Мартовское обострение

Мартовское обострение

В середине марта активность боевых действий обеих сторон, как на южных подступах к Варшавскому шоссе, так и в зоне действий 4-го воздушно-десантного корпуса и опергруппы Белова, на короткое время значительно снизилась. Линия обороны противника вдоль автомагистрали устояла перед натиском стрелковых дивизий и танковых бригад 50-й армии, которая, в свою очередь, понесла серьезные потери в танках (главным образом это касалось пополненной перед переходом в наступление 112-й танковой бригады) и живой силе. Армии было необходимо дождаться новых соединений, выделенных Ставкой, также определенное время было необходимо на скрытную перегруппировку сил в сектор планируемого наступления.

Потери немцев в ходе двухнедельного сражения у шоссе были довольно велики, они также были не в силах на какое-либо крупное наступление. В частности, противнику пришлось расформировать 2-й танковый батальон 27-го танкового полка, обратив оставшиеся танки и личный состав на доукомплектование 1-го батальона, становившегося единственным подразделением в 19-й танковой дивизии, имевшим танки.

Подразделения советских десантников после первоначального успеха подвергались контратакам освободившихся резервов противника, который, начиная примерно с 10 марта, стал поддерживать действия пехоты отдельными танками (причина появления немецких танков перед позициями 9-й и 214-й воздушно-десантных бригад очевидна — на фронте вдоль автострады к 10 марта наступило относительное затишье, и у немцев появилась возможность высвободить несколько боевых машин для ликвидации угрозы с тыла).

Вдобавок в середине месяца резко испортилась погода, несколько дней метели и плохой видимости, не позволявших действовать авиации и снижавших эффективность артогня, давали советским и немецким солдатам долгожданную возможность отдохнуть от постоянных бомбежек и артобстрелов. Однако очередной этап схватки у шоссе был неизбежен, каждая сторона готовилась к нему по-своему: советская сторона накапливала силы, постепенно принимая подходившие по единственной железной дороге через Сухиничи стратегические резервы; немцы, не имея столь крупных сил в запасе, действовали в другом ключе — они осуществляли переброски сил, выделяли из дивизий группы от нескольких рот до полка, которые временно переподчинялись соседям для поддержки их разваливающейся обороны или контратак. Так, 10-я моторизованная дивизия противника 21 марта была выведена из первой линии на отдых и доукомплектование в район д. Милятино. Еще до вступления в бой выведенными из состава дивизии оказались 1, 2 и 4-я роты мотоциклетного батальона во главе с его штабом. Эта часть батальона была переброшена в район д. Красное, примерно в 40 километрах севернее д. Барсуки, для усиления частей противника, противодействовавших соединению западной группы 33-й советской армии с основными силами фронта. 41-й моторизованный полк из-за больших потерь личного состава подвергся реорганизации из трехбатальонного в двухбатальонный. В соседнем 43-м армейском корпусе немцев как яркий пример подобного дробления можно привести 82-й пехотный полк 31-й пехотной дивизии, который 4 апреля был усилен двумя батареями легких гаубиц (105-мм), а в середине месяца оказался большей частью переданным в 10-ю моторизованную дивизию.

Тем временем сектор наступления ударной группировки 50-й советской армии в третий раз за последние два месяца смещался на юго-запад, для наступления был выбран участок северо-западнее райцентра Барятино. Еще в феврале 385-я стрелковая дивизия 10-й армии, теперь вошедшая в состав 50-й, отбила у немцев тактически важный район д. Сининка, значительно приблизившись к Варшавскому шоссе.

50-я армия должна была сыграть одну из главных ролей в очередной попытке разгрома противостоящей группировки противника. 20 марта Ставка ВГК издала директиву № 153589, в соответствии с которой ближайшая задача Западного фронта определялась следующим образом: «…общими усилиями 43-й и 49-й армий и 50-й армии, усиленной из резерва Верховного Главнокомандования пятью стрелковыми дивизиями и двумя танковыми бригадами, не позднее 27 марта очистить от противника пути подвоза 33-й армии и группы Белова, соединиться с ними и в дальнейшем уничтожить группу противника в районе Рыляки, Милятино, Вязьма; одновременно силами 5-й армии завершить прорыв северо-восточнее Гжатска и не позднее 1 апреля овладеть г. Гжатск, после чего ударом на Вязьму содействовать 43, 49 и 50-й армиям в уничтожении противника в районе Вязьмы…»[21].

По этой же директиве сходное с 50-й армией усиление получала и 30-я армия Калининского фронта (правда, вместо дивизий эта армия получала шесть более слабых по наступательным возможностям стрелковых бригад), которая должна была соединиться с 39-й армией, во второй раз окружив вражеские силы в районе Оленино, после чего основные силы 30-й армии вместе с 29-й и 31-й армиями должны были нанести удар по Ржевской группировке противника и овладеть районом города Ржев. Также был запланирован удар по группировке противника в районе города Белый.

