Глава четырнадцатая Восточная Пруссия
Глава четырнадцатая
Восточная Пруссия
Мы редко слышали теперь победные фанфары. По радио все чаще звучали приказы, в которых были фразы «удерживать позиции» и «любой ценой». Кризис в войне на Востоке начался уже в июне 1944-го. Это было особенно заметно в центральном секторе Восточного фронта, где удерживала оборону группа армий «Центр». Без сомнения, именно с этого началась самая ужасная и тяжелая для Германии страница войны. Последующие месяцы стали тяжелейшими месяцами свирепых боев, обусловивших огромные потери среди солдат Восточного фронта.
С наступлением осени 1944 года дороги в сельской местности Польши и Литвы были размыты и состояли из сплошной грязи. Битва за Восточную Пруссию началась, когда шесть русских армий прорвались через линии обороны 3-й немецкой армии на центральном и северном участках. Четыре дня спустя русские впервые вступили на немецкую землю, войдя в Кроттинген.
Наступил наш черед возвращаться в строй. Огромные потери среди сержантского состава, являвшегося хребтом немецкой армии, стали причиной многочисленных прорех в линии обороны. Недостаток младшего командного состава требовалось срочно восполнить, и наши курсы были резко завершены. С рюкзаками за плечами мы снова отправились в путь, даже не зная своего места назначения.
Когда наш длинный поезд, загруженный тяжелыми орудиями и боеприпасами, миновал Данциг, нам стало ясно, что мы возвращаемся на Восточный фронт. Несмотря на то что курсы были прекращены досрочно, мы получили звания сержантского состава. А я позднее даже получил награду за храбрость, проявленную на фронте.
После курсов меня зачислили в восьмую роту боевой группы Ремера. Мы проехали на поезде 300 километров на восток. Нашей последней остановкой стал город Летцен в Восточной Пруссии. Оттуда по проезжей дороге мы добрались до деревни Кругланкен в центре области Мазурских озер. Именно там мы и должны были базироваться в полной боеготовности к операции «Шарнхорст».
Мне было временно поручено выполнять роль связного мотоциклиста и выдан мотоцикл БМВ-250, на котором я сопровождал моторизованные колонны. Мне нравилось носиться на мотоцикле от начала к хвосту колонны и обратно, подобно собаке-пастуху вокруг стада овец. Однако позднее, со вступлением зимы в свои права, это стало уже не так приятно: ледяной ветер, несмотря на вязаный подшлемник и защитные очки, превращал мое лицо в одеревенелую маску.
Вскоре основным моим занятием стали разведывательные и охранные рейсы. Я выполнял их вместе с одним из моих товарищей. У нас на шеях висели пистолеты-пулеметы, и мы были сами себе хозяевами, самостоятельно планируя свои маршруты через окружавшую нас восхитительную сельскую местность.
Однажды неподалеку от линии фронта мы наткнулись на двух молодых женщин, которые собирались покинуть свой дом и уйти в более безопасное место, но никак не могли уговорить отправиться вместе с ними свою старую бабушку. Мы попытались помочь им переубедить ее. Каждый из нас как можно доходчивее старался объяснить старушке, какая опасность ей грозит в связи с военными действиями и приближающимися русскими. Но все наши слова не возымели никакого действия. Она продолжала стоять на своем и говорила, что лучше умрет, чем покинет родной дом. Дальнейшие уговоры не имели смысла, и с этим ничего нельзя было поделать. Внучки не могли сдержать горьких слез. Когда они прощались с бабушкой, у нее на коленях сидел кот. В доме оставалось достаточно еды и для старушки, и для ее любимца. Но их могли ждать и ужасы пострашнее голода. Сцена прощания была душераздирающей.
Во многих других местах, где расквартировывалась наша часть, мы также становились свидетелями неописуемых человеческих трагедий. Это зрелище было особенно тяжелым в ситуациях, когда жителям деревень и ферм приходилось собираться за крайне ограниченное время и удавалось взять с собой лишь то, что они могли унести в руках. За эвакуацию районов несла ответственность их администрация, которая зачастую отдавала приказ об эвакуации в самый последний момент, не оставляя жителям времени на раздумья о том, что они возьмут с собой, а что оставят в домах. Когда была возможность, мы, солдаты, помогали им грузить их скудные пожитки на телеги с запряженными лошадьми, на ручные тележки и в прицепы тракторов. Нередко у жителей были и другие помощники — военнопленные, присланные на работы к местным фермерам. Последние хорошо обращались с ними, и поэтому пленные также помогали своим хозяевам упаковывать и грузить их имущество. Потоки беженцев угрюмо двигались на запад, спасаясь от Красной Армии.
