Зарождение идеи
Зарождение идеи
Впервые идея о возможности прослушивания советских подводных кабельных линий связи зародилась в конце 1970 года у уже упоминавшегося Джеймса Брэдли, начальника отдела подводных операций разведывательного управления ВМС США. Возможно, эта мысль у него возникла при знакомстве с опытом германских подводных лодок периода Второй мировой войны по прослушиванию трансатлантических кабелей или, быть может, при тщательном изучении навигационных карт прилегающих к советскому побережью морей, где указывались запретные для траления рыбы районы, а может, из-за других причин. Но как бы там ни было, именно Брэдли предложил использовать для этих целей атомную подводную лодку «Хэлибат», которая блестяще справилось перед этим с обнаружением затонувшей советской подводной лодки К-129. В качестве района, где первоначально могла быть успешно решена эта задача, им было избрано Охотское море. Здесь, по его расчетам, должен был пролегать телефонный кабель, связывающий базу ракетных подводных лодок в районе Петропавловска-Камчатского с материком, со штабом Тихоокеанского флота во Владивостоке и Москвой. По нему, как он полагал, должна была передаваться информация о планах применения подводных лодок, ракетных стрельбах и задачах боевой подготовки, сведения о ядерных арсеналах, системе обеспечения и обслуживания ракетоносцев и т. д. Все эти данные представляли исключительную ценность для военно-морской разведки США. Притягательным для американской стороны был также тот факт, что по подводным кабельным линиям связи, как предполагалось, передается главным образом незасекреченная либо относительно невысокой криптографической стойкости информация.
Первоначально в отделе, возглавляемом Брэдли, рассматривались три района, где существовала наибольшая вероятность прокладки подводных военных кабелей связи и где была возможность подключения к ним с использованием подводных лодок: Балтийское, Баренцево и Охотское моря. Предпочтение было отдано последнему из трех району, так как на Камчатке была одна из крупнейших в ВМФ база ракетных подводных лодок стратегического назначения, она была в наибольшей степени изолирована от основных командных инстанций на материке, а в Охотском море можно было ожидать наименьшего противодействия противолодочных сил советской стороны.
Вместе с тем наряду с очевидной заманчивостью идеи, предложенной Брэдли, ей сопутствовал и целый ряд факторов, которые могли бы существенно затруднить ее реализацию.
Прежде всего, как на дне Охотского моря — общей площадью 611 000 квадратных миль — найти кабель толщиной, как предполагалось, не более 13 сантиметров? Проблема трудноразрешимая, но решаемая. Решаемая с помощью еще одной блестящей идеи, предложенной Брэдли. Вспомнив, как в детстве, плавая по реке Миссисипи, он видел на ее берегах предупреждающие знаки «Кабель. Якоря не бросать!», Брэдли предложил искать на побережье Охотского моря аналогичные знаки. Отыскав их в определенной точке на берегу с помощью лодочного перископа, затем можно будет существенно ограничить последующий район поиска кабеля на дне моря.
Необходимо было учитывать и тот фактор, что подключение к подводному кабелю предполагалось на глубинах 100–130 метров, а это небезопасно для водолазов подводной лодки, осуществляющих его без соответствующей аппаратуры. Решение и данной проблемы было найдено за счет создания особого водолазного снаряжения и оснащения в ходе модернизации подводной лодки «Хэлибат» специальной декомпрессионной камерой.
Существовал также отрицательный опыт действий американских подводных лодок по поиску, как предполагалось, советской кабельной гидрофонной системы у острова Сицилия в начале 70-х годов. Эта операция проводилась по данным и под патронажем отдела Брэдли, считавшего, что Советы развернули в Средиземном море систему гидроакустического наблюдения, аналогичную американской СОСУС. Несколько разведывательных походов американских подводных лодок были безуспешными. И только в последнем походе, в котором участвовали атомная лодка «Сихорс» и сверхмалая подводная лодка NR-1, был обнаружен предмет приложения стольких усилий, но им оказался итальянский телефонный кабель, заброшенный со времен Второй мировой войны. Последствия для военно-морской разведки и, в частности, для авторитета отдела Брэдли, со стороны руководства ВМС США после этого фиаско были весьма ощутимы. Однако правильные выводы из этого отрицательного результата были сделаны, и не без пользы для последующих разведывательных операций под водой.
И последнее. Необходимо было убедить командование ВМС, а также высшее военно-политическое руководство США в целесообразности и необходимости этой сложнейшей, дорогостоящей и весьма рискованной операции по подключению к советской подводной линии связи. Ведь речь шла о собственности другой страны, несанкционированном доступе к ее «святая святых» — государственной тайне с возможным нарушением территориальных вод. Это могло привести к далеко идущим опасным последствиям, в том числе и большим человеческим жертвам.
Прежде всего Брэдли доложил о своем замысле непосредственному начальнику контр-адмиралу Халлфингеру, начальнику разведывательного управления ВМС, а затем адмиралу Замволту, начальнику штаба ВМС США, и заручился их поддержкой. Только еще один человек в высших эшелонах командования ВМС, кроме указанных лиц, был проинформирован о предстоящей сверхсекретной операции — командующий подводными силами Тихоокеанского флота США.
О своих планах Брэдли был вынужден также поставить в известность еще одну суперсекретную организацию — Национальный подводный разведывательный центр. Этот центр имел двойное ведомственное подчинение — командованию ВМС и ЦРУ. Он курировал наиболее сложные и рискованные операции американских подводных сил. С помощью этого центра и ЦРУ Брэдли надеялся добиться крупных ассигнований на задуманную им весьма дорогостоящую операцию.
