ПРОЛОГ

ПРОЛОГ

Сегодня многие антропологи утверждают, что весь род человеческий  — это потомки выходцев из Африки. Откуда  же им это известно? Если у нас действительно был некий  общий прапредок, почему же тогда существуют столь разные  человеческие расы? Как эти расы соотносятся между  собой? Правомерно ли вообще само понятие «расы»? Являемся  ли мы, люди, частью общей семьи, или у африканцев,  аборигенов Австралии, европейцев и жителей Восточной  Азии имеются разные корни и прошли они в своем развитии  параллельные этапы эволюции? Но откуда же мы? Какие  движущие силы в ходе нашей эволюции побудили потомков  приматов, совсем недавно спустившихся с деревьев  на землю, отправиться в скитания по необъятным африканским  саваннам, а затем, через какую-нибудь пару миллионов  лет, позволили им совершить полет на Луну? 

Нашумевшие книги Джейкоба Брауна «Происхождение  человека» и Ричарда Лики «Сотворение рода человеческого» явились этапными вехами на пути привлечения интереса  широкой публики к проблемам эволюции человека.  И тем не менее они, как и любые книги подобного рода,  оставили без ответа множество вопросов. Отсутствие достоверных  материальных свидетельств, относящихся к той  эпохе, представляет собой как бы зазоры и просветы, неизбежно  зияющие между нашими представлениями и реальными  знаниями. Недавние археологические находки и  открытия в области биологии позволили нам заполнить  хотя бы некоторые из этих лакун и в то же время выдвинуть  целый ряд новых вопросов. Сегодня мы в состоянии  внести коррективы в наши искаженные представления о  том, когда и как произошел решающий перелом, отделивший  нас от наших предков и двоюродных собратьев, крупных  приматов, а также развеять многие мифы, стоящие за  привычными представлениями о прогрессе человечества.

Анализ ДНК позволил нам достичь невиданного прогресса  в осмыслении факторов региональной биологической  истории эволюции человека современного типа. Как  мы увидим в дальнейшем, так называемые гены Адама и  Евы действительно позволяют нам совершить путешествие  в пространстве и во времени и перенестись в далекое прошлое,  чтобы проследить пути странствий предков человека  по земному шару.

Однако далеко не все факторы прогресса нашли свое  отражение в молекулярной биологии. Так, например, палеоантропология,  научная дисциплина, изучающая наших  далеких предков, с момента выхода в свет книги Лики,  опубликованной двадцать лет тому назад, достигла значительного  прогресса сразу в нескольких важнейших областях.  Прежде всего целый ряд недавно открытых черепов  древнего человека, найденных как в Африке, так и в других  частях света, позволил определить временные рамки и  географические координаты периодически повторявшихся  миграций человека из Африки за последние 2 миллиона  лет. Находки других черепов позволили выявить черты  родства и преемственности между нашими древнейшими  предками и шимпанзе, жившими в еще более ранние эпохи.  Во-вторых, после создания компьютеров сравнительный  анализ строения и формы черепов обрел более достоверную  научную базу, и в результате стало возможным  разместить основные типы черепов доисторических людей,  найденные по всему миру, на соответствующих ветвях  генетического древа, а черепа их современных потомков  — на его побегах.

Сам принцип формулирования ветвей биологического  древа современного человека на основании сравнительного  анализа черепа с трудом пробил себе дорогу сквозь тучи  псевдонаучных взглядов, связанных с расизмом и деятельностью  нацистских антропологов в середине XX в.  Начиная с 1960-х гг. возникли новые, более объективные  и доказательные математические методы, позволившие палеоантропологам  построить более детальную модель генеалогического  древа гоминида и даже человека современного  типа. Заметно возросший интерес публики к этой  теме, а также опасения, что выводы подобных исследований  могут быть использованы нацистами и расистами в  своих неблаговидных целях, во многом завели эти исследования,  образно говоря, на минное поле пресловутых  «политически корректных» эвфемизмов, устроенное западными  антрополагами под предлогом защиты от предвзятых  мнений. Хотя такой язык явно имел своей целью  более четко сформулировать различия между человеческими  расами, на практике он привел к путанице и неясностям,  что дало импульс дискуссиям и спорам. Так, например,  понятие «раса» сегодня считается политически  некорректным термином, а в некоторых кругах так же  воспринимается и термин «этническая принадлежность».  Подобную гиперчувствительность следует рассматривать  как вызов, а не как реальное препятствие. Обсуждение  проблемы различий между расами носит расистский характер,  если посредством таких различий пытаются подчеркнуть  собственное превосходство и исключительность  или принизить другие народы. Однако оно вполне допустимо  в контексте позитивной оценки многообразия рода  человеческого.

В этой книге я хотел бы в первую очередь затронуть  вопросы истории эволюции человечества за последние  200 тысяч лет, ответить на которые можно, только проследив  вспять, до самых истоков, линии эволюции наших генов.  Но чтобы решить эту задачу и осознать, что же побудило  наших далеких предков обойти буквально все уголки  нашей планеты, мы должны прежде всего задать себе вопрос:  «Кто мы?» Силы эволюции, включившие в нас механизмы  адаптации к трудностям жизни на просторах африканских  саванн — это и есть ключи к нашей природе и невероятно  увлекательной истории человечества. Мы не  были спущены с небес в этот мир, так сказать, «в готовом  виде» — прекрасно сложенными мыслящими существами,  наделенными даром речи и выделяющимися среди всех  прочих животных. На нас воздействовали силы целенаправленного  отбора и слепые, беспощадные и безличные  факторы окружающей среды. Как и у всех прочих видов  живых существ, у нас были предки и ближайшие родичи,  которые были наделены теми или иными из наших врожденных  качеств, однако они не сумели воспользоваться ими  и вымерли. Наша физическая и поведенческая адаптация  была сконцентрирована на выживании в борьбе с нашим  заклятым врагом и беспощадным учителем — климатом.