Операция «Шарнхорст», помимо всего прочего, была разработана для того, чтобы усилить охрану Ставки Гитлера «Вольфшанце» («Волчье логово») и обширной территории вокруг нее. Комплекс сооружений «Волчьего логова» находился в лесу Герлиц недалеко от города Растенбурга[15] и состоял из более чем восьмидесяти строений. Помимо жилых и хозяйственных построек, среди них было около сорока легких железобетонных бункеров и семь массивных укрепленных сооружений. В «Волчьем логове» были бомбоубежища, офицерское казино, собственная электростанция и две взлетно-посадочных полосы. При этом Ставка Гитлера была практически идеально замаскирована. Внутренняя территория комплекса была разделена на три зоны, разграниченные колючей проволокой и другими средствами обеспечения безопасности. Для пересечения рубежа каждой из зон было необходимо обладать соответствующими пропусками. Это была самая укрепленная из всех Ставок Гитлера. С развитием русского наступления на Запад фюрер и его штаб были вынуждены 20 ноября 1944 года переместиться в Берлин. Однако «Волчье логово» не оказалось в руках русских, а было взорвано в начале января 1945 года.
У нас в секторе вокруг деревни Кругланкен было не слишком много дел и оставалось время для освоения изумительной сельской местности Восточной Пруссии. Мне она запомнилась, прежде всего, темными лесами, зеленой и чистой водой озер и рек и пряным сухим и холодным воздухом. Также в окрестностях располагались небольшие городки с памятниками великим германским принцам. Кроме того, там встречались и памятники Фридриху Великому, или «старому Фрицу», как его называли солдаты. А в причудливых деревеньках на улицах было множество берез, березы росли и вдоль дорог, ведущих к усадьбам. И везде были озера, цепочка которых, отражая солнечные блики, скрывалась за горизонтом. Сколько лет прошло, а у меня все так же ясно и ярко встают перед глазами те живописные пейзажи. Однако уже к концу 1944 года эта земля, на которой жили 2,5 миллиона человек и чья территория была примерно равна размерам Голландии, стала практически безлюдной.
Покрытые плющом сельские усадьбы с парковыми воротами из кованого железа, длинные аллеи, беседки в тени вековых деревьев, благоухающие зеленые луга и обширные пастбища — сегодня многое из тех красот сохранилось лишь в моей памяти.
Возможно, эта местность так запала мне в душу еще и потому, что в пределах расположения нашей части жил местный почтальон со своей дочерью. Он постоянно сидел с ней на почте, хотя работы для него уже не было. И фортуна в который раз улыбнулась мне. Дочка почтальона была очаровательной брюнеткой, настоящей мазурской красавицей! С первых же минут общения между нами возникло взаимопонимание. А благодаря исключительному пониманию, проявленному ко мне моим командиром роты, ей было разрешено сопровождать меня в поездках, чтобы помогать мне ориентироваться в окрестностях. Оставаясь наедине, мы с ней, пусть и на короткое время, могли забыть о войне. Мы гуляли в еловом лесу, и ветви деревьев над нашими головами образовывали купол, укрывавший нас от всего остального мира. Нашу идиллию лишь изредка нарушали отдаленные звуки выстрелов и взрывов, доносившиеся с фронта. Но мы старались не слышать их.
Однако наш роман был недолгим. Почтальон и его дочь были вынуждены вместе с другими жителями в последнем фургоне для беженцев отправиться на запад.
Думаю, что во всей армии не было бойца, у которого за время войны не возникло бы с противоположным полом хотя бы флирта, а то и бурного романа. Возможно, по моим рассказам у кого-то сложится впечатление, что мы, солдаты, вели себя, как донжуаны, и были бабниками. Но это совсем не так. Мы были нормальными здоровыми молодыми солдатами. Мы тяготились одиночеством и любили женщин, но не больше и не меньше, чем все остальные молодые люди в мирное время. И лишь ситуация обуславливала то, что мы не могли себе позволить долгих романов, поскольку солдат всегда в пути.
