ЮЖНЫЙ КРЕСТ

ЮЖНЫЙ КРЕСТ

Миф о Неведомой Южной Земле – Terra Australis Incognita – родился в незапамятные времена, задолго до нашей эры, но к реальной Антарк тиде никакого отношения не имеет. Если бы в районе Южного полюса, грешным делом, не обнаружилось ничего, кроме холодного неприветливого океана, легендарный континент все равно проложил бы себе дорогу на старинные карты, поскольку взывал к чувству симметрии, которым были сполна наделены древние греки.

Античные географы твердо знали, что обитаемый мир – ойкумена греческих мыслителей – составляет не более четверти поверхности земного шара, а природа, как известно, не терпит пустоты. Кроме того, увесистый массив суши, лежащий далеко на юге, совершенно необходим из элементарных соображений физического равновесия, иначе наша Земля неминуемо опрокинется вверх тормашками. Подобной точки зрения придерживался, например, Феопомп Хиосский, древнегреческий историк и философ, работавший в IV веке до н. э. А на географических картах таких корифеев античности, как Помпоний Мела или Клавдий Птолемей, Неведомая Южная Земля уже приобрела вполне внятные очертания. Но вот о форме этой южной земли ученые мужи договориться не сумели: Помпонию она виделась материком в Южном полушарии, со всех сторон окруженным морями, а Птолемей нарисовал ее в виде исполинской подковы, соединенной с Малайским полуостровом и Африкой, которые длинными языками сползают на юг. Таким образом, Индийский океан фактически превратился в замкнутый водоем, своего рода внутреннее море, наподобие Средиземного, а Африка – в гигантский вырост Южной Земли. Впрочем, реконструкции античных географов были насквозь умозрительными, потому что, согласно их представлениям, жара по мере продвижения на юг неуклонно растет, достигая на экваторе запредельных величин. Испепеляющий зной этих богом забытых мест немедленно убивает все живое, так что опытная проверка исключена по определению.

Справедливости ради отметим, что подлинники античных карт не сохранились до наших дней, поэтому карта с подковообразной Южной Землей, приписываемая Птолемею, датируется концом XV века и является копией более раннего оригинала.

Весьма сомнительно, чтобы Птолемей ничего не знал об успешном плавании финикийцев вокруг Африки на рубеже VII–VI веков до н. э., но вероятно, он посчитал эту историю досужей выдумкой (как, между прочим, и Геродот, рассказавший об африканской кругосветке), так что Terra Australis Incognita продолжала уравновешивать Землю на античных и средневековых картах. Впрочем, мнения насчет таинственного Южного континента в Средние века бытовали самые разные. Сторонники Южной Земли опирались на авторитет древних греков, а противники (особенно после изобретения компаса) указывали на тот факт, что магнитная стрелка всегда указывает на север, так как притягивается огромным массивом суши в Северном полушарии. Следовательно, на юге никакой неведомой земли быть не может.

Большим успехом пользовалась и теологическая аргументация: если Terra Australis необитаема, как утверждают греки, то разве мог Всевышний допустить подобную нелепость? Разве Он станет разбрасываться землями? Правда, если на юге нет ничего, кроме воды, сие тоже попахивает невообразимым расточительством, но это уже отдельный вопрос.

Момент истины наступил в конце XV столетия, когда португальские мореплаватели сначала благополучно пересекли экватор, не обнаружив там никаких признаков сожженной дотла земли, а потом и вовсе обогнули южную оконечность Африканского континента. Terra Australis как в воду канула: за мысом Доброй Надежды лежало открытое море. Однако Южная Земля не исчезла с карт и после экспедиции Диаша, а только отодвинулась дальше на юг. Открытие Колумбом Нового Света изрядно подстегнуло воображение ученых. Если упрямый генуэзец сумел обнаружить огромный континент, о котором даже греки не имели понятия, быть может, и Южная Земля рано или поздно найдется? В 1520 году Магеллан отыскал узкий извилистый пролив, ведущий из Атлантического океана в Тихий. Справа по борту у него лежал Южноамериканский материк, а слева раскинулась неведомая Tierra del Fuego – Огненная Земля (в буквальном переводе – Земля Огней), мерцавшая загадочными огоньками. И хотя ни сам Магеллан, ни его спутник Антонио Пигафетта, который вел дневник экспедиции и начертил примерную карту пролива, ни единым словом не обмолвились, что якобы открыли Неведомую Южную Землю, европейские географы пришли к этому выводу самостоятельно. На протяжении целого столетия Огненная Земля украшала географические карты Южного полушария под видом Terra Australis Incognita, и только после второго кругосветного плавания Ф. Дрейка стало окончательно ясно, что Земля Огней – не пресловутый Южный материк, а сравнительно небольшой остров (точнее, архипелаг). Итак, Южной Земле пришлось в очередной раз съежиться и отступить, но в запасе у неутомимых энтузиастов оставался еще Тихий океан, самый большой океан планеты, на тот момент из рук вон плохо изученный.