Как мы видим, в очередной раз было спланировано окружение крупных вражеских сил в районе Вязьмы и Ржева. Только на этот раз в лобовую наступать в направлении на Вязьму с востока должна была 5-я армия Западного фронта, которой после овладения районом города Гжатск предстояло продвигаться вдоль Минского шоссе в полосе 4-й танковой армии противника. Однако роль главного тарана в предстоящей битве выпала на долю 50-й армии, в которую направлялось пополнение, сопоставимое с еще одной полнокровной общевойсковой советской армией. Территория, удерживаемая десантниками и опергруппой Белова, должна была использоваться в качестве плацдарма для беспрепятственного дальнейшего продвижения к Вязьме, окружения и окончательного разгрома войск противника. По сравнению с обстановкой в конце февраля соотношение сил сторон и конфигурация линии фронта становилась намного более благоприятной для выполнения поставленной Ставкой задачи: основные силы опергруппы Белова теперь действовали в одном направлении с десантниками Казанкина на их западном фланге, ряды которых пополнились вышедшей 3 апреля в район Преображенск — Жуковка 8-й воздушно-десантной бригадой; усиливаемая армия Болдина могла теперь наступать на фронте около 25 километров навстречу также развернувшемуся в ширину «северному фронту». Противнику, обделенному резервами в лице свежих подразделений, предстояло испытать еще более мощное, чем месяц назад, двустороннее давление, удерживая любой ценой коридор вдоль Варшавского шоссе.

Раз мы заговорили о свежих пяти стрелковых дивизиях и двух танковых бригадах, брошенных на усиление 50-й армии, то остановимся на них поподробнее. Это были:

I. 116-я стрелковая дивизия — сформирована в Забайкалье в период с 10.12.1941 по 4.02.1942 г.

II. 146-я стрелковая дивизия — сформирована в г. Казань в январе-феврале 1942 г.

III. 298-я стрелковая дивизия — сформирована в Алтайском крае в январе 1942 г.

IV. 58-я стрелковая дивизия — сформирована в г. Мелекесс Приморского военного округа в ноябре-декабре 1942 г.

V. 69-я стрелковая дивизия — сформирована в г. Ташкент Узбекской ССР зимой 1942 г.

11-я танковая бригада и 108-я танковая дивизия (в декабре преобразована в 108-ю танковую бригаду) уже принимали участие в боях осени 1941 года, после утраты материальной части были выведены на отдых и переформирование, и к марту 1942 года они вновь представляли довольно грозную бронированную силу. Наряду с резким усилением пехотой и артиллерией стрелковых дивизий, включаемых в состав армии, 50-я армия становилась обладателем одной из самых мощных танковых группировок в центре советско-германского фронта к началу апреля 1942 года Болдин имел в своем распоряжении танковые силы в составе 11, 32, 108 и 112-й танковых бригад, насчитывавших в общей сложности около 120 танков. Практически командующий 50-й армией к началу апреля имел в своих руках силу, близкую к танковому корпусу.

Далее мы максимально подробно рассмотрим бои с участием частей именно усиленной резервами Ставки 50-й армии. Сделаем мы это главным образом потому, что произошедшие в апреле встречные наступления этой армии с частями опергруппы Белова и 4-го воздушно-десантного корпуса, вылившиеся в ужасную четырехнедельную бойню, унесшую многие и многие тысячи жизней советских и немецких солдат, поставили огромную вражескую группировку на грань катастрофы. «Битва у Фомино» от начала и до конца приковывала к себе взгляды высоких чинов из Генеральных штабов обеих сторон. Главком Западного направления Г.К. Жуков в апреле периодически лично связывался с командующим 50-й армией и в грубой форме требовал от Болдина немедленного продвижения войск вперед. И продвижение это было, оно, как правило, происходило с «приливом новой крови», коим являлись подходившие к передовой новые стрелковые дивизии, специально выделенные Ставкой для фронтовой наступательной операции. Подобное было и в стане противника: Гальдер и Клюге также пристально контролировали ход боев в полосе 40-го танкового и 43-го армейского корпусов. Здесь цель всей суеты была противоположной: во что бы то ни стало удержать позиции южнее и севернее автострады, уплотняя оборону на наиболее опасных участках, и остановить наступление Советов.

Особое место в этих боях заняли советские танковые подразделения, и на них стоит остановиться поподробнее. Как уже указывалось выше, в создаваемую танковую группировку, кроме 11-й и 108-й танковых бригад, еще в конце марта вошла и сильно потрепанная в боях у д. Кавказ, но все еще боеспособная 112-я танковая бригада. К концу марта все три бригады сконцентрировались напротив фронта протяженностью в 18 километров, и это если измерять по немецкой обороне от д. Лощихино до д. Фомино 1-е, на который танки могли быть брошены теоретически. В реальности советские танки участвовали в атаках в секторе от Прасоловки до Фомино 1-го протяженностью в 12 километров. С учетом потерь, понесенных 112-й танковой бригадой в боях 26 и 29 марта, а также машин 11-й и 108-й бригад, у которых случились трудноустранимые поломки на марше, получается средняя плотность в 8 танков на километр фронта, которая намного ниже плотностей, необходимых для прорыва подготавливавшейся в течение нескольких месяцев оборонительной линии противника. Но эта цифра весьма и весьма условный показатель, так как танкисты 50-й армии предпринимали атаки всего на двух узких участках: в районах Прасоловка — роща Сердце — Гореловский и Фомино 1-е — высота 235,5 и 269,8 — поселок Тычек. Оставшиеся в 32-й танковой бригаде несколько боеспособных танков в предстоявшем наступлении на левом фланге армии участия не принимали — они были расположены за позициями стрелковых дивизий в районе д. Савинки и в ходе сковывающих боев на этом направлении в основном поддерживали пехоту огнем с места.

При описании последнего этапа сражения мы рассмотрим бои с участием трех советских танковых бригад, сконцентрированных на узком участке. Такая концентрация более чем сотни боеготовых танков для одной определенной наступательной операции говорит о многом. В первую очередь это подчеркивает важность предстоявшей операции (о последствиях успешного проведения даже ее первой фазы мы уже упоминали выше). Однако с самого начала попытки организации слаженных действий трех танковых подразделений были довольно скромными, а об объединении их под единым руководством профессионального танкового командира речи не шло. И танковые бригады атаковали независимо друг от друга, часто теряя при этом и взаимодействие с поддерживавшей их пехотой. Непосредственная поддержка с воздуха действий советских танков не осуществлялась ни армейской, ни фронтовой авиацией.