Одна из бессмертных повестей Редьярда Киплинга из  цикла «Просто сказки» (1902) рассказывает о малыше Слоненке,  у которого в те времена еще не было хобота и который  донимал своих дядюшек и тетушек назойливыми вопросами.  Однажды он совершил ошибку: спросил коварного  Крокодила, что тот обычно кушает на обед. Не успел  малыш договорить, как Крокодил вцепился ему челюстями  в нос и изо всех сил потащил Слоненка в реку. После  упорной борьбы малышу удалось вырваться, но его нос  при этом сильно вытянулся, превратившись в длинный и  очень удобный хобот. Эта притча Киплинга[4], как и другие  повести того же сборника, образно говоря, показывает  нос эволюционной теории Жана-Батиста Ламарка, объясняющей передачу приобретенных признаков, но в ней содержится  и намек на теорию Дарвина. Малыш Слоненок,  хотя и весьма жестоким путем, но все же получил новый  орган — видоизмененный нос, оказавшийся невероятно  удобным, хотя малышу понадобилось немало времени,  чтобы осознать это. Точно так же изменения нашего мозга,  свободных конечностей (рук, ног), семейной и общественной  жизни возникли путем отбора под воздействием  жестко неблагоприятных погодных факторов за последние  несколько миллионов лет, и мы нашли им совершенно  новое применение.

Один из наиболее поразительных выводов был сделан  на основе детального изучения воздействия периодически  повторяющихся циклов оледенения на эволюцию человека  и миграционные потоки из Африки за последние 2,5  миллиона лет. Наряду с тем, что суровые климатические  условия повлекли за собой массовую гибель и полное вымирание  представителей мегафауны (гигантских и особо  крупных видов животных), появление новых и лучше приспособленных  типов человека, по всей видимости, совпало  с суровым оледенением и ухудшением климата в африканских  саваннах. Однако изменения климата могли стать  движущей силой, стоящей за процессом эволюции человека  и определяющей ее в куда более длительной перспективе.  Для приматов, как правило, характерны хорошо развитые  и приспособленные верхние конечности, сравнительно  крупный мозг, разнообразный рацион питания и куда  более сложные социальные отношения в группе, чем у  большинства современных млекопитающих. 10 миллионов  лет назад Африка была настоящим земным раем, где  шумели пышные леса — родной дом и колыбель некоторых  видов человекообразных приматов. В те времена не  только эти человекообразные приматы, но и многие другие  виды обезьян активно экспериментировали, пытаясь  приспособиться к жизни на земле и поросших высокой  травой луговинах у окраин лесов. С тех пор, по мере того  как климат в мире становился все более прохладным и засушливым,  площадь таких безлесых пространств (саванн)  в Африке многократно расширилась, но сами изменения  носили циклический характер, повторяясь с нарастающей  частотой и интенсивностью.

Приматы, способные ходить на двух ногах

Как мы уже знаем благодаря изучению воздействий Последнего  Ледникового периода, наиболее негативная фаза  климатического цикла, несмотря на свою непродолжительность,  способна привести к вымиранию многих видов  животных. Выжившие во время подобных климатических  катаклизмов могут иметь уже свой особый генетический  тип, сохраняющий определенные специфические черты,  которые и помогают им приспособиться к внешним факторам.  Примерно 7—8 миллионов лет назад произошло  резкое сокращение числа видов человекообразных приматов,  совпавшее по времени с расширением площади безлесых  травяных степей и глобальным похолоданием, которое  продолжалось несколько миллионов лет. Некоторые  ученые утверждают, что эта недолгая ледниковая эпоха ознаменовалась  тем, что во время нее окончательно разошлись  пути эволюции предков современного человека и  предков нынешних шимпанзе. Возможно, именно тогда  появилось и наиболее важное изменение физического облика  наших предков — бипедализм (способность передвигаться  на двух ногах). Впрочем, наиболее ранними на сегодняшний  день свидетельствами бипедализма являются  останки скелетов Australopithecus anamensis — примата, передвигавшегося  на двух конечностях. Эти скелеты, датируемые  4 млн. лет назад, были найдены в 1995 г. на берегах  озера Туркана в северной Кении[5].

Многие ученые убеждены в том, что существует непосредственная  связь между расширением площади безлесых  пространств и переходом приматов от квадрипедализма (передвижения на четырех конечностях) обитателей  лесов к бипедализму жителей саванн. Возможно, в  этом есть доля истины, но, судя по обилию зубастых хищников,  с которыми им приходилось делить свое жизненное  пространство, первые двуногие приматы, по всей видимости,  не рисковали заходить на равнину слишком далеко от  спасительных ветвей островков родного леса. Во всяком  случае, другие приматы, в частности — предки бабуинов,  на удивление хорошо приспособились передвигаться по  саваннам на всех четырех конечностях (как поступают и  современные бабуины).

