Глава 6. БЕГЛЕЦ

Глава 6. БЕГЛЕЦ

В сопровождении немалой группы приближенных Карл оставил Уорчестер поздним вечером 3 сентября 1651 года. Он потерпел поражение, он был измучен, однако же ясно понимал, что не имеет права впадать в отчаяние, что сама его жизнь зависит от умения владеть собой. Ему исполнился двадцать один год. И он был королем в изгнании.

Приближенные еще препирались относительно возможностей возвращения в Шотландию, но сам Карл уже отверг этот план, справедливо полагая, что столь долгое путешествие чревато немалыми опасностями. Куда целесообразнее отправиться в Лондон, где, затерявшись среди бедноты большого города, можно спокойно подготовиться к отъезду на континент. Для успеха задуманного было нужно, чтобы о короле знало как можно меньше людей, и Карл поделился своим планом только с лордом Уилмотом, сговорившись встретиться с ним в «Трех журавлях» на Томас-стрит. Других сподвижников тем временем следовало уговорить уехать, и многие годы спустя сам Карл вспоминал: «Как не получалось у меня привлечь их на свою сторону в борьбе с противником, так не вышло и в нужный момент избавиться от них».

Вскоре путников обступила сплошная тьма. Карл обратился за советом к лорду Дерби. Нужно было срочно найти пристанище, и Дерби вспомнил, что неподалеку живет та самая фермерская семья Пендереллов, которая столь трогательно ухаживала за ним после поражения у Уигэна. Католические семьи вроде этой разработали целую систему (надо признаться, действовала она чрезвычайно эффективно) тайной переброски священников и беглецов-верующих; к тому же они были безусловно преданы короне. На таких людей Карл мог смело положиться. По счастливому стечению обстоятельств среди сопровождающих короля оказался Карл Гиф-форд, владелец поместья Боскобел, где Пендереллы арендовали землю; вместе со своим слугой он вызвался проводить короля в ту сторону — только не в само поместье, а в небольшой домик в Уайтледисе неподалеку, где, собственно, Пендереллы и жили и где царственный гость будет в еще большей безопасности. Карл согласился, и вся кавалькада неслышно проследовала через Стурбридж, остановившись лишь однажды, чтобы наскоро перекусить. На место прибыли ближе к рассвету.

Громкий стук в дверь поднял Джорджа Пендерелла с постели.

— Ну, что там в Уорчестере? — осведомился он.

— Король потерпел поражение. Он здесь.

Дверь немедленно отворилась, Карла поспешно проводили в холл. Подняли слуг, изголодавшемуся королю предложили хлеб, сыр и белое испанское вино. Послали за братьями хозяина, Ричардом и Уильямом; первый принес королю необходимую маскировку — мятую рубаху, зеленые штаны из грубой ткани, камзол из оленьей шкуры, пару изрядно измазанных грязью чулок и широкополую засаленную шляпу. Католическое подполье уже накопило изрядный опыт в такого рода делах. Короля превращали в ремесленника: Ричард Пендерелл принялся за его прическу, укорачивая волосы спереди и не трогая их по бокам. Тем временем принесли башмаки — они оказались слишком тесными, пришлось надрезать. Но все равно в ближайшие дни Карлу предстояло испытывать невообразимую боль в ступнях.

Затем появился Уильям Пендерелл. Лорд Дерби подвел его к Карлу со словами: «Это король. Вы должны о нем заботиться и охранять, как меня самого». Братья поклялись, что приложат все свои силы, однако было ясно, что при такой большой королевской свите много не сделаешь, поэтому всех, за вычетом лорда Уилмота, настоятельно попросили удалиться. Большинство отправилось в Шотландию, и лишь немногие избежали плена и казни. Интуиция не обманула Карла.

И все равно опасность не миновала. Солнце поднималось над горизонтом все выше, и Карлу следовало поскорее покинуть дом. Для завершения портрета ремесленника ему вручили секач — теперь он был ни дать ни взять работник, который чинит в близлежащем местечке Спринг-Коппис заборы. Именно там, сопровождаемый Пендерел-лами, настороженно оглядывающими окрестность, Карл собственными глазами увидел отряд местной полиции.

Карл I и Генриетта Мария. Любовь королевской четы — залог мира для народа. Художник Дэниэль Митенс

Пятеро детей Карла I. В центре — принц Карл. Неизвестный художник

Оливер Кромвель. Портрет написан в 1649 году — в год казни Карла I. Художник Роберт Уокер

Эдвард Хайд, первый граф Кларендон. Медаль была выбита во времена, когда Хайда возвели в звание пэра. ХудожникТомас Саймон

Арчибальд Кэмпбелл, первый маркиз Аргил. Этот «маркиз с глазами-углями» был лидером шотландских пресвитериан, сторонников «Ковенанта». Художник Дэвид Скагелл

Карл II и полковник Уильям Карлис в кроне Боскобелского дуба. На картине в романтизированной форме запечатлен самый известный эпизод из жизни Карла. Художник Исаак Фуллер

Бегство Карла II с Джейн Лейн. Художник Вандергухт

КарлII в изгнании. Художник Адриан Ханнеман

Карл II и Мария Оранская танцуют в Гааге. Это происходило на заре Реставрации. Художник Янссенс

Карл II во всем своем королевском величии. Художник Сэмюэл Купер

Полицейские уже останавливались в доме, где король был совсем недавно, справлялись о нем и выяснили, что он некоторое время назад проехал. Погоня возобновилась, но пошел сильный дождь. Это был настоящий ливень, и убежища не удавалось найти даже в самых укромных уголках Спринг-Коппис. Карл сильно проголодался и вымок до нитки. Что-то надо было делать, и Ричард Пендерелл велел своей замужней сестре раздобыть одеяло, а также хоть немного молока, яиц и сахара.

Вскоре женщина вернулась. Карл подозрительно посмотрел на нее:

— Скажите, сударыня, а вы не выдадите попавшего в беду рыцаря?

— Ни за что, сэр, скорее умру, чем предам вас.