Каждое сражение Великой Отечественной происходило в своих, характерных только для него условиях, которые во многом и определяли исход боя. И поэтому мы сочли должным особое внимание уделить обстоятельствам, в которых предстояло действовать советским стрелковым дивизиям, трем танковым бригадам, ставшим неотъемлемой таранной силой наступления. Для этого приведем относительно подробное описание рельефа местности.

Местность в секторе предстоявшего наступления имела довольно сложный рельеф, крайне неблагоприятный для использования танков, и в то же время была удобной для ведения жесткой позиционной обороны, чем и воспользовался противник.

Барятинский район тогда Смоленской, а с 1944 года — Калужской области являлся плотно и относительно равномерно до войны заселенной территорией с большим количеством как крупных деревень, так и мелких поселков в 20–30 домов. Поселки Гореловский и Малиновский, располагавшиеся на левом фланге наступления на удалении немногим более километра друг от друга, являлись отличными опорными пунктами для обороны. Гореловский находился на возвышенности, к которой с севера вплотную прилегал обширный лесной массив, удобный в использовании для скрытного маневра и сосредоточения сил, южнее же простирались обширные пахотные поля, четко просматриваемые, а следовательно, и простреливаемые на глубину более километра. Западнее располагался Малиновский, конфигурация местности вокруг которого отличалась только тем, что к юго-юго-востоку от поселка была роща размерами 500 на 800 метров (советские командиры за характерную форму в своих донесениях часто называли ее «Сердце»), которая несколько ограничивала противнику сектор обстрела прямой наводкой.

В километре к северо-востоку от Гореловского берет начало сильно заболоченная пойма реки Ужать, тянущаяся дальше преимущественно в южном направлении. По сути, вся долина реки представляет из себя труднопроходимое для танков торфяное болото со множеством крупных и мелких родников, подпитывающих реку. Наступление танковой части на этой территории представляется возможным только при условии подробной разведки грунта и инженерной подготовки местности, при этом практически полностью исключен маневр танков под огнем противника. В трагических последствиях танковой атаки в этом овраге мы убедимся несколько ниже.

В полутора километрах южнее Малиновского тянется ряд деревень — Прасоловка — Каменка — Яковлевка, протяженностью с северо-запада на юго-восток, находящихся примерно в двух километрах друг от друга. Эти населенные пункты находились на открытом пространстве, имели значительное число каменных строений, удобных для организации огневых точек, к тому же возле Яковлевки расположена господствующая высота 244,6. С востока и северо-востока подходы к Каменке и Яковлевке прикрывала болотистая пойма раки Ужать и ее безымянного притока.

Особого внимания при рассмотрении требует характер местности в районе Фомино, Зайцева Гора, Строевка, Зимницы. Расстояние между северной окраиной Фомино 1-го и южной оконечностью Фомино 2-го составляет немногим более километра. На всем пространстве между деревнями нет участков леса, вся территория представляет собой открытое пахотное поле. Сразу же за северной окраиной Фомино 1-го открытое пространство пересекает неглубокая балка, тянущаяся с востока на запад и являющаяся подножием высот 269,8 и 235,5. Высота 269,8 является в этом районе господствующей, местность с нее просматривается на многие километры вокруг. Данная возвышенность стала крайне удобным опорным пунктом в обороне противника, обороняющегося фронтом на юг и юго-восток. Северные и северо-восточные скаты высоты довольно пологие и вплотную прилегают к Фомино 2-му, которое, в свою очередь, расположено вплотную к шоссе. На всех остальных направлениях скаты высоты имеют большой угол уклона, что играло только на руку противнику, удерживавшему гребень высоты, создавая крайне тяжелые условия для штурма возвышенности нашим частям. Немцам же такая конфигурация не создавала трудностей ни в переброске резервов и подвозе боеприпасов при обороне, ни при контратаке с направлений Фомино 2-е и Тычек.

В километре к востоку от Фомино 1-го начинается Шатино болото, это практически непроходимый для всех видов транспорта и танков участок местности, имеющий протяженность с востока на запад 7 километров и от 3 до 6 — с севера на юг. Болото значительно ограничивало возможность маневра на правом фланге для атакующих частей. Поэтому в ходе наступления в направлении высота 245,5 — Зайцева Гора советская пехота принимала участие в бою без какой-либо танковой поддержки.

Подводя черту под всем вышесказанным, можно смело утверждать, что все бои в ходе наступления протекали в крайне неблагоприятных условиях. Для наступления крупной массы войск совершенно не было возможности для равномерного продвижения на широком фронте. Этому мешало как Шатино болото, так и труднопреодолимая местность юго-западнее Фомино. И если в конце марта — начале апреля морозы поддерживали твердое состояние грунта, обеспечивавшее относительную свободу для маневра, то начиная с середины апреля потепление превратило и без того сложную для использования танков местность в практически непроходимую на вероятных направлениях ударов.

Несмотря на то что в тылу противника в непосредственной близости к линии фронта располагалась станция Занозная, находящаяся на пересечении железных дорог Смоленск — Сухиничи и Брянск — Вязьма, железнодорожные грузоперевозки весной 1942 года через этот узел носили исключительно локальный характер.