Другие исследователи выдвигали альтернативные теории,  объясняющие, почему передвижение на двух конечностях  было более предпочтительным. Это якобы позволяло  — в самом буквальном смысле — сохранять голову  холодной[6] или, подобно африканским сурикатам (мангустам),  наблюдать за окрестностями, следя, не приближается  ли хищник. Однако хотя мозг наших предков был значительно  крупнее, чем у большинства сухопутных млекопитающих,  он не превосходил по величине мозг наших  ближайших сородичей — шимпанзе, так что сколько-нибудь  реальной опасности перегрева мозга не существовало.  Точно так же не давало никаких особых преимуществ  и передвижение на двух конечностях. На это способен не  только человек, но и многие другие млекопитающие, в том  числе обезьяны, шимпанзе, медведи и сурикаты, которые  могут длительное время передвигаться на двух конечностях.  С точки зрения эволюционного учения более привлекательной  выглядит идея о том, что приматы начали  освобождать верхние конечности (руки) для того, чтобы  совершать ими какие-либо полезные действия, например,  держать тяжелые дубины на охоте (или, что более вероятно,  орудия защиты от хищников, поскольку наши предки  были преимущественно вегетарианцами). К сожалению, у  нас нет прямых доказательств этой гипотезы, поскольку  дерево — материал недолговечный, а каменных орудий,  относящихся к тому времени, пока что не обнаружено.

За этими первыми приматами, передвигавшимися на  двух конечностях, о которых сохранились весьма скудные  сведения, последовали представители известного семейства  «Люси» — Australopithecus afarensis. Люси — это древняя  самка примата, фрагменты скелета которой были обнаружены  в 1974 г. Дональдом Джексоном в Гадаре, Эфиопия.  Представители этого вида, жившего примерно 3—4 млн.  лет назад, имели рост от 1 до 1,5 м, более прямую осанку и  передвигались на двух конечностях, а их таз был более  близок к нашему. Однако подобное сходство заканчивалось  на уровне шеи, поскольку череп и мозг у представителей  этого вида были более близки шимпанзе (так, объем  мозга у них составлял 378—500 куб. см), хотя клыки у них  были значительно меньше (см. рис. 1). Самки этого вида,  как и самки горилл, были значительно меньше, образуя  нечто вроде гаремов при сильных самцах. Другой вид прямоходящих  приматов (Australopithecus africanus), живший  между 2 и 3 млн. лет назад, имел такой же рост, но несколько  больший размер мозга, чем шимпанзе, а именно  — от 420 до 500 куб. см. Зубы у них также были меньше  и более походили на наши. Следует заметить, что эти два  вида прямоходящих приматов не обязательно являются  этапами эволюционного развития на пути к появлению  человека современного типа. Наши предки в те времена  вполне могли представлять собой пока что не открытых  собратьев этих приматов. Так, например, нашим ближайшим  предком может считаться недавно обнаруженный археологами  вид, живший около 3,6 млн. лет назад и названный  Kenyanthropus platyops, что буквально означает «плосколицый » (рис. 0.1). Плоское лицо, признак, присущий  человеку, возможно, представляет собой связующее звено  между прямоходящими приматами и нами, людьми современного  типа. Можно с уверенностью сказать, что на протяжении  нескольких миллионов лет, когда представители  австралопитеков («южных приматов») и их непосредственные  предки бродили по травянистым саваннам Африки,  у них имело место очень небольшое, а отнюдь не резкое  увеличение размеров мозга.

Фото 1. Реконструкция внешнего облика Australopithecus afarensis, из семейства прямоходящих приматов Люси, живших 3—4 млн лет назад. Они одними из первых научились передвигаться прямо на двух ногах (бипедализм), однако объем черепа и мозга у них были такими же, как у шимпанзе.

Рис. 0.1

Увеличение размеров мозга в великую засуху

Коренные изменения начались тогда, когда около 2,5 млн.  лет назад в мире произошло глобальное похолодание. За  несколько миллионов лет влажный и теплый плейстоценовый геологический период уступил место плейстоценовой  ледниковой эпохе. Эта эпоха представляла собой своего  рода климатическую мельницу, то есть цикл чередующихся  сухих ледниковых периодов, во время которого  происходили то расширения, то резкие сокращения площадей  африканских травяных саванн. Так продолжалось  вплоть до Последнего Ледникового периода, кульминация  которого имела место около 18 тысяч лет тому назад.  Вскоре после начала этого неустойчивого, холодного и засушливого  периода на просторах африканских саванн  появились первые люди (носители генов Homo) с древнейшими  каменными орудиями и значительно более крупным  мозгом. Подобно переходу от хождения на четырех конечностях  и ходьбе на двух, имевшему место несколько  миллионов лет назад, это явилось новым этапом эволюции  прямоходящих приматов. У одной из их ветвей, так  называемого Paranthropus, развились крупные и сильные  челюсти, позволявшие представителям этого вида пережевывать  жесткую растительную пищу. Представители другой  ветви, Homo, научились делать каменные орудия. У них  развился крупный мозг, что позволило им выйти на прямой  путь эволюции, на котором они сначала стали охотниками  и собирателями, а затем — людьми современного  типа.

