Тайна сыновей волчицы
Тайна сыновей волчицы
В течение столетий древние тюрки (или, как правильнее их называть, «тюркюты»), потомки рода Ашина, ведущие свою родословную от волчицы и царевича-калеки, были рабами-плавильщиками жужаней. Они добывали железную руду в горах Алтая, плавили металл в сыродутных печах и создавали эти нехитрым старинным способом металлические изделия, качество которых порой на порядок превосходило современное.
Потомки волчицы ковали доспехи, мечи, наконечники стрел и копий для вооружения своих грозных хозяев. Можно сказать, что они своими руками создавали себе кандалы. Но ни сами они, ни отцы их, ни деды никогда не воевали. В отличие от непримиримых телесцев, за почти столетие с момента их расселения в Алтайских горах они ни разу не взбунтовались. Трудолюбивые и покорные — такими их считали жужане, почему и отправили на самый ответственный участок — в плавильни. Но недаром у всех древних народов считалось, что кузнецы доводятся родней черту. Да и в самом тихом омуте, как известно, всегда заводится какая-нибудь нечисть. Плавильщики жужаней давно замыслили измену и ждали лишь удобного случая. И, похоже, он наступил.
Первотолчком, как всегда в этой части Степи, стали события в Китае. Тобасцы к началу VI века уже успели пройти самоубийственным путем хуннов до самого конца. Они утратили свои степные обычаи, свой язык, свою воинственность и стали слабой и изнеженной северокитайской знатью. В 531 году полководец Гао Хуань, китаец по происхождению, поднял восстание на северо-востоке державы Тоба-Вэй. Он сумел разбить тобаские войска и занял столицу государства город Лоян. Первоначально он действовал якобы в интересах одного из царевичей прежней династии. Но когда победа была одержана, провозглашенный императором царевич, страшась своего китайского полководца, бежал на Запад в город Чаньань, где его поддержал другой полководец — Юйвынь Тай — окитаевшийся кочевник-сяньбиец{56}.
Китайская империя Вэй распалась на две державы — Западную и Восточную, где тобаские императоры были лишь ширмой, а реальная власть принадлежала на востоке китайцу Гао Хуаню, а на западе — сяньбийцу Юйвынь Таю. Уже через несколько лет маски будут сорваны, и трупы царевичей прежней династии поплывут по китайским рекам. Дракон совершит очередное свое превращение.
Обе враждующие стороны — Запад и Восток — будут искать союзников. Гао Хуань заключит договор с Анагуем — каганом жужаней. Юйвынь Тай отправит посольство в Степь в поисках какого-либо противовеса жужаньской орде.
В 545 году послы доберутся до Алтая, где их примет тюркский хан Бумын. Прибытие китайской делегации с предложением союзного договора вызвало у тюрок небывалый ажиотаж. В орде все стали поздравлять друг друга, говоря: «Ныне к нам прибыл посланник от великой державы, скоро и наше государство возвысится»{56}.
Заключение сепаратного мира само по себе, конечно, было изменой хозяевам. Но Бумын и его подданные, видимо, давно мечтали освободиться от гнета и поэтому пошли на этот риск. К тому же они сумели скрыть от своих господ сам факт подписания договора, и в течение более пяти последующих лет занятые внутренней братоубийственной войной жуань-жуани ничего не подозревали. Зато тюрки вовсю готовились к будущей войне: ковали себе оружие, покупали у жужаньцев лошадей, тренировали свою армию. И все же шансы их на победу над воинственной ордой хозяев были невелики, если не сказать, мизерны. Чтобы стать в Степи воином, надо быть всадником-виртуозом. А для этого недостаточно пяти-шести лет обучения — надо родиться в седле. Тюрки же были кузнецами, а не воинами. Как могли устоять они против профессионалов войны?
Но это не единственная загадка сыновей волчицы. В 550 году импровизированная армия тюрок встретила у подножия своих гор мятежные телеские племена. Что происходит в Степи, где встречаются две армии? Конечно же, битва. Но в этот раз неукротимые телесцы отчего-то не стали воевать, а полностью и безоговорочно признали над собой власть тюркютов. Добровольно приняли иго, которое, как покажут дальнейшие события, было не намного легче жужаньского.
