17. Исороку Ямамото Алиби флота (1884–1943)

17. Исороку Ямамото

Алиби флота

(1884–1943)

_{Г.П. Уилмотт}

Значение отдельного командира в битвах ХХ века всегда служило предметом споров и оценивалось по-разному. Современная война слишком сложна и ведется с таким размахом, что ум одного человека просто не в состоянии контролировать ее и управлять всеми войсками. Именно для этого были созданы штабы. Технологические новинки идут непрерывным потоком, что создает дополнительные сложности. Личность командира все еще остается важным элементом, но пределы его способности руководить ходом боевых действий, вне зависимости от звания и должности, теперь не столь определенны, как ранее. Если рассматривать роль и действия адмирала Исороку Ямамото, главнокомандующего японским Объединенным Флотом с сентября 1939 по апрель 1943 года, историку приходится разделять человека и систему.

Эту задачу еще больше осложняют трудности историографии и методологии. В ХХ веке война ведется между социальными системами и обществами, и ее характер резко отличается от войн прошлого, но англо-американская историография никак не может освободиться от заложенного еще Карлейлем подхода. Он все рассматривал через призму влияния «великих личностей», и для него война была поединком гладиаторов, олицетворявших свои нации. При таком подходе имя Ямамото неизбежно ставится на первую строку списка японских лидеров, как это сделал журнал «Тайм» вскоре после нападения на Пирл-Харбор. Такой стиль историографии по меньшей мере спорен, а если учесть процесс разделения ответственности, характерный для японцев, он становится и вообще сомнительным. В этом случае крайне сложно определить персональную ответственность за то или иное решение. Более того, любой анализ действий японцев во Второй Мировой войне невольно исходит из того, что страна эту войну проиграла, а попытка Японии добиться господства на Дальнем Востоке была своего рода атакой нации-камикадзэ. И потому границы личной вины определить крайне трудно, так как заранее известно, что поражение было неизбежно.

Еще более трудно оценить действия Ямамото потому, что в последние десятилетия на Западе возобладала упрощенная, но выглядящая убедительно точка зрения. Считается, что тщательное изучение документов оправдывает Японию и Императорский Флот в тех действиях, которыми гордиться не следует. Историки изображают Ямамото как умеренного националиста и патриота, который безуспешно пытался приостановить сползание Японии к войне, инициатором которого была Императорская Армия. Однако, когда война стала неизбежной, адмирал приложил все силы и способности для достижения победы, хотя в частных беседах признавал, что Япония ее не может добиться. Часто цитируют его высказывание, что Япония в войне против Соединенных Штатов в течение 18 месяцев будет иметь успехи, но потом сложности начнут стремительно возрастать. Его выдают за свидетельство трезвого и дальновидного подхода и автоматически распространяют на весь Императорский Флот.

Такой портрет Ямамото выглядит очень убедительно, особенно 40 лет спустя. Но вот насколько он верен? Действия Императорского Флота в Шанхае в 30-х годах ясно показали, что он не может служить образцом благородства и сдержанности. Именно флот, а не армия, жаждал захватов на азиатском материке, именно он развязал войну в Юго-Восточной Азии в 1941 году. Именно Ямамото, а не морское министерство или Морской Генеральный Штаб, потребовал в рамках войны за Юго-Восточную Азию начать действия против Соединенных Штатов. Операция против Мидуэя, кампания на Гуадалканале и воздушное наступление на юго-западе Тихого океана в апреле 1943 года не принесли ни стратегического, ни тактического успеха «величайшему адмиралу после Нельсона». Если попытаться судить беспристрастно, то можно лишь удивляться, почему Джеллико или Нимица всегда уважали меньше.

Точно такие же трудности возникают при попытках оценить довоенную службу Ямамото. Англоязычной литературы о нем крайне мало. Большая часть японских источников тривиальна и переполнена похвалами, а дух фатализма, присущий японцам, не позволят им задаваться какими-либо вопросами. Но даже из того, что написано, а также между строк написанного, можно прочитать, что Ямамото был далеко не идеальной личностью. Его отношение к жене и семье вообще не укладывается в рамки порядочности. Вдобавок, он был азартным игроком. Подняться на вершину военной иерархии ему помогали тщательно продуманные интриги и хорошо развитый инстинкт самосохранения. Он был совершенно безжалостен к соперникам и презирал менее одаренных людей. В последние годы он стал откровенным деспотом. Он даже не пытался обосновать свой план захвата Мидуэя и использовал свое влияние для того, чтобы отмести в сторону все возражения как вышестоящих офицеров, так и своих подчиненных. После Мидуэя, когда стали особенно важны такие качества, как гибкость мышления и дар предвидения, он, похоже, растерял большую часть своей прошлой самоуверенности. С другой стороны, он сохранил высокое чувство долга и не поддался соблазнам материальной наживы, ему был чужд культ личности, складывавшийся вокруг него. Важной чертой его характера была отвага, и хотя он был невысок ростом, один вид адмирала внушал трепет окружающим.