Однако без малого двухсотлетняя суета в Южных морях странным образом так и не дала ожидаемого результата. Земли, куда втыкали флаг отважные путешественники, оказывались на поверку чуточными клочками вулканической или коралловой суши, мельчайшей звездной россыпью крохотных островков, рассеянных на просторах Великого океана. Именно так были открыты Соломоновы и Маркизские острова, где жили свирепые людоеды, и обширный архипелаг Туамоту, населенный любознательными и радушными туземцами. Безобидных островитян немедленно окрестили, но этот замечательный конфессиональный успех никак не способствовал поискам Южной Земли. Неуловимый континент упорно не давался в руки, ускользая неведомо куда, и даже Новая Гвинея, дикая страна, утопающая в пене тропических лесов, вдоль берегов которой португальские каравеллы елозили добрых два месяца, оказалась заурядным островом, только очень большим. Правда, Луис Торрес, участник испанской экспедиции 1606 года, взял быка за рога и решительно обогнул этот второй по величине остров на планете: Новая Гвинея уступает по площади только Гренландии – самому большому острову в мире (829 тысяч и 2176 тысяч квадратных километров соответственно). Пройдя утомительной полосой рифов и мелей вдоль южного побережья Новой Гвинеи, он увидел на горизонте незнакомую землю. Это была Австралия (точнее, северный ее выступ – полуостров Йорк), но осторожный Торрес не стал спешить с выводами. И хотя пролив между Австралией и Новой Гвинеей носит имя Торреса, честь открытия нового континента досталась голландцу Абелю Тасману.

В начале XVII века маленькая Голландия переживала небывалый экономический подъем. Разделавшись в ходе ожесточенной полувековой борьбы с ненавистными испанскими оккупантами, она быстро сделалась морской державой номер один. Корабли Ост-Индской компании бороздили не только Атлантику, но и моря Индийского и Тихого океанов, постепенно выдавливая оттуда неповоротливые флотилии южан. К 40-м годам XVII столетия голландцы уже основательно изучили и даже нанесли на карту б?льшую часть побережья Западной Австралии, хотя эти скудные и тощие земли, населенные первобытными дикарями, большого интереса не представляли. Тем не менее следовало уяснить, как далеко на восток простираются эти бесплодные территории и не являются ли они частью Неведомой Южной Земли. Сказано – сделано, и Ван Димен, губернатор голландской Восточной Индии, отрядил в плавание капитана Абеля Тасмана, чтобы тот разобрался в этом непростом вопросе. Тасман прошел вдоль западного берега Австралийского материка, а затем взял курс на юго-восток. Через две недели плавания в неспокойных сороковых широтах, в конце ноября 1642 года, он увидел лесистые холмы «очень высокой земли». Тасман назвал ее Землей Ван Димена, но впоследствии выяснилось, что это большой остров, лежащий к югу от Австралии, и англичане переименовали его в Тасманию, в честь первооткрывателя. Пройдя еще около тысячи миль в восточном направлении, Тасман вскоре обнаружил незнакомые гористые берега. Сквозь неверную мглистую дымку он с трудом разглядел ослепительный блеск ледников, зеленые луга и заснеженные горные пики, вздымающиеся на 2–3 тысячи метров. Голландец нарек эту суровую землю Новой Зеландией, хотя не понял, что в действительности она представляет собой архипелаг, состоящий из двух больших островов. Пролива между ними он не заметил (точнее, принял его за широкую бухту, разрубившую побережье), поэтому двинулся на север вдоль западных берегов предполагаемой Terra Australis. Открыв по пути острова Тонга и Фиджи, Тасман повернул на северо-запад и благополучно прибыл в Батавию (остров Ява). В 1644 году он снова вышел в море (на этот раз под его началом было уже три судна), обогнул Новую Гвинею с юга, исследовал огромный залив Карпентария, глубоко внедрившийся в тело Австралийского материка, и прошел более 3 с половиной тысяч километров вдоль северного и северо-западного побережья Австралии. И хотя восточный берег страны утконосов и кенгуру остался вне сферы его внимания (он будет обследован позже и другими людьми), две экспедиции Тасмана позволили сделать вывод, что Австралийский континент является единым массивом суши и вряд ли может претендовать на гордое звание Terra Australis Incognita (по причине его сравнительной малости).

Через 100 с лишним лет после Тасмана поисками Неведомой Южной Земли всерьез озаботился знаменитый английский мореплаватель Дж. Кук. Он установил, что Новая Зеландия, открытая голландцем, вовсе не оконечность Южного континента, а два крупных острова, разделенных нешироким проливом. Кук обошел восточный берег Австралии и нанес его на карту, после чего приблизительные очертания этого самого маленького материка (7,7 миллиона квадратных километров) стали более или менее ясны. Вот что пишет об исследованиях Кука Раймонд Рамсей, известный американский географ:

Проблема Южной Земли приковала к себе внимание Кука, и к 1772 году ему удалось найти средства для организации новой экспедиции, в задачу которой входили тщательные поиски континента. Два его судна – «Резолюшн» и «Эдвенчер» – были идеально приспособлены для разведывательных работ. Это были северные угольные суда (угольщики) с небольшой осадкой, очень емкие, маневренные почти в любых водах и легко выволакиваемые на берег, когда их днища требовали очистки. Во время этого плавания Кук исколесил всю южную часть Тихого океана, открыл много островов, включая Новую Каледонию и группу, в настоящее время носящую его имя (острова Кука), но не нашел никакого континента. Три раза он первым из европейцев пересекал Южный полярный круг.

Надо сказать, что Кук очень близко подошел к берегам реальной, а не мифической Южной Земли, но Антарктиды, увы, так и не обнаружил, поскольку это, можно сказать, находилось за гранью технических возможностей его века. В январе 1774 года он проник за полярный круг и оказался в районе, который впоследствии получит название моря Амундсена (море у берегов Антарктиды площадью 98 тысяч квадратных километров, лежащее между 100° и 123° западной долготы), но сплошной ледяной барьер преградил ему дорогу и заставил повернуть назад.

Упрямый британец сделал еще одну попытку отыскать неуловимый материк к югу от мыса Горн (где в январе 1739 года молодой честолюбивый француз по имени Жан-Батист Буве якобы видел два ледяных пика, которые неясно вырисовывались на горизонте), но и там не нашел ровным счетом ничего. А ведь до северной оконечности Антарктического полуострова, нацеленного в сторону мыса Горн, было уже не очень далеко.

