Цена мира

Цена мира

Хотя Гамилькар Барка и бесславно закончил войну с римлянами, его репутация нисколько не пострадала{685}. Проявляя благоразумие, он отправил Гискона, градоначальника Лилибея, договариваться об условиях мира с римским консулом Лутацием, как бы отчуждая себя от факта капитуляции{686}. Говорили, будто его даже разгневала смиренность Совета старейшин в Карфагене{687}.

А старейшины, возможно, спасли его от еще более тяжелого поражения и сохранили ему репутацию доблестного военачальника. Действия самого Гамилькара, хотя и производили впечатление, не изменили ход войны в пользу Карфагена, и у нас нет никаких оснований полагать, что он мог стать спасителем государства, если бы ему дали побольше времени. Он ловко устранился от признания капитуляции, которую многие карфагеняне считали унизительной, но ему не удастся так же легко игнорировать смуту, начавшуюся в Карфагене.

Карфагенским правителям теперь надо было решать труднейшую проблему — что делать с армией на Сицилии? Разгромное поражение на острове могло послужить оправданием для отказа от финансовых обязательств перед войсками. Однако завершение войны, как это ни парадоксально звучит, создало для карфагенян новую серьезную угрозу. Армия на Сицилии сохранилась, а одним из условий мира был вывод всех сил с острова. В Северную Африку предстояло вернуть огромную армию наемников и выплатить им причитающееся жалованье.

Карфаген испытывал жесточайший экономический кризис. Финансовые поступления из Сицилии прекратились, на Сардинии царила разруха. Где брать деньги для удовлетворения требований наемников и выплаты репараций Риму? Для историков всегда особый интерес представлял действительный размер задолженности Карфагена наемникам. Согласно древним источникам, недоимка была весьма значительная и, возможно, измерялась суммой в 4368 талантов, или 26 миллионов драхм, — сумма астрономическая, и Карфагену было нелегко ее найти{688}.[237]

Наилучшим вариантом в такой ситуации представлялась постепенная эвакуация войск по частям, дабы избежать необходимости одновременной выплаты жалованья. Доблестный командующий Гамилькар Барка умыл руки, ушел в отставку и покинул остров. Действительно, эвакуация армии небольшими подразделениями поначалу проходила гладко. Все пошло кувырком, когда войска начали концентрироваться в Карфагене и, почувствовав волю, бесчинствовать.

Не желая возмещать разом всю задолженность, карфагенские власти выдавали деньги порциями, побуждая наемников уходить с обозами, имуществом и пожитками в город Сикка, находившийся на приличном расстоянии от Карфагена, где им предлагалось дожидаться окончательного расчета. Они совершили непоправимую ошибку. В Сикке наемники, предоставленные самим себе, произвели собственные подсчеты и существенно увеличили размер задолженности.

На Сицилии военачальники, стремясь поднять моральный дух солдат, пообещали им различные вознаграждения, которые после разгрома стали бессмысленными. Когда из Карфагена прибыли посланники во главе с Ганноном, чтобы договориться о сокращении недоимки, их встретили враждебно. Не пожелали наемники учесть и ссылки на финансовые затруднения государства, обязанного выплатить римлянам неимоверную контрибуцию{689}.[238] Власти отошли от первоначального плана разбираться с наемниками, разъединив их на группы, и это дало свои плоды: возникла коммуникационная проблема.

Полибий, наш главный авторитет в описании конфликта, объясняет: карфагенская практика набора наемников разных национальностей была рассчитана на то, чтобы лишить их возможности объединяться для действий, выражающих неповиновение и неуважение к своим (карфагенским) военачальникам{690}. Однако отсутствие языкового взаимопонимания и осложняло ситуацию. Полибий сообщает:

«Таким образом, невозможно было ни собрать их всех вместе, ни придумать относительно их какое-либо средство. Да и как сделать это? Не может же начальник знать языки всех народов; едва ли, можно сказать, не труднее еще обращаться к собранию через нескольких переводчиков и об одном и том же предмете говорить четыре-пять раз. Оставалось одно: обращаться с требованиями и увещаниями к солдатам через начальников, что неустанно пытался тогда делать Ганнон. Но и начальники понимали не все, что говорилось; а иной раз, соглашаясь с главнокомандующим, они передавали толпе совсем не то, одни по ошибке, другие со злым умыслом; следствием этого были вообще непонимание, недоверие и беспорядок»{691}{692}.

Тогда-то мятежники, уловив слабость своего нанимателя, и двинулись всей массой к городу Тунет, располагавшемуся поблизости от Карфагена. Здесь они еще больше увеличили размер выплат, добавив стоимость снаряжения, лошадей, фуража, а также компенсации для своих товарищей, убитых в бою.

В непосредственной близости к столице, всего в нескольких километрах от нее возник воинственный лагерь из 20 000 наемников. Карфагеняне совершили две грубейшие ошибки. Во-первых, им не следовало в одном месте скапливать такую огромную массу недовольных людей, усмирить которых уже не имелось достаточных сил. Во-вторых, надо было удержать при себе жен и детей наемников в качестве заложников, гарантирующих хорошее поведение мужей и отцов и способных направить в соответствующее русло переговоры о деньгах. Несмотря на возросшую неприязнь друг к другу, наемники и карфагеняне все еще были готовы к компромиссу, и явно завышенные требования наемников скорее всего были предназначены для торга[239].

Желая урегулировать конфликт, карфагенские власти отправляли продукты питания и другие припасы в лагерь наемников, а посланники Совета старейшин пообещали им при возможности выполнить все требования. Стороны пришли к соглашению о том, что Гискон, прибывший из Лилибея и занимавшийся вывозом войск в Северную Африку, будет вести переговоры с мятежниками, поскольку они ему доверяют.

Гискон привез с собой и деньги, начав рассчитываться с наемниками. Возможно, для того чтобы разъединить их, он выдавал деньги каждой этнической группе отдельно{693}.[240] Однако среди бунтовщиков были беглые рабы и римские дезертиры, опасавшиеся возмездия римлян. По римским законам беглых рабов ожидало чудовищное наказание: пытки и распятие на кресте. Многие из них надеялись начать новую жизнь, обосновавшись в пунической Сицилии. Однако изгнание карфагенян с острова положило конец их надеждам{694}.