Немного успокоившись, Карл принялся за еду. Братья всячески его опекали. Будучи католиками, поднаторевшими в нелегальной переправе священников-диссидентов через границу, они прекрасно понимали, что для хорошей маскировки важна малейшая деталь. Пендереллы учили Карла говорить с местным акцентом и косолапить при ходьбе, чтобы его благородная стать не выдала в нем монарха. А впереди были еще большие трудности. Братьям пришлось дать понять Карлу, что они не смогут поспособствовать его лондонским планам, так как по дороге в столицу у них на примете нет ни единого надежного места, где можно было бы остановиться. Что же делать? Пендереллы рекомендовали монарху некоего мистера Вулфа. Он жил неподалеку от Северна, в доме, где есть «норы для священников». Карл подумал, что, может, лучше всего туда и отправиться — пересечь Северн, а там и Уэльс, где вряд ли кто подумает его искать, хотя валлийцы и сохраняли верность короне. Этим путем, дождавшись сумерек, Карл и двинулся в сопровождении одного лишь Ричарда Пенде-релла.

Не прошли они и нескольких сотен ярдов, как у них на пути возникла фигура в белом — местный мельник.

— Кто идет?

— Свои, домой возвращаемся.

— Стоять, сейчас разберемся, какие такие свои!

Это было слишком рискованно. Ричард Пендерелл свернул на ближайшую тропинку, Карл на своих кровоточащих ногах — за ним. «Так мы и бежали, — вспоминает он, — бежали, покуда были силы, вверх по грязи и камням». В конце концов король убедил своего спутника перелезть через забор и послушать, не отстала ли погоня. Убедившись, что позади никого нет, — мельник оказался роялистом, прятавшим у себя дома кое-кого из людей Карла и перепугавшимся не меньше беглецов, — Карл и Ричард Пендерелл возобновили путь к Медли, где жил Вулф. До места они добрались к полуночи.

Престарелого хозяина подняли с кровати вопросом, готов ли он оказать гостеприимство «важной персоне». Вулф склонен был отказать, ему «ничуть не хотелось рисковать собственной шеей, разве что речь идет о самом короле». Лишь убедившись, что так оно и есть, он изменил тон. Однако же, как выяснилось, опасения беглецов имели основания — в самом доме оставаться было нельзя, лучше спрятаться в хлеву. Там Карл с Пендереллом и провели весь день, а под вечер начали строить планы. Вскоре стало ясно, что дорога в Уэльс ничуть не спокойнее дороги в Лондон. Все переправы через Северн бдительно охранялись, и единственное, что Вулф мог посоветовать Карлу, — вернуться к Пендереллам. Разочарованные путешественники двинулись в обратный путь. Стараясь избежать повторной встречи с мельником, Карл решил, что лучше воспользоваться не мостом, а бродом через тот самый поток, от которого работала мельница. Пендерелл сразу признался, что не умеет плавать, и сказал, что перебираться вброд через эту «гнусную речушку» вообще дело опасное. Но Карла такими отговорками было не сбить: «Умея плавать, я ступил в реку первым; вода доходила мне только до груди, я взял Ричарда Пендерелла за руку и помог ему перебраться на противоположный берег».

Всё бы хорошо, но у Карла в ссадины на ступнях забился песок, которым было устлано дно реки. До этого времени монарх вел себя исключительно мужественно, но теперь, с трудом пробираясь в полной тьме, от боли и чувства безнадежности всего предприятия пал духом. В первый и последний раз за долгое путешествие его охватило отчаяние. Карл упал на землю, заклиная спутника бросить его и повторяя, что он скорее умрет, чем сделает еще хоть шаг. Ричард насколько возможно старался успокоить короля, повторяя, что дорога скоро станет лучше и идти осталось всего ничего. В конце концов путники добрались до дома, где узнали, что Уилмот в сопровождении Джона Пендерелла благополучно укрылся в близлежащем Мозли-Холле. Сами они очутились в Боскобеле около трех утра. Ричард Пендерелл оставил Карла, все еще сильно страдающего от боли в ногах, в безопасном уединении усадьбы, окруженной со всех сторон лесом, а сам отправился будить обитателей поместья.

Выяснилось, что в поместье скрывается некто Уильям Карлис, доблестный полковник-роялист. Карлис оставил Уорчестер одним из последних, и сейчас, когда его представили королю, тот со слезами на глазах обнял мужественного воина. В доме жена Уильяма Пендерелла предложила высокому гостю кружку нежирного молока и небольшой стакан пива. Промыв ноги, надев свежую пару чулок и попросив миссис Пендерелл высушить башмаки, для чего она использовала каминный уголь, Карл вновь вернулся к планам на ближайшее будущее. Вопрос о передвижении в светлое время суток по-прежнему даже не стоял, и было решено, что король с Карлисом проведут день где-нибудь поблизости, в Боскобельском лесу. У Карлиса уже был на примете большой дуб, в дупле которого он собирался укрыться; места там вполне хватало на двоих, и, одолжив у Уильяма Пендерелла лестницу, подушки, немного пива, хлеба и сыра, мужчины отправились в путь.

«Сидя на дереве, — вспоминал впоследствии Карл, мы видели, как сквозь заросли в поисках беглецов то и дело шныряли солдаты». Опасность была велика, но за последние несколько суток Карл так измучился, что уснул прямо у Карлиса на груди. В конце концов у того затекли руки и, боясь не выдержать тяжести монаршего тела (но ведь и слова не скажешь, вражеские солдаты могут услышать), Карлис «вынужден был проявить большое неуважение и ущипнуть короля за ляжку — только так можно было его разбудить и избежать тем самым нависшей угрозы». Выбравшись из своего укрытия, король и его спутник вернулись под более спокойную сень усадьбы.