Разумеется, мы склонны думать, что человек — это  представитель некоего особого вида, приципиально отличного  от прочих приматов. Многие полагают, что тем,  кем мы сегодня стали, нас сделал наш крупный мозг. Другие  считают даже, что именно заметное увеличение объема  мозга побудило древних приступить к созданию примитивных  орудий, однако этот аргумент представляется  малоубедительным. Да, действительно, тщательно обработанные  орудия — это признак, отличающий человека (а  возможно — и представителей вида Paranthropus[7]), однако  даже шимпанзе способны делать из дерева примитивные,  но эффективные орудия. Между тем шимпанзе обладают значительно меньшим по объему мозгом и очень  давно отделились от прямоходящих приматов. И хотя до  нас, естественно, не дошли остатки их примитивных орудий,  созданных около 7 млн. лет назад, объем мозга у  шимпанзе до сих пор примерно такой же, как у нашего  общего предка, жившего на заре цивилизации. Это говорит  о том, что между умением делать простейшие орудия  и развитием крупного мозга не существует непосредственной  связи. Равно как из сказанного отнюдь не следует, что  общие предки человека и шимпанзе в глубокой древности  умели делать подобные орудия.

У одного из древнейших видов человека, действительно  делавшего орудия труда, так называемого Homo habilis[8],  средний объем мозга составлял около 650 куб. см. Однако  среди известных сегодня черепов Homo habilis один, возраст  которого составляет 1,9 млн. лет, имел объем мозга,  сравнимый с мозгом шимпанзе: 500 куб. см, что аналогично  верхнему пределу мозга австралопитеков[9]. Небольшой  рост и объем мозга, а также другие приматоподобные черты  внешнего облика Homo habilis позволили некоторым  антропологам высказать утверждение, что этот вид был  своего рода исключением из генофонда Homo или «клуба  предков человека», однако, несмотря на этот широко известный  случай, он выглядит скорее предрассудком, нежели  научно обоснованным аргументом. Маловероятно, что  представители вида Homo habilis были нашими предками  (впрочем, то же самое можно сказать и о большинстве гоминидов);  тем не менее они умели делать каменные орудия.

Сама идея о том, что мы сначала сумели обзавестись  крупным мозгом, а затем стали решать, как с ним быть,  представляет собой отказ от основополагающих принципов  дарвинизма. Появлению любых новых навыков поведения  всегда должна предшествовать физическая адаптация,  лежащая в основе таких новых навыков. Еще задолго до начала плейстоценовой ледниковой эпохи в нашем поведении  должны были существовать некоторые аспекты, в  частности — обуславливавшие нашу способность адаптироваться  к изменениям климата, которые и способствовали  активному развитию и увеличению объема мозга. Проблема  поиска пищи в условиях все более засушливой среды  обитания могла быть решена благодаря изобретательности  и находчивости наших предков. В этом им, несомненно,  помог более крупный мозг. Подобное поведение в известной  степени сохранилось и у нас, современных людей,  поскольку за последние 2,5 млн. лет в результате  каждого сколько-нибудь крупного оледенения в Африке  появлялись новые виды человека с большим объемом мозга  и широким диапазоном навыков. После того как после  очередного ледникового максимума наступило короткое  потепление климата, Сахара на несколько тысяч лет покрылась  обильной растительностью, и люди нового вида  отправились с ее просторов в дальний путь, чтобы попытать  счастья на землях Евразии. Около 1 млн. лет назад  объем мозга у представителей различных видов человека,  живших как в Африке, так и за ее пределами, увеличился с  400 до 1000 куб. см и даже практически достиг современных  размеров. Другими словами, объем мозга человека  увеличился на добрых три четверти еще задолго до того,  как на исторической сцене появились люди современного  типа[10].

Почему у нас развился крупный мозг?

Ученые и исследователи высказывали различные предположения  о том, что же явилось ключевой предпосылкой  для развития крупного мозга. Постоянные ледниковые периоды  вызвали в Африке крайнюю засуху и наверняка побуждали  немногочисленных обитателей саванн проявлять  изобретательность и стремление к коллективизму. Нам нетрудно  понять, сколь велика была в подобных условиях  ценность крупного мозга, и все же остается вопрос: почему  столь крупный мозг развился только у нас, людей, а не  у других млекопитающих, тоже живших на границе саванн?  Один из важных аспектов, которому в наши дни  придают большое значение, — это появление в рационе  питания древних людей, наряду с растительной пищей,  мяса. В частности, видный лондонский антрополог Лесли  Эйэлло и его коллега Питер Уилер (основоположник теории  охлаждения черепа) утверждают, что для активного  роста и развития мозга нашим предкам было просто необходимо  есть мясо[11]. Дело в том, что для полноценного питания  мозга необходимо множество калорий, а для роста  и развития — особые высококалорийные питательные вещества.  Тем не менее, как подчеркивают Эйэлло и Уилер,  потребление мяса — это скорее средство, чем причина  увеличения объема мозга. Эти же исследователи доказывают,  что параллельное уменьшение длины кишечника у человека,  как о том свидетельствует изменение формы грудной  клетки у Homo ergaster, является бесспорным доказательством  изменения рациона питания и употребления в  пищу большего количества мяса и сокращения доли овощей.  Другими словами, древнейшие люди современного  типа утратили чисто вегетарианский желудок, столь характерный  для австралопитеков. Однако это изменение  строения грудной клетки произошло задолго до начала  быстрого роста мозга.