Так или иначе, но полярная одиссея Кука не принесла желаемых результатов и свелась к открытию Земли Сандвича (позже выяснилось, что это архипелаг) и острова Южная Георгия. Вернувшись в Англию, он заявил, что если какой-то Южный континент и существует, то его следует искать в пределах Южного полярного круга.

Однако несмотря на скепсис (историки любят цитировать высказывание Кука, что неведомый континент может быть обнаружен «лишь вблизи полюса, в местах, недоступных для плавания»), британец не исключал существования Антарктиды: «…ибо я твердо убежден, что близ полюса есть земля, которая является источником большей части льдов, плавающих в этом обширном Южном океане». Ну что же, абсолютно здравое соображение. Правда, целесообразность новых плаваний в южных морях вызывала у него большие сомнения: «Если кто обнаружит решимость и упорство, чтобы разрешить этот вопрос, и проникнет далее меня на юг, я не буду завидовать славе его открытий. Но должен сказать, что миру его открытия не принесут никакой пользы…» Так была закрыта Terra Australis Incognita, тревожившая воображение европейских географов на протяжении столетий. Однако ирония судьбы заключается в том, что до открытия Антарктиды оставалось всего-навсего чуть менее полувека.

Честь открытия шестого и последнего континента нашей планеты выпала на долю русской экспедиции под командованием Ф. Ф. Беллинсгаузена и М. П. Лазарева. Миновав Южные Шетландские острова и заснеженный клочок суши, получивший название Земля Тринити (Троица), путешественники сумели разглядеть в густом полярном тумане две высокие вершины, которые находились на северной оконечности Антарктического полуострова – клинообразном выступе ледового материка, протянувшемся на 1 200 километров в сторону Южной Америки. Известный отечественный географ и геодезист В. В. Глушков пишет:

В декабре 1819 года русская экспедиция в составе двух кораблей (шлюп «Мирный», командир и руководитель экспедиции капитан 2-го ранга Ф. Ф. Беллинсгаузен; шлюп «Восток», командир лейтенант М. П. Лазарев) достигла Южной Георгии, затем, взяв курс на юго-восток, открыла три вулканических острова, обследовала Землю Сандвича, оказавшуюся архипелагом (новое название – Южные Сандвичевы острова), и 28 января 1820 года была у берегов «льдинного материка», в точке с географическими координатами 69° 21? южной широты и 2° 14? западной долготы. Так состоялось открытие Антарктиды: существование ледового континента перешло из области легенд в реальность, стало научно доказанным фактом.

Правда, Р. Рамсей указывает, что в том же 1820 году на землю Антарктического полуострова высаживались шкипер американского зверобойного судна Натаниель Палмер и капитан британского военно-морского флота Эдвард Брэнсфилд, но все же пальма первенства в открытии шестого континента остается за русскими исследователями. В следующем году экспедиция Ф. Ф. Беллинсгаузена, перезимовав в Австралии, снова направилась в южные широты и обошла Антарктиду морем. В ходе этого плавания были открыты остров Петра I и Земля Александра I, составлены точные карты антарктического побережья и проведены магнитные наблюдения, на основе которых удалось вычислить местонахождение Южного магнитного полюса на 1820–1821 годы. Географические полюса (условные точки, где воображаемая ось вращения Земли пересекает поверхность нашей планеты) и магнитные полюса (точки на поверхности Земли, в которых вектор магнитной индукции направлен вертикально) не совпадают. Например, Южный магнитный полюс, по данным английского исследователя Джеймса Росса, находился в 1841 году в 300 километрах от побережья (на Земле Виктории) и в 800 километрах – от географического Южного полюса. Кроме того, магнитные полюса все время «кочуют», переползают с места на место внутри некоторой строго очерченной области.

М. П. Лазарев

Ф. Ф. Беллинсгаузен

Шлюпы «Восток» и «Мирный» у берегов Антарктиды (Работа художников Е. В. Войшвилло и Б. М. Стародубцева)

Впервые после русских шестой континент обследовал английский шкипер Джон Биско, отправившийся к берегам Антарктиды на двух судах, принадлежавших торгово-промышленной фирме «Эндерби». На картах появились Земля Эндерби и остров Биско, но само плавание 1831 года закончилось трагически: жестокие шторма разлучили корабли и безбожно трепали их всю зиму. Среди матросов началась цинга, и когда яхты кое-как добрались до Тасмании (одна в мае, а другая в июне), из всей команды в живых оставалось только три человека. Год спустя Биско вновь плывет в Антарктику и обнаруживает сушу, которая является продолжением Земли Александра I. Он назвал ее Землей Грэхема (Грейама), увековечив тем самым имя первого лорда британского адмиралтейства Джеймса Грейама. Правда, на современных картах Землю Грейама не найти: в 1961 году ее переименовали в Антарктический полуостров, уже знакомый нам кривой клинок, рассекающий воды Южного океана. В 1838 году французская экспедиция под командованием Ж. Дюмон-Дюрвиля высадилась на Земле Адели (названа в честь жены руководителя), точнее, на крохотный остров близ ее берегов. А первым на ледовый щит шестого материка ступил, по-видимому, американец Чарлз Уилкс, хотя, как выяснилось позже, это был все еще не сам континент, а его продолжение – шельфовый ледник Шеклтона, один из многочисленных ледовых потоков Антарктиды, сползающих в океан. Что же касается его предшественников – от русских моряков до Жюля Сезара Дюмон-Дюрвиля, – то они почти всегда имели дело с островной сушей, ибо значительная часть Антарктического полуострова, как показали исследования, проведенные во время Международного геофизического года 1957–1958 годов, представляет собой не материковый вырост, а группу островов, спаянную ледником в единое целое.

