Глава 2. Боевые действия в Финляндии

Глава 2. Боевые действия в Финляндии

28 июля 1741 года к русскому послу Бестужеву явился надворный канцлер и объявил, что шведский король вынужден объявить России войну. Причины войны в манифесте были объявлены следующие: «Русский двор во многих случаях мало уважал народные права самые священные; не упоминая об оскорбительных угрозах, он нарушил 7-й параграф Ништадского мира, вмешиваясь непозволительным образом во внутренние дела королевства для возбуждения смуты и для установления престолонаследия по своей воле вопреки правам чинов. Русский двор постоянно говорил со Швецией языком высокомерным, неприличным между государствами равными и независимыми. Судам в России было именно запрещено удовлетворять справедливым жалобам шведских подданных – распоряжение, которого постыдились бы и варвары; запрещено вывозить хлеб в Швецию, тогда как это запрещение не касалось других народов. Есть столкновения, которые можно отстранить путем переговоров, но за оскорбление можно удовлетворить только с оружием в руках: таково оскорбление, нанесенное убийством Синклера.»

Анна Леопольдовна и К° малость подумали и 13 августа также разрешились манифестом от имени малолетнего Иоанна. В нем, между прочим, говорилось: «Между неверными и дикими, бога не исповедующими погаными, не только между христианскими державами еще не слыхано было, чтоб, не объявя наперед о причинах неудовольства своего или не учиня по последней мере хотя мало основанных жалоб и не требуя о пристойном поправлении оных, войну начать, как то действительно ныне от Швеции чинится».

Главным начальником шведского войска в Финляндии был назначен граф Левенгаупт, сеймовый маршал, самый популярный в то время человек в Швеции. По своим обязанностям на сейме он мог приехать к войску только через четыре недели после объявления войны. Шведское командование распространяло в русских и собственных войсках дезинформацию о том, что Елизавета Петровна обратилась с манифестом к русским войскам с приказом не сопротивляться шведам. По другой версии Елизавета сама якобы объявилась среди шведских войск в Финляндии. Кроме того, к шведам де приехал и малолетний Петр Голштинский, племянник Елизаветы.

У русских командовать основной армией, дислоцированной в Финляндии, было поручено фельдмаршалу П.П. Ласси. Как уже говорилось, наиболее талантливым и опытным русским полководцем в то время был Миних, но Анна Леопольдовна боялась усиления влияния Миниха больше чем шведов.

Специальный корпус дислоцировался у деревни Красная Горка на южном побережье Финского залива под начальством принца Гессен-Гомбургского. Задачей этого корпуса являлась защита Петербурга от шведского десанта. Кроме того, было решено собрать два небольших корпуса в Лифляндии и Эстляндии под началом генерала Левендаля для обороны побережья от шведских десантов.

Шведские войска в Финляндии были разделены на два корпуса численностью по четыре тысячи человек. Один корпус под начальством генерала Врангеля находился в трех милях от Вильманстранда[86] , другой под начальством генерала Будденброка – в шести милях от этого города. Гарнизон Вильманстранда не превышал 600 человек. Ласси созвал военный совет, на котором было решено с частью корпуса идти немедленно к Вильманстранду, взяв с собой провиант только на пять дней. Приблизившись к Вильманстранду, русские 22 августа остановились в деревне Армиле, а вечером к городу подошел шведский отряд под начальством генерал-майора Врангеля. Шведский отряд, включая вильманстрандский гарнизон, насчитывал, по русским данным, 5256 человек, по шведским – 3500 человек. У русских было 9900 человек.

В обеих армиях дисциплина оставляла желать лучшего, генералы и офицеры боялись противника, говоря по-русски, в обоих лагерях царил бардак. Чтобы не быть голословным, приведу воспоминания полковника Кристофа Манштейна, бывшего в армии Ласси. "В 11 часов вечера (22 августа) случилась большая тревога. Полковник Вильбранд, комендант Виманстранда, узнав о движении русских, направил 4 человек, которые, пользуясь темнотой и лесом, должны были подойти к неприятельской армии и сделать рекогносцировку. Один из часовых поставленного в лесе караула, заметив их, выстрелил. Едва раздался выстрел, как несколько полков второй линии вдруг поднялись, схватили оружие и, как бы сговорившись, начали жаркую стрельбу, направленную на первую линию, причем в продолжение получаса не было возможности остановить их; при этом было сделано даже несколько пушечных выстрелов, вследствие чего у полков, стоявших напротив, были убиты и ранены один офицер и семнадцать солдат. Ласси и Кейт подверглись сильной опасности быть убитыми при этой фальшивой тревоге; они разбили маленькие палатки, чтобы спать между общими линиями, и несколько пуль пробили эти палатки насквозь.