Представители древнейших видов человека, таких, как  Homo habilis, Homo rudolphensis и Homo ergaster, были скорее  собирателями, нежели охотниками. Вероятно, со временем  они научились использовать в качестве оружия палки  и камни, защищаясь от нападения крупных хищников,  а также применяли такое же оружие в совместной охоте  на травоядных, что сплачивало людей и придавало им  больше уверенности в своих силах. Однако без реальных  материальных доказательств и артефактов все утверждения  подобного рода о влиянии климата и употребления в  пищу мяса на активный рост мозга у древнейшего человека  остаются не более чем кабинетными домыслами. Так,  нам известно, что по крайней мере в Африке Homo erectus  пользовался каменными орудиями для разделки мяса[12], но  для того, чтобы выявить наличие непосредственной связи  между употреблением мяса, ухудшением климата и активным  ростом мозга, нам придется сопоставить биологические  параметры древнейших людей с чистыми вегетарианцами-приматами, жившими в ту же эпоху и при точно  таких же климатических условиях.

Не так давно Сара Элтон[13], антрополог, сотрудница  Кентского университета в Кентербери, высказала примерно  такие же мысли, но результаты ее исследований во  многом поколебали нашу веру в уникальность человека  как биологического вида. Она измерила объем черепа у  ископаемых останков некоторых видов приматов, живших  в период от 2,5 млн. (предполагаемое начало глобального  похолодания) до 1,5 млн. лет тому назад. Элтон провела  исследование двух основных ветвей гоминидов, которые  разделились именно в тот период, — представителей Homo  и Paranthropus, объединяющих в общей сложности шесть  видов. В качестве объекта для сравнения со стороны приматов  она выбрала представителей нескольких крупных  травоядных обезьян, сородичей бабуинов — Theropithecus,  живших в тех же условиях и примерно в то же самое время.  Результаты сопоставления оказались просто ошеломляющими.  У крупных травоядных обезьян за весь период  сравнения не было выявлено никаких признаков увеличения  объема мозга, тогда как у гоминидов обоих ветвей  Homo (ergaster и habilis) и Paranthropus (boisei) такие изменения  имели место. Так, в тот период не только появилось  несколько новых видов Homo и Paranthropus со значительно  большим объемом мозга, но и, что весьма показательно,  объем мозга значительно увеличился у всех гоминидов  в пределах каждого вида. Последнее наблюдение находит  еще более явное подтверждение в целом ряде навыков  поведения, присущих общим предкам ветвей Homo и  Paranthropus, но не свойственных их современникам-приматам.  Относительное увеличение объема черепа у обоих  ветвей гоминидов удивительно еще и в том смысле, что  представители ветви Paranthropus с его характерными огромными  челюстями считались чистыми вегетарианцами,  питавшимися исключительно растительной пищей. За период  в миллион лет, рассмотренный Элтон в ее исследовании,  средний объем мозга у гоминидов увеличился более  чем вдвое — с 400 до 900 куб. см.

Если сопоставить эру феноменального роста и увеличения  объема мозга с развитием линии человека в более  поздний период, бросается в глаза прерывность развития  при переходе от древних гоминидов к человеку современного  типа. Для сравнения достаточно сказать, что увеличение  объема мозга между древнейшим Homo habilis, жившим  примерно 2 млн. лет назад, и Homo rhodesiense, жившим  1,07—1,3 млн. лет назад[14], то есть за период около  700 тысяч лет, составило более чем 2,5 раза. В последующие  же 1,2 млн. лет, несмотря на тот факт, что большинству  типов человека, обитавших за пределами Африки, например,  Homo erectus из Азии и неандертальцам, жившим  в Европе, было присуще некоторое увеличение объема  мозга, от достижения объема мозга современного человека  их отделяло всего 6%. (Фактически же за последние  150 тысяч лет у человека современного типа имело место  общее снижение объема мозга; см. рис. 0.2.) Таким образом,  с физической точки зрения самый ранний период  эволюции человеческого древа был наиболее бурным и  драматичным.

Эти результаты свидетельствуют о том, что наиболее  ранний период нарастания неблагоприятных климатических  факторов — с конца плиоценового периода и на  протяжении климатического рубежа между плиоценовым  и плейстоценовым периодами — происходил выборочный  рост и увеличение объема мозга у ряда новых видов  гоминидов, тогда как у приматов, живших в тех же условиях,  подобной эволюции мозга не наблюдалось. Что же это  означает?

Во-первых, это — аргумент в пользу точки зрения о  том, что все эти гоминиды принадлежали к ветвям Homo и  Paranthropus и, следовательно, их общий предок обладал  рядом новых навыков поведения, способствовавших активному  росту мозга, который стал характерным для этих  видов к началу периода глобального похолодания. Другими  словами, прямоходящие обезьяны, жившие около 2,5  млн. лет назад, уже могли нести в своих генах семена будущего  невероятно активного развития мозга.

Во-вторых, этот факт ставит под сомнение обоснованность  гипотезы о роли мяса, хотя Элтон выдвинула в ее  поддержку ряд аргументов, сводящихся к тому, что представители  вида Paranthropus вовсе не были ни строгими  вегетарианцами, ни примитивными существами, не способными  создавать орудия, которые помогли бы им добывать  пищу из целого ряда ее новых источников[15].

В-третьих, естественный отбор, направленный на увеличение  объема мозга, по всей видимости, наиболее быстро  и интенсивно протекал на заре существования рода человеческого  — свыше 2 млн. лет тому назад.

