Глава XXI

Глава XXI

На следующий день кризис миновал: турки явно потерпели поражение. Джухейна оживились на своей фланговой позиции из вади Йенбо. Архитектурные старания Гарланда превратили город в нечто впечатляющее. Сэр Арчибальд Мюррей, у которого Фейсал просил демонстрации силы в Синае, чтобы предотвратить дальнейший перевод турок на службу в Медину, послал ободряющий ответ, и все вздохнули с облегчением. Спустя несколько дней Бойль развел корабли, обещая таким же образом сосредоточить свет, если будет новая тревога; и я воспользовался возможностью отправиться в Рабег, где повстречался с полковником Бремоном, огромным бородатым начальником французской военной миссии и единственным настоящим военным в Хиджазе. Он все еще использовал свое французское подразделение в Суэце как рычаг для продвижения британской бригады в Рабег; и поскольку подозревал, что я не совсем на его стороне, сделал попытку обратить меня в свою веру.

В ходе последующего спора я упомянул о необходимости скорой атаки на Медину, так как вместе с остальными британцами считал, что падение Медины — необходимое предисловие к дальнейшему продвижению Арабского Восстания. Он резко прервал меня, сказав, что со стороны арабов будет не слишком мудрым шагом брать Медину. На его взгляд, Арабское движение приобрело максимальную полезность одним только фактом восстания в Мекке; а военные операции против Турции лучше бы проводить без их помощи руками Великобритании и Франции. Он желал высадить войска союзников в Рабеге, поскольку это охладило бы пыл племен, бросив тень в их глазах на шерифа. Иностранные войска тогда были бы для него главной защитой, и охрана шерифа была бы нашим делом до конца войны; когда Турция потерпит поражение, победившие власти выделят Медину по соглашению с султаном и передадут ее Хуссейну, вместе с законным правлением над Хиджазом, в награду за преданную службу.

Я был куда меньше уверен, что у нас хватит сил обойтись без своих малых союзников; так что коротко сказал, что мое мнение противоположно. Я считал, что главное — немедленно завоевать Медину, и советовал Фейсалу захватить Веджх, чтобы растянуть угрозу для железной дороги с его стороны. В целом, на мой взгляд, Арабское движение не оправдало бы своего появления, если бы его порыв не привел арабов в Дамаск.

Для Бремона это было нежелательно; так как соглашение Сайкса-Пико в 1916 году между Францией и Англией было набросано Сайксом как раз на этот случай; и чтобы компенсировать это, в нем обещалось учредить независимые арабские государства в Дамаске, Алеппо и Мосуле, районах, которые иначе подпали бы под неограниченный контроль Франции. Ни Сайкс, ни Пико не верили, что это действительно возможно; но я знал, что возможно, и верил, что после этого энергия Арабского движения помешает — нам или кому бы то ни было еще — проводить в Западной Азии незаконные «колониальные» эксплуататорские планы.

Бремон укрылся в своей технической сфере и заверил меня своей честью штабного офицера, что для Фейсала оставить Йенбо и отправиться в Веджх — с военной точки зрения самоубийственно; но я не видел силы в многословных аргументах, которыми он меня заваливал, и сказал ему это. Любопытной была беседа между старым солдатом и юнцом в причудливом наряде; и она оставила во мне неприятный привкус. Полковник, как и его соотечественники, был реалистом в любви и на войне. Даже в ситуациях поэтических французы оставались неисправимыми прозаиками, они смотрели на вещи в прямом свете разума и понимания, а не так, как наделенные воображением британцы — в тумане, сквозь полузакрытые глаза, так, как смотрят на яркое сияние; поэтому два народа плохо срабатывались в крупном предприятии. Однако я достаточно владел собой, чтобы не рассказать ни одному арабу об этой беседе, но направил полный отчет о ней полковнику Вильсону, который был на подходе, чтобы встретиться с Фейсалом и обсудить перспективу Веджха со всех сторон.

Прежде чем прибыл Вильсон, центр тяжести турок резко изменился. Фахри-паша увидел безнадежность атаки на Йенбо или охоты за неуловимыми джухейна в Хайф Хуссейн. К тому же его яростно бомбила в Нахль Мубарак пара британских гидросамолетов, которые упорно летали над пустыней и в двух случаях нанесли хорошие удары по врагу, несмотря на его шрапнель.

Из-за этого он решил спешно отступить в Бир Саид, оставляя на месте маленький отряд, чтобы следить за джухейна, и двинуться по дороге Султани к Рабегу с основной частью своих людей. Эти перемены, разумеется, частично были обязаны неутомимой деятельности Али в Рабеге. Как только Али услышал о поражении Зейда, он послал тому подкрепление и оружие, а когда сам Фейсал сломился, он решил двинуться со своей армией на север, чтобы атаковать турок в вади Сафра и выбить их из Йенбо. У Али было около семи тысяч человек; и Фейсал понимал, что если они оба согласуют свои движения, войска Фахри будут расплющены между ними в горах. Он, телеграфировав, предложил это и просил отсрочки на несколько дней, пока его люди не оправятся от потрясений.