Ямамото родился в Нагаока, префектура Такано, 4 апреля 1884 года, в семье школьного учителя. Впрочем, тогда его звали Исороку Такано. Он занимал пост командующего Объединенным Флотом дольше, чем любой другой адмирал в истории Императорского Японского Флота. В 1904 году он закончил военно-морскую академию Этадзима и служил на одном из кораблей адмирала Того во время Цусимского сражения. Там он был ранен в правую ногу и потерял 2 пальца на левой руке. Когда ему исполнилось 29 лет, его родители скончались. Исороку Такано был принят в клан Ямамото, такие усыновления были довольно обычном делом в Японии того времени. В 1919 году он был отправлен в Соединенные Штаты учить английский язык и до середины 1921 года прожил в пригороде Бостона Бруклине. После производства в капитаны 1 ранга Ямамото вернулся в Соединенные Штаты уже в качестве военно-морского атташе и занимал этот пост в 1926 — 28 годах. Ямамото пользовался успехом у своих американских знакомых, хотя остался крайне низкого мнения об американском флоте. Он считал его чем-то вроде «клуба для игроков в гольф и бридж».

После возвращения из Соединенных Штатов Ямамото переквалифицировался из артиллеристов в морские летчики. В 1928 году он становится командиром авианосца «Акаги», а в 1929 году получает звание контр-адмирала. В 1933 году Ямамото занимает пост командира дивизии авианосцев. Ямамото поочередно занимает несколько административных и политических должностей, и становится ясно, что его ждет блестящая карьера. Он входит в состав японских делегаций на Лондонских конференциях по ограничению морских вооружений в 1930 и 1935 годах, возглавляет технический отдел департамента аэронавтики, а позднее и сам департамент. С 1936 по 1939 год он занимает пост заместителя морского министра в 4 различных правительствах. После Лондонских конференций Ямамото становится известен широкой публике как дома, так и за рубежом. Однако его положение во флотской иерархии в 30-х годах не было прочным, так как он трижды выступал против общепринятой точки зрения. Прежде всего, он был сторонником процесса ограничения морских вооружений, который был начат Вашингтонской конференцией 1922 года. На ней было установлено соотношение сил линейных флотов США, Великобритании и Японии, равное 5: 5: 3. Далее, Ямамото был сторонником развития авианосной авиации. В японском флоте, как и в остальных, этому противились консерваторы, по-прежнему верившие в несокрушимость превосходства линкоров. Вдобавок Ямамото был противником союза с европейскими державами Оси, хотя множество армейских и флотских офицеров поддерживали этот курс, особенно армейцы. Несмотря на возникшие после смерти адмирала мифы, Ямамото не пользовался большим уважением и любовью на флоте в то время, когда занимал пост командующего. Наоборот, его репутация среди офицеров была весьма шаткой. Он нажил себе огромное множество врагов, и одной из главных причин его назначения на пост командующего было желание вышестоящего начальства убрать адмирала подальше от возможных убийц. Ведь в тот период различные ультрапатриотические организации частенько устраняли недостаточно лояльных, по их мнению, людей.

Результаты деятельности Ямамото на этих постах следует расценить как довольно противоречивые. В конце 1941 года Япония имела больше авианосцев, чем любая другая держава, — 10 единиц, однако в области политики имелись два важнейших фактора, оказавших роковое влияние — ограничение морских вооружений и союз с Германией и Италией. Впрочем, ни в том, ни в другом лично Ямамото не виноват. Ограничение морских вооружений было ключевым фактором во взаимоотношениях с Соединенными Штатами, а Ямамото занимал недостаточно высокий пост, чтобы определять национальную политику. Присоединение Японии к Оси произошло уже после того, как он покинул Токио. Между морским министерством, Морским Генеральным Штабом и Объединенным Флотом шла постоянная борьба. В таких условиях любой из старших офицеров должен был иметь ряд своих протеже, которых можно было использовать для сокрушения соперников. В результате Ямамото, морской министр Мицумаса Ионаи и их единомышленники находились под постоянным сильнейшим давлением. Возможно, самое большое, что они могли сделать, — проследить, чтобы старшие офицеры не превращали своих подчиненных в простых марионеток, как это произошло в армии. Может быть, оттяжка подписания договора между Японией и Германией являлась максимумом того, что мог сделать флот. При сложившихся обстоятельствах большего добиться было трудно.