Выяснилось, что минувший день Пендереллы потратили не напрасно. Уильям с женой внимательно отслеживали передвижение солдат парламентской армии. Ричард съездил в Вулверхэмптон за вином и бисквитами, а еще один брат, Хамфри, привез в Боскобел важную, хотя и тревожную новость. В местном участке полиции, куда он заходил платить налоги, его допросил некий полковник. Он знал, откуда приехал Хамфри, как знал — от разведки — что там же появлялся король. Полковник холодно проинформировал Хамфри о наказании, которое ждет тех, кто укрывает короля: смертная казнь безо всякой надежды на пощаду; а тех, кто предоставит информацию о его местонахождении, напротив, ожидает награда в тысячу фунтов. Ничуть не соблазнившись премиальными, Хамфри ловко ушел от прямого ответа. Действительно, сказал он, группа роялистов проезжала через поместье, как говорят, в ней был и сам король, но вряд ли он там остановился. В конце концов, в доме живут три семьи, отношения между ними натянутые, и никто из них не посмеет укрывать беглого короля. Нет, нет, это решительно невозможно.

Полковник, похоже, удовлетворился этим объяснением, но Карл был встревожен. Лицо его потемнело. Для таких людей, как Пеидерелл, тысяча фунтов — огромные деньги. Однако же полковник Карлис небрежно заметил, что тысяча либо сто тысяч в данном случае не имеют никакого значения — верность не продается. Карл покачал было головой, но потом черты лица его разгладились: ведь Хамфри не выдал его врагу. Заявив, что ему как можно скорее надо увидеться с Уилмотом, чтобы сообщить об изменении планов, король засобирался спать. «На обед в воскресенье неплохо бы поесть немного жареной баранины» — с этими словами он направился в одно из многочисленных в этом доме укромных мест. Ночь король провел беспокойно, то и дело просыпаясь, и встал чуть свет. Все тело у него болело, ссадины на ногах кровоточили, он не столько ходил, сколько ковылял, и тем не менее чувство юмора ему не изменяло. Пендереллов Карл буквально очаровал. Но увы, просьба насчет баранины оказалась весьма стеснительной: такая роскошь была членам семьи не по карману, и если они спросят о чем-нибудь в этом роде по соседству, это наверняка вызовет подозрения. Единственная возможность — «расправиться с чьим-нибудь барашком». На поиски отправился Карлис. Ему сопутствовал успех, он зарезал барана, освежевал его и торжествующе принес в дом.

Карл с улыбкой отрезал кусок, насадил его на острие ножа, потребовал, чтобы принесли сковороду и масло, и сам зажарил мясо.

Тем временем Джон Пендерелл, находившийся последние несколько дней в Мозли при лорде Уилмоте, после завтрака отправился в Боскобел посмотреть, что там происходит. Застав в доме Карла, он был несказанно удивлен, поскольку думал, что тот давно уже в Уэльсе. Джона тут же отправили назад, в Мозли-Холл, с сообщением для Уил-мота, что его срочно требует к себе король, но, увы, лорд успел за это время куда-то скрыться. Бормоча про себя, что все идет «наперекосяк», Джон Пендерелл сообщил о неудаче Томасу Уитгриву, владельцу Мозли, католику по вероисповеданию. Ясно было, что для спасения короля надо принимать какие-то срочные меры, и Уитгрив, прихватив с собой Джона и церковного служку, отправился в близлежащий Бентли-Холл, где жил друг и армейский сослуживец Уилмота полковник Лейн. К этому времени они вдвоем уже составили четкий план бегства Уилмота. У Джейн, младшей сестры полковника, были знакомые — семейство Нортонов, ярых роялистов, жителей городка Эбботс Ли, что неподалеку от Бристоля. Миссис Нортон была беременна, и незадолго до битвы при Уорчестере Джейн и ее слуге-мужчине удалось получить пропуск, позволяющий навестить подругу. Загримировать беглого роялиста под этого самого слугу — лучшего не придумаешь.

Уилмот при всем своем эгоизме и бонвиванстве господина средних лет был человеком долга и прежде всего подумал, что такую редкую возможность следовало бы предоставить королю. Но будучи уверен, что Карл в Уэльсе, он решил воспользоваться ею сам и уже назначил отъезд в Эбботс Ли на следующее утро. Получив сообщение, что Карл ждет его, он немедленно отменил все приготовления.

Королю сразу же следует отправляться в Мозли-Холл. Туда же подъедет и Уилмот, и они выработают детали дальнейшего маршрута. Джон Пендерелл вновь отправился в Боскобел, на этот раз за королем, который. провел мирный воскресный день в молитвах, а затем удалился с книгой в укромный сад. С утра у него, правда, неожиданно пошла кровь носом, но потом кровотечение прекратилось, и он с энтузиазмом выслушал новости.

Карл был готов, не теряя ни минуты, отправиться в Мозли в сопровождении минимального эскорта, но Пен-дереллы, искушенные в подпольных делах, сочли, что лучше взять людей побольше — на случай столкновения с солдатами, прочесывающими местность. Решено было, что с Карлом отправятся все братья и еще кое-кто, однако план пешей прогулки до Мозли Карл отверг со всей решительностью: ссадины на ногах у него только-только зажили. Пришлось согласиться. Пендереллы отыскали для него старое седло — до окрестностей своего нового убежища он поедет на рабочей лошади Хамфри. А уж остаток пути, никуда не денешься, придется проделать пешком. В окружении Пендереллов, каждый из которых был вооружен либо пикой, либо вилами, Карл взгромоздился на самую жалкую, по его собственным словам, клячу, на которой ему когда-либо приходилось ездить.

Хамфри не полез за словом в карман: «Разве можно, сир, винить лошадь за то, что она тяжело идет, если у нее на спине три королевства?»

Если Карл и улыбнулся, то через некоторое время улыбка с его лица сошла. Процессия доехала до места, откуда надо было продолжать путь пешком. Карл спрыгнул с седла и устремился было — со скоростью, какую только мог себе позволить, — в путь, но тут же опомнился. Пендереллы все поставили на карту, лишь бы выручить из беды своего беглого монарха, а он и слова на прощание не сказал. Карл повернул назад и догнал уже удаляющихся братьев.

«Извините, собственные беды заставили меня обо всем забыть. Благодарю всех».