Еще одна загадка этой истории: почему объединенная тюрко-телеская армия не обрушилась тут же, используя фактор внезапности, на ничего не подозревающих жужаней Анагуня? Почему хан Бумын выжидал несколько лет, всячески тянул время? Только на следующий год властитель тюрок и телесцев отправил посла к Анагую, кагану жужаней, и попросил себе в жены его дочь. Случись такой брак, он по законам Степи означал бы, что тюркюты более не рабы, а самостоятельные союзники кагана. Предложение было своего рода сознательной провокацией хана Бумына. Отказ давал ему повод для войны. Согласие предоставляло свободу.
Анагуй ответил грубо: «Ты мой плавильщик, (то есть раб), как ты осмелился сделать мне такое предложение?» Война становилась неизбежной. К тому же хан тюрок приказал казнить жужаньского посланника, принесшего невежливый ответ кагана. Параллельно переговорам с жужанями владыка тюрков продолжает свою дипломатическую игру с Западной Вэй и уже следующим летом получает в знак дружбы и союза китайскую принцессу в жены{56}.
Зимой 552 года Бумын, не дожидаясь карательного похода жужаней, подымает тюрок и телесцев и сам идет войной на кагана. Разгром жужаней был таков, что, не выдержав позора поражения, Анагуй кончает жизнь самоубийством. Правда, практически тут же победоносный Бумын внезапно умирает, и на престол вступает его сын под именем Кара Иссык-хана — Черного горячего господина. Разбитые жужане не собираются сдаваться: под руководством нового вождя — дяди Анагуя — они вновь принимают бой у горы Лайшань и опять оказываются разбиты. Кара Иссык-хан, как и его отец, умирает при загадочных обстоятельствах, и на престол восходит младший брат — Мугань-хан. Осенью следующего года он в третий раз громит жужаньское войско.
Это была уже подлинная трагедия для бывших хозяев Степи. Часть их во главе с новым каганом попыталась укрыться у своих китайских союзников — Восточной Вэй, но те, в страхе перед тюрками, изгоняют беглецов обратно в Степь, на верную погибель от рук вчерашних рабов. Летом 555 года остатки орды попробовали укрыться от своих страшных врагов на территории Западной Вэй, но оказались схвачены китайцами и выданы тюркам. Пленников было около трех тысяч. Все знатные воины были казнены. Пощадили лишь детей и «следовавших за князьями слуг»{56}. Более о жуань-жуанях в этих краях никто не слышал.
Самое время оставить пока это племя в покое и забвении и поговорить о загадках ранней истории тюрок. Как решились они, кузнецы и плавильщики, на бунт против своих хозяев? Почему им безропотно подчинились телесцы? И за счет чего в кровопролитнейших войнах середины VI века не имеющие ровно никакого военного опыта тюрки неоднократно побеждали профессиональных воинов жуань-жуаней?
Ответ на все эти три вопроса один — стремя.
Бывают моменты, когда кузнец держит в своих руках жизнь воина. Речь идет о судьбоносных изобретениях, переворачивающих все представления о ведении боя и в корне меняющих тактику военного дела.
Скифы изобрели кожаное седло. Это позволило им сражаться верхом и превзойти всех своих соседей в доблести и славе на долгие пять столетий. Позже седло стало твердым, с высокими луками. Эта новинка дала возможность свирепым гуннам бросать аркан и рубить мечом, не слезая с коня. Почти век им не было равных в бою. Но через непродолжительное время (как ни крути, а прогресс человечества все время ускоряется) эти изобретения стали доступны для всех соседей. Однако даже при твердом деревянном, обшитом кожей седле верховая езда оставалась высоким искусством. И оно безраздельно принадлежало племенам, чьи дети рождались на хребте лошади.
Греки, римляне, византийцы, кельты и германцы, равно как и другие оседлые земледельческие народы имели в составе своих армий конницу, но только как вспомогательные отряды. Сражаться верхом они не умели. Римский кавалерист, сидевший на лошади без седла, лишь на специальной попоне, пользуясь преимуществом в скорости над пехотинцем, обходил врагов с фланга или с тыла, затем соскакивал с лошади и сражался копьем или мечом в пешем строю.