Ямамото прибыл в Хасирадзиму, где базировался флот, в качестве одного из самых способных командиров, что признавали даже его противники. Кроме того, он был тесно связан с морской авиацией. Именно эти 2 фактора определили его славу, как одного из величайших адмиралов ХХ века. В действительности до 1939 года Ямамото не командовал ни одним из японских флотов. С октября 1933 по май 1934 года он занимал должность командира дивизии авианосцев, но это было слишком недолго, чтобы полностью осознать революционные изменения в характере морской войны, и уж совершенно недостаточно, чтобы продемонстрировать свою компетентность и способности. Вообще вся карьера и репутация Ямамото для западного историка — сплошная загадка. И не только потому, что с 1929 по 1939 год он почти не выходил в море, где мог продемонстрировать свои тактические таланты, но и потому, что он не оказал заметного влияния на формирование доктрины флота ни до, ни после 1939 года. Его репутация как одного из создателей японской морской авиации при ближайшем рассмотрении оказывается дутой. По своим талантам Ямамото значительно уступал вице-адмиралу Сигеёси Иноуэ. Хотя правдой является то, что японская морская авиация совершила значительный рывок именно в то время, когда Ямамото занимал различные посты в морском министерстве, — его личный вклад в дело промышленного развития трудно обнаружить. Иногда утверждают, что во время службы в департаменте аэронавтики Ямамото принимал участие в создании истребителя Мицубиси «Зеро», который в 1941 году был лучшим в мире авианосным истребителем. Но если он и поддерживал «Зеро», это же делали и многие другие люди. Нет никаких достоверных доказательств того, что Ямамото приложил здесь какие-то особенные усилия.

Вопрос о стратегических и оперативных талантах Ямамото лучше рассмотреть не на примере его самой известной операции — атаки Пирл-Харбора, а в битве при Мидуэе. Эта операция была единственным случаем, когда сам адмирал руководил действиями флота в бою. Тщательное исследование доктрины Объединенного Флота, его организации, методов подготовки операции и проведения кампании показывает, что в 1942 году японцы исповедовали те же взгляды, что и 10 лет назад. Сухой и беспристрастный анализ битвы не позволяет нам отнести Ямамото к великим флотоводцам.

Атака Мидуэя, как и Пирл-Харбора, была предпринята по настоянию Ямамото. Он сумел сломить сопротивление нерешительного и сомневающегося Морского Генерального Штаба, и сам выбрал время. Штаб предпочитал развернуть наступление на юго-западе Тихого океана, стратегической целью которого была изоляция Австралии от Соединенных Штатов. Ямамото желал снова начать действия в центральной части океана. Путем захвата Мидуэя, находящегося всего в тысяче миль от Гонолулу, он намеревался вынудить американские авианосцы вступить в бой, чтобы уничтожить их. Это позволило бы японцам окончательно решить задачу, поставленную еще в декабре 1941 года, а также создать аванпост, который, кроме всего прочего, мог помешать повторению американского воздушного налета на Японские острова (в апреле 1942 года группа самолетов полковника Дулитла, взлетевшая с авианосцев, бомбила Токио). В конце концов, стороны пришли к компромиссу, который оказался роковым. В мае было решено высадить десант в Порт-Морсби, австралийской базе на востоке Новой Гвинеи, и лишь после этого в июне — на Мидуэе. Необходимость готовить корабли Объединенного Флота к этой операции помешала японцам выделить крупные силы для захвата Порт-Морсби. Именно это определило исход боя в Коралловом море 7–8 мая 1942 года. Японские силы вторжения были вынуждены повернуть назад, потеряв 1 легкий авианосец. Авиагруппы 5-й дивизии авианосцев понесли тяжелые потери, и потому она не смогла принять участие в атаке Мидуэя.