В первой половине XIX века наибольший вклад в изучение шестого континента внес, пожалуй, англичанин Джеймс Кларк Росс, поставивший своеобразный рекорд, ибо он провел за Южным полярным кругом ровным счетом 63 дня. Росс обнаружил два вулкана – Эребус и Террор (первый – действующий, а второй потухший), определил местоположение Южного магнитного полюса, открыл бухту Мак-Мердо (через 70 лет из этой бухты двинется к полюсу экспедиция Роберта Скотта) и неожиданно столкнулся с удивительным природным явлением – исполинской ледяной стеной 50-метровой высоты, протянувшейся на сотни километров. Во всяком случае, корабли Росса прошли около 500 километров вдоль этих чудовищных нагромождений векового льда и нигде не нашли прохода. В ноябре 1841 года Росс занялся ледовым обрывом вплотную и проследил его на всем протяжении (свыше тысячи километров). Великий Барьер, или Барьер Росса (так его именуют сегодня), занимает всю южную часть моря Росса и представляет собой мощную ледовую плиту, лежащую на воде и плотно спаянную с материком. Фронт барьера образует крутой обрыв от 7 до 70 метров высотой. Величественный барьер – это северная кромка гигантского шельфового ледника Росса площадью свыше 500 тысяч квадратных километров, лежащего между Землей Мэри Берд и Землей Виктории. Толщина льда достигает 700 метров. Первые исследователи полагали, что ледник сползает в океан по коренным породам морского дна, но в середине прошлого века было установлено, что эта ледовая плита, не уступающая по размерам Франции, почти целиком находится на плаву.

Как ни странно, но после исторических вояжей Росса скепсис снова возобладал, и европейские географы, методично раздвигавшие «циркуля» в тиши уютных кабинетов, всерьез усомнились в реальном существовании Южного материка. Куда ни плюнь – один сплошной лед, и ровным счетом никаких признаков земли. Дело дошло до того, что Фридрих Ратцель, один из ведущих немецких географов, человек не только весьма уважаемый, но и знающий, категорически заявил:

В высшей степени вероятно, что из этой суши, которая теперь наносится на карты в пределах Антарктиды, значительная часть не имеет никакого права изображаться под видом суши. Вся та суша, которую видели только издали, сомнительна…

Капризный научный мир вдруг почему-то охладел к Антарктике, и в плаваниях вокруг Южного полюса наступил полувековой перерыв.

Интерес к ледовому континенту неожиданно прорезался на рубеже столетий, когда китобойные флотилии, привыкшие от души резвиться в тучных арктических водах, вдруг стали замечать, что поголовье морских млекопитающих тает как на дрожжах. Взоры промысловиков немедленно обратились на юг, и в конце января 1895 года на берега Антарктиды сошли бравые норвежские китобои с парохода «Антарктик» (капитан Леонард Кристиансен). Это была первая зимовка европейцев на берегах сурового Южного материка, причем не в шельфовых льдах, а на континентальном щите, поскольку биолог Карстен Борхгревинк сумел отыскать лишайник, доказав тем самым, что в Антарктиде могут выживать растения. Четырьмя годами позже в море Беллинсгаузена на судне «Бельжика» зимовала бельгийская научно-исследовательская экспедиция под руководством Адриена де Жерлаша. Зимовка оказалась исключительно тяжелой, и если бы не опыт, мужество и находчивость врача Фредерика Кука и старшего штурмана Руала Амундсена, будущего покорителя Южного полюса, членам экспедиции едва ли удалось бы выжить в ледовом плену. В 1901–1904 годах на берега шестого континента высадилась экспедиция Роберта Скотта, капитана морского флота Великобритании. Англичане отыскали проход в Ледяном барьере, который так и не сумел найти Росс, выяснили, что барьер представляет собой внешний край грандиозного шельфового ледника Росса, вытекающего из центральных областей ледового щита, исходили вдоль и поперек Землю Виктории, открыли полуостров Эдуарда VII и Трансантарктические горы и санным путем впервые попытались достичь Южного полюса. Однако попытка не увенчалась успехом: достигнув отметки 82° 17? южной широты (менее половины расстояния до полюса), экспедиция была вынуждена повернуть назад. Второй санный поход к полюсу предпринял в 1909 году англичанин Эрнст Генри Шеклтон, добравшийся до 88° южной широты (88° 23?), но и ему не пофартило: нехватка продовольствия вынудила его прервать путешествие, хотя до полюса оставалось совсем немного – около 180 километров. Тем не менее именно Шеклтон первым ступил на льды полярного плато Антарктического материка. Как известно, южную макушку Земли покорил выдающийся полярный исследователь норвежец Руал Амундсен в декабре 1911 года. Его уникальная экспедиция может служить образцом безупречной организационной работы, а по ювелирной точности исполнения она просто не знает себе равных. Впоследствии В. Ю. Визе, известный арктический исследователь, писал:

Поход Амундсена к полюсу, сперва по шельфовому льду, затем по антарктическому плоскогорью, можно сравнить с безупречным разыгрыванием музыкальной пьесы, в которой каждый такт, каждая нота были заранее известны и продуманы исполнителями. Все шло именно так, как это предвидел и рассчитал Амундсен.

