Эпилог

Эпилог

Дамаск не казался ножнами для моего меча, когда я высадился в Аравии; но его взятие раскрыло, что мои главные побуждения к действию были истощены. Самым сильным мотивом все это время был личный, не упомянутый здесь, но стоявший передо мной, наверное, каждый час, все эти два года. Текущие мучения и радости могли выступать, как башни, на фоне моих будней, но, прозрачный, как воздух, этот скрытый мотив менялся, превратившись в стойкий элемент жизни, почти до конца. Он отмер, прежде чем мы достигли Дамаска.

Следующим по силе было пугническое[131] желание выиграть войну, соединенное с пониманием того, что без помощи арабов Англия не сможет оплатить цену завоевания турецкого сектора. Когда Дамаск пал, война на Востоке — вероятно, вся война — подошла к концу.

Далее, мной двигало любопытство. Прочитав в детстве «Super flumina Babylonis»[132], я хотел почувствовать себя в узловом пункте национального движения. Мы взяли Дамаск, и я устрашился. Еще немного времени после трех дней деспотизма, и корень авторитета был бы во мне подрезан.

Оставались еще исторические амбиции, сами по себе несущественные как мотив. Я мечтал в городской школе Оксфорда втиснуть в форму, пока я жив, новую Азию, которую время неизбежно поставит перед нами. Мекка была дорогой в Дамаск; Дамаск — в Анатолию; затем — в Багдад; а дальше был Йемен. Это кажется фантазиями, до такой степени, что можно назвать мое начинание незначительным.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.