— И он протянул Пендереллам руку для поцелуя.

Выполнив свой долг, Карл захромал в сторону проводников. Вскоре он оказался в поле зрения мистера Уитгрива, ожидавшего гостей в вишневом саду. Карл был загримирован настолько удачно, что хозяин узнал его только из-за спутников. Едва король оказался в доме, как его провели наверх, к Уилмоту, а затем — в «нору для священников». Это было относительно просторное, хотя и темное, душное помещение с двойным укрытием: одно — обшитая деревянными панелями стена спальни, другое — находящаяся сразу за ней ложная дверца посудного шкафа. В ближайшие дни ей еще предстоит доказать свою эффективность, а пока Карл, вполне удовлетворенный своим новым убежищем, разговорился с хозяевами. Служка мистера Уитгрива омыл ему ноги, и Карл, явно повеселев, заметил, что, если Богу будет угодно дать ему еще одну десятитысячную армию хороших и верных солдат, он наверняка вернет себе трон.

Все участники свиты короля, за исключением Джона Пендерелла, пошли по домам. Наутро большинство слуг отправились с различными поручениями в Мозли. Карлу представили старую миссис Уитгрив. Чуть позднее он имел возможность наблюдать, как она обихаживает — перевязывает раны, кормит — г— его прежних солдат, ныне бредущих проселочными дорогами в Шотландию. Это было печальное зрелище, и, быть может, под его впечатлением и из-за оказавшегося свободного времени Карл вдруг разоткровенничался со своими хозяевами и принялся рассказывать им о жизни в Шотландии и о событиях, приведших к сражению при Уорчестере.

Помимо всего прочего, в Мозли Карлу выпала возможность потолковать о разных предметах с местным священником, отцом Джоном Хаддлстоуном. Монарх рылся в его книгах и манускриптах, особое внимание уделив «Короткому и ясному пути к вере и церкви» — католическому трактату, принадлежащему перу родного дяди Хаддлстоуна. Книга эта, судя по всему, произвела на него сильнейшее впечатление. «Выводы настолько убедительны, что опровергнуть их просто невозможно». Это было исключительно сильное заявление в устах главы англиканской церкви; в иных обстоятельствах оно могло бы кого-то и покоробить, но беглецу, укрывшемуся в Мозли-Холле, было не до дипломатии и теологических дебатов. Жизнь его зависела от доброй воли подданных-католиков, и об этом он не имел права забывать. Добросердечие — вот лучшее обличье короля, что он в очередной раз и продемонстрировал в местной часовне. «Чудесная церквушка», заметил Карл, и действительно, алтарь и все убранство напоминали ему о детстве, когда он молился в такой же церкви. Хаддлстоун был попросту очарован королем. «В каком-то смысле вате величество находится в том же положении, что и я, — кругом угрозы и опасности, — сказал он и добавил: — Надеюсь, Бог, который привел вас сюда, здесь же вас и оборонит».

«Если Богу будет угодно вернуть мне корону, — растроганно ответил Карл, — у вас и ваших единоверцев будут те же права, что и у всех других моих подданных».

Сказано это было скорее всего вполне искренне, однако шансы Карла вернуться на трон были, казалось, грубо порушены, когда однажды в полдень по лестнице взлетела служанка с криком: «Солдаты! Здесь солдаты!» В Уайтле-дисе было уже все перевернуто вверх дном, теперь пришла очередь Мозли-Холла. Карла немедленно засунули в «нору для священников», Уитгрив же, разумно распорядившись распахнуть настежь почти все двери, спокойно вышел навстречу отряду. Поначалу с ним обошлись довольно грубо, но когда он пояснил, что здоровье не позволяет ему принимать участия в общественной жизни и тем более укрывать беглецов, солдаты недовольно удалились. Мужество и самообладание этого человека спасли королю жизнь. В то же время стало ясно, что пора отсюда уезжать. В полночь появился полковник Лейн, изъявивший готовность проводить Карла к себе в Бентли. Первый и самый тяжелый этап путешествия короля близился к концу. Доныне он всего лишь двигался по замкнутому кругу, но теперь, оставляя преданных бедняков-католиков и переходя под крыло дворян-роялистов, должен будет демонстрировать не только мужество и физическую выносливость, но также ум и дипломатические способности.

По прибытии в Бентли было решено, что на рассвете Карл продолжит путь в Эбботс Ли в сопровождении Джейн Лейн, а также ее кузена Генри Лэссела и сестры с мужем, мистера и миссис Петре. Полковник приготовил для Карла — или, как его теперь стали называть, «Уильяма Джексона» — костюм и плащ, какие обычно носили сыновья фермеров-арендаторов, однако эта маскировка, помимо преимуществ, таила в себе и некоторую угрозу. Король Англии был весьма мало знаком с жизнью рядовых фермеров, а ведь подозрения могла возбудить малейшая неточность. К примеру, он явно не так, как следовало, подсадил Джейн Лейн в седло, на что ему и указал полковник. А вскоре Карлу предстояло столкнуться с иными, уже более серьезными трудностями. Путники направлялись к дому одного из друзей полковника, жившего в Лонг-Марстоне, деревушке под Стратфордом, примерно в сорока милях от Бентли. Все шло как по маслу до тех пор, пока сразу после полудня у лошади, на которой ехали король и Джейн, не сломалась подкова. Позаботиться о ее замене явно должен был Карл, то есть «Уильям Джексон». Но это означало, что нужно говорить с местным кузнецом. Предприятие было явно небезопасное, но тут в Карле заговорил актер, и впоследствии он описал эту историю в виде остроумного и сделавшегося весьма популярным анекдота:

«Придерживая ногу лошади, я спросил у кузнеца, что нового. Он сказал, что с тех пор, как побили этих негодяев — шотландцев, ничего не слышно. А как насчет англичан, продолжал я расспросы, из тех, что стали на сторону шотландцев, никого не схватили? Да кого-то вроде взяли, откликнулся кузнец, но этому подлецу Карлу Стюарту удалось скрыться. На что я заметил, что если негодяя найдут, то он заслуживает веревки больше, чем кто бы то ни было другой, ведь это он привел сюда шотландцев. Кузнец назвал меня честным малым, и на том мы расстались».