Со стороны его стремительный поход может показаться увеселительной прогулкой, настолько легко, буквально играючи, норвежец вихрем промчался по антарктическому плато и воткнул флаг в условную географическую точку, где сплетаются в тугой узел все меридианы планеты. Разумеется, это не более чем иллюзия. За кажущейся легкостью путешествия Амундсена стоит долгая изнурительная подготовка и суровый расчет. Один неглупый человек в свое время сказал, что верный признак высочайшего мастерства – отсутствие удушливого запаха трудового пота. Если некая изящная штучка (сонет, фуга, ученый трактат или полярная экспедиция – значения не имеет), родившаяся под капризным пером уважаемого мастера, несет на себе отпечаток яростного усилия, мы начинаем морщиться, поскольку любой безусловный шедевр – полное торжество естественности. Хорошая работа должна смотреться так, будто она выполнена играючи.

Успех Амундсена выглядит особенно впечатляющим на фоне катастрофического провала экспедиции Роберта Скотта, который достиг полюса в январе 1912 года, только через две недели после норвежца, хотя стартовал намного раньше. На обратном пути англичане, как известно, погибли, но при всем уважении к их стойкости и редкой отваге следует признать, что причиной этого трагического исхода стали непродуманные действия и многочисленные промахи руководителя экспедиции. Впрочем, об отчаянной битве за полюс, развернувшейся в начале прошлого века, мы в свое время поговорим отдельно.

После окончания Первой мировой войны Антарктиду начали изучать с воздуха, а также при помощи более совершенной наземной техники – вездеходов и тягачей, что позволило проникнуть в ранее недоступные области шестого континента и уточнить его береговую линию. Однако даже в конце 30-х годов прошлого столетия на теле Южного материка оставалось еще немало белых пятен. Например, в довоенной Малой советской энциклопедии (ее 1-й том вышел из печати в 1937 году) можно прочитать следующее:

Берега Антарктиды известны далеко не везде, так как окружены непроходимым поясом льда. Более точно установлены и сняты на карту два крупных участка Западной Антарктиды против Южной Америки и значительно большая Восточная Антарктида к югу от Австралии; помимо того известны лишь отдельные участки материка.

Перелом наступил лишь после Второй мировой войны, когда появилась сеть первых антарктических станций и баз, откуда в глубь материка стартовали тщательно подготовленные и хорошо экипированные экспедиции. В ходе масштабных исследований, проводившихся по единой программе Международного геофизического года в 1956– 1958 годах, удалось впервые пересечь шестой континент через Южный полюс от моря Уэдделла до моря Росса и картировать обширные внутренние районы. Неменьшую роль сыграл и международный договор об Антарктиде 1959 года, благодаря которому на ледниковом щите, островах и побережье выросли 57 баз, принадлежащих 11 странам мира, где велись комплексные научные наблюдения и откуда осуществлялись внутриконтинентальные походы. Во второй половине XX века появились надежные карты, составленные по данным аэрофотосъемки, радиолокационного зондирования увесистых ледников и сейсморазведки материкового основания. Были обнаружены протяженные горные хребты до 3 тысяч метров высотой, навсегда погребенные под километровым слоем льда, удивительные антарктические оазисы посреди мертвой ледяной пустыни и сотни новых географических объектов. Тем не менее шестой континент, казалось бы, немилосердно истоптанный поколениями неутомимых исследователей, до сих пор таит в себе немало загадок. Что же мы знаем сегодня о самом холодном материке нашей планеты?

Антарктида, почти целиком лежащая внутри Южного полярного круга, по форме отдаленно напоминает легкоатлетический диск, если к нему сбоку приварить изогнутую ручку наподобие турецкого ятагана. По площади она почти вдвое больше Австралии и без малого в полтора раза превосходит Европу, причем долины и взгорья полярного континента раз и навсегда прихлопнуты увесистой двухкилометровой ледовой крышкой (в некоторых местах толщина льда составляет более 4 300 метров). Площадь Антарктиды чаще всего оценивают примерно в 14 миллионов квадратных километров (13,975 млн км²), хотя полной ясности в этом вопросе нет. Все зависит от того, как считать – с учетом шельфовых ледников или без оных, поэтому территория шестого материка плавает в широких пределах: от 13,5 млн км² (некоторые авторы даже приводят цифру порядка 12,3 млн км²) до 16,4 млн км². Сравним: площадь Австралии составляет примерно 7,7 млн км², а Европы – около 10 млн км₂. Так или иначе, но антарктические просторы в любом случае ощутимо превосходят колыбель человеческой цивилизации. Вечные льды Антарктиды – это свыше 90 процентов всех ледников земного шара (24 млн км3), и если их растопить, уровень Мирового океана повысится на 60 метров. Свободные ото льда участки – так называемые оазисы – занимают не более 0,06 процента площади материка. Все остальное – сплошной ледниковый щит поверх расплющенных коренных пород (его толщина возле Южного полюса достигает 2 850 метров), голый щербатый панцирь ослепительной белизны, который формирует за счет высокого альбедо уникальный антарктический климат – очень сухой и холодный, сопровождаемый ураганными ветрами, снежными бурями и густыми туманами. Альбедо (от позднелатинского albedo – «белизна») – величина, характеризующая отражательную способность поверхности. Выражается отношением отраженного потока лучистой энергии ко всему потоку, упавшему на поверхность. Например, альбедо черноземной почвы составляет 0,15, а песка – 0,4. Альбедо антарктического щита, сложенного вечными снегами и льдом, приближается к единице (он отражает почти всю лучистую энергию, пришедшую из мирового пространства), чем и объясняется исключительно холодный климат шестого континента.

