Глава LXV

Глава LXV

Мы тихо собрали верблюдов и уснули. На следующее утро мы вернулись по своим следам, чтобы складки равнины укрыли нас от железной дороги, и затем пошли на юг, по песчаной платформе; мы видели следы газелей, сернобыков и страусов, а в одном месте отметки леопарда. Мы продвигались к низким холмам, ограничивающим дальнюю сторону, собираясь взорвать поезд; так как Заал сказал, что там, где они касаются дороги, есть как раз такой поворот, какой нужен нам для закладки мины, и что шпоры, которые возвышаются над ним, обеспечат место для засады нам и поле для огня нашим пулеметам.

И вот мы свернули к восточной стороне южных хребтов, пока не были в полумиле от путей. Там отряд остановился в тридцатифутовой долине, пока несколько из нас прошли к рельсам, которые уклонялись немного к востоку, чтобы избежать возвышенности у нас под ногами. Это место заканчивалось на ровном плато в пятьдесят футов, расположенном над дорогой и обращенном к северу через долину.

Шпалы пересекали ложбину на высоком берегу, обрамляя его двухарочным мостом для прохода дождевой воды. Место казалось идеальным, чтобы заложить заряд. Это была наша первая попытка заложить электрическую мину, и мы понятия не имели, что произойдет; но казалось разумным, что наш труд будет надежнее, если над местом взрыва будет арка, потому что, как бы ни подействовало это на локомотив, мост обрушится, и следующие вагоны неизбежно сойдут с рельсов.

Уступ стал бы завидной позицией для Стокса. Для автоматчиков он был достаточно высок, но продольный огонь сделает свое дело, в какую бы сторону ни пошел поезд. Итак, мы решили смириться с недостатками навесного огня. Было хорошо, что мои двое британских подопечных оказались в одном месте, застрахованные от неожиданностей и с независимым отступлением в неровную местность, так как в тот день Стокс был болен дизентерией. Может быть, вода Мудоввары расстроила ему желудок. Так мало англичан были благодаря своему воспитанию наделены органической устойчивостью к заболеваниям.

Вернувшись к своим верблюдам, мы разгрузили их и послали животных на безопасное пастбище под какими-то срезанными скалами, из которых арабы выцарапывали соль. Вольноотпущенники принесли мортиру Стокса и снаряды к ней, пулеметы Льюиса; и гремучий студень с изолированным проводом, магнето и инструменты для выбранного места. Сержанты расставили свои игрушки на террасе, пока мы пошли к мосту, чтобы выкопать яму между краями двух стальных быков и спрятать там мои пятьдесят фунтов студня. Мы сняли бумагу, в которую были завернуты отдельные взрыватели, и замесили при помощи жара солнца, получилось трясущееся желе в мешке с песком.

Закопать его было непросто. Насыпь была крутой, и в укрытой впадине между ней и склоном горы был берег из песка, нанесенного ветром. Его пересек я один, осторожно ступая; но, разумеется, оставил крупные следы на его гладкой поверхности. Землю, выкопанную рядом с рельсами, мне пришлось собирать и уносить в своем покрывале, не один раз пропутешествовав к кульверту, откуда ее можно было разбросать по галечному руслу водораздела, чтобы это выглядело естественно.

У меня заняло около двух часов, чтобы зарыть и прикрыть заряд; затем последовала трудная работа — распутывать тяжелые провода от детонатора к горам, где мы собирались подорвать мину. Песок наверху покрылся коркой, и ее пришлось ломать, чтобы зарыть провода. Они были жесткими, оставляли рубцы на волнистой от ветра поверхности, длинные линии, как будто здесь оставили следы какие-то невероятно узкие и тяжелые змеи. Когда их прижимали к одному месту, они поднимались в воздух на другом. Наконец их пришлось удерживать камнями, которые, в свою очередь, надо было закопать, еще больше переворошив землю.

После этого необходимо было мешком песка выгравировать следы по волнистой поверхности, и под конец — длинными взмахами с помощью мехов для воды и раздувающегося покрывала, изобразить мягкую укладку ветра. Чтобы закончить всю эту работу, потребовалось пять часов, но закончена она была хорошо: ни сам я, ни кто-либо из нас не мог увидеть, где лежал заряд или где были двойные провода, что вели от него под землей к месту зажигания в двухстах ярдах за хребтом, намеченным для наших людей с винтовками.

