Глава IV Дворянство при старом режиме

Глава IV

Дворянство при старом режиме

Французская знать на выходе у короля

Дворянство составляет незначительное меньшинство. — При старой монархии дворянство всегда составляло незначительное меньшинство. В XVIII веке, когда все население достигло 25 миллионов чел., дворян во Франции насчитывалось только 150000, распределявшихся между 25–30 тысячами семейств.

В этом числе нужно еще различать дворянство родовое от пожалованного.

Родовые дворяне были более или менее подлинные потомки крупных или мелких феодальных сеньоров: самый высокий титул принадлежал принцам королевской фамилии, королевской крови или принцам крови, как говорили тогда; затем следовали герцоги и пэры, простые герцоги, маркизы и графы; но большинство довольствовалось титулом рыцарей или кавалеров.

Пожалованные составляли две категории дворян: получившие это звание вследствие назначения на высокие должности и купившие его за деньги. Когда король нуждался в средствах, то не стеснялся продавать права на дворянство.

Дворяне обращаются в придворных в начале XVI века. — Дворянство не вернуло себе ни одного из политических прав, отнятых у него королями в конце средних веков, начиная с Филиппа Августа и кончая Людовиком XI, ни права вести частные войны и чеканить монету, ни права иметь верховные и независимые суды. Идя в этом отношении по стопам Людовика XI, неограниченные короли постарались отнять у них последние остатки их политического могущества.

В начале неограниченной монархии, Карл VIII, Людовик XII, Франциск I и Генрих II, конечно, не имели намерения лишать дворян крупных общественных должностей, находя, что они быстро усваивали удовольствия придворной жизни, подчинялись военной дисциплине в армии во время продолжительных итальянских войн; поэтому они не лишали дворян высоких общественных должностей, в роде коннетабля или генерал-адмирала, всегда предоставлявшихся вельможам. Эти звания давали огромную власть и почти полную самостоятельность в делах армии и флота. Когда Франциск I учредил сначала в пограничных, а затем во всех остальных провинциях, должность губернаторов, облеченных очень обширною властью, особенно в военном отношении, то поручал эти важные обязанности исключительно знатным лицам. Первые неограниченные короли не видели ничего дурного в том, что вельможи, и особенно провинциальные губернаторы, содержали, подобно королям, большую свиту из дворян, которая сопровождала их всюду и была им предана душою и телом; они даже оставили неприкосновенными древние феодальные замки во всем королевстве. В течение полувека дворяне обратились в таких безукоризненных царедворцев, что не вызывали более недоверия у королей.

Ослушание дворянства во время религиозных войн. — Религиозные войны поколебали внезапно доброе согласие между королевскою властью и дворянами. Некоторые из этих последних перешли в протестантство по примеру принцев Бурбонов; еще больше их вступило в Лигу вслед за Гизами и монахами; религиозный пыл тех и других скрывал политическое честолюбие, мечты о независимости и нетерпение сбросить иго неограниченной королевской власти. Вследствие беспорядков каждый сеньор удалялся в свой замок и бродил по полям во главе отряда вооруженных людей; католические губернаторы, под предлогом того, что король плохо защищает «истинную» религию, подобно самодержавным государям управляли провинциями, которые король им доверил, и держали в своих руках укрепленные места. Некоторые из них открыто вступили в союз с испанским королем. Мы видели, сколько трудов стоило Генриху IV возвратить себе свое королевство.

После его смерти в 1610 г., в виду несовершеннолетия Людовика XIII, Мария Медичи, мать молодого короля, объявила себя регентшей; будучи иностранкой, она приблизила к себе своего соотечественника, итальянца Кончини. Этого было достаточно, чтобы лишиться популярности; кроме того, она обнаружила слабость характера. Среди принцев и вельмож тотчас же возникли волнения; они потребовали пенсий, управлений городами и провинциями. Их засыпают деньгами, что еще более увеличивает притязания их. Они требуют созыва генеральных штатов, чтобы облегчить бедствия королевства; желание их удовлетворяют (1614), и они не находят ничего лучшего, как кичиться своею спесью перед депутатами третьего сословия, с которыми многие из них обращаются высокомерно и грубо. Почти каждый год отмечен вооруженным восстанием какого-нибудь вельможи.