Что касается самой операции против Мидуэя, то Ямамото поставил ее в зависимость от нескольких факторов. Ведение разведки с помощью гидросамолетов с подводных лодок было плохо подготовлено. В разведывательных завесах зияли широкие бреши. Хотя японский флот имел 8 авианосцев и в течение месяца в строй должен был войти девятый, Ямамото разделил свои силы. В результате в критической точке у Мидуэя находились всего 4 авианосца, которые должны были решить две различные задачи — нейтрализовать сам остров и уничтожить американский флот. В результате японцы получили лишь незначительное превосходство над американцами, которые имели 3 авианосца. Общий план операции разбросал корабли японского флота по всей западной части Тихого океана — от Алеутских островов до Мидуэя, причем отдельные соединения не могли прийти на помощь друг другу в случае необходимости. Большинство самолетов, которые должны были базироваться на Мидуэе после захвата острова и обеспечить поддержку с берега, когда американцы предпримут ответные действия, чтобы отбить остров, находилось на 2 авианосцах, направленных к Алеутским островам. План этой операции был, если говорить мягко, не слишком разумным. И всю ответственность за это несет Ямамото, операцию разрабатывал штаб Объединенного Флота под его руководством. Самым ярким свидетельством порочности плана Ямамото является тот факт, что Объединенный Флот, развернув 24 подводные лодки, 109 надводных кораблей и 422 самолета, сумел атаковать всего 1 американский корабль. При этом японцы потеряли 4 эскадренных авианосца и 1 тяжелый крейсер в обмен на этот самый несчастный авианосец.

Если рассмотреть стратегические и оперативные основы японского плана захвата Мидуэя, то выяснится, что сложный механизм, с помощью которого японцы намеревались захватить господство в центральной части Тихого океана и уничтожить американский флот, базируется на устаревшей и нереалистичной концепции «решающего сражения», созданной в межвоенный период. Эта схема делала упор на артиллерию и ночные торпедные атаки и восходила к временам Цусимского сражения. Японцы не сделали никаких попыток сбалансировать состав авианосных соединений. Авианосцы доказали свою способность уничтожать вражеские корабли, но японские адмиралы об этом словно забыли. Первые 6 месяцев войны Ямамото провел в Хасирадзиме, следя за операциями японских и американских авианосных соединений и изучая их. Однако ни он сам, ни его штаб не сумели или не пожелали увидеть противоречивость поставленных задач. Кроме того, они не сумели заметить и исправить один из принципиальных и серьезных пороков плана. Авангард имел минимальные возможности для ведения разведки, тогда как главные силы, находящиеся в нескольких сотнях миль позади, имели явный переизбыток разведывательных средств.

Органические пороки такого распределения сил совершенно очевидны. И все-таки штаб Ямамото разработал такой план, при котором авианосное соединение подвергалось огромному риску, атакуя береговые сооружения, так как плохая организация разведки не позволяла своевременно обнаружить вражеский флот, готовящий контратаку. В апреле возле Цейлона японцы обнаружили английские корабли в море уже после первого удара по портам острова. В мае в Коралловом море японский план рухнул, так как действующие независимо соединения не смогли сломить сопротивление базовой авиации, поддержанной американскими авианосцами. В обоих случаях, особенно в Коралловом море, японцам крупно повезло, они отделались легким испугом. Однако японское командование не вняло предупреждениям и не изменило порочную схему ведения разведки. Штаб оказался глух к доводам здравого смысла. В результате в мае 1942 года Объединенный Флот вышел в море с планом кампании, в котором тактические проблемы не рассматривались вообще, а надежность методов разведки была, по меньшей мере, сомнительной. Под руководством Ямамото была проведена штабная игра, целью которой было обеспечить японцам победу, а не помочь командирам решить различные тактические проблемы, которые могли возникнуть в ходе боя, как это обычно бывает во время штабных учений.