Около 200 драгунских лошадей, ошеломленных огнем, вырвались из пикетов и побежали по большой вильманстрандской дороге. Шведский передовой караул, стоявший в полумиле (шведской) от русских, слыша эту стрельбу и в то же время топот лошадей, вообразил, что это был неприятельский отряд, обратился в бегство и понесся во весь дух в город; лошади следовали за ним так близко, что вбежали в беспорядке вместе со шведским караулом, прежде чем успели поднять мост. Через эту фальшивую тревогу генерал-майор Врангель получил первое известие о приближении русских. Услыхав ночью стрельбу, он вообразил, что на Вильманстранд нападают, сразу же сообщил об этом генерал-лейтенанту Будденброку и выступил на заре, чтобы подать помощь городу".

На следующий день, 23 сентября, Ласси двинулся против неприятеля, который занимал очень выгодное положение под защитой крепостных пушек Вильманстранда. Сражение началось с того, что русские заняли высоту, лежащую напротив главной шведской полевой батареи, и установив там несколько 3– и 6-фунтовых пушек, завязали артиллерийскую дуэль. Затем два гренадерских полка (Ингерманландский и Астраханский), которыми командовал полковник Манштейн, атаковали шведскую батарею. Шведы дали залп картечью, но русские шли прямо «с толь многою бодростью и храбростью, как добрым порядком через пригорок и долины». Тем не менее, эту атаку шведы отбили. Тогда Ласси приказал Манигтейну атаковать батарею с правого фланга, где был глубокий овраг. Гренадеры выскочили из оврага в 60 шагах от шведов и дали залп из ружей. Шведы побежали, бросив пушки. Между тем, на левом фланге драгуны полковника Ливена атаковали шведов. Организованное сопротивление шведов прекратилось. Конница бежала первой и столь быстро, что драгуны Ливена не смогли ее настичь. Уцелевшие пехотинцы частично бежали в город, а частично укрылись в окрестных лесах и болотах.

Преследуя неприятеля, русские войска достигли укреплений Вильманстранда. Фельдмаршал послал барабанщика к валу требовать сдачи города, но шведы застрелили барабанщика. Тогда Ласси приказал взять город штурмом. По городу был открыт сильный артиллерийский огонь, причем русские использовали не только свои, но и только что захваченные у шведов пушки. Город был охвачен огнем. К 7 часам вечера Вильманстранд перешел в руки русских. Командовавший шведским корпусом генерал-майор Врангель попал в плен с семью штаб-офицерами и 1250 рядовыми. Победителям достались 12 пушек и одна мортира, 2000 лошадей, а «те солдаты, которые штурмом в город вошли, равномерное знатное число добычи деньгами золотыми и серебряными, разною серебряною посудою, платьем, провиантом и иными разными вещами получили». Русские потеряли убитыми генерал-майора Укскуля, трех штаб-офицеров, одиннадцать обер-офицеров и 511 рядовых. На поле боя было найдено более 3300 трупов шведов.

В 15-20 км от места сражения находился шведский корпус генерал-лейтенанта Будденброка. Позже шведский сенат обвинил Будденброка в том, что он своевременно не помог Врангелю. Дисциплина и боевой дух корпуса Будденброка также оставляли желать лучшего. Тот же Манштейн писал: «В следующую за сражением ночь (с 23 на 24 августа) в лагере Будденброка случилось странное происшествие. Небольшое число спасшихся драгун неслись во весь опор до тех пор, покуда не прибыли к этому лагерю; когда они прискакали поздно к передовому караулу, часовой окликнул их, но ему не отвечали; он выстрелил, и весь караул, бросившись на лошадей, бежал в лагерь, бегущие следовали за ними и привели все в такое смятение, что войска разбежались, оставив Будденброка и офицеров одних в лагере; им стоило большого труда собрать всех на следующий день к полудню».