Не возвращаемся ли мы таким образом к гнусным временам феодализма и не приведет ли все это к увековечению междоусобных войн?

Ришелье побеждает дворянство. — Достигший совершеннолетия Людовик XIII избрал и поддержал в министерстве необходимого и самого подходящего по условиям времени человека: это был кардинал Ришелье, полномочный министр, потребовавший, чтобы королю повиновались все, а министру короля — как самому королю.

Он упраздняет должности коннетабля и генерал-адмирала.

Он приказывает разрушить все укрепленные замки, кроме пограничных.

Губернатор Лангедока, герцог Монморанси, обезглавлен за возмущение; должности провинциальных губернаторов большею частью переходят к новым королевским агентам, управляющим, которые, принадлежа к буржуа, находятся всецело в руках короля.

Чтобы нанести удар дворянству, составляющему заговоры против министров или поднимающему оружие, он учреждает исключительные суды, составленные из преданных ему судей, которые приговаривают к смертной казни знатнейших вельмож. Сам Людовик XI не придумал бы ничего лучшего и не мог бы быть более грозным.

Мазарини торжествует над фрондой. — По выражению одного знатного вельможи того времени, на этот раз дворянству попало «не в бровь, а прямо в глаз». В виду того, что после смерти Ришелье Людовик XIV был слишком молод, снова образовалось регенство. На этот раз регентшею делается Анна Австрийская, родом испанка, которая назначает министром и фаворитом другого иностранца, итальянского авантюриста, кардинала Мазарини. У нового министра покорный вид и вкрадчивые манеры. Он сжимается, как бы извиняясь за свое счастье. Самые знатные вельможи думают, что теперь все можно себе позволить.

Плохо и даже нечестно управлявший финансами министр возбуждает восстание парижской буржуазии новыми налогами; это была фронда. Часть дворянства тотчас же принимает в ней участие, как в каком-нибудь развлечении. Вмешиваются дамы. Париж восстает; губернаторы-фрондеры или их жены поднимают восстания в своих провинциях; Конде принц, только что одержавший две блестящие победы над войсками испанского короля при Рокруа (1643) и при Ланси (1648), становится во главе движения. Дворяне-фрондеры требуют упразднения интендантов; они особенно желают иметь места и пенсии. Конде и другие вельможи заключают союз с испанским королем.

Но парижская буржуазия восстает против призыва иностранцев; к тому же Конде оскорбляет ее своим высокомерием. Скрывавший под трусливою наружностью неукротимое упорство, Мазарини интригами и обещаниями разъединяет буржуазию и принцев. Эти последние, сделавшись бессильными, покорно ему подчиняются.

Дворянство, прирученное Людовиком XIV. — После жалкой неудачи фронды дворяне притихли. К тому же Людовик XIV постарался довершить дело, начатое против них Людовиком XI и Ришелье.

С этого времени после короля все делается шестью государственными секретарями, из которых каждый находится во главе важнейшей государственной отрасли правления; эти государственные секретари, которым повиновались как самому королю, не имели никакого значения без короля и занимаемых ими должностей: лишаясь милости, они обращались в ничто. Чтобы их легче было держать в руках, король обыкновенно назначал их не из среды дворян, а из буржуазии.

В провинциях губернаторы всегда назначались из дворян; но это не более как щедро оплачиваемые участники парадов, обязанности которых ограничиваются председательствованием на официальных церемониях: они не могут распоряжаться ни деньгами, ни людьми. Вся их власть, даже военная, перешла в руки интендантов, которые, имея при Ришелье временные обязанности, обратились в постоянных чиновников, живущих в каждой провинции. Эти интенданты набирались обыкновенно также из буржуазии.