Японское ударное авианосное соединение было уничтожено при Мидуэе в результате невероятного стечения обстоятельств: были расколоты японские военно-морские шифры, японские адмиралы отдавали неверные приказы, американским летчикам сопутствовала удача. Однако именно непрофессионализм и некомпетентность командования Объединенного Флота сделали возможным разгром его авангарда, хотя японцы обладали подавляющим превосходством в силах. После уничтожения авианосцев Ямамото, который держал флаг на огромном линкоре «Ямато», уже ничего не мог сделать, чтобы выправить положение. Хотя в его распоряжении еще оставались крупные силы, 5 июня в 0.15 он приказывает флоту повернуть на запад, чтобы не оказаться в радиусе действия вражеских самолетов на рассвете. Он отдает этот приказ, даже не зная, что маневр американского флота сделал невозможным ночной артиллерийский бой. Обычно историки видят причину разгрома японцев в битве при Мидуэе в том, что американская разведка сумела расшифровать японские коды, а также в серии грубых ошибок, допущенных вице-адмиралом Нагумо, командиром Первого Ударного Авианосного Соединения. Это действительно так, но не следует забывать про фундаментальные пороки доктрины, организации и методов планирования, которые обрекли Нагумо на поражение. Хотя японский флот действительно провел не лучший свой бой, его командиры могли утешать себя мыслью, что тактические проблемы, с которыми они столкнулись, на стадии подготовки операции просто не рассматривались, и настоял на этом не кто иной, как сам Ямамото.

Если объективный анализ битвы при Мидуэе заставляет усомниться в том, что Ямамото был выдающимся флотоводцем, то анализ атаки Пирл-Харбора приводит к прямо противоположному заключению. Хотя Ямамото начал разработку операции в начале 1941 года, он не являлся автором самой идеи. Однако именно он воплотил идею в действительность и сломил сопротивление Морского Генерального Штаба. Сам план готовился под его наблюдением, именно он руководил подготовкой авианосного соединения. Контраст между этими двумя операциями, которые разделяет менее года, настолько разителен, что с трудом верится, что причиной тому различие условий мирного и военного времени. Скорее всего, главной причиной неудач Объединенного Флота в 1942 году стала ошибочная уверенность, будто успех придет сам собой, несмотря на недостаточную подготовку. В 1941 году японцы еще не страдали от «победной лихорадки» и потому тщательно разрабатывали операции, вникая в мельчайшие детали.

Атака Пирл-Харбора с точки зрения стратегии представляет собой подлинный прорыв в будущее. Самые крупные рейды в Европе предпринимались одиночными авианосцами. Японцы для атаки вражеской базы, находящейся в 3900 милях от Токио, выделили 6 эскадренных авианосцев. Однако как в плане общего замысла, так и в деталях атака Пирл-Харбора вызывает много вопросов. Самый первый из них звучит так: а была ли это именно та операция, с которой японцам следовало начинать военные действия? Утверждение Ямамото, что атака Пирл-Харбора была совершенно необходимым условием для обеспечения захвата Юго-Восточной Азии, было разумным и верным лишь с чисто военной точки зрения. Японцы не могли пойти на риск атаки малайского барьера, имея в тылу принадлежащие американцам Филиппины и нетронутый Тихоокеанский флот. При этом американцы получали возможность выбрать время и место нанесения удара. Следует также помнить, что за решением атаковать Пирл-Харбор стояли десятилетия растущей напряженности между Соединенными Штатами и Японией. Почти все были твердо уверены, что война между ними просто неизбежна. Уже в 1941 году адмирал Осами Нагано, начальник Морского Генерального Штаба, возражал против предложения Ямамото атаковать Пирл-Харбор на том основании, что захват британских и голландских владений на Дальнем Востоке не приведет к началу войны с Соединенными Штатами. Опровергнуть Нагано не просто, Рузвельт мог и не объявить войну ради спасения колоний европейских держав. Злая ирония судьбы заключается в том, что историки очень много рассказывают, как Ямамото готовил планы войны, которой он совершенно не желал, однако никто не говорит о его усилиях сломить сопротивление вышестоящего начальника, хотя Нагано пытался защищать точку зрения, которую якобы разделял Ямамото. Есть еще один важный аспект событий, которому историки почти не уделяли внимания. Чтобы отстоять свой собственный план атаки Пирл-Харбора, а в 1942 году — план атаки Мидуэя, Ямамото использовал свой официальный пост и личное влияние, чтобы сломить всякое сопротивление. Однако он никогда не использовал ни того, ни другого, чтобы предотвратить заключение союза с Германией и Италией в 1940 году.

Если вспомнить споры в японском верховном командовании, то следует признать, что Нагано был отчасти прав. Атака Малайи могла и не привести к войне с Соединенными Штатами в 1941 году. Рузвельт мог встретить жесткое сопротивление конгресса, преодолеть которое было исключительно трудно. Изоляционисты допускали войну только для защиты собственно американской территории и Филиппин. Приняв такое допущение, мы приходим к выводу, что решение Ямамото атаковать Пирл-Харбор, чтобы не допустить вмешательства американцев в войну в Юго-Восточной Азии, было ошибочным. Оно привело к войне, которой адмирал хотел избежать и которая могла закончиться только поражением Японии. С учетом всего этого, твердокаменное упрямство, с которым Ямамото настаивал на атаке Пирл-Харбора, выглядит величайшей глупостью.