25 августа Ласси приказал совершенно разрушить город Вильманстранд, а его жителей вывезти в Россию. Сам же он с армией двинулся... к русской границе и вернулся в тот же лагерь, который покинул неделю назад. Анна Леопольдовна и ее окружение выразили неудовлетворение подобной ретирадой, но вынуждены были довольствоваться отписками Ласси. Положение Анны Леопольдовны было не таково, что она могла позволить себе ссориться с фельдмаршалом.

На неприятельской территории остались отряды казаков и калмыков, которые сожгли несколько десятков финских деревень. В начале сентября в Финляндию прибыл граф Левенгаупт. Он собрал оставшиеся шведские войска и устроил им смотр. Всего в строю оказалось 23700 человек. На этом активные боевые действия в Финляндии закончились. Обе стороны отвели свои войска на зимние квартиры. В течение следующих месяцев дело ограничивалось небольшими стычками казаков и калмыков со шведскими драгунами.

16 августа 1741 года русское правительство обратилось за помощью к прусскому королю, стремясь вовлечь его в войну со Швецией. Хотя оба государства имели союзный договор, но хитрый Фридрих II сумел отвертеться, найдя лазейку в трактате. Шведы в свою очередь пытались вовлечь в войну Турцию. Но османам в данный момент тоже было не до России. Они с часу на час ждали нашествия грозного персидского хана Надира.

Тем временем во французском порту Бресте началось вооружение большой эскадры, которую предполагалось направить на Балтику для помощи шведам. По этому поводу русский посланник Кантемир имел серьезный разговор с кардиналом Флёри, руководившим в то время французской внешней политикой. Одновременно британское правительство дало понять, что в случае появления французских кораблей на Балтике, туда войдет и британская эскадра для нейтрализации французской эскадры. В итоге французские корабли так и не покинули Брест.

24 ноября 1741 года в 1 час пополудни правительство Анны Леопольдовны отдало приказ всем гвардейским полкам быть готовым к выступлению в Финляндию против шведов на основании, как говорили, полученного известия, что Левенгаупт идет к Выборгу. Но во дворце Елизаветы поняли дело так, что правительство нарочно хочет удалить гвардию, зная приверженность ее к цесаревне. Близкие Елизавете люди – Воронцов, Разумовский, Шувалов и Лесток – стали настаивать, чтобы Елизавета немедленно с помощью гвардии произвела переворот. Елизавета долго колебалась, лишь во втором часу дня Пополудни 25 ноября она решилась.

Елизавета надела поверх платья стальную кирасу, села в сани и отправилась в казармы Преображенского полка в сопровождении Воронцова, Лестока и Шварца, своего старого учителя музыки. Приехав в гренадерскую роту, уже извещенную об ее прибытии, она нашла ее в сборе и сказала: «Ребята! Вы знаете, чья я дочь, ступайте за мною!» Солдаты и офицеры закричали в ответ: «Матушка! Мы готовы, мы их всех перебьем!» Цесаревна взяла крест и обратилась к солдатам: «Клянусь умереть за вас. Клянетесь ли умереть за меня?» «Клянемся!», – прогремели в ответ солдаты. «Так пойдемте же, – сказала Елизавета, – и будем только думать о том, чтоб сделать наше отечество счастливым во что бы то ни стало».

Из казармы Елизавета отправилась в Зимний дворец, она ехала в санях, окруженная гренадерами. По дороге Елизавета отправляла группы солдат для арестов приверженцев Брауншвейгской династии. Среди них оказались граф Миних, граф Головкин, барон Менгден, Остерман и другие. Гренадеры буквально на руках внесли Елизавету в Зимний дворец. Там она направилась прямо в караульное помещение и обратилась к сонным гвардейцам, не бывшим в курсе событий. «Не бойтесь, друзья мои, – сказала цесаревна, – хотите ли мне служить, как отцу моему и вашему служили? Самим вам известно, каких я натерпелась нужд и теперь терплю, и народ весь терпит от немцев. Освободимся от наших мучителей». «Матушка, – отвечали солдаты, – давно мы этого дожидались, и что велишь, все сделаем».