Здесь следует сделать небольшое отступление.
Примерно в этот же период ЦРУ независимо от военно-морской разведки также заинтересовалось данным регионом. Один из лучших аналитиков отдела стратегических исследований ЦРУ Рей Бойл обратил внимание на, казалось бы, малозначительный факт, приведенный в одной из агентурных сводок. Там говорилось, что на советских навигационных картах Охотского моря с грифом «Для служебного пользования», которые предназначались для капитанов и штурманов рыболовецких судов, горловина залива Шелихова между полуостровом Камчатка и материком была объявлена запретной для траления и рыбной ловли. Обычно такие меры принимались, когда в районе велись какие-то подводные работы, например прокладка трубопровода. Но тщательное изучение различной справочно-информационной литературы не дало подтверждения этой версии. Тогда было принято решение произвести детальную аэрокосмическую фоторазведку подозрительного района.
Полученные через некоторое время снимки фотокосмической разведки дали неожиданные результаты. На побережье полуострова и материка в данном районе следов инженерных и земляных работ обнаружено не было. Однако было установлено другое: от Петропавловска-Камчатского на восточном побережье полуострова к Палане на западном сравнительно недавно велась прокладка подземной линии коммуникаций, которая обрывалась, не дойдя до побережья залива. Для уточнения полученной информации было решено задействовать агентурный источник на Камчатке. Но здесь специалистов из Лэнгли ждала неудача — связь с источником была потеряна. Представители отдела стратегических исследований не отчаивались и снова приступили к анализу и обобщению всех имеющихся сведений по данному вопросу. Определяющими факторами при формировании окончательной версии аналитиков были следующие: наличие пункта базирования советских ракетных подводных лодок стратегического назначения в бухте Крашенинникова недалеко от Петропавловска-Камчатского, полигона «Боевое поле Кура» в северо-восточной части полуострова, предназначенного для обеспечения стрельб межконтинентальными баллистическими ракетами, а также подземной линии коммуникаций, связывающей Петропавловск-Камчатский с западным побережьем полуострова. С учетом этого и был сделан вывод — по дну горловины залива Шелихова в Охотском море проложен подводный кабель связи, причем по нему может передаваться важная военная информация, в том числе и касающаяся испытаний межконтинентальных баллистических ракет. Обстоятельный доклад с изложением всей информации по данному вопросу и обоснованием окончательного вывода был представлен в адрес директора ЦРУ США.
Необходимо отметить, что отношения членов разведывательного сообщества США всегда были непростыми, и особенно это относилось к ЦРУ и РУМО. (Вспомним хотя бы историю с подъемом затонувшей советской подводной лодки К-129.) Жесткая конкуренция между ними, порой «на грани фола», часто приводила к тому, что в указанных ведомствах могли заниматься одним и тем же вопросом, не зная об этом и не информируя друг друга. Так было и в данном конкретном случае: представитель военно-морской разведки Брэдли не знал, чем занимается «цэрэушник» Бойл, и наоборот. Информация по этой сверхважной проблеме в силу указанных причин могла встретиться только на самом верху иерархической служебной лестницы, но и там она использовалась главным образом с точки зрения ведомственных интересов.
Сейчас, по прошествии многих лет, и ЦРУ, и РУМО, и военно-морская разведка стараются, на первый взгляд, ненавязчиво представить собственную версию о том, что именно их организация инициировала и претворяла в жизнь эту, одну из самых успешных, как они полагают, американских разведопераций. Но для нас не это основное, а очевидность того, что идея все-таки зародилась и ее надо было воплощать в реальность.
Итак, для Брэдли теперь оставалось самое главное — убедить помощника президента США по национальной безопасности Киссинджера и его главного военного советника генерала Хейга. От этих ключевых фигур в американской политике зависело, будет ли предложенная операция одобрена вообще и каким образом.
В то время все тайные операции, проводимые за рубежом, рассматривались в так называемом «Комитете 40». Его членами были директор ЦРУ, председатель комитета начальников штабов ВС и другие высшие должностные лица правительства и конгресса США. После захвата американского разведывательного корабля «Пуэбло»[39] на заседаниях данного комитета должны были рассматриваться все зарубежные разведывательные операции, включая и самые рутинные: операции ЦРУ в странах «третьего мира», прослушивание правительственной связи в Кремле, действия американских подводных лодок в прибрежных водах СССР, полеты самолетов-разведчиков над территорией других стран и т. д. Члены указанной комиссии предварительно рассматривали и давали рекомендации о возможности одобрения той или иной операции. Председателем «Комитета»[40] являлся Киссинджер, от которого зависело, каким образом будет доложен тот или иной вопрос и какая процедура будет избрана для его одобрения. В ряде случаев Киссинджер мог согласовать ту или иную операцию по телефону, а иногда полностью брал ответственность за те или иные действия на себя.
На такой вариант втайне и надеялся Брэдли, когда предварительно докладывал свой план Киссинджеру и Хейгу. Больше всего его беспокоили возможные вопросы членов комиссии о допустимой степени риска в данной операции. Так как, например, для того, чтобы осуществлять поиск ранее упомянутых навигационных знаков на советском побережье, подводной лодке необходимо будет заходить в трехмильные территориальные воды, что являлось общепризнанным нарушением суверенитета другого государства, могущим повлечь за собой весьма опасные последствия для американской стороны. Но доклад Брэдли был настолько убедительным, что Киссинджер решил взять ответственность на себя и, минуя членов «Комитета 40», лично доложить президенту Никсону о необходимости проведения подобной операции.
Итак, путь для похода атомной подводной лодки «Хэлибат» в Охотское море был открыт.