Однако все эти рассуждения справедливы лишь на первый взгляд. К 1941 году сам ход развития событий сделал войну между Соединенными Штатами и Японией неизбежной, поэтому прав был все-таки Ямамото, а не Нагано. В 1941 году Императорский Флот должен был пожать плоды тех семян, которые сеял более двух десятилетий. Слишком долго Соединенные Штаты считались вероятным противником и, в конце концов, просто не могли не стать противником реальным. Флот попался в собственные капканы. Он долго стремился избежать воображаемого унижения договоров об ограничении вооружений, но в результате нарвался на настоящее унижение, проявив полное бессилие даже в собственных водах. Когда попытки противостоять американской мощи спровоцировали торговое эмбарго, у Японии уже просто не оставалось иного выхода, как попытаться решить проблему силой оружия. В 1941 году произошло слишком много событий, которые сделали неизбежным поражение Нагано. Судя по всему, план атаки Пирл-Харбора, предложенный Ямамото, был для Японии лучшим выходом из сложившегося тупика.

Результат самой атаки был определен стечением нескольких случайных обстоятельств. Прежде всего, японцам крупно не повезло — в День Позора в Пирл-Харборе не оказалось ни одного американского авианосца. Но даже если бы весь Тихоокеанский флот был полностью уничтожен в Пирл-Харборе 7 декабря 1941 года, а японцам удалось бы целиком выполнить свои кораблестроительные программы, то и в этом случае к середине 1944 года Императорский Флот вдвое уступал бы по силам американскому. Во-вторых, план операции не предусматривал новых атак для развития успеха, поэтому соединение Нагумо даже не попыталось уничтожить важнейшие береговые объекты. Далее, не было сделано даже попытки захватить Оаху. Несколько позднее командование Объединенного Флота признало, что это стало его самой крупной ошибкой. Нельзя возлагать на Ямамото всю ответственность за эти упущения, первоначальный отказ от высадки на Оаху был следствием попытки вести боевые действия буквально по всему Тихому океану, что вызвало перенапряжение сил флота. Имея 6 эскадренных авианосцев, японцы могли позволить себе оставаться возле Оаху 5 или 6 дней и за это время полностью уничтожить американский флот и его базу. Они предпочли ограничиться набеговой операцией. Она требовала лишь отваги, зато первое решение требовало раскованной фантазии. В-третьих, предположение, будто превентивная атака расколет и деморализует американское общество, было совершенно неправильным и продемонстрировало полнейшее непонимание американской психологии. Именно атака Пирл-Харбора предопределила конечное поражение Японии. После такого начала войны у Соединенных Штатов не оставалось выбора: или наголову разгромить неприятеля, или потерпеть поражение. Но Япония просто не располагала достаточными ресурсами для победы над Соединенными Штатами.

Почитатели Ямамото отмечают, что он был расстроен, когда узнал, что японское посольство в Вашингтоне 7 декабря 1941 года опоздало с вручением ноты из-за нехватки секретарей. Она была вручена уже после начала атаки. Адмирал позднее заметил: «Не следует пытаться перерезать горло спящему». Но ведь еще в начале ноября 1940 года Ямамото определил свою главную задачу как уничтожение американского флота, «чтобы деморализовать американские военно-морские силы и американский народ». Запоздалые сожаления о несогласовании во времени дипломатических и военных действий выглядят абсолютно неуместными, когда в основу операции еще 13 месяцев назад были заложены совершенно неправильные постулаты. Сама нота, врученная государственному секретарю японскими послами, фактически не являлась формальным объявлением войны, поэтому рассуждения о том, была она вручена до или после атаки Пирл-Харбора, являются чистым словоблудием. Американскую общественность, потрясенную самим фактом атаки, подобные мелочи уже не интересовали. Мы можем учесть заявление Ямамото, но следует помнить, что сделано оно было слишком поздно.