Четверо промолчавших офицеров были арестованы. Затем Елизавета отправилась во внутренние помещения дворца, не встречая сопротивления караульных. Войдя в комнату правительницы, которая спала вместе с фрейлиной Менгден, Елизавета сказала ей: «Сестрица, пора вставать!» Анна Леопольдовна, проснувшись, удивилась: «Как, это вы, сударыня?!» Увидев за спиной Елизаветы гренадер, она догадалась, в чем дело и стала умолять цесаревну не делать зла ни ее детям, ни девице Менгден, с которой бы ей не хотелось разлучаться. Елизавета обещала Анне все это, посадила ее в свои сани и отвезла в свой дворец, за ними в других санях отвезли туда же маленького Ивана Антоновича.

Утром был издан краткий манифест о восшествии на престол Елизаветы Петровны. Остермана, Миниха, Левенвольда, Михаила Головкина и других деятелей отправили в Сибирь. Все семейство бывшей правительницы Анны Леопольдовны оказалось в тюрьме в Холмогорах. Фельдмаршал Ласси быстро уяснил обстановку и уже утром 26 ноября приехал поздравить Елизавету, благодаря чему сохранил свое положение.

С приходом к власти Елизаветы Франция оказалась в весьма сложном положении. Суть его хорошо иллюстрирует письмо министра иностранных дел Франции Ж. Амелота от 12 января 1742 года к графу Кастеллану, посланнику в Константинополе: «Теперь еще рано начертать план наших действий относительно России. Восшествие на престол принцессы Елисаветы нам выгодно в настоящую минуту потому, что немецкое правительство было совершенно преданно венскому двору; а новая царица обнаруживает расположение к Франции и требует ее посредничества для окончания шведской войны. Но до сих пор все это только одни слова, и его величество король как прежде, так и теперь желает чести и безопасности шведов. Они не могут заключить мира, не приведя по меньшей мере в безопасность своих границ, и я предвижу, что Россия может согласиться на это только из страха перед союзами, могущими образоваться против нее. Поэтому вы должны поддерживать расположение, которое Порта начала оказывать в пользу Швеции».

Амелот направил гневное письмо Шетарди в Петербург: «Я был очень изумлен, что на другой день после переворота вы решились писать к гр. Левенгаупту о прекращении военных действий. Еще более изумило меня то, что вы хотели взять на свою ответственность все последствия этого. Я не могу примирить такого образа действий с знанием намерений короля... Я посылаю сегодня курьера в Стокгольм, чтобы стараться успокоить там умы и дать знать, как это и есть в действительности, что перемена государя в России нисколько не изменяет ни чувств короля к Швеции, ни видов Франции... Если война продолжится, то шведы не останутся без союзников... Важно, чтобы заключение мира между Россиею и Швециею было в наших руках. Пусть царица останется в уверенности насчет благонамеренности короля; однако не нужно, чтобы она слишком обольщала себя надеждою на выгодность мирных условий».

11 января 1742 года Шетарди лично прочел Елизавете требования французского короля о территориальных уступках Швеции. Елизавета ответила, что она употребила бы все средства, указанные ей французским королем, для выражения своей благодарности шведам, если бы только дело не касалось уступок, противных ее славе и чести. Пусть сам король будет судьей: что скажет народ, увидев, что иностранная принцесса, мало заботившаяся о пользе России и ставшая случайно правительницей, предпочла, однако, войну постыдным уступкам хоть чего-нибудь. Тем более дочь Петра I не может для прекращения той же самой войны согласиться на условия, противоречащие благу России, славе ее отца и всему, что было куплено ценой крови его и ее подданных. Елизавета была права, уступка русских территорий Швеции неизбежно привела бы к государственному перевороту в России.

Тогда Шетарди решил действовать через ближних советников императрицы Бестужева и Лестока. Он предложил обоим ежегодную пенсию от французского короля в 15 тысяч ливров. Бестужев вежливо отказался, а Лесток принял пенсию, пообещав содействовать соблюдению интересов Франции в русской политике.

Хотя Россия и Швеция продолжали находиться в состоянии войны, шведский посланник Эрик Нолькен вел переговоры с русскими вельможами в Петербурге, а в апреле 1742 года даже прибыл в Москву на коронацию Елизаветы. Но и в Москве Нолькен не получил согласия русского правительства на какие-либо территориальные уступки и в конце мая отправился в Швецию.

