – из чистого золота, весом 2 ¹/ ₂таланта каждый; другие полукирпичи – из сплава с серебром, весом 2 таланта» [1239]. Представляется несомненным, что под «сплавом с серебром» имеется в виду электр; ибо мы не можем предполагать, что этот сплав был хуже, чем лидийские монеты, которые определенно сделаны из электра, хотя пропорция серебра, содержавшегося в них, как кажется, превосходила пропорцию, указанную Плинием в следующем интереснейшем пассаже [1240]: «Во всяком золоте присутствует серебро в разной пропорции – в одном десятая, в другом – девятая, в третьем – восьмая часть. Только в одном галльском руднике, который называется Альбикраленским, присутствует одна тридцать шестая часть; поэтому он лучше других. Всякое (золото. – Пер.),где содержится одна пятая часть серебра, называется электром. Следы его встречаются в рудном (Canaliensis) золоте. Можно и сделать электр, добавив серебро. Но если серебра больше, чем одна пятая часть, то металл не выносит ковки. О ценности электра свидетельствует Гомер, когда говорит, что царские покои блистали золотом, электром, серебром и слоновой костью. На Линдосе, острове, принадлежащем родосцам, есть храм Минервы, куда Елена пожертвовала чашу из электра; как рассказывают, по мерке своей груди. Природа электра такова, что при свете светильников он блистает ярче серебра. Природный электр еще и обнаруживает яды. Ибо в чашах разливаются радуги, похожие на небесные, и слышится шум, как от огня; так они показывают это двояким образом».

Из этого пассажа у Плиния мы узнаем, что древние называли электром прежде всего естественный сплав, содержащий определенные пропорции, которые, согласно другому пассажу, находили с помощью пробирного камня [1241]: «Упоминая о золоте и серебре, следует сказать о камне, который называют пробирным и который некогда обнаруживали только в реке Тмол, о чем свидетельствует Теофраст; теперь его находят везде. Одни зовут его гераклием, другие – лидием. Камни эти небольшие, длиной не больше чем в четыре пальца, шириной в два. Та сторона, что была повернута к солнцу, у них лучше, чем та, что была в земле. Люди опытные в использовании этих пробирных камней, когда берут пробу руды, будто бы наждаком, сразу могут сказать, сколько в ней золота и сколько серебра, по разнице в один лишь скрупул и каким-то чудесным образом не ошибаются».

У Страбона, видимо, было лишь туманное представление об электре, поскольку, говоря об испанском золоте, он пишет: «Остаток от расплавленного и очищенного с помощью одного сорта квасцовой земли металла есть электр. После вторичной плавки этого электра, содержащего смесь серебра и золота, серебро отжигается, а золото остается». Павсаний упоминает два сорта электра, говоря о янтарной статуе Августа: «Тот янтарь-электрон, из которого сделана статуя Августа, поскольку он самородный, находится в песках реки Эридан; он очень редок и для человека ценен во многих отношениях; другой же электрон – это смесь серебра с золотом» [1242]. Евстафий, который упоминает три сорта электрона, говорит, что сплав золота и серебра – это основной [1243].

На глубине от 26 до 40 футов ниже поверхности я раскопал третий дом, разрушенный пожаром и относящийся ко второму городу, как раз впереди длинного мраморного блока, помеченного fна рис. 144. Он построен полностью из маленьких камней, скрепленных глиной; архитектура точно такая же, как мы видим в доисторических зданиях, найденных под тремя слоями пемзы и вулканическим пеплом на острове Фера (Санторин). Горизонтальный ряд больших отверстий на некоторой высоте вокруг всех четырех его стен отмечает те места, где находились балки, и доказывает, что дом был по меньшей мере двухэтажным. Стены все еще отчасти покрыты штукатуркой из желтой глины, которую побелили побелкой из белой глины. Каждый камень в его стенах, и даже каждый кусочек щебня между камнями несет на себе следы сильного жара, которому они подверглись и который настолько основательно уничтожил все, что было в комнатах, что мы лишь случайно находили кусочки керамики среди желтых и коричневатых древесных углей и щебня, которым были заполнены пустые места.