Взятые все вместе, эти факты подталкивают к выглядящему неопровержимым выводу: Императорский Японский Флот просто не понимал характер войны, которую сам же и начал в 1941 году. Великую индустриальную державу можно победить только в результате затяжной борьбы, однако Императорский Флот надеялся уничтожить американский флот и подорвать решимость американцев сражаться, ведя оборонительные бои в западной и центральной части Тихого океана в течение следующих 3 лет. За исключением Иноуэ и еще нескольких офицеров, мысливших так же, как он, никто из японских адмиралов, в том числе и Ямамото, даже не представлял, как следует вести воздушную войну на Тихом океане. Они не догадывались, что американцы могут смять оборонительные позиции японцев в центральной части океана. Они даже не подозревали о важности защиты морских коммуникаций, от которых прямо зависела способность Японии продолжать войну. Японские адмиралы по-прежнему исповедовали доктрину «решающего сражения», то есть совершенно не знали историю войны на море. Даже обладая неоспоримым превосходством в силах, англичане никогда не получали господство на море в результате одного боя, и никогда одна победа не вела автоматически к такому господству. Британское господство на море стало результатом серии успешных войн, подкрепленных победами в морских сражениях. Но даже самые громкие из этих побед не устраняли необходимости продолжать блокаду вражеского побережья и прикрывать свое торговое судоходство. Императорский Флот подражал англичанам, но как-то очень выборочно. Успешные локальные войны против Китая и России в начале века убедили японцев в верности их концепции господства на море, хотя она была основана на довольно специфическом опыте. Нет никаких свидетельств, что Ямамото сознавал порочный характер японской доктрины морской войны; судя по всему, он разделял общие заблуждения своих коллег. Сформулируем проще: несмотря на несомненные технические достижения и тактическое искусство, японский флот не понимал сути войны, а Ямамото не обладал искрой гения, которая позволила бы ему подняться над средой, воспитавшей его.

Если сразу было ясно, что стратегические дарования Ямамото довольно сомнительны, то в ходе боев на Гуадалканале с августа 1942 по февраль 1943 года, а также во время воздушного наступления на юго-западе Тихого океана в апреле 1943 года выяснилось, что и на тактическом уровне он действует далеко не лучшим образом. Хотя главная причина поражения японцев в борьбе за Гуадалканал была скорее стратегической, чем тактической, Объединенный Флот слишком медленно реагировал на изменения ситуации, а действия командования в ходе двух авианосных боев — у Восточных Соломоновых островов в августе и у островов Санта-Крус в октябре 1942 года — были откровенно неудовлетворительными. В обоих сражениях японцы упрямо дробили свои силы, что уже привело к катастрофе при Мидуэе. В результате они упустили шанс добиться серьезных успехов, хотя исход боя у Санта-Крус был для них благоприятным. Попытка выдвинуть вперед артиллерийские корабли, чтобы они приняли на себя удары, которые могли обрушиться на авианосцы, оказалась неудачной. Такое построение не могло заменить эффективного многочисленного прикрытия, которое уже в 1942 году требовалось всем авианосцам.

Ямамото оказался неспособен пересмотреть доктрину и тактическую организацию флота. Японский флот до самого конца войны продолжал исповедовать порочные принципы, показав поразительную неспособность извлекать уроки в ходе войны. Мы уже говорили, что Ямамото оказался неспособен подняться над системой, но при этом он оказался поразительно похож на своих коллег и в другом отношении. Одним из самых неожиданных выводов, сделанных в результате тихоокеанских кампаний, было то, что большинство японских командиров оказалось начисто лишенными боевого чутья. Они не могли найти противника, не могли правильно оценить его намерения, не могли пересмотреть планы в ходе боя, чтобы превратить поражение в победу.

Японское воздушное наступление в апреле 1943 года достаточно ясно показывает, что и сам Ямамото плохо читал азбуку боя. Он оказался совершенно неспособен правильно спланировать действия Объединенного Флота в середине войны. Целью японцев была нейтрализация американской воздушной мощи на юго-западе Тихого океана, на худой конец они желали бы замедлить наращивание сил американской авиации на этом театре. После проигранной кампании на Гуадалканале, когда за 6 месяцев японцы потеряли 893 самолета, они предприняли воздушное наступление. Оно вылилось в 4 налета, ни в одном из которых не участвовало более 180 самолетов. С 7 по 14 апреля японцы атаковали базы союзников на Гуадалканале, в бухте Оро, бухте Милн, в Порт-Морсби. Как могли такие налеты, проводимые довольно слабыми силами, разрозненные по времени и месту, принести результаты, которых японцы не могли добиться в течение последних 9 месяцев, — совершенно непонятно. Тем не менее, Ямамото охотно поверил преувеличенно оптимистичным рапортам пилотов о результатах, которых они добились. Его смерть 18 апреля стала результатом веры адмирала в успех своего воздушного наступления. Его самолет был сбит американскими истребителями, взлетевшими с Гуадалканала, «нейтрализованного» еще 7 апреля.

