Пролог
Пролог
Краков, сентябрь 1989 года
Никто, зажегши свечу, не покрывает ее сосудом и не прячет под ложем — а ставит на подсвечник, чтобы входящие видели свет;
Ибо нет ничего тайного, что не стало бы явным, и нет ничего сокровенного, что не сделалось бы известным и не обнаружилось бы.
Евангелие от Луки, глава 8, ст. 16—17
К акая в том году в Южной Польше стояла замечательная осень! Почти без дождей и холодных ветров, ласково-теплая, тихая, багряно-золотая. Сказочная осень — в такую осень хорошо, забравшись в отроги Бескид, с рассвета до полудня бродить по склонам поросших буком и орешником холмов, досыта, допьяна надышаться прохладным и хрустально чистым горным воздухом. А потом на уютной террасе маленькой горной харчевни съесть добротную порцию горячего, огненно-пряного бигоса со свиными ножками, запив ее ледяным «окоци-мам». А вечером, нагулявшись до ломоты в коленях, разжечь на открытой всем ветрам площадке над неглубоким ущельем костерок и, усевшись на необхватные бревна, смотреть на звезды, в неимоверном количестве вдруг высыпавшие над головой. И, вглядываясь на север, в прозрачной сгущающейся синеве воздуха различать огни далекого Кракова или Новой Гуты, а может быть, Бохни или Велички — кто знает?
Я люблю Польшу. Я говорю по-польски почти как житель Подляшья и знаю Краков не хуже обитателя Звежинца или Казимежа. Я проехал по дорогам Дольнего Шленска больше километров, чем по шоссе и проселкам Тверской области, а в Белостоке или Торуни ориентируюсь уверенней, чем в Смоленске или Брянске. Я отлично понимаю ход мыслей люблинского торговца овощами и знаю, что думает обо мне официантка в придорожном баре в Радоме. Я никогда не чувствовал себя здесь чужим, и даже польская речь никогда не резала мне ухо своими многочисленными шипящими согласными, наверное, просто потому, что на второй день пребывания на польской земле я уже не просто говорил — я даже думать начинал по-польски.
Я люблю Польшу — потому что это страна моих двоюродных братьев и сестер, близкая мне по духу и родная по крови.
Сегодня ставшая мне чужой и враждебной.
Как ТАКОЕ могло случиться? И разве ТАКОЕ вообще возможно?
Я был осенью восемьдесят девятого года в Польше — я видел все это своими глазами.
Это не произошло вдруг, в одночасье. Той ласковой золотой осенью я видел, как моих польских братьев начинали исподволь учить ненавидеть меня и мою страну.
Я видел, как оскверняли память о наших павших за Польшу бойцах, как, истошно требовали сноса памятника маршалу Коневу в Кракове.
Я слышал, как воем выли о трагедии Катыни нанятые плакальщики, ежечасно по всем телеканалам демонстрируя все новые и новые «версии» этого события, бессовестно оболгав меня и мой народ.
Своими глазами я видел, как вошедшие в раж ублюдки плевали на военные машины моей страны и как «ясновельможное паньство» учило пятилетних детей грозить им вослед маленькими кулачонками.
Я был свидетелем того, как старательно доставали из заросших паутиной подполов истлевшие знамена русско-польской вражды.
Мне было больно видеть, как лили фальшивые слезы по святым мученикам Варшавского восстания — обвиняя в их трагической гибели моих тогдашних вождей, маршалов и генералов.
На моих глазах очерняли мою страну, объявляя ее повинной во всех мыслимых грехах и преступлениях, — и делали это нагло, уверенно, безнаказанно. Творили подобное, зная, что моя страна тогда была слаба, что моей страной тогда правили предатели и недоумки, что моя Родина в то время не могла достойно ответить на эти немыслимые ранее издевательства, на этот антирусский смрад, которым вдруг резко повеяло в Польше.
Я видел все это. Ия свидетельствую — все мерзости, что с той осени восемьдесят девятого и по сегодняшний день говорят о моей стране польское телевидение и радио, пишут польские газеты и журналы, есть планомерная и целенаправленная политика тех сил вне Польши, что уже однажды ввергли эту страну в катастрофу — кровавой осенью тридцать девятого года. И всегда готовы сделать это еще раз, потому что для них Польша всегда была, есть и будет мелкой разменной монетой в большом бизнесе под названием «мировая политика». Они уже однажды принудили Польшу стать жертвой вселенского военного пожара, и лишь благодаря моей стране сегодня Польша все еще существует на карте. Помнят об этом поляки? Семнадцать последних лет их старательно учат об этом забыть.
Мы не позволим им этого сделать.
О том, кто, когда и как превратил Польшу в «локомотив» Второй мировой войны, в ее застрельщика и первую жертву и кто на самом деле спас ее от окончательной гибели, —эта книга.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.