Средние летние температуры во внутренних областях материка колеблются от минус 30 до минус 50 градусов (на побережье – 1 –2 градуса выше нуля), а зимние достигают минус 60–80 градусов. Антарктическая зима исключительно сурова: даже на берегу столбик термометра нередко опускается до минус 35 градусов. В 1959 году на станции «Восток» была зарегистрирована температура минус 89,3 градуса – абсолютный мировой рекорд. При таких почти космических температурах лопается зубная эмаль, а резина становится хрупкой, как стекло. Станция «Восток», названная в честь шлюпа, которым командовал лейтенант М. П. Лазарев, располагается на высокогорном плато Восточной Антарктиды. Когда она в 1957 году приступила к работе, будущих зимовщиков предупреждали, что им предстоит столкнуться с кислородным голоданием, проявлениями высотной болезни, исключительной сухостью воздуха (большей, чем в любой из пустынь) и сверхнизкими температурами. В то время представление о климате и природных условиях в центральных областях антарктического щита было еще достаточно смутным, поэтому мало кто ожидал, что температура на Земле может опускаться почти до минус 90 градусов Цельсия. Одним словом, шестой континент – это гигантский холодильник, ощутимо влияющий на климат всего Южного полушария.

Антарктида не только самый холодный, но и самый высокий континент нашей планеты. Его средняя высота над уровнем моря составляет 2 040 метров – почти втрое больше соответствующих величин для всей остальной суши. Наибольшая высота ледяного материка – 5 140 метров (массив Винсон в горах Элсуорт). Рельеф материкового основания, прихлопнутый многокилометровым ледяным панцирем, весьма разнообразен – от горных хребтов, вздымающихся на тысячи метров, до плоских долин, иногда лежащих ниже уровня моря. Одни горные цепи намертво замурованы в толще льда, а другие прокалывают сверкающую кору и возносятся над поверхностью ледника. Такие горные вершины и скалы, радующие глаз фантастической игрой красок, принято называть эскимосским словом «нунатак». Ледниковый щит Антарктиды таит в себе немало опасностей, потому что изобилует чудовищными разломами, глубина которых порой достигает нескольких тысяч метров. Нередко трещины прикрыты коркой наста или хрупкими ледовыми мостиками, так что путешественникам следует быть всегда настороже. Один неверный шаг, и человек проваливается в бездонную пропасть, откуда нет возврата. Берега Антарктиды омываются водами Индийского, Атлантического и Тихого океанов, которые формируют мощное циркумполярное течение, своего рода исполинский океанический водоворот, в несколько раз превосходящий по мощности Гольфстрим и Куросио, вместе взятые. Шестой континент лежит в сердцевине этого Мальстрема, устойчивого и ровного морского вихря, который иногда называют Южным океаном. Пятикилометровая толща воды неутомимо движется по часовой стрелке. Убедительного объяснения этот интересный океанологический феномен пока не имеет.

Не менее любопытны антарктические оазисы – свободные ото льда области в глубине континента, имеющие характер полярных пустынь. Таких глубоких оспин, пятнающих белоснежный лик Антарктиды, сравнительно немного (на сегодняшний день их известно около 20), а их суммарная площадь не превышает 10 тысяч квадратных километров. Здесь наиболее богата растительность (по антарктическим меркам, конечно) – грибы, лишайники, водоросли, встречаются озера с теплой водой, много бактерий и насекомых, иногда залетают птицы. Однако самая большая загадка – мумифицированные трупы морских млекопитающих (в основном тюленей), хотя эти антарктические цветники лежат в десятках, а то и сотнях километров от побережья. Каким чудом их туда занесло, совершенно непонятно; ученые предполагают, что когда-то оазисы имели связь с морем, но потом резко изменились природные условия.

Но послушаем очевидцев.

Оазис оправдывает свое название; здесь непривычно тепло, температура плюс семь градусов, кучевая облачность, как над горами. В антарктической пустыне среди холодного белого ледяного мира возник теплый коричневый каменный мир со скалами вместо льда. Голубые и зеленые озера расположены у подножия коричневых и черных сопок… Над оазисом расплывчатыми столбами поднимаются кверху потоки нагретого воздуха, дрожащие в лучах заходящего солнца. Камни к вечеру пышут жаром, так как разогрелись почти до 20 градусов.

Первый такой оазис увидел американский пилот Дэвид Бангер в феврале 1946 года, когда скользил на бреющем полете возле 101° восточной долготы. Ослепительная белизна вечных снегов вдруг растаяла, и под брюхом его машины неожиданно распахнулись бурые холмы, пересеченные запятыми озер. Вода блестела на солнце, отливая зеленью и синевой. Одно из них извивалось настолько причудливо, что впоследствии, когда им вплотную занялись отечественные специалисты, получило название Фигурного. Геолог Михаил Равич пишет:

Лодка скользит по широким плесам озера, обходит скалистые острова и утесы, проносится мимо каменных берегов, где породы смяты в крупные складки. Острова сложены однотонными черными базальтами, мраморами и ноздреватыми кварцитами… Ближе к леднику, нависшему над оазисом, синяя водная гладь сменяется изумрудной, а затем оливковой. В лучах пламенеют полосы гнейсов и сверкают своей девственной белизной линзы мраморов… Ледник высится над сопками, и кажется, что оазис лежит на дне глубокой ледяной чаши.