В Стратфорде процессию покинула чета Петре, а Карл и Джейн Лейн в сопровождении Лэссела продолжили путь в Лонг-Марстон. Здесь «Уильям Джексон» занял положенное ему место в людской, и ему снова, причем сразу же, пришлось проявить смекалку. Велено было продуть меха, с помощью которых вращают вертел. «Уильям Джексон» принялся за дело, но весьма неловко.

— Что же ты за селянин, если даже с мехами не умеешь обращаться? — сердито бросила кухарка.

Карл сразу же нашелся, что его и выручило.

— Видишь ли, я сын бедного издольщика на землях полковника Лейна из Стаффордшира, у нас редко когда бывает на столе жареное мясо, но когда все же едим его, вертелом не пользуемся.

На следующий день добрались до Гиренчестера, а утром отправились в Эбботс Ли, куда и прибыли к полудню. Через Бристоль проследовали более или менее благополучно, но теперь уже Джейн Лейн пришлось демонстрировать свое искусство актрисы, иначе Карлу, которого вновь поместили с другими слугами, неизбежно пришлось бы отвечать на разного рода вопросы. Пожаловавшись хозяйке, что «Уильям Джексон» заболел, Джейн попросила уложить его в постель и покормить беднягу. Добрая миссис Нортон отдала нужные распоряжения, но в то время как врач, осмотревший больного, его не узнал, Поуп, дворецкий, принесший ему ужин, взглянул на пациента с немалым подозрением. На следующее утро, когда они столкнулись в холле, взгляд повторился, а чуть позднее Карла отвел в сторону явно встревоженный Лэссел.

— Что делать? — спросил он. — Кажется, Поуп узнал вас, во всяком случае, мне он это сказал твердо. Я, конечно, все отрицаю, но…

Карл спросил, насколько дворецкий надежный человек, и, получив необходимые заверения, принял мудрое решение. «Я решил, что лучше довериться ему, — вспоминал впоследствии Карл, — чем уехать, бросив на него тень сомнения». Поупа привели к королю и рассказали всю правду.

Восхищенный дворецкий, часто видевший Карла мальчиком и служивший впоследствии в армии его отца, предупредил короля, что нескольким слугам в доме доверять не следует, но он, Поуп, «всегда в распоряжении его величества». Карл как-то сразу ему поверил. Он сказал Поупу, что завтра ожидает лорда Уилмота, и не на шутку перепугавшийся дворецкий, уверенный, что многие в Эбботс Ли знают вельможу в лицо, пообещал провести его в дом тайком, ночью. «А после, — продолжал он, — поеду в Бристоль и попробую найти судно, на котором ваше величество сможет перебраться на континент».

Поуп выполнил свое обещание. Ему удалось провести Уилмота в дом под покровом ночи, однако с судном вышли затруднения. В ближайший месяц ничего подходящего через Ла-Манш не отправлялось. В то же время Карл явно не мог так долго оставаться здесь инкогнито. Изобретательный Поуп выдвинул идею. У него есть знакомые, они живут в деревушке под названием Трент, милях в сорока от границы Сомерсета и Дорсета. Оттуда нетрудно навести справки в близлежащих портах Лайм Реджис, Портсмут и Саутхэмптон. Знакомые оказались семейством Уин-дэмов, Карл хорошо их знал, ибо Эдмунд, старший из братьев, женился на дочери его старой кормилицы, а затем эмигрировал во Францию. Уиндэмы были и среди многочисленных знакомых лорда Уилмота, так что план Поупа оба — и король, и лорд — приняли с энтузиазмом. Было решено, что Уилмот отправится в Трент первым и все подготовит к приему короля, а Карл проследует за ним в сопровождении Джейн Лейн и Лэссела.

Но этот прекрасный план едва не рухнул из-за одного совершенно непредвиденного обстоятельства. Миссис Нортон родила мертвого ребенка. И приличия, и осмотрительность не позволяли Джейн сразу же уезжать из Эбботс Ли, а Карлу нужно было как раз отправляться в путь как можно скорее. Судьба его вновь повисла на волоске, и он нашел, может, и мелодраматический, но действенный выход из положения. Джейн по его плану должна получить письмо из дома с сообщением о серьезной болезни отца и призывом немедленно вернуться в Бентли. Кто мог доставить такое письмо лучше и надежнее верного Поупа? Уловка сработала. На следующий день Карл вместе с ЛэссеЛом и Джейн двинулись сначала в сторону Бристоля, а затем, убедившись, что все спокойно, повернули на юг, к Тренту. На ночь остановились в Сэсл Кэри, где их приютил один верный человек, тоже из числа знакомых Уилмота, а наутро продолжили путь. Добравшись до места, Карл вздохнул с облегчением.

— Фрэнк, дорогой, как ты? — воскликнул он, увидев в дверях ожидающего его Уиндэма.

Карла сразу же провели в дом. Было решено, что Лэссел и Джейн Лейн уедут на следующее же утро. Затем заговорили о судне. У полковника Уиндэма были хорошие связи, и он сразу же обратился к одному своему приятелю в Лайме, капитану Эллсдону, которого знали как убежденного роялиста. Выяснилось, что один из его арендаторов, некто Стивен Лимбри, отплывает на следующей неделе в Сен-Мало. Все сошлись на том, что Карлу и У илмоту следует как можно скорее подняться на борт под видом купцов, направляющихся во Францию собирать долги. Как-нибудь ночью Лимбри встретит их в Чармуте, прямо на берегу.