Что касается теории, будто «мозговитых охотников  породило мясо», то с ней связана и другая проблема. Высшие  приматы были далеко не единственными охотниками  (т.е. хищниками), кормившимися на необозримых просторах  африканских саванн. Однако мы почему-то не видим  львов, гиен или африканских диких собак, бродящих по  вельду[16] с огромными черепами. Справедливости ради надо  признать, что эти прирожденные плотоядные имеют относительно  крупный мозг и отличаются большей смышленостью  и расчетливостью, чем их жертвы, однако они не  идут ни в какое сравнение ни с человеком, ни даже с  обезьянами. Это сильные, мускулистые существа, настоящие  мастера клыка и когтя. В отличие от них, гоминиды  всегда отличались интеллектуальной и физической гибкостью  в использовании все новых и новых источников пищи.  Мы и сегодня едим массу растительной пищи, в том  числе всевозможные фрукты, коренья, листья, семена, орехи  и ягоды. Наши руки и зубы развиты куда лучше, чем  клыки и лапы животных, специализирующихся на какомлибо  одном виде пищи. Единственная физическая особенность,  развившаяся у наших рук в процессе эволюции, помимо  оппозиции большого пальца, заключается в том, что  контроль за их манипуляциями осуществляет определенная  область мозга.

Значительное число поведенческих различий в рационе  питания, резко отличающих нас от плотоядных, в сущности,  представляют собой черты, общие для нас и наших  ближайших сородичей-приматов — шимпанзе. Мы, как и  они, признаем особую социальную значимость совместной  охоты.

Интереснейший ряд видеофильмов, запечатлевших  сцены охоты шимпанзе на обезьян-колобусов в Африке,  позволил выявить различия в поведении охотящихся шимпанзе  и плотоядных хищников. Мы узнали, что эффективность  охоты у этих небольших отважных приматов гораздо  выше, чем у львов. Добытое ими мясо, хотя шимпанзе  очень высоко ценят его, все же не является главной составляющей  их рациона. При этом охотятся далеко не все  стаи шимпанзе, и не все участники охотящейся стаи действительно  едят мясо. Те из них, которые принимают участие  в мясной трапезе, — либо верные исполнители, либо  самки, с которыми доминирующие самцы-охотники намерены  совокупиться. Таким образом, охота у шимпанзе —  это скорее дело престижа, чем общей стратегии выживания,  как это имеет место у людей. Сексуальные предпочтения  говорят о том, что сильные самцы-охотники выбирают  более надежные объекты передачи генов. Нам хорошо  известно, что средства привлечения партнеров, обусловленные  сексуальным отбором, могут быть весьма разными  — от павлиньих хвостов до крупного черепа.

Однако оставим вопросы сексуального отбора. Я хотел  бы подчеркнуть, что нам следует более пристально понаблюдать  за поведением наших ближайших сородичей по  биологическому древу. История эволюции приматов на  протяжении последних 10 млн. лет — это не история  жвачных млекопитающих, которые однажды вздумали отказаться  от растительной пищи и начали питаться вегетарианцами,  становясь все более и более дерзкими. Это —  история эволюции разумных всеядных, наделенных крупным  мозгом и обитающих в лесах, где они смогли обрести  физическую гибкость, сохранившуюся и после того, как  эти существа переселились в другую среду обитания. У  них сохранилась удивительная пластичность всех пяти  пальцев, а зубы их в большинстве случаев уменьшились, а  не увеличились.

По какой-то причине численность одной из групп  приматоподобных предков обезьян и людей резко увеличилась.  Превосходно чувствуя себя в привычной среде  обитания, они охотно употребляли большинство видов  растительной пищи, которые давали им леса. Проявляя  всеядность, они экспериментировали с диетой, пробуя  употреблять в пищу более мелких, чем они сами, животных.  В процессе борьбы за сексуальных партнеров охота  могла стать средством укрепления собственного престижа  в рамках сложившейся культурной практики. Будучи существами  смелыми и контактными, они легко адаптировались  к любым условиям, однако ни шимпанзе, ни наши далекие  предки никогда не отказывались ни от гибкости рациона  и осознания важности всеядности для выживания,  ни от особой роли социального взаимодействия, благодаря  которым они так успешно приспосабливались к среде  обитания.

Единственной и наиболее важной особенностью физического  облика, унаследованной нашими предками от австралопитеков, явилась уникальная среди всех прочих  млекопитающих способность постоянно передвигаться на  двух ногах. Независимо от того, было ли это фактором  адаптации к передвижению в саваннах, поросших высокими  травами, необходимостью охлаждения массивного черепа  и мозга или, что более вероятно, желанием освободить  руки, этот переход совершился за миллионы и миллионы  лет до того, как началось постепенное развитие и  увеличение объема их мозга. Когда, примерно 2,5 млн. лет  тому назад, произошло серьезное глобальное ухудшение  климата, поведение и физический облик наших предков  оказались вполне подготовленными к новому этапу эволюции.  Руки у наших предков были свободны, голова стала  крепкой и прохладной, а их разум, сообразительность и  готовность к сотрудничеству в освоении новых источников  пищи, включая мясо, оказались как нельзя более кстати.