6 июня 1742 года Нолькен прислал в лагерь фельдмаршала Ласси унтер-офицера и барабанщика с известием о своем прибытии и письмом на имя Шетарди для пересылки в Москву. Этих двоих поместили при команде конной гвардии в ставке генерал-майора Ливена. Но в тот же день среди гвардейских пехотных полков раздался крик: «К ружью! Шведы, шведы!» Гвардейцы устроили настоящий мятеж и пытались линчевать шведских парламентеров и офицеров-иностранцев, находившихся на русской службе. С большим трудом Ласси и Кейту удалось подавить мятеж и спасти несчастных шведов. Виновные отделались весьма мягкими (для военного времени) наказаниями – 17 зачинщиков сослали в Сибирь или в дальние гарнизоны. Этот бунт хорошо показывает настроения, царившие в русской армии. В такой ситуации ни о каких уступках Швеции не могло быть и речи.

Пока шли переговоры, русские войска сильно опустошили район боевых действий в Финляндии. В этом деле особенно отличились донские казаки под начальством своего старшины Ивана Краснощекова, пожалованного в 1740 году в бригадиры. 12 августа 1742 года отряд казаков, которым командовал Краснощеков, близ Гельсингфорса нарвался на сотню шведских драгун под командованием майора Шумана и был разбит. Раненый Краснощеков попал в плен, но по пути в Гельсингфорс умер от ран. Позже тело его было передано русским по просьбе Ласси. Его отвезли на родину и похоронили. Однако откуда-то появилась версия, что шведы якобы содрали с живого Краснощекова кожу, отчего тот и помер. Неужели тело с содранной кожей выдали бы русским, а Ласси не поднял бы шума? Тем не менее, эта сказочка стала официальной версией в начале XX века[87] .

К началу июня у Ласси в Финляндии была 36-тысячная армия. 7 июня русские выступили из-под Выборга и двинулись вдоль Финского залива, чтобы иметь возможность получать морем продовольствие и боеприпасы. 13 июня Ласси получил сведения о сосредоточении шведских войск (19 пехотных и 7 конных полков) на сильно укрепленной позиции в районе Мендолакса. 20 июня русская армия вышла к рубежу реки Вираоки. Здесь были оставлены обозы и лишние тяжести. Взяв с собой продовольствие на десять дней и боеприпасы, русские войска продолжили наступление.

25 июня они, преодолев труднопроходимую местность, приблизились к Мендолаксу. С фронта позиция шведских войск была недоступна, а с флангов к ней вела только узкая дорога. Несмотря на это, Ласси решил атаковать противника. Но как только русские войска перешли в наступление, шведы оставили свои позиции и отошли в Фридрихсгам. Главные, же силы шведов сосредоточились в лагере при Сумме. Вслед за отступающим противником к Фридрихсгаму подошли русские войска. Как только шведам стали известны намерения Ласси, Левенгаупт поспешно отошел к Гельсингфорсу. Отступающие шведы сожгли Фридрихсгам.

2 июля Ласси получил из Петербурга приказ: если шведы отойдут за реку Кюмень, не двигаться дальше и остановиться здесь, а главные силы отвести на зимние квартиры к Фридрихсгаму. Но военный совет решил продолжать движение к Гельсингфорсу. Это решение Ласси мотивировал тем, что противнику надо нанести решительное поражение, заставить финские полки прекратить сопротивление и оставить шведскую армию при подходе русских войск.

В то же время отряд князя Мещерского вышел из Кексгольма и, двинувшись на север, без боя занял город Нейшлот. Далее Мещерский пошел на запад параллельно берегу Финского залива в 70-80 верстах от него. Вскоре его отряд занял город Тавастгус.

В августе армия Ласси окружила шведские войска у Гельсингфорса. Теперь шведская армия могла получать подкрепления только морем. Но и это связь скоро прекратилась, так как шведский флот из-за начавшейся эпидемии ушел из Гельсингфорса в Карлскрону, а эскадра Мишукова заперла шведскую армию с моря. В Гельсингфорсе были заперты 17 тысяч шведов, русских же было там не более 17,5 тысяч. Тем не менее, 24 августа командующий шведской армией генерал Буснет капитулировал. За несколько дней до этого генералы Левенгаупт и Будденброк оставили армию и бежали в Стокгольм «для отчета сейму о своих действиях». По условиям капитуляции шведским военнослужащим разрешили убыть в Швецию с личным оружием, полковая и крепостная артиллерия шведов (90 орудий) досталась русским. Финны, служившие в шведской армии, отказались ехать в Швецию и были распущены по домам. Вскоре войска Ласси и Мещерского соединились в городе Або.