Оставалось найти надежное место, где Карл будет прятаться, пока не поднимется на баркас. К этому времени уже был выпущен указ об аресте короля как «злонамеренного и опасного предателя интересов содружества». В Лайме, хотя он и ближе всего, наверняка только об этом и говорят, так что самым осмотрительным было снять Карлу комнату в трактире прямо в Чармуте. Внезапные ночные отъезды-приезды следовало как-то объяснить, и одного из слуг Уиндэма послали к хозяйке трактира, чтобы он под строжайшим секретом рассказал ей, что гостями ее будет пара безумных влюбленных, собирающихся бежать из дому. Уилмот сыграет роль жениха, кузина Уиндэма — невесты, а Карл — их слуги. Королю план чрезвычайно понравился: наконец-то появилась возможность действовать. Утром Карл отправился в путь и к закату был уже в Чармуте. Примерно через час появился Лимбри и подтвердил, что к полуночи его баркас будет готов отчалить.

Но баркаса напрасно прождали всю ночь. Разочарованные и измученные люди, собравшиеся на берегу, ума не могли приложить, что делать. В конце концов Карл с Уиндэмом решили ехать в Бридпорт, снять там комнату в гостинце и ждать Уилмота, который тем временем должен будет постараться разузнать, что же случилось с Лимбри и его баркасом. Естественно, всем приходила в голову мысль об измене, однако никто и не догадывался, что на самом деле измена обернулась фарсом.

Лимбри вернулся домой уложить вещи, но тут к нему подступилась с разного рода вопросами жена. В конце концов она заставила мужа сознаться, что он тайком переправляет во Францию двух джентльменов. Миссис Лимбри, только что вернувшаяся из Лайма и слышавшая, как там на центральной площади зачитывают указ парламента об аресте Карла, сразу же заподозрила, что речь идет о роялистах. Ей стало страшно. В указе ясно говорилось, что все, кто помогает роялистам, будут считаться изменниками. А что, если один из пассажиров — сам король? Устав от перепалки с женой, Лимбри прошел наверх и начал укладывать вещи в свой корабельный сундук. Вконец обезумевшая миссис Лимбри последовала за ним и заперла дверь. Она совсем не хотела остаться вдовой. Лимбри забарабанил в дверь, требуя немедленно выпустить его, но жена пригрозила поднять на ноги всю округу; если он не замолкнет. Ему оставалось только покориться.

Вот теперь Карл действительно оказался в опасности. Бридпорт кишел солдатами парламентской армии, посланными на усмирение Джерси — старого убежища беглого короля. Оставалось, несмотря на все протесты Уиндэма, действовать решительно, и Карл с холодным безрассудством, иногда ему свойственным, проехал через весь город, и остановился в лучшей гостинице. «Во дворе, — вспоминал он много лет спустя, — было полно солдат. Я соскочил на землю и почел за лучшее, расталкивая их, провести лошадей на конюшню». От человека, проведшего, как на иголках, бессонную ночь, для этого требовались и незаурядное мужество, и смекалка. А тут еще на пути у него внезапно возник конюх.

— Мне кажется, я узнаю вас, сэр, — сказал он.

В этой драматической обстановке Карл избрал окольный путь. Он, в свою очередь, спросил, из каких конюх краев, и вытянул из него, что когда-то он работал в Эксетере, на некоего мистера Поттера.

— Тогда все ясно, приятель. Вы видели меня у него в доме, я и сам там работал больше года.

— Точно, — обрадовался конюх, — теперь вспоминаю, я видел вас там еще мальчиком.

Вопрос был исчерпан, и конюх, удовлетворив свое любопытство, «предложил, — вспоминает далее Карл, — распить по кружке пива, но я отказался, пояснив, что меня ждет к обеду хозяин».

Уиндэм и впрямь заказал на всех обед. Едва его принесли, как в номер влетел слуга Уилмота. Каким-то образом лорд умудрился попасть не в ту гостиницу и теперь разыскивал короля, чтобы срочно встретиться с ним за городом. Карл немедленно отправился в путь, не подозревая, что Уилмот, естественно, сам того не желая, поставил ему чрезвычайно опасную ловушку.

Едва проводив Карла и Уиндэма в Чармут, Уилмот обнаружил, что его лошадь потеряла подкову. Как ни в чем не бывало он вызвал конюха и велел ему отвести лошадь в ближайшую кузню. Конюх же оказался на самом деле солдатом парламентской армии, просто ищущим случай подработать пенни-другой на стороне; как человек, от природы подозрительный и не лишенный воображения, он успел вбить себе в голову, что гость, остановившийся в номерах предыдущей ночью, был не кто иной, как Карл Стюарт. Ему все казалось очевидным, а впереди сверкало настоящее богатство. «Сын покойного тирана» — именно так он именовался в указе — переоделся женщиной, беглянка-невеста — это он и есть. Услышанное «конюхом» от кузнеца лишь укрепило его подозрения. А услышал он вот что: каждая из трех остальных подков — а кузнец осмотрел все — была изготовлена в различных графствах. Одна, вне всяких сомнений, в Вустершире. Это решило дело. Карл Стюарт, переодетый женщиной, пытается бежать из страны. Сейчас он здесь, совсем неподалеку! «Конюх» решительно направился к своему командиру.

Капитан Мейси не колебался ни минуты, и пока Карл, Уилмот и полковник Уиндэм совещались за городом, решая, возвращаться ли им в Трент, он уже мчался, пришпоривая коня, в Бридпорт. Мейси опоздал буквально на несколько минут, но к тому времени небольшая королевская кавалькада уже скакала по сельской местности и вскоре как бы растворилась в воздухе. На самом-то деле король со спутниками остановились в деревне Бродвиндзор. В поисках ночлега полковник Уиндэм направился к местному трактирщику. Случайно выяснилось, что оба шапочно знакомы, и Уиндэм, объяснив, что он, оказавшись с друзьями более чем за пять миль от дома, наверняка привлечет к себе внимание властей, получил в свое распоряжение мансарду и чердак, куда вряд ли кому придет в голову заглядывать.

Спокойной ночи, столь желанной и нужной, не предвиделось. По дороге на Джерси толпы солдат разыскивали ночлег. Комнаты в бродвиндзорском трактире были разобраны мгновенно, и, пока солдаты, хрипло ругаясь, устраивались на постой, одна маркитантка родила. Вся деревушка пришла в чрезвычайное возбуждение, старики поспешили в трактир выразить роженице свои возмущенные чувства: никогда, мол, твое отродье нз примут в нашу общину! Разговоры на эту тему продолжались до рассвета, когда солдатам было приказано построиться и выступить к побережью.