Али был взвинчен и ждать не стал. Тогда Фейсал спешно послал Зейда в Маса-Али в вади Йенбо сделать приготовления. Когда они были завершены, он послал Зейда занять Бир Саид, что было успешно сделано. Затем он приказал джухейна двинуться на подмогу. Они колебались, так как ибн Бейдави завидовал растущему влиянию Фейсала среди своих племен и хотел сохранить свою власть безраздельно. Фейсал неожиданно приехал в Нахль Мубарак и в одну ночь убедил джухейна, что он — их вождь. Следующим утром они все были в пути, в то время как он продолжал собирать северных гарб на перевале Таша, чтобы прервать отступление турок в вади Сафра. У него было около шести тысяч человек, и если бы Али взял южный берег долины, слабые турки оказались бы меж двух огней.

К несчастью, этого не случилось. Когда он уже был в движении, он услышал от Али, что после мирного возврата Бир ибн Хассани его люди были потрясены фальшивыми донесениями о неверности среди субх и быстро, беспорядочно отступили в Рабег.

Во время этой зловещей задержки полковник Вильсон прибыл в Йенбо, чтобы убедить нас в необходимости немедленной операции против Веджха. Был намечен исправленный план, по которому Фейсал должен был направить все силы джухейна и свои постоянные батальоны против Веджха при максимальной помощи флота. Эта сила делала успех верным в пределах разумного, но оставляла Йенбо пустым и незащищенным. Фейсал не сразу был готов навлечь на себя такой риск. Он указал, не без оснований, что турки по соседству с ним еще движутся, что войска Али показали свою ограниченность и, похоже, неспособность защитить от серьезной атаки даже Рабег, и что, поскольку Рабег — оплот Мекки, он скорее, чем потерять его, откажется от Йенбо и переправит себя с людьми туда, чтобы умереть, сражаясь на его берегу.

Чтобы переубедить его, Вильсон обрисовал войска Рабега в теплых тонах. Фейсал проверил его искренность, попросив его лично дать слово, что гарнизон Рабега с помощью британского флота сдержит атаки врага у стен, пока не падет Веджх. Вильсон огляделся в поисках поддержки на безмолвной палубе «Дафферина» (где мы совещались), и благородно дал требуемое заверение: мудрый риск, так как без этого Фейсал не двинулся бы с места, а эта диверсия против Веджха, единственное наступление, что было в силах арабов, была их последним шансом — не столько обеспечить убедительную осаду Медины, сколько предотвратить захват турками Мекки. Через несколько дней Вильсон подкрепил свои доводы, послав Фейсалу прямые указания от его отца, шерифа, проследовать на Веджх тотчас же, со всеми войсками в распоряжении.

Тем временем ситуация в Рабеге ухудшилась. Численность врага в вади Сафра и на дороге Султани оценивалась примерно в пять тысяч человек. Гарб севера умоляли тех пощадить их пальмовые рощи. Гарб юга, печально известный клан Хуссейна Мабейрига, ждали их продвижения, чтобы атаковать приверженцев шерифов в тылу. На совете между Вильсоном, Бремоном, Джойсом, Россом и остальными, проведенном в Рабеге в канун Рождества, было решено занять на берегу, при аэродроме, небольшую позицию, которую могли бы удержать под пушками кораблей египтяне, авиация и десант матросов с «Минервы», так как требовалось несколько часов, чтобы погрузить или разгрузить припасы. Турки продвигались шаг за шагом; и здесь не было условий, чтобы противостоять одному хорошо организованному батальону, подкрепленному полевой артиллерией.

Однако Фахри слишком задерживался. Ни один отряд его не прошел Бир эль Шейх почти до конца первой недели января, и семью днями позже он был еще не готов атаковать Хорейбу, где у Али был аванпост из нескольких сотен людей. Патрули были в пределах досягаемости, штурм ожидался со дня на день, но, как часто бывает, задерживался.

По правде говоря, турки столкнулись с неожиданными трудностями. Перед их штабом встала проблема высокой заболеваемости среди людей и нарастающей слабости животных: два симптома перегрузки и недостатка приличной пищи. Постоянная деятельность племен за их спиной мешала им. Кланы могли иногда отпасть от арабского дела, но не становились от этого надежными приверженцами турок, которые вскоре оказались в повсеместно враждебной стране. Вылазки племен за первые две недели января стоили туркам ежедневно потерь по сорок верблюдов и примерно по двадцать человек убитыми и ранеными, и соответствующего расхода припасов.

Эти вылазки могли нагрянуть из любой точки — как в десяти милях к морю от самой Медины, так и со всех следующих семидесяти миль в горы. Все это наглядно показывало, сколько трудностей создавало новой турецкой армии ее заимствованная у немцев сложность в снаряжении, когда с далекой станции снабжения, без готовых дорог, она пыталась продвигаться по исключительно неровной и враждебной местности. Административное развитие научной войны сковало ее мобильность и лишило ее дерзости; и трудности росли скорее в геометрической, чем в арифметической прогрессии, с каждой милей, которая отделяла командующих офицеров от Медины, дурно расположенной, ненадежной и неудобной базы.

Ситуация обещала туркам так мало, что Фахри, вероятно, был почти рад, когда внезапное продвижение превосходящих сил Абдуллы и Фейсала в последние дни 1916 года изменило стратегическую концепцию войны в Хиджазе и ускорили экспедицию в Мекку (после восемнадцатого января 1917 года), прочь с дорог Султани, Фари и Гаа, прочь из вади Сафра, чтобы держать пассивную оборону траншей в поле зрения стен Медины: эта статичная позиция сохранялась, пока прекращение военных действий не закончило войну и не принудило Турцию к бесславной сдаче Святого Города вместе с его беспомощным гарнизоном.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.