Практически полная парализация стратегических транспортных перевозок по железной дороге в интересах вермахта на данном участке советско-германского фронта являлась заслугой Красной Армии. Войска 10-й армии в результате наступления в январе освободили город Киров и прилегающую к нему крупную железнодорожную станцию Фаянсовая, остановив прямое железнодорожное сообщение между Брянском и Занозной. На этом отрезке движение продолжалось только на пятнадцатикилометровом участке путей от Занозной до Шайковки (в основном это были небольшие составы или дрезины, перевозившие грузы, которые по воздуху прибывали на аэродром Шайковка). Железные дороги Вязьма — Занозная и Смоленск — Занозная начиная с февраля 1942 года были перерезаны на отдельных участках частями группы войск генерала Белова, десантниками и партизанами; сквозные перевозки на этих отрезках были невозможны для немецкой армии.

С автомобильными дорогами дела у противника обстояли намного лучше: в его распоряжении оказался прямой многокилометровый участок Варшавского шоссе, имевшего до войны асфальтное покрытие. Следует также обратить внимание на отсутствие пересечений шоссе крупными реками, уничтожив мосты через которые силами авиации можно было бы на короткий срок приостановить движение автотранспорта противника по дороге (как исключение можно было рассмотреть мост через реку Десна в районе села Екимовичи, но, во-первых, ширина реки в этом месте составляет всего несколько метров, даже в случае полного уничтожения переправа была бы быстро восстановлена силами саперных частей противника, а во-вторых, эта задача являлась явно непосильной для советской бомбардировочной и штурмовой авиации весны 1942 года, в условиях господства вражеской авиации в воздухе и мощного зенитного прикрытия стратегически важных объектов).

На участке длиной примерно в 60 километров от д. Вельская и далее почти до Юхнова Варшавское шоссе начинало играть для вермахта роль не только транспортной артерии, расположенной перпендикулярно к линии фронта, по которой удобно было перебрасывать войска и подвозить грузы из стратегической глубины, но и выполняло функцию прифронтовой рокадной дороги, крайне удобной для тактического маневрирования силами в условиях быстро меняющейся картины боя. Даже беглого взгляда на карту с начертанием передовой линии советских войск в этом районе на конец марта 1942 года становится достаточно для того, чтобы понять: на всем указанном выше участке части 50-й армии подошли к дороге с юго-юго-востока на 5–8 километров, но ни в одном месте им не удалось перехватить шоссе и надежно закрепиться на нем, сведя на нет рокадную роль этой транспортной артерии противника.

Исключением здесь является ряд локальных прорывов наших частей в период с января по март: в период с 26 по 30 января в районе восточнее Людково через шоссе прорвались основные силы 1-го гвардейского кавалерийского корпуса под командованием генерала П.А. Белова. Но перед этими частями была поставлена более амбициозная и в январе еще казавшаяся выполнимой задача: захват города Вязьма. Поэтому кавалеристы, не сильно обращая внимание на смыкание горловины прорыва за спиной и отсечение от прорвавшейся группировки двух стрелковых дивизий, танковой бригады и основных сил корпусной и дивизионной артиллерии, устремились на северо-северо-восток к намеченной цели. Варшавское шоссе было тогда еще не столь важным: в руках противника был Юхнов, немцы без сильных затруднений снабжали свои части всем необходимым по дороге Вязьма — Знаменка — Юхнов. Подобный прорыв к шоссе был и 5 марта (кстати, именно в этот день части 49-й армии захватили г. Юхнов), но и в этот раз части 413-й стрелковой дивизии и 112-й танковой бригады продержались под немецкими контратаками всего три дня, после чего вынуждены были отступить от дороги. Враг умело пользовался сложившейся ситуацией и при любой попытке наших войск провести наступательную операцию в короткие сроки перебрасывал по шоссе на угрожаемое направление силы, которых было достаточно для восстановления положения на данном участке.

У советской стороны положение с железнодорожным транспортом было несколько лучше: в распоряжении командования 50-й армии оказался участок железнодорожной ветки Сухиничи — Смоленск, заканчивавшийся крупной разгрузочной станцией Барятинская. Но в использовании этой станции для нужд армии возникали значительные трудности. Дабы не быть голословными, приведем выдержки из записи переговоров Главнокомандующего войсками Западного направления Г.К. Жукова с командующим 50-й армией И.В. Болдиным:

15.04.1942:

«…Жуков. <…> Тыл перекантовывать на Барятинскую, распоряжение нами дано, дорогу стлать фашинами, другой дороги для вас сейчас никто не сделает. Как с продовольствием в войсках?

Болдин. С продовольствием в войсках плохо. Вопрос исключительно упирается в подвоз со станции снабжения.

Жуков. С Барятинской сможете подавать. От Барятинской рядом. Какие у Вас могут быть затруднения?

Болдин. Приняты меры, чтобы брать с Барятинская.

Тов. Главком, к какому вопросу относится последний Ваш вопрос, прошу уточнить?

Жуков. С доставкой с Барятинской.

Болдин. Главные затруднения с поставкой — это раскисли все дороги. Станция Барятинская намного ближе сокращает путь по вопросу обеспечения меня боеприпасами, горючим и продфуражем.

Жуков. Стелите дорогу фашинами, хворостом, прочим твердым материалом, завтра мне особым донесением донесите, что именно сделано в исполнении моего указания. До свидания». <…>

Несколько выше:

«Жуков. <…> Устройство тыла немедленно перекантовывать на Барятинскую, откуда и производить подачу войскам. В неподготовленности дорог виноваты только Вы. Поблагодушествовали, а сейчас пожинаете свои плоды. Шесть тракторов, что мы могли найти и оторвать временно у других частей, Вам послано, больше у меня помочь Вам нечем. Устраивайте тыл на Барятинскую».<…>

20.04.1942:

«Болдин. <…> Мне нужно подвезти снаряды и мины на огневые позиции и продовольствие для войск в Барятинское.