Любая попытка оценить действия Ямамото как командующего должна делаться на основе опыта тех лет, когда в его распоряжении находилось самое крупное и самое эффективное морское соединение в мире. В эти годы Ямамото являлся верховным арбитром в области определения стратегии флота. Его позиция как командующего флотом и авторитет неизмеримо окрепли после Пирл-Харбора, что позволило Ямамото больше не считаться с Морским Генеральным Штабом. Такое разделение власти и способность командующего флотом диктовать свою волю вышестоящему командованию лишь еще раз демонстрируют разницу между Японией и демократическими державами, что делает для западного историка попытку оценивать Ямамото еще более трудной. Действия японского флота во многих случаях для нас просто необъяснимы. Когда командир дивизии авианосцев контр-адмирал Тамон Ямагути узнал, что его соединение не будет участвовать в атаке Пирл-Харбора, он напился до невменяемости и набросился с кулаками на адмирала Нагумо. От расправы того спасли штабные офицеры, после чего Нагумо согласился привлечь к операции и дивизию Ямагути. Это был тот самый Нагумо, который в 30-е годы сам пытался давить на адмирала Иноуэ, довольно откровенно угрожая убийством, так как считал политику Иноуэ слишком умеренной. На всех уровнях командования мы видим попытки подчиненных манипулировать командирами и чрезмерное уважение высших командиров к низшим, особенно к штабам. Все это ничуть не походило на отношения Каннингхэма или Нимица со своими офицерами. Поэтому крайне сложно сказать, на ком именно в Императорском Флоте лежала ответственность за принятые решения, и вообще, отвечал ли хоть кто-то за них. Для правильной оценки роли Ямамото исключительно важно найти ответ на этот вопрос, но, судя по всему, такого ответа просто не существует.

Ямамото повезло в одном отношении — он очень вовремя погиб. Пока он находился на посту командующего Объединенным Флотом, Япония добилась самых громких побед. Ямамото ушел со сцены еще до того, как контуры поражения стали реальными. Ответственность за проигранную войну легла на его преемников, хотя нет никаких оснований полагать, что Ямамото действовал бы удачнее, чем они, когда японцы пытались остановить продвижение американцев через Тихий океан. Его достижения на посту главнокомандующего Объединенным Флотом были отражением общих успехов Японии в Тихоокеанской войне. В действиях адмирала можно найти элементы оригинального мышления и даже таланта, однако им не хватало настойчивости, необходимой для подкрепления этих качеств и их полного использования. Это недостаточное упорство Ямамото на посту командующего флотом находится в странном противоречии с его действиями на посту заместителя морского министра Ионаи, который отмечал настойчивость и упорство, дополняющие живое воображение его более талантливого подчиненного.

Тем не менее, репутация Ямамото остается непоколебимой. Его имя стало практически синонимом японских успехов в годы Тихоокеанской войны. А потому можно сказать, что даже после смерти адмирал продолжает служить Императорскому Флоту, поэтому его не стали развенчивать, хотя он того вполне заслуживал. С 4 по 11 ноября 1948 года в Токио проходил процесс, на котором трибунал обвинил в совершении военных преступлений 15 человек. Из них лишь бывший морской министр Сигетаро Симада был офицером Императорского Флота, а вся ответственност за развязывание войны была возложена на 10 высших офицеров. Но к этому времени Соединенные Штаты уже пытались найти в Японии союзника, на которого можно опереться в нестабильном послевоенном мире. Поэтому на процессе имя Ямамото называлось среди противников союза с Германией. Он считался умеренным политиком, который хотел избежать разрыва, а тем более войны с Соединенными Штатами, реалистом, понимающим неизбежность поражения в войне с демократическими державами. Считалось, что Ямамото и Императорский Флот в целом противились постепенному втягиванию Японии в войну, которой жаждала воинственная армейская верхушка. Правда выглядит совсем иначе. Те, кто восхваляет Ямамото, лукавят. Они очень избирательно цитируют документы, а часто идут на прямую ложь. Но в любом случае можно сказать, что смерть Исороку Ямамото обеспечила алиби Императорскому Японскому Флоту.