Королевская власть вменяет дворянству в нравственную обязанность жить при дворе или поступать на королевскую службу в армию и во флот. Дворяне, жившие в Версале, были только царедворцами, оспаривавшими друг у друга милости и даже улыбки своего господина. При Людовике XIV, когда король присутствовал в дворцовой церкви, они обращались и падали ниц не в сторону алтаря, а перед королем. Это было настоящее монархическое идолопоклонство, пока идол имел величие Людовика XIV. Но даже и тогда, когда он стал называться Людовиком XV, человеком презренным, или Людовиком XVI, смешною посредственностью, ему оказывали такие же рабские знаки уважения и обожания, что не мешало злословить и смеяться над их величествами в интимном кругу.

Дворянство сохраняет большое влияние на королей. — Довольная оказываемым повиновением, королевская власть не думала более унижать дворянство; напротив, уважаемое и важное дворянство кажется ей даже украшением трона и гарантией безопасности. Поэтому, могли ли короли, жившие почти исключительно среди своих дворян вдали от народа, избежать их влияния?

Но это было пагубное влияние. Окружавшее королей дворянство очень часто возбуждало их воинственные страсти, а при конце монархии оно успело добиться привилегий, гибельных для королевских финансов, и отмены тех реформ, которые могли бы внести большую справедливость в систему налогов.

Привилегии дворянства. — Не довольствуясь обыкновенными доходами своих имений, обнимавших не менее пятой части всей территории, дворяне продолжали пользоваться феодальными правами на все те земли, которые в средние века находились под покровительством или во владении их предков и которые в течении столетий были уступлены их фамилиям. Земельные подати существовали для множества маленьких крестьянских владений и, кроме них, еще хлебная подать, пошлина при продаже, право кроличьих садков, голубятен, исключительное право охоты, барщины, помещичье право и тысячи мелких прав, которые давили крестьян со всех сторон. Дворяне сохранили даже право разбирать в собственных господских судах, почти независимых от королевской юстиции, все дела, касающиеся их феодальных прав, так что господин был судьею и ответчиком в собственном деле. Королевская власть уничтожила и упразднила дворянские суды во всех тех владениях, где они могли ее стеснять; но там, где дворянский суд стеснял только крестьян, его оставили неприкосновенным.

Еще прибыльнее господских прав было освобождение от налогов. Дворянство уклонялось от наиболее тяжелого из прямых налогов, земельного налога. В XVIII веке, во время безденежья, королевская власть придумала подоходный налог, который должен был лечь и на дворян: подушная подать, учрежденная Людовиком XIV, двадцатая доля, установленная Людовиком XV, должны были уплачиваться всеми подданными, пропорционально состоянию каждого. Но имущество дворян, при потворстве администрации, оценивалось до смешного низко; налог взимался по тем показаниям, которые они сами давали о своем состоянии, и, конечно, ни один чиновник фиска не был так невежлив и смел, чтобы усомниться и в особенности проконтролировать точность их показаний.

Для дворян были сохранены крупные синекуры губернаторов, оплачиваемых иногда более, чем сотнею тысяч ливров, все выгодные церковные должности, епископства и богатые аббатства, а также все офицерские чины: роты и полки покупались также, как должности судей, или нотариусов; но дворяне широко возмещали себе стоимость своих должностей. По военному бюджету конца старого режима, почти накануне 1789 г., 12.000 офицеров дворян стоили правительству 46000000 ливров, что соответствовало сотне миллионов на теперешние деньги, так как серебро ценилось тогда вдвое дороже; а 135 тысяч солдат стоили не более 44000000.

Но это еще не все. Содержание их при дворе поглощало большую половину 25000000 ливров, которые шли ежегодно на королевский дом. В графе пенсий, которые достигали по последнему бюджету монархии до 31000000 ливров, опять таки на долю дворян выпадала почти вся сумма. Дворянство при старом режиме буквально разграбило бюджет.

Нравы дворянства. — Такие громадные доходы позволяли дворянству жить праздно. Заняться торговлей или промышленностью? Фи! Это занятие простонародья. Уважающий себя дворянин должен служить королю и не иметь иного занятия. При дворе он его одевает, держит подсвечник, служит за столом, раскладывает торжественно его одежду. На войне он наносит всевозможный вред неприятелю, не заботясь узнать, кто зачинщик, кто прав, кто виноват; он избивает безоружное население, он поджигает жилища и склады урожая, иногда грабит частные дома во славу своего короля. В случае надобности он, во главе того же отряда, подавляет с крайнею жестокостью подданных короля, восставших из страха голодной смерти. Вот служба дворян! Вот почетное и славное занятие! Все остальное не достойно благородного человека.