С открытием станции снабжения Барятинское положение с подвозом боеприпасов и продфуража стало немного улучшаться.

Противник тормозит нам подвоз по жел. дороге на ст. Барятинская. Авиация бомбит станцию и перегоны на отдельных участках.

Тов. Главком, прошу учесть, дело с дорогами очень плохо и с каждым днем ухудшается. Дружное таяние снега; незначительные ручьи, лощины, низменности превратились в непроходимые места для транспорта всех видов, а на ровной местности сплошная грязь». <… >

Из расшифровки переговоров видно, что по крайней мере до середины апреля роль основной разгрузочной станции в 50-й армии играла станция Дабужа, которая находилась в 22 километрах дальше от передовой, чем Барятинская, игравшая второстепенную роль как ввиду значительных разрушений железнодорожных путей, так и из-за постоянных ударов авиации противника и обстрелов артиллерией крупных калибров самой станции и перегонов (передовые позиции немцев в районе д. Лощихино, Бельня-Крюково и Студеново располагались на расстоянии 8-10 км от станции, что являлось допустимой дистанцией для огня немецких 105-мм и 150-мм гаубиц le FH-18 и FH-18, имевших дальность стрельбы 10,5 и 16 км соответственно). Авиация Люфтваффе, господствовавшая в воздухе, часто затрудняла или вовсе останавливала железнодорожные перевозки в советском тылу: наряду с банальной бомбардировкой разгрузочных станций и перегонов самолеты противника вели «охоту за локомотивами», причем часто довольно успешную.

Не следует также упускать из внимания тот факт, что самый разгар ожесточенных апрельских боев у Варшавского шоссе совпал с моментом наступления весенней распутицы, которая превратила все грунтовые дороги, находившиеся в распоряжении противоборствующих сторон, в непроходимую грязь. Части 50-й армии оказались в крайне тяжелом положении: с одной стороны, как видно из доклада Болдина Жукову, роль основной разгрузочной станции армии была перенесена с располагавшейся на слишком значительном удалении от передовой Дабужи на прифронтовую станцию Барятинская, что в любой другой момент было бы крайне положительным фактором для обеспечения войск питанием и боеприпасами, но, с другой стороны, теперь возникла новая проблема — 16-километровый участок дороги от Барятино до Фомино 1-го оказался крайне перегружен советскими транспортными колоннами, плюс ко всему резко началась весенняя распутица. В результате из-за этих двух причин покрытие дороги быстро пришло в негодность, практически полностью остановилось движение автотранспорта, а гужевые повозки и малочисленные гусеничные трактора передвигались параллельно дорогам со скоростью, не превышавшей 3–5 км/ч. Спешные меры по восстановлению дорог, принятые командованием армии и фронта, не переломили ситуацию, и положение войск с подвозом пищи и боеприпасов продолжало оставаться крайне тяжелым. В этой ситуации командование стрелковых дивизий было вынуждено использовать для подноски боеприпасов личный состав артиллерийских частей и пехоту, при этом каждый боец нес по два снаряда или минометных мины, для этого с передовой снимались несколько стрелковых батальонов, что, в свою очередь, ослабляло наступательную мощь дивизий. Подобная ситуация со снабжением сложилась и в танковых бригадах.

Таким образом, вкратце рассмотрев транспортную обстановку в тылу обеих сторон, можно сделать следующий вывод.

Части 40-го танкового и 43-го армейского корпусов вермахта, несмотря на значительную парализацию железнодорожных перевозок в собственном тылу, не испытывали существенных затруднений как с материальным обеспечением своих частей, находившихся на передовой, так и с их маневром вдоль фронта. Это объясняется, во-первых, наличием в тылу немцев удобной транспортной магистрали, а во-вторых, высокой степенью моторизации дивизий вермахта, державших оборону южнее Варшавского шоссе.

Тыловые же части 50-й армии не смогли должным образом наладить снабжение наступающих стрелковых дивизий и танковых бригад, хотя в тылу функционировала железная дорога, от крайней разгрузочной станции которой до передовой было всего около 15 километров. Нормальной работе тыла помешало крайне неудовлетворительное состояние автодорог, из-за таяния снега и перегруженности превратившихся в непроходимое болото.

112-я танковая бригада первой из танковых частей сосредоточилась в тылу на левом крыле 50-й армии, как мы помним, уже принимала самое участие в предыдущем армейском наступательном порыве и понесла большие потери. Поэтому и укомплектованность части техникой и личным составом была меньшей, чем у двух свежеприбывающих бригад, прошедших переформирование и полностью восстановивших боеспособность. Безвозвратные потери личного состава в боях у д. Кавказ и Савинки составили 85 человек убитыми и 10 пропавшими без вести. Также было потеряно значительное количество танков, и на 25 марта в бригаде насчитывалось всего 1634 человека личного состава и 23 танка, большую часть из которых составляли Т-34 разных заводов и периодов выпуска (имелись как танки, оснащенные литыми опорными катками с внутренней амортизацией, так и машины с обрезиненными катками, выпущенные в 1941 году или в январе 1942-го, еще до перебоев с поставкой резины на танковые заводы).

К началу наступления на западном фланге армии бригада усилиями ремонтников и за счет пополнения вновь была приведена в боеготовое состояние. Еще с середины марта подразделения 112-й танковой бригады начали сниматься со своих оборонительных позиций в районе д. Савинки и Сафроново и маршевым порядком стягивались в юго-западном направлении в район лесного массива восточнее д. Сининка. Вкупе со скорым подходом в этот же район еще двух полностью боеготовых танковых бригад этот маневр явился обеспечением ударной группы армии более чем достаточным количеством бронетехники. Дело было за переброской пехоты, которую, к сожалению, не удалось сконцентрировать в достаточном количестве на направлении главного удара к началу перехода в наступление.