Лишь кочевники-скотоводы воевали, не слезая с коней, но и они не были полноценными всадниками в современном понимании. Скифы научились стрелять из лука на скаку, но свой короткий меч-акинак обнажали, лишь соскочив с лошади для того, чтобы добить поверженного противника. Сарматы, аланы и парфяне — тяжеловооруженные кавалеристы катафрактарии — научились держать длинное копье и поражать им с разгона стройные ряды врага. Но уже после первого столкновения сарматское копье — контос — бросалось наземь, и всадник доставал из ножен длинный меч, с которым был весьма уязвим. Даже твердое гуннское седло не решило проблемы. Конный воин по-прежнему не мог опереться на ноги, привстать для рубящего удара мечом, полностью слить свой вес с весом лошади при штурмовом ударе копьем.
Тюрки явили азиатскому континенту новшество — использование стремян. Два металлических колечка, притороченные кожаными ремнями к седлу, — подумаешь, какая невидаль! Но посадка всадника стала намного уверенней, а обучение езде верхом — легче и быстрее. В бою привставший на стременах воин мог с помощью длинного копья нанести недюжинной силы удар, да и пику не надо было бросать сразу после первого столкновения.
А если подтянуть стремена покороче, то, приподнявшись на них, легко нанести режущий, а не рубящий, как ранее, удар мечом. При этом только меч надо сделать длинным, однолезвийным, узким и изогнутым, как сабля. И ее смертоносный конец с невиданной скоростью обрушится на врага, рассекая любые доспехи. Получается тот самый знаменитый кавалерийский удар, которым так гордились конники всех стран — от русских казаков до венгерских гусар и турецких янычар. Приподнявшийся на высоких стременах всадник, наклонив тело вперед и вбок, за счет вытянутой руки и длины сабли не оставляет пехотинцу в бою ни единого шанса уцелеть.
Стремена сделали всадника подлинным кентавром, сросшимся со своим скакуном, превратили коня и наездника в единое целое. Наступало время непобедимой конницы, время бессилия пехотных армий, время очередной смены вех в военном искусстве, и виной всему — два небольших металлических кольца, продетых в свисающие с седел кожаные ремни.
Изобретение стремян, а с ними — и новой техники конной езды, новой тактики конного боя, — вот что придало решимости древним кузнецам-тюркам выступить против властителей-жужаней, вот что настолько поразило воображение телесцев, что заставило их немедленно и без боя покориться своим новым господам. Понятно теперь, отчего тянул время Бумын — его кузнецы ковали стремена для новых подданных, а воины-тюрки учили телесцев премудростям нового способа верховой езды.
Осталась лишь еще одна загадка — как могли не умеющие воевать плавильщики Алтайских гор изобрести то, что не сразу пришло в голову прославленным всадникам скифам и гуннам? Новое оружие обычно изобретает вовсе не тот, кому поручено его изготовить, а тот, кто им пользуется, кто видит все достоинства и недостатки применения старого. Изобрести стремя мог лишь всадник, ноги которого однажды запутались в свисающих с седла ремнях, и он вдруг ощутил, какая это свобода — привстать из седла.
Поэтому ответ на этот вопрос, с моей точки зрения, прост. Тюрки стремян не изобретали. Их придумали опытные всадники жуань-жуани, а потомкам волчицы, как плавильщикам и кузнецам, лишь выдали заказ на их массовое изготовление, равно как и производство новых видов оружия — более длинных копий, узких и слегка изогнутых мечей. В этом новшестве тюрки увидели свой шанс на свободу, свою претензию на господство в Степи.
У североамериканцев в XIX веке в связи с изобретением автоматического оружия револьверного типа (с вращающимся барабаном) возникла поговорка: «Бог создал людей, а полковник Кольт (изобретатель знаменитого револьвера, названного его именем) сделал их равными». В самом деле, любой дилетант, вооруженный шестизарядным револьвером, мог теперь при случае застрелить даже самого опытного стрелка. В жарких салунных разборках отныне стала цениться даже не меткость — и ребенок способен попасть в крупную мишень с пяти метров, а скорость реакции, способность мгновенно, одним движением, выхватить из кобуры блестящую игрушку полковника Кольта.
Нечто подобное произошло и в северокитайской степи. Стремена уравняли опытных наездников жужаней и начинающих всадников тюрок. А новые методы конного боя были одинаково непривычны и тем, и другим. К тому же на тюрок теперь работал и численный перевес — на их стороне сражались телесцы. Кроме того, не исключено, что они, лихорадочно перевооружая собственную армию, специально затягивали исполнение заказа для своих бывших хозяев. Воистину, бывают времена, когда кузнец держит в своих руках судьбу воина.