Провода были как раз той длины, чтобы пересечь этот хребет до впадины. Туда мы принесли два конца и связали их с электрическим взрывателем. Это было идеальное место и для него, и для подрывников, только вот мост не был оттуда виден.

Однако это значило лишь то, что кто-то должен нажать рукоятку по сигналу, поданному с точки в пятидесяти ярдах впереди, возвышающейся и над мостом, и над концами проводов. Салем, лучший раб Фейсала, просил об этой почетной задаче, и ему было дано одобрительное разрешение. Конец дня мы провели, показывая ему на отключенном взрывателе, что надо делать, пока он не был готов к действиям и мгновенно жал на рукоятку, как только я поднимал руку при появлении воображаемого поезда на мосту.

Мы сразу же пошли назад в лагерь, оставив одного человека на часах у железной дороги. Наш багаж был брошен, и мы глядели по сторонам, спрашивая себя, где остальные; но вдруг увидели их, они сидели в золотом свете заката вдоль высокого хребта. Мы заорали им, чтобы они ложились или сошли вниз, но они упрямо оставались там, на выступе, как стая ворон, в полной видимости и с севера, и с юга.

Наконец мы взбежали наверх и сбросили их с линии горизонта, но слишком поздно. Турки на небольшом горном посту у Халлат Аммара, в четырех милях к югу от нас, увидели их и в тревоге открыли огонь по длинным теням, которые заходящее солнце постепенно бросало на склоны, к посту. Бедуины были непревзойденными мастерами в искусстве использования местности, но, верные своему презрению к глупости турок, не заботились о бое с ними. Этот хребет был виден сразу из Мудоввары и Халлат Аммара, и им удалось напугать обоих своим внезапным, зловещим дозором.

Однако над нами сомкнулась тьма, и мы знали, что должны терпеливо проспать ночь в надежде на завтра. Возможно, турки сочтут, что мы ушли, если наше место утром будет выглядеть брошенным. Поэтому мы зажгли костры в глубокой ложбине, испекли хлеб и удобно устроились. Общие задачи сделали нас единым отрядом, и промашка с появлением на вершине устыдила всех настолько, что Заала согласились принять как вождя.

Рассветало тихо, и мы часами следили за пустыми рельсами и мирными лагерями. Постоянные заботы Заала и его хромого двоюродного брата Ховеймиля держали нас в укрытии, хотя с трудом, из-за ненасытной непоседливости бедуинов, которые не способны были и десяти минут просидеть на месте, но постоянно им надо было ерзать, что-то делать и говорить. Этот недостаток ставил их значительно ниже бесстрастных англичанин в долгом, утомительном напряжении ожидающей войны. К тому же они вообще не питали любви к обороне. В тот день они очень нас разозлили.

Возможно, в конце концов турки увидели нас, так как в девять часов около сорока человек вышли из палаток на вершине Халлат Аммара на юг и проследовали открытым порядком. Если бы мы оставили их в покое, через час они заставили бы нас уйти от нашей мины; если бы выступили против них превосходящими силами и отбросили, на железной дороге заметили бы это, и движение было бы задержано. Положение было затруднительное, и мы, в конечном счете, попытались разрешить его, послав тридцать человек, чтобы постепенно задержать вражеский патруль, и, если возможно, увести его несколько в сторону, к ломаным холмам. Это могло скрыть нашу главную позицию и уверить их в незначительности наших сил и цели.

Несколько часов это шло так, как мы надеялись: огонь стал отрывочным и далеким. Постоянный патруль тайно подошел с юга и прошел мимо нашей горы, над нашей миной и к Мудовваре, не замечая нас. Это были восемь солдат и одинокий капрал, который вытирал лоб от жары, потому что уже было одиннадцать часов и по-настоящему тепло. Когда он прошел за милю или две от нас, тяготы перехода стали чрезмерными для него. Он направил свой отряд в тень длинного кульверта под арками. Прохладный ветерок с востока нежно веял туда, и там они с удобством улеглись на мягком песке, пили воду из бутылок, курили и, наконец, заснули. Мы предположили, что это был полуденный отдых, который жарким аравийским летом каждый уважающий себя турок возводил в принцип, и что передышка, которую они позволили себе, доказывала, что нас не обнаружили или не приняли во внимание. Однако мы ошибались.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.