Болдин отдал приказ о начале наступательных действий в то время, когда первые колонны выделяемых его армии свежих стрелковых дивизий еще подходили к передовой. Но все же наступление довелось начать «старым» частям. Для равномерного наступления на север было необходимо продвижение вперед на левом фланге ударной группы армии с захватом опорных пунктов врага в Яковлевке, Каменке, Прасоловке, Малиновском и Гореловском. Только в этом случае ликвидировалась угроза удара противника во фланг и тыл наступающих в направлении шоссе советских частей, а также создавались предпосылки к продвижению выровненным фронтом без попадания под фланговый огонь.

Первая атака на Гореловский была назначена на 7.00 26 марта. По плану наступления танки 112-й бригады должны были при поддержке собственной пехоты из мотострелкового батальона наступать на стыке 336-й и 239-й стрелковых дивизий. Причем было решено не бросать танки на лобовой штурм поселка, а пустить их в обход для создания перспектив к возможному окружению опорного пункта немцев и прорыва в глубину обороны — непосредственно по фронту Гореловский атаковала пехота 239-й стрелковой дивизии. Для полноты картины приведем текст боевого приказа № 22, полученного штабом 336-й стрелковой дивизии накануне:

«1. Противник, прикрываясь узлами сопротивления на линии дороги Фомино 1 — Сининка — Лесничий городок — Екатериновка — Александровка, обороняет Варшавское шоссе.

2. Справа 173-я СД уничтожает группировку противника в Фомино 1, перерезает Варшавское шоссе в направлении Святой Колодезь, озеро Милятинское, в дальнейшем уничтожает гарнизон противника в Фомино 2 и не допускает контратак противника из Зайцева Гора. Граница с ней иск. Пригородная, отм. 242,4, Екатериновка.

3. Слева 239-я СД уничтожает гарнизон противника в Гореловский, Вельская и далее Поделый и к исходу 26.03 закрепляет Варшавское шоссе и уничтожает гарнизон Поделый. Граница с ней Листорки, иск. Сининка, выс. 235, Александрова, Милятино.

4. 336-я СД со 112 ГБР-й и 21-м отдельным гвардейским минометным дивизионом — ближайшая задача овладеть Александровкой. В дальнейшем перерезать Варшавское шоссе, овладеть Екатериновка и, развивая наступление на южную окраину Милятино, совместными усилиями со 116-й СД уничтожить гарнизон в Милятино»[22].

Командование армии «в лучших традициях» 1942 года поставило своим частям явно непосильную задачу. Расчет «отцов-командиров» можно упрощенно описать в двух словах: поставить подчиненным задачу-максимум в надежде на то, что им удастся выполнить хотя бы ее часть. За день ожесточенного боя пехота и танкисты смогли в некоторых местах продвинуться менее чем на километр из «отписанных» им по карте от шести до девяти.

К 3.00 26 марта 112-й мотострелковый батальон сосредоточился на восточной окраине Сининки в готовности к решительному броску вслед за танками. Для атаки было выделено по одной танковой роте «тридцатьчетверок» от 124-го и 125-го танковых батальонов 112-й танковой бригады. К 7.00 сводная группа в составе 9 танков Т-34 достигла рубежа развертывания в 200 метрах восточнее поселка Гореловский и с ходу перешла в атаку. Но вначале успешно продвигавшаяся за танками пехота, попав под интенсивный огонь противника, отстала и оказалась прижатой к земле. Группа «тридцатьчетверок» прорвалась сквозь позиции немецкой пехоты и вышла в район запланированного сосредоточения для новой атаки к северо-западу от поселка. Танкисты вынуждены были оставаться на месте в тылу противника в ожидании подхода пехоты.

Немцы не собирались терпеть нахождение в своем тылу почти десятка советских танков и стали спешно подтягивать для огня прямой наводкой по танкам противотанковые пушки с передовой. Танки оказались под интенсивным обстрелом противотанковой артиллерии и были вынуждены перейти к круговой обороне. «Добавили огоньку» и вызванные противником для поддержки 12 пикирующих бомбардировщиков Ju-87, которые со свойственной им точностью сбросили фугасные бомбы на позиции танкистов. Немцы довольно точно подсчитали количество наших танков, участвовавших в атаке: утром еще в ходе боя штаб 4-й полевой армии докладывал «наверх» в режиме реального времени:

«40 ТК: Противник силой до полка из н.п. Сининка ведет атаку на населенный пункт 3 км северо-западнее н.п. Сининка. Пехоту поддерживают 9 танков»[23].

После трех часов перестрелки танкисты, так и не дождавшись подхода пехоты, вышли из боя и вернулись на исходные позиции к Сининке. В ходе боя четыре машины из 125-го и две из 124-го танковых батальонов получили повреждения. Но безвозвратных потерь не было: все танки удалось эвакуировать, причем часть поврежденных машин вывели своим ходом, а остальные оттащили из-под обстрела на буксире.

Начальник немецкого Генерального штаба Сухопутных войск быстро обратил внимание на только начавшуюся очередную советскую наступательную операцию, отчеты офицеров о серьезном натиске и танковых атаках на участке обороны моторизованных полков 19-й танковой дивизии заставляли предпринимать срочные меры, и 27 марта в дневнике Франца Гальдера появилась следующая запись:

«…На фронте 4-й армии отмечается нажим противника на 19-ю танковую дивизию, вследствие чего наше наступление под Кировом отложено…»[24].