В декабре 1944-январе 1945 года русские войска начали сосредотачиваться возле Вислы. По этой реке, тянувшейся на сотни километров, проходила немецкая демаркационная линия. В наступающей русской армии было более трех миллионов солдат, около десяти тысяч танков, сорок тысяч артиллерийских орудий и семь тысяч самолетов. Таким образом, на Германию шла крупнейшая в мире армия. Защитники Третьего рейха с мужеством, порожденным отчаяньем, пытались остановить эту всесокрушающую силу. Немецкие бойцы сражались за каждый клочок земли. Их воля к борьбе многократно усиливалась, когда они узнали о зверствах, которые на захваченных территориях творила по отношению к гражданскому населению Красная Армия.
Снова отвоевав у русских деревню Голдап, немецкие солдаты увидели картину страшнейшей варварской жестокости. Женщины и молодые девушки были изнасилованы русскими. Старики, дети и младенцы — убиты. Французские и польские военнопленные, не успевшие сбежать из деревни, — забиты до смерти. Произвол, чинимый Красной Армией на занимаемых ею территориях, невозможно описать словами.
Еще один из таких печальных примеров — действия русских в Неммерсдорфе. Рано утром 21 октября 1944 года колонна изможденных беженцев сделала остановку в Неммерсдорфе, не зная, что этим подписывает себе смертный приговор. Их телеги, которые они тащили сами и с помощью лошадей, заполнили главную дорогу. Из-за ржания лошадей и шума, создаваемого суетящимися людьми, беженцы не сразу услышали грохот танковых траков. Колонна русских танков вышла из утреннего тумана и поехала прямо на них, заголосивших женщин, детей и стариков.
Русские не смогли удержать Неммерсдорф, и деревня была взята 4-й немецкой армией под командованием генерала Фридриха Хоссбаха. Ее бойцы стали свидетелями невероятного варварства красноармейцев по отношению к жителям деревни. — Немецкими солдатами были обнаружены 72 трупа, среди которых были дети и даже младенцы. Так Неммерсдорф, наряду с деревней Голдап, навсегда вошел в самые страшные и печальные страницы истории.
Какой судьбы мы могли ждать для Германии? Ненависть к немцам всячески раздувалась пропагандой среди советских бойцов, пока она не стала патологической и не приобрела характер эпидемии. «Убивайте немцев!» — это стало заповедью советских солдат, заменившей все десять библейских заповедей. Русский писатель и один из главных пропагандистов ненависти Илья Эренбург призывал: «Если ты убил одного немца, убей другого — нет для нас ничего веселее немецких трупов»[16].
А вот более сдержанные комментарии газеты «Красная Звезда»:
«Приходится признать, что немецкое сопротивление в Восточной Пруссии столь сильно и стойко, что оно превосходит все, что было прежде. Идут чрезвычайно кровавые бои, в которых немцы сражаются с фанатичным упорством. Они неустанно контратакуют и борются за каждый клочок земли».
Радио Лондона также было поражено происходящим и отмечало, что «за Восточную Пруссию идут невероятно упорные бои, требующие максимальной силы воли от обеих сторон. Немцы отчаянно сражаются за святую землю Пруссии».
Однако немецкие солдаты знали гораздо лучше радио Лондона, почему и ради чего они рискуют своими жизнями. В деревнях, которые они отбивали у врага, немецкие бойцы своими глазами видели свидетельства зверств врага. И им уже не нужна была ни пропаганда, ни исторические примеры, чтобы заставлять их сражаться так, как они сражались.
Тем не менее Пруссия оказалась в руках русских. Эта прекрасная земля всегда была желанным трофеем для иностранных завоевателей. В начале весны следующего года в Восточную Пруссию, как домой, возвращались лишь аисты и дикие гуси, привычно летевшие клином. Их прилет создавал обманчивую, но столь желанную иллюзию того, будто с нашим миром все в порядке. Однако земле, на которую возвращались птицы, никогда уже не было суждено стать прежней.