Засушливый климат всего лишь сместил вектор гастрономических  пристрастий приматов, вынудив их уменьшить  долю растительной пищи в своем рационе. Вместо  того чтобы подражать крупным представителям семейства  кошачьих, отращивая, подобно им, огромные клыки и усиливая  и без того мощные челюсти, чтобы превратиться в  настоящих плотоядных, приматы сделали то, что уже не  раз делали в прошлом: прибегли к помощи мозга и рук.  Причем происходило это на фоне давних традиций приспособляемости  и социального взаимодействия. Новые  навыки поведения, связанные с быстрым развитием мозга  и появившиеся около 2,5 млн. лет назад, совпали с началом  плейстоценовой ледниковой эпохи. Этот новый комплекс  поведенческих навыков обладал громадным потенциалом,  позволившим справиться с массой неблагоприятных  климатических факторов. О том, что все эти факторы  были налицо около 2,5 млн. лет тому назад, прежде чем  появились первые люди, свидетельствует быстрый рост  мозга, имевший место не только у предка человека, но и у  его ближайшего сородича из рода Paranthropus.

Все новые и новые модели

Хотя по просторам африканских саванн примерно 2,5 млн.  лет тому назад продолжали бродить и другие виды мыслящих  приматов, в том числе — несколько видов рода Раranthropus,  нас интересуют исключительно представители  рода Homo, то есть древнейшие люди. Эти люди были  представителями новой концепции эволюции сразу в нескольких  отношениях: не только благодаря более крупному  объему мозга, смешанной диете и более мелким зубам,  но и благодаря способности усваивать адаптационные навыки,  включая изготовление первых каменных орудий  представителями самых древних видов человека.

Если в качестве отправной точки выбрать людей вида  Homo habilis, то Homo erectus можно считать видом, определившим  направление развития, чем-то вроде знаменитой  модели «Форд-Т» — родоначальницы нового класса.  Оказавшись типом даже более успешным, чем «Форд-Т»,  они занимали доминирующее положение на нашей планете  более полутора миллионов лет. Люди вида Homo erectus  с их суровыми, угрюмыми лицами, плоским носом и быстро  увеличивающимся объемом черепа очень напоминали  человека современного типа, можно сказать — с ног до головы.

Фото 2. Реконструкция головы Homo erectus. Эти люди с воинственным лицом и увеличенным объемом мозга покинули Африку, воспользовавшись первой предоставившейся возможностью, с успехом доминируя па планете на протяжении 2 млн лет.

Они использовали каменные орудия:  поначалу это были слегка подправленные камешки, а затем  — гораздо более сложные каменные топоры. Их африканский  предок, Homo ergaster, стал первым человеком, покинувшим  Африку примерно 1,95 млн. лет назад, чтобы  стать уже в Азии представителем вида Homo erectus. Люди  этого вида были ростом несколько меньше нас и быстро  расселились по необозримым просторам Средней Азии,  России, Индии, Дальнего Востока и Юго-Восточной Азии,  всюду принося с собой навыки изготовления так называемых  орудий из мелкого камня[17]. Существуют противоречивые  утверждения относительно того, что в ту же эпоху  продолжали существовать и их предшественники на генеалогическом древе человеческой эволюции — люди вида  Homo habilis. Однако куда более достоверны свидетельства  того, что представители всех будущих видов и ветвей  рода человеческого вышли из Африки в первый же промежуточный  период потепления между ледниковыми эпохами.

Люди вида Homo erectus занимали доминирующее положение  на нашей планете на протяжении примерно миллиона  лет до тех пор, пока новая ужасающая полоса ледниковых  периодов около 1 млн. лет тому назад не привела  к иссушению большинства территорий африканского  континента. В результате возникло новое, более приспособленное  семейство людей. Первым представителем этого  семейства в Африке был так называемый Homo rhodesiense.  Представители этого вида, не уступавшие нам в росте и  имевшие объем мозга около 1250 куб. см, использовали  более сложные каменные орудия так называемого ашолийского  типа, названного так по названию французской  деревни, в окрестностях которой были впервые найдены  образцы этого стиля. Орудия ашолийского типа включали  в себя крупные плоские камни, обтесанные с обеих сторон,  чтобы получился ручной топор с округлой (каплеобразной)  рубящей кромкой. Эти выходцы из Африки впервые  предприняли переселение в Европу и, возможно, в  Китай во время первого глобального потепления, наступившего  около полумиллиона лет тому назад, и принесли  с собой свою ашолийскую технологию[18].

Затем, примерно 350 тысяч лет назад, наступил очередной  суровый ледниковый период, в результате которого  около 300 тысяч лет назад на исторической сцене в Африке  появился новый вид. Одним он известен под своим архаическим  названием — Homo sapiens[19], другим — под названием  Homo helmei. Чтобы избежать путаницы, я в дальнейшем  буду использовать второе название (Homo helmei).  Представители этого вида, имевшие густые брови и такой  же рост, как и современные люди, а также несколько больший  объем мозга, составлявший у них около 1400 куб. см,  представляли собой нулевую, заключительную фазу увеличения  объема мозга. Как мы увидим в Главе 2, люди этого  типа тесно связаны с началом одной из важнейших революционных  эпох в технико-технологической области за  всю историю человечества, известной под названием Среднего  палеолита. Некоторые ученые в своих работах заходят  настолько далеко, что утверждают, что, если бы эти  густобровые создания появились на свет в современной  семье, они вполне вписались бы в наше общество[20].

Взглянув на долгий и протяженный путь после исхода  из Африки во время стабильного глобального потепления,  мы увидели бы, как представители Homo helmei примерно  250 тысяч лет назад расселяются по просторам Евразии.  Люди Homo helmei, вполне возможно, стали предками вида  Homo neanderthalensis[21] — знаменитых неандертальцев,  живших в Европе и Азии (см. табл. 3) и, возможно, имевших  в ту эпоху ряд близких родственников в Индии и Китае.  Между тем семейство видов человека, к которому  принадлежали и наши предки, в те времена пока что оставалось  в Африке и имело целый ряд физических отличий  от своих двоюродных братьев-неандертальцев, обитавших  в Европе[22] .