Заметка Гальдера служит лишним доказательством того, что наступательные действия левого крыла 50-й армии с самого начала оказывали непосредственное влияние на соседние участки фронта, которые немцы вынуждены были ослаблять, используя в качестве «доноров». В апреле целый пехотный батальон противника был переброшен с участка севернее города Киров на усиление 10-й мотодивизии, в свою очередь, стянутой к Фомино.

Кстати говоря, запланированное и несостоявшееся наступление под Кировом начальник немецкого Генштаба упоминает и на следующий день, туманными фразами записав в дневнике: «…Руководство начинает колебаться в осуществимости наступления в районе Осташкова. Восхваляемая на все лады операция у Кирова также связана с большими трудностями…»[25]. И если с первой операцией, заключавшейся во встречных ударах 9-й и 16-й немецких армий, все понятно — о подобных планах противника сегодня известно многое, то вот фраза «операция у Кирова» вызывает много вопросов. Для внесения ясности надо бросить взгляд на карту, изображающую конфигурацию линии фронта у города. Выступ советской обороны на стыке 4-й и 2-й танковой армий немцев, занимаемый частями малочисленной 330-й стрелковой дивизии, был для противника крупной «занозой в боку». Эта «заноза», центром которой и являлся город Киров, перехватив железную и автомобильную дороги, тянущиеся с запада на восток и идеальные для использования противником в качестве прифронтовых рокад, серьезно нарушала взаимодействие между двумя крупными группировками противника, замедляя ему переброску войск вдоль линии фронта. Обе стороны до поры до времени не стягивали в этот район крупных сил, дело ограничивалось боями за отдельные населенные пункты, проходившими с переменным успехом. 10-я армия к этому моменту была усечена всего до двух стрелковых дивизий (330-я и 326-я, занимавшая позиции севернее Кирова до разграничительной линии с 50-й армий) и имела из бронетехники только 1-й отдельный Краснознаменный дивизион бронепоездов. В таком виде армия могла выполнять только оборонительные задачи, во что бы то ни стало не допуская оставления 330-й стрелковой дивизией города и железнодорожного узла Фаянсовая, подарившего бы противнику возможность свободно перебрасывать силы по железнодорожной магистрали Ржев — Вязьма — Брянск на всем ее протяжении. Такое восстановление коммуникаций в тылу противника, безусловно, могло значительно повысить стабильность выстраиваемой немцами стратегической обороны, сведя на нет один из серьезных успехов зимнего контрнаступления Красной Армии.

В связи с этим обстановка у небольшого кировского выступа, являвшегося острием гигантского юхновско — кировско — болховского выступа советской обороны и сопоставимого по своим масштабам со злополучным ржевско — вяземским выступом обороны противника (но, к счастью, с более широким, чем у последнего, основанием), и приковала к себе внимание немецкого Генерального штаба. Основываясь на довольно скудной информации, все же осмелимся предположить, что планировавшаяся немцами операция под Кировом заключалась в классическом нанесении двух фланговых ударов под основание «занозы» из районов севернее и южнее городка, с последующим окружением и уничтожением остатков стрелковых полков 330-й дивизии. Для чего немцы в конце марта и стали стягивать пехотные силы к этим точкам (необходимости в танках здесь у противника не было, так как советских танков, угрожавших сорвать операцию, в секторе обороны 330-й стрелковой дивизии не имелось и сама оборона была неплотной). Однако совершение наступательных планов противника, как уже говорилось выше, было сорвано началом наступления ударной группы армии Болдина в районе Фомино.

В конце марта температура воздуха была еще ниже нуля, грунтовые дороги в тылах наших частей находились в удовлетворительном состоянии; среди трудностей с подвозом боеприпасов и продовольствия в 50-й армии была только одна — слишком большое расстояние от баз снабжения и железнодорожных разгрузочных станций до передовых частей. Настоящая катастрофа со снабжением была еще впереди. В артчастях хватало боеприпасов, поэтому артподдержка атакующих с их стороны была довольно интенсивной. Самым мощным артиллерийским соединением в армии был 447-й артиллерийский полк Резерва Главнокомандования, оснащенный тяжелыми 122-мм и 152-мм гаубицами. В ходе подготовки к наступлению четыре батареи сосредоточились в районе севернее Барятино. К 11.00 24 марта полк занял следующий боевой порядок: штаб — д. Красный холм, нп (наблюдательный пункт) 4-й батареи — д. Сининка, нп 5-й и 6-й батарей — д. Марьино, нп 7-й батареи — д. Зимницы, гаубичные батареи располагались на закрытых позициях как в самих населенных пунктах, так и в лесном массиве, прилегающем к ним. Так, например, 2-й дивизион полка в ходе артподготовки и непосредственной артподдержки наступающих 26 марта выпустил по тыловым позициям противника в поселках Гореловский, Малиновский, деревнях Прасоловка, Екатериновка, Вельская и Куземки в общей сложности 130 снарядов крупных калибров. 7-я батарея этого же полка за день израсходовала 45 снарядов на огонь по деревням Фомино 1-е, Фомино 2-е и Зайцева Гора.

Батареи артполка не ослабляли интенсивности огня по тылам противника и на следующий день. Подтверждают это и оперативные сводки штаба полка. Например, оперсводка № 232 от 27 марта:

«1. Части наступают на Фомино 1, Гореловский, Прасоловка.

2. Поддержка частей 239 СД и 173 СД в течение суток огонь по огневым точкам и скоплению противника.