Постояльцы наверху, не смыкая глаз, думали, что делать дальше. Когда вокруг столько солдат, направляющихся на Джерси, глупо надеяться найти здесь морской транспорт для короля. Придется, ничего не поделаешь, возвращаться в относительно безопасный Трент. Тут можно переждать, пока Уилмот со своим человеком съездит в Солсбери, где у Уин-дэма есть надежный друг, Джон Ковентри. Там они, помимо всего прочего, выяснят, не отплывают ли суда откуда-нибудь из Хэмпшира или Суссекса. Солсбери находится всего в тридцати милях от Трента, сообщение хорошее. На следующее утро, дождавшись, пока солдаты уйдут, Карл с Уиндэмом отбыли назад в Трент ожидать дальнейшего развития событий.

В этом месте Карлу придется провести девятнадцать долгих и тоскливых дней, но в первый же по возвращении вечер к нему на ужин пришел человек, которому предстояло сыграть в его ближайшем будущем немалую роль. Это был один из многочисленных кузенов Хайда (его тоже звали Эдвардом). Выяснилось, что недавно он был в Солсбери, где случайно познакомился с полковником Робертом Фелипсом, известным роялистом из старинного, но ныне обедневшего рода. Уиндэм тоже знал этого человека, причем с самой лучшей стороны, и считал, что вместе со своим другом Джоном Ковентри он способен на многое. 25 сентября эти новые рекруты королевской компании встретились с Уилмотом и сразу же принялись за дело. Быстро нашлось судно, капитану был уплачен задаток, и Карлу предлагалось, учитывая все обстоятельства, перебраться из Трента поближе к Солсбери, в Хил-Хаус, в дом вдовы еще одного кузена Хайда, миссис Эмфиллис Хайд.

Нельзя сказать, что Карл был в восторге от этого плана. За последние несколько дней он стал испытывать тяжесть от медленно текущего времени — возможно, это была естественная реакция на напряжение, в котором он жил все эти годы. Ведь при всей своей юношеской энергии Карл не мог не испытывать постоянного страха. В любой момент его местонахождение могло обнаружиться. Случайно брошенное слово либо удача какого-нибудь офицера парламентской армии — и он выдан, а немедленно вслед за этим — неизбежное унижение и смерть. Волей-неволей Карл вынужден был входить в тесные отношения с незнакомыми людьми, готовыми пожертвовать ради него всем, а потом эти отношения внезапно, в одночасье, прерывались. Он бывал голоден, постоянно измучен, и ему все время приходилось изворачиваться. А главное — король потерпел поражение. Он видел жалкое отступление своих солдат — свидетелей того, как прахом пошли его лучшие надежды. И вот теперь, механически занимаясь просверливание! дырок в монетах, Карл дал себе слово, что не позволит слишком легко убедить себя принять первый же план бегства. Надо, чтобы его помощники знали это. Надо, чтобы Ковентри, Фелипс и Уилмот поняли, что, хотя найти судно чрезвычайно важно и к этому надо приложить все усилия, «перед тем, как переехать на новое место, следует быть уверенным, что связанный с этим риск не превышает меру разумности».

Изобретательный Фелипс предложил предпринять еще одну попытку убедить Карла переехать, а затем связаться с одним из самых видных в этих краях роялистов — полковником Джорджем Гюнтером из Рэктона, близ Чичесте-ра. Фелипс отправился в Трент, а Уилмот под именем мистера Барлоу (что не обмануло практически никого из тех, с кем ему случилось на пути встретиться) — к Гюнтеру. И его тоже ни на минуту не сбил с толку маскарад лорда, но в любом случае состоявшийся разговор подтвердил, что монархическая идея способна вдохновить своих сторонников даже в самые мрачные времена.

— Король Англии, — заговорил со вздохом Уилмот, — мой повелитель, ваш повелитель, повелитель всех добропорядочных англичан, в большой беде. Можете помочь нам с судном?

И хотя в сражениях за дело короля Понтер потерял все свое состояние и теперь не знал, как расплатиться с долгами, печаль его была искренняя.

— Он здоров? В безопасности? — Да.

— Слава Богу.

Гюнтер был человеком дела, а сейчас требовалось найти судно. Он признался, что с морской профессией почти не знаком, однако же пообещал сделать все от него зависящее, чтобы подобрать надежного капитана. Уилмот испытал великое облегчение — это было видно невооруженным глазом. Более чем удовлетворенный услышанным, он заключил Гюнтера в объятия и долго не выпускал его.

Гюнтер слов на ветер не бросал. Он развил бешеную деятельность, мотался по всей округе и в конце концов разыскал в Чичестере некоего Фрэнсиса Мэнселла, который, похоже, мог помочь с судном. «Двое моих близких друзей, — начал Гюнтер, — стрелялись, дело плохо, мне хотелось бы по возможности отправить их отсюда как можно быстрее». Мэн-селл ненадолго задумался и сказал, что в Брайтелмстоуне (ныне Брайтон) у него есть друг, который может оказаться полезным.

Оба сразу двинулись в путь. Нужный им человек — его звали Николас Теттерселл — оказался в Шорэме, совсем недалеко от Чичестера. Деликатные переговоры взял на себя Мэнселл — это, мол, «по его части». Разговор затянулся, ибо подозрительный Теттерселл сразу начал выдвигать разные условия. Для начала ему нужно было знать, кого он повезет. «Беглых дуэлянтов», — сказал Мэнселл, который и сам поверил в эту версию. Казалось, капитана это объяснение удовлетворило. Он запросил за услуги 60 фунтов, при условии, что якорь будет поднят через час. Гюнтер понятия не имел, сколько времени понадобится, чтобы доставить короля в Брайтелмстоун, но в любом случае надо было уговорить Теттерселла ждать, сколько понадобится. За пятьдесят лишних фунтов тот согласился «сделать вид, будто находится под погрузкой».