Копая ниже, у центра дома, ниже уровня фундаментов его стен, мы (что достаточно любопытно) нашли стены другого дома, который определенно должен был быть еще древнее; и этот дом также нес на себе признаки того, что подвергся воздействию страшного жара. Но из-за хрупкости верхних стен я смог раскопать только поверхность этих нижних стен. Таким образом, я должен был оставить нерешенным вопрос – то ли дом, которому принадлежали более древние стены, был уничтожен пожаром, или же те следы высокой температуры, которые ясно видны на его стенах, произошли от пожара в верхнем доме, что, конечно, вполне могло быть, если поверхность более древних стен выступала наружу непосредственно под деревянным полом верхнего дома. То, что этот нижний пол действительно был деревянным, очевидно из обугленных его остатков, которые лежат горизонтальной линией по всем четырем стенам верхнего дома. Однако эти обугленные остатки ясно показывают, что весь пол состоял из бревен, а не из досок. Этим людям должно было быть очень трудно рубить деревья своими каменными топорами и избавляться от веток. И им должно было быть еще труднее раскалывать их, поскольку ни одно дерево не может расколоться по прямой линии и нельзя заставить его расколоться на доски. Со своими кремневыми пилами длиной лишь 2 или 3 дюйма они могли пилить только кости или маленькие кусочки дерева, а не бревна. Бронзовых топоров у них не было; поскольку если бы они были, то я бы их нашел, особенно в третьем, сожженном городе, который, как убедительно показывают десять кладов, найденных в нем, был неожиданно и внезапно уничтожен огнем. У людей не было бронзовых пил для распилки дерева; ибо во всех пяти доисторических городах был найден лишь один фрагмент тонкой бронзовой пилы (8 ²/ ₃дюйма длиной и почти 2 дюйма шириной), который я сначала принял за меч. Он находился в большом кладе, который я нашел в мае 1873 года, и это обстоятельство, как кажется, доказывает, что это была редкая вещь. Ее можно увидеть в моей троянской коллекции в музее Южного Кенсингтона.

Полы были покрыты глиной, которая заполнила все щели и отверстия между бревнами, так что получилась гладкая поверхность. Поскольку стены этого третьего сожженного дома были так испорчены пожаром, то они скоро распались бы, если бы оставались на воздухе. Поэтому я счел, что в интересах науки будет лучше снова засыпать раскоп, чтобы сохранить этот дом до будущих времен. Но любой, кто захочет его увидеть, сможет легко откопать его за один день с десятью рабочими. Повторяю, он находится в большой траншее, как раз под мраморным блоком, помеченным fна рис. 144.

Поскольку, говоря о предметах, найденных во втором городе, я начал с металлов, я могу сказать, что здесь я нашел тот же вид грубых брошей со сферической головкой или с головкой в форме медной спирали, а также ту же разновидность иголок из этого металла, что и в первом городе (см. рис. 104, 105, 107 и 108) [1244]. Я не заметил во втором городе ни свинца, ни серебра; но, поскольку были найдены золото и электр, эти металлы, несомненно, были здесь известны и использовались.

Я также собрал здесь множество жерновов из трахита, а также сферические давилки для зерна и грубые молотки из гнейса, гранита, диорита и т. д.; топоры того же вида из синего змеевика, габбрового камня, диорита и т. д., а также два маленьких топора, которые, как обнаружил г-н Томас Дэвис, состоят из зеленого жада (нефрита). Здесь я могу добавить, что, согласно «Словарю геологии и минералогии» доктора Уильяма Хамбла ( Humble W.Dictionary of Geology and Mineralogy. London, 1860), «Nephrite – это название минерала происходит от ???????? (от ??????, «почка»), поскольку раньше его носили из-за абсурдного представления о том, что его присутствие отвращает болезни почек. Это подвид жада, обладающий твердостью кварца в сочетании с особой прочностью; поэтому его очень трудно разбивать, резать или полировать. На ощупь он маслянистый, на изломе острый и тусклый; прозрачный. Цвета: зеленый, серый и белый. Удельный вес – от 2,9 до 3,1. Состав: кремень 53,80, известь 12,75, сода 10,80, углекислый калий 8,50, глинозем 1,55, окись железа 5,0, окись марганца 2,0, вода 2,30».