Дворянин новейшего времени, подобно своим средневековым предкам, считал бы, что потерял право на дворянство, если бы унизился до занятия земледелием, торговлею или промышленностью.

Это ничего не делающее дворянство пользуется всем. Оно вкусно ест, роскошно одевается; по перу на шляпе, шпаге на боку, лентам, кружевам, шитью, в изобилии украшающему одежду, дворянина было легко узнать: и мужчины, и женщины заботились только о том, чтобы затмить соседа роскошью и богатством туалета; во время знаменитого свидания Франциска I с английским королем, в лагере «Золотая парча», в 1520 г., многие французские вельможи, по выражению современника, носили «на плечах свои мельницы, леса и луга».

По примеру итальянских дворян и богачей, роскошные дворцы которых они видели во время итальянских войн, богатые французские дворяне королевской свиты построили у себя дворцы, а менее значительные из них — комфортабельные, роскошно меблированные дома_?которые почти повсюду заменяют, с начала ХVII века, прежние мрачные феодальные замки.

Мы знаем их образ жизни при дворе. В деревнях дворяне тратили свой продолжительный досуг от королевской службы на охоту и поездки в гости. Общественная жизнь с турнирами до начала ХVII века, балы, игры на деньги, продолжительная болтовня с дамами, любовные похождения совершенно изменяют дворянские нравы. Религиозные войны пробуждают в них на некоторое время грубость предков: из-за самых вздорных причин они дерутся на дуэлях и секунданты противников дерутся рядом с дуэлянтами. Но это скоро проходящие выходки. Салонная жизнь, возобновляющаяся с окончанием междуусобных войн, быстро прекращает возрождавшуюся было жесткость и грубость.

Суровые рыцари средних веков, сварливые, фанатичные и ограниченные, не узнали бы своих сыновей, — только, быть может, блестящая храбрость на полях битвы напомнила бы их, — в напудренных и завитых дворянах ХVIII века, выдрессированных с малолетства наемными учителями мило кланяться и говорить изящные комплименты дамам, в этих напичканных древними науками в иезуитских коллегиях и университетах юношах, с распущенными нравами, недоверчивых и скептиках, которые привлекали в свои салоны великих современных писателей, чтобы слушать их злословие на церковь, на королевский деспотизм и даже на феодальные привилегии; которые утонченным изяществом манер и изысканностью речи заслужили право давать тон всему высшему европейскому обществу того времени и из которых самые лучшие, с ясным умом и великодушными побуждениями, в припадке чувствительности, мечтали о таком обществе, в котором было бы более знаний, благосостояния и свободы для всех. даже для самых скромных крестьян.

Упадок дворянства и утрата им популярности. В конце ХVIII века дворянство давно уже утратило свою независимость и все свое политическое значение: его старые, укрепленные замки были разрушены и его превосходство в военных делах над другими классами общества исчезло с усовершенствованием современного оружия и с появлением постоянных многочисленных армий, в которых они занимали далеко не все места.

Оно утратило также свое экономическое превосходство: тратя без счета, низшее и среднее дворянство задолжало, продало большую часть своих лучших земель, сохранив только леса; одни лишь фамилии, «вызолотившие свой герб» и «прокоптившие свои земли», «унизившись неравным браком» с семьями богатых финансистов, и царедворцы, поддерживаемые королевскими милостями, сохранили еще прекрасные состояния.

Часть дворянства утратила даже веру в будущность своего сословия и начала задумываться над законностью своих привилегий. Этот класс был в полном упадке; в течение нескольких веков совершалось это его падение, и по мере того третье сословие — буржуазия и крестьяне — ежедневно все более убеждалось, что дворянство, это — класс паразитов, служба которых ни разу, уже с давних времен, не оправдала их чрезмерных привилегий.