Карлу предстояло начать последний этап своего вынужденного путешествия. Фелипсу удалось-таки убедить его переехать из Трента в Хил-Хаус, и воскресным утром 12 октября они отправились в местечко Уорифорд-Даун, где к ним должны были присоединиться Уилмот и Гюнтер. Сорокамильная дорога оказалась утомительной, хотя и прошла без приключений. Ночь решено было провести у сестры Гюнтера в Хэмблдоне. Перед ужином гостям предложили вина, эля и бисквитов. Посреди трапезы появился пьяный в стельку зять Гюнтера Томас Саймоне — весь день, как выяснилось, он накачивался элем в местном трактире.

— Так-так, — протянул Саймоне, разглядывая нежданных гостей. — Стоит человеку на секунду отлучиться, как в доме у него появляется толпа незнакомцев

А-а, это ты, — продолжал он, смутно угадывая нечто знакомое в облике Гюнтера.

— Милости просим. И к друзьям твоим это тоже относится.

Мистер Саймоне явно пребывал в добром расположении духа. Кстати, пора было поближе рассмотреть этих самых друзей. Для начала он направился к королю.

— Так, у нас «круглоголовый», — с трудом выговорил пьянчужка, имея в виду, должно быть, прическу Карла, тот был почти наголо обрит.

— Вот уж не думал, что ты водишь компанию с «круглоголовыми», — обратился он к Гюнтеру, явно не ожидая такого визита.

— Не важно, — оборвал зятя Гюнтер. — Это мой друг, и, ты уж мне поверь, с его стороны тебе ничто не грозит.

Саймоне плюхнулся на стул рядом с этим самым другом, взял его за руку и, дыша перегаром, объявил:

— Добро пожаловать, «круглоголовый» брат мой.

Коль скоро его уже объявили «круглоголовым», Карл решил до конца сыграть эту новую роль. Время от времени мистер Саймоне сдабривал свою речь выражениями, более уместными в компании, с которой он провел большую часть дня. Слух же «круглоголового» они явно оскорбляли.

— Дорогой мой брат, — взывал он, — нехорошо, право, не ругайся, умоляю тебя.

Саймоне явно наслаждался своим превосходством над этим нытиком-святошей и думал, что неплохо было бы его напоить — то-то смеху будет. Принесли крепких напитков и пива. Карл и вообще-то воздерживался от алкоголя, а уж сегодня ему тем более не хотелось напиваться. Стоило Сай-монсу отвернуться, как он передавал стакан соседу. Пробило десять — самое время отходить ко сну: завтра предстояла еще одна долгая поездка. Но как найти предлог? Полковник Гюнтер проявил за столом такую же смекалку, какую ранее обнаруживал в делах более серьезных. Пристально посмотрев на зятя, он сказал:

— Интересно, как это тебе удалось догадаться? Ведь он и впрямь «круглоголовый», и чем скорее мы отправим его в постель, тем лучше. Тогда и повеселимся на славу.

Саймоне охотно согласился. Впрочем, спать наверх отправились все, остался только лорд Уилмот, с которым он продолжал пьянствовать.

Наутро кавалькада направилась в сторону Брайтелмсто-уна, расположенного милях в 40–50 отсюда. Остановку cделали в Хьютоне. Зашли в трактир, выпили по кружке пива, закусив его хлебом и языком, который Гюнтер предусмотрительно прихватил из сестринских запасов. Далее на их пути лежал Брамбер, где путники, к своему изумлению и ужасу, обнаружили множество солдат-«круглоголовых». Они только что сменились на охране моста и теперь собирались как следует выпить. Уилмот, не оправившийся еще, судя по всему, от последствий ночи, большая часть которой прошла в компании мистера Саймонса, предложил повернуть назад. Гюнтер категорически воспротивился.

— В таком случае нам конец, — заявил он. — Смело вперед, и никто нас ни в чем не заподозрит.

— Верно, — согласился Карл.

Действительно, почти через всю деревушку они проехали благополучно, но на границе им пришлось изрядно поволноваться. Негромкий свист Карла заставил Гюнтера обернуться: прямо позади них в узкий проулок втягивался отряд из 30–40 конников. Гюнтер натянул вожжи, остальные подъехали к нему, «круглоголовые» же пронеслись мимо так стремительно, что, как напишет позже Гюнтер: «мы с трудом от них увернулись». Больше никаких приключений не было, и через полчаса король и его спутники достигли Бидинга. Здесь группа разделилась. Гюнтер что было мочи поскакал в Брайтелмстоун, где снял номер в гостинице и стал ждать остальных. Вскоре они появились, и в ожидании Мэнселла и капитана Теттерселла король, по наблюдению Гюнтера, «не выказывал ни единого признака страха».

Но Карл не знал, какая опасность сгущается вокруг него. Едва войдя в комнату, Теттерселл узнал Карла. Он сразу понял, в какое рискованное предприятие его втянули, и гневно обрушился на Мэнселла. Тому, правда, кое-как удалось оправдаться. Теттерселл замолчал, но лицо его сохраняло угрюмое выражение. Короля узнали и другие. Смит, хозяин трактира, то и дело щедро прикладывавшийся к кружке, вдруг кинулся к Карлу, схватил его руку и поцеловал.

— Никому не скажу, но только что я поцеловал лучшую мужскую руку во всей Англии, — выпалил он и добавил, лишь усугубляя ситуацию:

— Господь да благословит вас во всех ваших делах.

Выглядело все это, надо признаться, довольно смешно, и Карлу достало чувства юмора улыбнуться. Вскоре, не сказав ни слова, он удалился в соседнюю комнату. Напуганный Гюнтер последовал за ним, рассыпаясь в извинениях. Он клялся, что никому ничего не говорил и ума не приложит, как этот тип узнал короля.

— Спокойно, спокойно, полковник, — прервал его излияния Карл.

— Этот малый давно знает меня, а я знаю его. Он прислуживал моему отцу. Надеюсь, это честный человек.