Под словом «жад» доктор Хамбл сообщает: «У Вернера это нефрит (Nephrit), у Джеймсона – нефрит (Nephrite); его также называют нефритовым камнем и «топорным камнем» (axe-stone). Брошан говорит, что свежий излом нефрита более светлого зеленого цвета, чем поверхность. Под пламенем паяльной трубки он легко правится со слабым кипением, сплавляясь в бусину из белого полупрозрачного стекла. Из-за его прочности из этого минерала делают цепочки и другие вещи тонкой работы».

Каменные молотки с отверстиями в этом втором городе также идентичны молоткам первого города. Здесь я воспроизвожу один из них на рис. 152. Я не нашел здесь целых длинных каменных топоров; только две половинки, которые я воспроизвожу на рис. 153 и 154. На верхнем видно отверстие, которого нет и следа на нижнем; кроме того, верхний состоит из серого диорита; нижний – из габбрового камня; таким образом, эти два фрагмента относятся к разным топорам.

Рис. 152. Каменный топор с отверстием. (Половина натуральной величины. Найден на глубине около 35 футов)

Рис. 153—154. Каменные топоры. (Половина натуральной величины. Найдены на глубине 35 футов)

Кроме того, во втором городе был найден предмет 155 из серого гранита, который, как я считаю на основании его формы, изображает фаллос;это тем более вероятно, поскольку предметы аналогичной формы были найдены и в последующих городах; далее, поскольку, как говорили, бог Приап родился от Афродиты и Диониса в соседнем городе Лампсаке [1245], где, как и в одноименном ему городе Приапе, в историческое время ему был посвящен знаменитый культ и где его почитали более, чем какого-либо другого бога. Однако заслуживает особого внимания то, что этот бог не упоминается ни у Гомера, ни у Гесиода, или у какого-либо другого поэта. Согласно Страбону, Приап был сыном Диониса и одной нимфы [1246]. Афиней говорит, что «в Лампсаке почитается Приап (это то же самое божество, что и Дионис; Дионис же является его прозвищем наряду с другими именами – Триамбом или Дифирамбом)» [1247].

Рис. 155. Каменный предмет: фаллос. (Половина натуральной величины. Найден на глубине 42 фута)

Согласно Эдуарду Мейеру [1248], «Приап, главный бог Лампсака, был божеством бебриков. Это очевидно из того факта, что как местного бога мы все еще находим его (то есть в исторические времена Античности) в Вифинии. Первоначальными обитателями Вифинии были бебрики; вифинцы были позднейшими переселенцами из Фракии; таким образом, мы должны предполагать, что они заимствовали Приапа из религии первоначальных вифинцев. Лукиан рассказывает, что, согласно вифинской легенде, Приап был воинственным богом, которому Гера передала Ареса для обучения; и он научил его сначала танцевать, а потом уже сражаться. Арриан в своей истории Вифинии рассказывает, что Приап (которого он называет ???????) обозначает солнце из-за своей порождающей силы [1249]. Это, несомненно, правильно. Приап по своему происхождению, безусловно, итифаллический солнечный бог, как Амон (Хем) и Гор-бык египтян. С другой стороны, бог Солнца легко становится воинственным божеством. Поэты рассказывают легенду, согласно которой на празднике Матери Богов, Приап лежал в засаде, ожидая Весту (кто она такая?); однако осел Силена выдал его своим криком [1250]. Поэтому у лампсакийцев был обычай приносить в жертву Приапу осла. Греки объясняли почитание Приапа на побережье Геллеспонта изобилием вина в этой стране [1251]. Из-за его почитания в Лампсаке этот бог получил эпитет «геллеспонтский» [1252].