В оазисе Бангера (он один из крупнейших, его площадь составляет 952 квадратных километра) в 1956 году была открыта отечественная полярная станция, которую в 1959-м передали Польше. Не так давно российские гляциологи обнаружили на Земле Виктории теплое озеро Ванда: в придонном слое на глубине около 60 метров температура воды – плюс 27 градусов Цельсия, что на 50 градусов выше средней годовой температуры этих мест. Полагают, что придонная вода имеет повышенную соленость и активно аккумулирует солнечное тепло. Механизм образования оазисов до конца не прояснен, но вероятнее всего, они возникают в тех местах, куда затруднен приток больших масс льда, поэтому ледники огибают эти участки, скользя по подледным долинам. И стоит только новорожденному малютке-оазису с грехом пополам проклюнуться, как он тут же начинает отчаянно бороться за жизнь и понемногу расти, поглощая солнечное тепло, отраженное высящимися вокруг ледниками.

Но есть в Антарктиде и совсем другие озера, где на лодке при всем желании не покатаешься, потому что они надежно похоронены в толще вековых льдов. Одно из таких озер-невидимок лежит на глубине 3 500 метров в районе станции «Восток». Это даже не озеро, а самое настоящее пресноводное море около 300 километров длиной и до 50 километров в поперечнике с максимальными глубинами в 500–700 метров. Впервые его обнаружили российские гляциологи еще в 1958 году, во время санно-тракторного похода, а спустя пару десятков лет ученые приступили к бурению антарктического ледникового щита. Ледяной керн – длиннющий цилиндр, извлеченный из скважины, – весьма информативен. Изотопный и химический анализ образцов льда (в первую очередь по соотношению изотопов кислорода ¹⁶O и ¹⁸O) позволяет реконструировать древний климат – сотни тысяч и миллионы лет тому назад, так как изотопное соотношение достоверно коррелирует с температурой воздуха. Однако в настоящее время буровые работы приостановлены, потому что скважина оказалась в опасной близости от ледового свода, нависающего над поверхностью озера Восток. На международном совещании исследователей Антарктики было принято решение соблюдать крайнюю осторожность, чтобы ни в коем случае не загрязнить реликтовые воды, изолированные от внешней среды на протяжении миллионов лет. В них могут обитать древние экзотические бактерии, создавшие уникальные биоценозы, и вторжение современной микрофлоры будет, разумеется, смерти подобно.

О чудесах шестого континента можно рассказывать бесконечно. Но нам давно уже пора поближе познакомиться с замечательным человеком, который в середине декабря 1911 года первым ступил на Южный полюс нашей планеты.

Руал Амундсен родился 16 июля 1872 года в норвежской провинции Эстфолд, в семье потомственного капитана дальнего плавания и владельца судоверфи. Он был младшим из четырех сыновей, и мать надеялась, что хотя бы он выберет нормальную сухопутную профессию (братья плавали на китобоях). Но Руал с детства бредил полярными путешествиями, хотя рос слабым и болезненным. Решив однажды, что главное для полярника – отменное здоровье, он стал усиленно работать над собой. Плавание, лыжи, атлетическая гимнастика, футбол… Даже в сильные морозы он всегда спал с открытым окном. Классический пример self-made man, человека, сделавшего себя самостоятельно. По настоянию матери он поступил на медицинский факультет университета, где учился весьма посредственно – исключительно на одном самолюбии. Когда мать скоропостижно скончалась от пневмонии, Руал немедленно бросил опостылевший университет и с головой ушел в любимое дело.

Руал Амундсен в разные годы

В 1897–1899 годах он принимал участие в бельгийской антарктической экспедиции в качестве старшего штурмана. У берегов Антарктики, когда судно безнадежно затерло во льдах, он прошел хорошую полярную школу. Экипаж слег от цинги, и если бы не находчивость Амундсена и знания корабельного врача Фредерика Кука, неизвестно, чем бы закончилась эта экспедиция. По возвращении в Норвегию он приобрел одномачтовую парусно-моторную яхту с небольшой осадкой водоизмещением 47 тонн (22 метра в длину и 6 метров в ширину) и собственноручно ее отремонтировал. Суденышко называлось «Йоа». На этой яхте летом 1903 года Амундсен с запасом продовольствия на пять лет и шестью спутниками отправился на поиски Северо-Западного прохода из Атлантического океана в Тихий. Мореплаватели не могли отыскать этот проход на протяжении 500 лет, но молодой полярник, благополучно перезимовав на острове Принца Уэльского, легко добился успеха. Впервые Америку удалось обогнуть с севера. Заслуг Амундсена не перечесть. В. В. Глушков пишет:

Он первый прошел Северо-Западным проходом; обогнул все берега Северного Ледовитого океана; совершил кругосветное плавание в антарктических водах; вступил на Южный полюс; применил самолет и дирижабль для проникновения в центральную Арктику; пролетел на дирижабле над Северным полюсом и пересек Ледовитый океан от берегов Европы до Аляски. Поистине – чудесная жизнь!

Викинг XX века, как его нередко называли, трагически погиб в 1928 году.

Амундсен все-таки удивительный человек. Его деятельная натура совершенно не терпела праздности, и любую пустопорожнюю минуту он стремился использовать с максимальной отдачей. Когда семеро норвежцев зимовали на южном берегу острова Принца Уэльского, тесно общаясь с эскимосами племени нетсилик, Амундсен не ограничивался заурядными этнографическими наблюдениями, но вникал в детали материальной культуры аборигенов глубоко и дотошно. «Я достал образцы буквально всех предметов эскимосского обихода, начиная с одежды обоих полов, – писал он, – и кончая образцами утвари, служащей для приготовления пищи и для охоты». Идеи посещали его ежечасно. Однажды он удивил своих товарищей, радикально видоизменив стандартный палаточный вход. Когда вы шнуруете жесткий брезент в свирепую метель, говорил Амундсен, в палатку обязательно нанесет много снега, пока петли не будут затянуты как следует. Мало того, даже если все сделано на совесть, герметика все равно оставляет желать лучшего. А ларчик между тем открывается просто. Сначала вырезаем в палатке круглое отверстие нужных размеров, а потом частыми стежками пришиваем к нему длинный мешок с распоротым дном. В результате получается узкий рукав. Забрался внутрь, как через тоннель, – и завязываешь конец рукава, как самый обычный мешок. В палатку со сплошным полом и таким рукавом не проникнет ни одна снежинка, если даже на улице разгулялся буран. На вопрос, как это ему пришло в голову, Амундсен честно ответил, что подглядел решение у эскимосов и сразу же подумал: «Кое-что для нас». Между прочим, палатки с таким входом со временем найдут применение не только в Арктике или Антарктике, но и в тропиках.