3. 2/447 (2-й дивизион. — Прим. авт.) ап вел огонь:

4 бат. — Гореловский (15 снарядов); Малиновский (4 снаряда)

5 бат. — Вельская (15 снарядов); Куземки (10); Екатериновка (10)

6 бат. — Прасоловка(22); Гореловский (5); Вельская (10)

4. 3/447 ап вел огонь:

бат. — Фомино 1, Фомино 2 (27); Зайцева Гора (40)

Результат: уничтожено 2 склада с боеприпасами, разрушено и сожжено 3 дома, 3 сарая, много убитых и раненых солдат и офицеров»[26].

По распределению огня видно, что по передовым опорным пунктам немцев (Прасоловка, Гореловский и Малиновский) было выпущено всего 46 снарядов, тогда как по тылам — целых 112. 447-й артиллерийский полк РГК, как и подобает артчасти армейского подчинения, в основном обстреливал вражеские тыловые коммуникации и вел контрбатарейную борьбу, выделяя лишь небольшую часть огневых средств на огонь по передовой. Такое распределение огня вполне уместно, так как вся дивизионная артиллерия и минометы работали непосредственно в интересах наступающих подразделений, «обрабатывая» передний край противника.

Кстати, противник также отмечает в донесениях за 27 марта интенсивный артогонь по Прасоловке, обороняемой частями 73-го моторизованного полка 19-й танковой дивизии:

«19 ТД: Отбито 3 атаки (каждая численностью до 250 человек) на н.п. Прасоловка и высоту 1 км севернее. Противник окопался на широком фронте перед передним краем. По н.п. Прасоловка противник ведет сильный артиллерийский огонь»[27].

В следующие дни интенсивность огня 447-го артполка начала неуклонно падать: 28 марта было сделано 107 выстрелов, а 29 марта, в день мощной танковой атаки на Гореловский, выпустили всего 83 снаряда всех калибров. Мощности артиллерийской поддержки в сотню-полторы выстрелов за сутки, проводимой по нескольким удаленным на километры друг от друга целям, не хватало для дезорганизации немецкой системы обороны.

Атаки нашей пехоты на позиции немцев не прекращались ни на день. Но постепенно поддержка пехоты со стороны артиллеристов и минометчиков стала идти на спад, все чаще начинает встречаться в архивных документах фраза «атака началась без артподготовки», огонь теперь открывался только в случае крайней необходимости. Объяснение простое: подвезенные вместе с орудиями боеприпасы быстро израсходовались в бою, а нормальный подвоз с артскладов снарядов и мин армейское командование наладить не смогло.

Новый танковый удар по обороне немцев был нанесен 29 марта, под него снова попали позиции противника в нескольких сотнях метров северо-восточнее Гореловского. На этот раз в атаке участвовало всего пять Т-34 из состава 125-го танкового батальона. Вместе с танкистами наступали пехотинцы 548-го стрелкового полка 116-й стрелковой дивизии, правее атаковал 112-й мотострелковый батальон танковой бригады, прикрывавший стык с 239-й стрелковой дивизией.

После танковой атаки 26 марта к обороне позиций вокруг Гореловского немцами было привлечено значительное количество противотанковых орудий из состава 19-го противотанкового дивизиона. Поэтому на приблизившиеся к немецким траншеям советские танки обрушился настоящий шквал бронебойных болванок. Сквозь стену огня смог прорваться лишь один Т-34 командира танковой роты капитана Александра Константиновича Олейникова. «Проутюжив» траншею с вражеской пехотой и отправив несколько осколочных снарядов по огневым точкам, танк скрылся из вида в глубине немецкой обороны, связь с ним была потеряна. Остальные машины не смогли прорваться вслед за танком Олейникова и вели перестрелку с немецкими противотанковыми орудиями, находясь на нейтральной полосе. В неравном противоборстве с немецкими артиллеристами три танка были подбиты, вскоре атака окончательно захлебнулась: без поддержки танков даже минимальные шансы пехоты прорваться на данном участке становились равными нулю. Пехота отошла, все три поврежденных танка, как и 26 марта, удалось эвакуировать, неизвестной оставалась только судьба экипажа Олейникова.

Через несколько дней наши разведчики доложили, что в ближнем тылу противника, неподалеку от поселка Гореловский, ими был обнаружен разбитый Т-34. Это была пропавшая в бою днем 29 марта машина. Никаких данных о судьбе экипажа ни в немецких, ни в наших источниках найти не удается. Можно только предполагать, что если бы немцам удалось обездвижить оказавшуюся в одиночестве «тридцатьчетверку» (перебив траки гусениц или нанеся любое другое неопасное для танкистов повреждение), а ее выживший экипаж захватить в плен, то факт захвата в плен советских танкистов непременно нашел бы отражение в суточном оперативном донесении командования 40-го танкового корпуса как «самоотверженный подвиг солдат вермахта в борьбе с большевистскими стальными монстрами». Скорее всего, отсеченные от своих танкисты до последнего вели огневой бой на оборонительных позициях противника, пока несколько бронебойных снарядов не влетели сквозь броню в боевое отделение танка и не завершили тем самым неравную схватку, уничтожив боевую машину вместе с ее отважным экипажем.

В апреле, когда танки 112-й танковой бригады были отведены от Гореловского, приказ командира 125-го танкового батальона поставил окончательную точку в официальной истории экипажа Олейникова:

«Считать пропавшими без вести экипаж Т-34, находящегося на поле боя 29.03.42 в районе пос. Гореловский:

1. командир роты капитан Олейников Александр Константинович

2. ком. башни (заряжающий. — Прим. авт.) рядовой Кулагин Михаил Петрович

3. механик-водитель старший сержант Мороз Григорий Федорович

4. пулеметчик сержант Никифоров Николай Васильевич

Командир 125-го танкового батальона капитан Солдатов».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.