Он был защитником полей [1253], дарителем плодородия, богом– покровителем пастухов и козопасов, покровителем пчеловодства, садоводства, виноградарства и рыболовства [1254].

Здесь я могу добавить, что фаллос (??????) был символом творческой силы природы, и почитание его распространялось, согласно Вицшелю, «на все естественные религии с самого грубейшего их начала до упадка язычества. В египетских скульптурах мы часто видим итифаллических богов. На праздниках Диониса-Осириса женщины носили по деревням похожие на куклы фигуры высотой в локоть, с лишь чуть менее коротким фаллосом, который они двигали с помощью веревочек [1255]. Геродот добавляет, что провидец Меламп, как говорили, перенес в Грецию [1256]почитание Диониса с фаллическими процессиями. Однако, согласно другому пассажу у того же автора [1257], почитание фаллоса практиковалось у пеласгов в отдаленнейшей древности, и от них афиняне научились изготовлять итифаллические гермы [1258]. По этой причине фаллос обнаруживается не только на тех островах, где обитали пеласги [1259], – Лемносе и Имбросе [1260], но также и на циклопических стенах Алетрия и Терн [1261], на фундаменте дома в пеласгском (впоследствии самнитском) Сепине и в других местах. На гробнице Алиатта в Лидии стоял колоссальный фаллос, головка которого 40 футов в окружности и 12 футов в диаметре сохранилась до сего дня [1262]. В Греции фаллические процессии (??????????, ??????????) были всеобщими [1263]. Перед храмом Диониса в Сирии стояли, согласно Лукиану [1264], два фаллоса с надписью: «Дионис посвящает их своей мачехе Гере». Их высота дается (гл. 28) в 300 фатомов [1265*]; это число Пальмерий исправил на 30. В дионисической процессии Птолемея Филадельфа в Александрии фигурировал фаллос в 120 (sic) локтей высотой, украшенный вышитой золотом короной и с золотой звездой наверху. В скульптурах и на картинах мы видим самые разные виды фаллосов – от подобных чудовищных творений до подвесных амулетов длиной 2–3 дюйма. В Лавинии в течение всего месяца, который был посвящен отцу Либеру, фаллос носили в процессиях по деревням, чтобы отвратить злые чары от полей [1266]. На свадьбах новобрачная была обязана сесть на фаллос, чтобы должным образом подарить ему свою невинность [1267]. Таким образом, считая, что этот культ продолжался в ходе всей истории естественной религии с начала до конца, мы должны видеть в нем первоначально безобидное почитание порождающего принципа» [1268].

Профессор Сэйс любезно послал мне следующую интересную заметку: «В прошлом году на северной скале горы Сипил в Лидии, примерно в миле к востоку от доисторической фигуры Ниобы, я обнаружил изображение большого фаллоса с двумя искусственными нишами по обеим сторонам и двумя погребениями в ямах спереди. Очевидно, это было место паломничества, как и подобная же фигура, которая все еще почитается баскскими женщинами в лощине на вершине одной горы в Нижних Пиренеях близ Бидаррая, где я однажды побывал».

Говоря теперь о керамике второго каменного города, я повторяю, что как по материалу, так и по форме она совершенно отличается от керамики первого города. Таким образом, она дает нам самое достоверное доказательство того, что обитатели второго города были совершенно другим народом, отличным от первых поселенцев, как заметил мой друг г-н Джордж Деннис [1269]: «Различные стили искусства у одного и того же народа в различные периоды связаны друг с другом, как звенья одной цепи; невозможно, чтобы народ, выработав стиль керамики, который приобрел у него священный и ритуальный характер, внезапно оставил бы его и принял другой стиль, совершенно другого характера. Народы могут менять, развивать, совершенствовать, но никогда не могут полностью отбросить свои собственные искусства и промышленность, потому что в таком случае они полностью отвергли бы свою собственную индивидуальность. Итак, когда мы находим между двумя стилями искусства столь много таких ярких различий, что становится невозможным увидеть между ними даже самую отдаленнейшую аналогию, то недостаточно приписать такие различия разнице эпох или стадии культуры; мы можем отнести их только к различным народам».