Он никогда не уставал учиться. Например, овладел труднейшим навыком изготовления эскимосских саней, которые делают из нескольких кусков дерева или китовой кости, искусно связывая отдельные фрагменты ремнями. А у старого Аиленнака взял несколько уроков по строительству иглу – уютных теплых домиков, сложенных из снеговых плит. Строгий учитель неспешно покуривал ароматный табак норвежца (ничто не дается даром!), щурился сквозь голубоватый дымок и говорил: «Мало найдется людей таких же мудрых и таких же умелых, как ты, Амункьенна. Но построить дом ты не умеешь. Скажи мне, чему учил тебя в детстве отец? Попробуй-ка еще раз начать заново». Только тридцатый дом удовлетворил придирчивого мастера.

Но труднее всего ему давалась наука езды на собаках – полудиких и злобных тварях, мало чем отличавшихся от волков. Почувствовав в санях неофита, они вели себя нахально и беспардонно, откровенно игнорируя его неумелые потуги, запутывали упряжь и грызлись между собой. Суровые законы этого мира не знали жалости. Поначалу у Амундсена сжималось сердце, когда он видел, как эти вечно голодные псы с жадностью хватают куски мороженого мяса, твердые, как камень, и проглатывают их, не жуя. Аиленнак его поучал:

Такой кусок льда долго пролежит в желудке, прежде чем растает и начнет перевариваться. А все это время собаке будет казаться, что она сыта. Никогда на это животное не напасешься еды: оно съест все твои запасы да и тебя в придачу, если ты еще раньше не умрешь с голоду. Так уж все устроено.

Со временем Амундсен горячо полюбил эскимосских собак и всегда считал, что в полярных экспедициях они совершенно незаменимы. Забегая немного вперед, сразу скажем, что его весьма удивил выбор Роберта Скотта, который сделал ставку на маньчжурских пони (в других переводах – исландские или шотландские, но принципиального значения это обстоятельство не имеет). Норвежец не без оснований полагал, что хозяин, видимо, просто не поладил со своей собакой – отсюда и все проблемы. Разумеется, с безропотной и послушной лошадью гораздо меньше забот, чем с умным и хитрым полудиким псом. Надлежащие отношения следует устанавливать незамедлительно: собака должна точно знать, кто в доме хозяин. Впрочем, послушаем самого Амундсена.

Еще более веский довод в пользу собаки заключается в том, что маленькое животное гораздо легче преодолевает многочисленные хрупкие снежные мосты… Если провалится собака, ничего страшного. Взял ее за шиворот, дернул хорошенько, и она опять наверху. Совсем другое дело пони. <…> Вытаскивать их – дело трудное и долгое.

И еще одно очевидное преимущество: собаку можно кормить собакой. Можно постепенно уменьшать количество собак, забивать тех, что похуже, на корм тем, что получше. <…> Им бы только получить свою порцию, набросятся на тушу своего товарища – одни зубы от жертвы останутся. А после тяжелого дня и зубов не оставалось. <…> Они не только без труда проходят могучие ледники, ведущие к плато; они на весь путь годятся. А пони приходится оставлять у подножия ледников, чтобы дальше самим играть роль пони – сомнительное удовольствие. Судя по тому, что пишет Шеклтон, не может быть и речи о том, чтобы втащить пони на крутые трещиноватые ледники.

Амундсен всю жизнь мечтал о Северном полюсе, однако судьба распорядилась так, что ему довелось покорить Южный. Когда 15 декабря 1911 года он стоял на макушке антарктического плато, где все меридианы сплетаются воедино, его обуревали сложные чувства. Впоследствии он писал, что еще ни один человек не оказывался в точке, диаметрально противоположной цели его стремлений в столь буквальном смысле этого слова. «Район Северного полюса – чего там! – сам Северный полюс манил меня с детства, и вот я на Южном полюсе. Поистине все наизнанку!» Но выбора не оставалось: американец Роберт Пири достиг Северного полюса на собачьих упряжках в 1909 году, и Амундсену пришлось переменить свои планы. Вдобавок он узнал, что англичанин Роберт Скотт готовит экспедицию к Южному полюсу, и решил во что бы то ни стало опередить британца. Задуманный арктический дрейф был отложен на неопределенное время, и «Фрам», старый корабль выдающегося норвежского полярника Фритьофа Нансена, взял курс на юг. О своем решении Амундсен уведомил не только Нансена, но и Скотта: с Мадейры он отправил ему письмо, в котором сообщал о своих намерениях, и тот получил его в Австралии, когда готовился отплыть к берегам шестого континента. А «Фрам» двинулся прямиком через Атлантику, чтобы успеть в южные широты к середине января 1911 года. Амундсен оставался Амундсеном: поход к Южному полюсу был расписан как по нотам. Он вникал в каждую мелочь – от провианта для людей и собак до научного оборудования и полярного снаряжения. На первом месте стояли вопросы питания.

В дневнике Амундсен писал:

Данный текст является ознакомительным фрагментом.