Что касается нашего вида, Homo sapiens, то он появился  более 170 тысяч лет назад. Его предком был некий вымерший  вид, общая численность которого с учетом всех ледниковых  периодов не превышала 10 тысяч особей[23]. Хотя  Homo sapiens тоже совершил исход из Африки в район Леванта  во время следующей паузы между ледниковыми периодами,  наступившей около 120 тысяч лет тому назад,  данные генетических исследований свидетельствуют о  том, что его представители полностью вымерли там во  время следующего ледникового периода. (Левант — термин  несколько устаревший, но весьма уместный в данном  контексте. К Леванту относились современные Сирия, Ливан,  Израиль, Палестина и Иордания, то есть практически  весь Средиземноморский Ближний Восток, за исключением  Египта и Турции.) Когда люди современного типа примерно  70—80 тысяч лет назад начали активно расселяться  из Африки по всему остальному свету, в Евразии еще жили  представители других ветвей человека. Так, европейский  неандерталец и, вполне возможно, азиатский Homo erectus  еще жили каких-нибудь 30 тысяч лет назад, однако никаких  следов их генофонда в организме современного человека  не обнаружено.

Весьма показательно, что как неандертальцы, так и люди  современного типа, жившие еще до последнего ледникового  периода (примерно 20—30 тысяч лет тому назад),  имели значительно больший объем мозга, чем мозг современного  человека[24]. Порой складывается впечатление,  что магический эффект увеличения объема мозга, присущий  ледниковым периодам, утратил свою чудодейственную  силу задолго до нашего рождения на ветви подвида  Homo helmei (рис. 0.2). Быть может, дальнейший рост объема  мозга начал представлять серьезную угрозу. Так или  иначе, но объем мозга сам по себе перестал играть роль  фактора, определяющего успех вида, и на первый план вышло  умение пользоваться мозгом. А это повлекло за собой  появление новых навыков и культурных инноваций.

После того как мы, люди, покинули просторы Африки,  несмотря на то что дальнейшее увеличение объема мозга  полностью прекратилось, климатические факторы продолжали  играть доминирующую роль в процессе расселения  человечества и появления все новых и новых изобретений  и открытий вплоть до нашего времени. Не будет преувеличением  сказать, что волны технических инноваций человечества,  распространявшиеся по просторам Евразии начиная примерно с 80 тысяч лет тому назад, были в большей  степени результатами стрессов и преодоления их,  чем новых биологических факторов, способствовавших  развитию человеческого биокомпьютера (мозга).

Рис 0.2

Так, например,  появление новых технических достижений и инноваций,  прослеживаемое археологами на протяжении  Раннего, Среднего и Позднего Верхнего палеолита, а также  мезолита и неолита, неизменно совпадало с катастрофическим  ростом влажности климата в Европе и миграциями  населения на все новые и новые территории. Эти  же факторы в Юго-Восточной Азии нашли свое выражение  в активном развитии техники строительства лодок и  судов и росте мореплавания, ставших ответом человечества  на затопление обширных земель континентального  шельфа в результате резкого подъема уровня моря.

Таким образом, быстрое увеличение объема мозга явилось  ключевым фактором, выделившим человека из всех  прочих прямоходящих приматов, живших на Земле около  2,5 млн. лет назад. С тех пор объем нашего мозга претерпел  ряд изменений и колебаний. Его увеличение не носило  стабильного характера, причем большая часть роста  объема мозга (в два раза) произошла еще у Homo erectus,  жившего около 2 млн. лет назад. Другими словами, самое  быстрое и радикальное увеличение и развитие мозга произошло  у наших предков примерно 1,5 млн. лет тому назад,  и с тех пор его темпы постепенно замедляются. Главный  парадокс заключается в том, что сегодня бурными  темпами идет накапливание все новых инноваций и поведенческих  навыков, приобретшее в последние годы взрывной  характер.

Идея Болдуина

Решение парадокса — противопоставления быстрого роста  объема мозга в древности и культурно-технологического  взрыва, переживаемого человечеством сегодня, — заключается в том, что человеческая культура, образно говоря,  питает сама себя, чем и обусловлены все убыстряющиеся  темпы ее развития. Как мы вскоре убедимся, история эволюции  человеческой культуры — это отнюдь не виртуальная  копия биологического древа человечества, на котором  каждый последующий вид заметно прибавляет в разуме и  сообразительности, что сразу же находит свое выражение  в использовании все более сложных орудий. В отличие от  биологической эволюции, движущие силы создания все  новых и новых культурных достижений всегда развивались  совершенно иным путем, и хотя наш мозг давным-давно  перестал увеличиваться в объеме, наша культура  продолжает и продолжает развиваться. В основе революционных  изменений, переживаемых сегодня человечеством,  лежит совместная эволюция культуры и генофонда  человека. И хотя эта концепция выглядит достаточно простой,  она способна преодолеть все наши этнические и расовые  предрассудки.

Механизмы, посредством которых поведенческие инновации  или «новая культура» влияют на ход эволюции,  впервые были сформулированы американским физиологом  Марком Болдуином около ста лет тому назад[25].