Большие блестящие черные сосуды с длинными горизонтальными отверстиями-трубками для подвешивания по обеим сторонам горлышка, которых так много в первом городе, что я смог собрать тысячи их фрагментов, никогда не встречаются во втором городе; не встречаются и вазы с двойными вертикальными отверстиями-трубочками с каждой стороны, которые в первом городе также обнаружены в большом количестве. С другой стороны, во втором городе встречаются гигантские терракотовые кувшины – высотой в 5 или 6 ¹/ ₂фута, диаметром от 3 до 5 футов и с толщиной стенок от 2 до 3 дюймов, которые совершенно отсутствуют в первом городе. Правда, я находил время от времени фрагменты грубой керамики; но они обычно толщиной меньше половины дюйма, и ни один из них не толще 1 дюйма, так что кувшины (пифосы), к которым они принадлежали, не могли быть большими.

Рис. 156. Фрагмент большого кувшина. (1:4 натуральной величины. Найден на глубине около 42 футов)

Конечно, большие кувшины (пифосы) второго города сделаны довольно грубо: там, где они разбиты, мы можем видеть огромные массы кусков кремня или слюды; многие из них достигают толщины четверть дюйма. Но тем не менее, как справедливо заметил мне его высочество князь Отто Бисмарк, канцлер Германской империи, в июле 1879 года в Киссингине, само изготовление этих больших кувшинов говорит о высоком уровне цивилизации, поскольку изготовить их столь же трудно, как и обжечь, и, следовательно, они могли быть сделаны только людьми, которые веками совершенствовались в гончарном искусстве. Князь полагает, что они должны были делаться следующим образом: «Сначала изготовляли форму пифоса из ивовых прутьев или камыша; ее постепенно обкладывали вокруг глиной, начиная с основания. Закончив, пифос наполняли деревом; вокруг него также складывали большую поленницу из дерева. Дерево поджигали одновременно снаружи и изнутри кувшина, и таким образом, с помощью двойного огня снаружи и изнутри создавался огромный жар. Эту операцию повторяли несколько раз, и наконец кувшин оказывался полностью обожженным». Я уверен, что мнение князя Бисмарка совершенно справедливо; поскольку, в то время как даже самые маленькие и тонкие глиняные сосуды обожжены в лучшем случае лишь наполовину, эти большие кувшины, хотя они и толщиной от 2 до 3 дюймов, всегда обожжены полностью; и поскольку у доисторических народов, как я уже объяснял, не было печей для обжига и им приходилось обжигать свою посуду на открытом огне, достаточно большой для этого жар, как я полагаю, можно было произвести таким двойным огнем, повторив это несколько раз. Я могу к этому добавить, что тщательный обжиг этих кувшинов был необходимостью; поскольку из-за их большого размера и тяжелого веса (иногда почти в тонну) [1270]их нельзя было передвинуть, не разбив на куски, если бы они были обожжены так же плохо, как вся другая посуда. Именно из-за этого тщательного обжига эти большие пифосы всегда имеют красивый темно-красный цвет [1271].

На сопровождающей гравюре я воспроизвожу фрагмент пифоса второго города, терракота которого достигает 2 ¹/ ₂фута в толщину. Он украшен двумя рельефными лентами, из которых верхняя состоит из орнамента в виде рыбьей кости или елочки и ряда кругов; нижний также из елочек, к которым, однако, первобытный художник добавил еще одну линию в другом направлении, чтобы сделать орнамент более разнообразным и привлекательным. Весь этот орнамент выглядит так, как если бы он был выдавлен; однако при ближайшем рассмотрении очевидно, что он был насечен до первого обжига кувшина. Профессор Сэйс заметил мне относительно этого фрагмента, что «ленту с кругами можно сравнить с ожерельем на доисторической голове из Буджи близ Смирны, теперь в Британском музее. Эта голова сделана в очень странном и варварском стиле и имеет весьма своеобразное выражение лица».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.