Решающие бои вокруг Кана
Решающие бои вокруг Кана
Во время последних боев с войсками VIII британского корпуса, состоявшими из 15-й шотландской, 43-й и 49-й британских пехотных и 11-й танковой дивизий, 12-я танковая дивизия СС понесла огромные потери. Боевая мощь 26-го гренадерского моторизованного полка уменьшилась до силы слабого батальона. 12-й танковый полк также понес большие потери. В распоряжении 12-го разведывательного моторизованного батальона осталась только смешанная рота, а 12-й моторизованный саперный батальон вообще прекратил существование. В результате обстрелов из тяжелых корабельных орудий и постоянных налетов штурмовиков дивизия потеряла один батальон своего артиллерийского полка.
Нашу 12-ю танковую дивизию СС уже больше нельзя было считать полностью боеспособной. В лучшем случае то, что от нее осталось, было сравнимо с оперативной группой. Однако, несмотря на чудовищное напряжение и жестокие потери последних боев, соединение считалось полностью боеспособной танковой дивизией, которой было поручено оборонять Кан.
VII британский корпус сосредоточил свои силы на фланге 12-й танковой дивизии СС. Замысел Монтгомери – взять наши войска в клещи – просматривался четко. Даже для дилетанта было ясно, что следующей целью атаки союзников будет Кан. Чтобы избежать риска быть отрезанным от дивизии, дивизионный командный пункт был перемещен в центр города. Я хотел разделить судьбу своих солдат.
У начальника штаба и у меня не было никаких иллюзий. Мы знали, что выполнение приказа фюрера – «Кан следует оборонять до последнего патрона» – означало конец дивизии. Мы хотели сражаться. Мы были готовы отдать свою жизнь, но у сражения должна была быть цель. Я приходил в бешенство при мысли о том, что мои молодые солдаты будут истекать кровью и умирать в городских развалинах. Дивизия должна быть сохранена для более гибкого способа ведения боевых действий.
На участке дивизии была отмечена лишь незначительная активность, но канадская тактическая разведка была весьма ощутима. Разведывательные группы противника постоянно прощупывали Карпике и западный край аэродрома. В дивизии создавалось впечатление, что канадцы планировали атаковать Карпике, чтобы прорвать фронт к северу от Кана.
Карпике был старым нормандским крестьянским селением с домами из обтесанного камня. Село вписывалось в окружающую местность и образовывало длинный проход, ограниченный железной дорогой Кан – Байё с одной стороны и аэродромом с другой. Село на всем его протяжении было видно с наблюдательного пункта в монастыре в Ардене.
Я отправился к защитникам Карпике. Улицы и дома были безлюдны. Дороги были все еще проходимы, только кое-где обломки загромождали проход. Пустое село выглядело зловеще. Я нашел защитников на западных окраинах. Около пятидесяти солдат моторизованных подразделений укрылись в нескольких траншеях и щелях, вырытых прежними защитниками аэродрома. Эти пятьдесят человек – все, что осталось от 1-го батальона 26-го гренадерского моторизованного полка СС. Остатки этого батальона заняли дальний край аэродрома. А всего оборону здесь держали от 150 до 200 солдат.
В распоряжении тех, кто оборонял Карпике, теперь уже не было никаких противотанковых средств. Батальонные противотанковые орудия были уничтожены несколько дней назад. Однако перед Карпике были минные поля. Солдаты-гренадеры знали свою задачу. Командир взвода и его солдаты должны были отойти и вести отвлекающие боевые действия на восточных окраинах Карпике и вынудить атакующих канадцев войти в село. К востоку от Карпике в засаде были размещены 88-мм орудия. Кроме того, окраины села были в зоне обстрела развернутых на огневых позициях танков.
После предыдущих боев и потерь пополнить пехоту на этом участке было нечем. Единственным вариантом обороны для нас было сосредоточение всех оставшихся тяжелых вооружений. Наша артиллерия и минометы уже пристрелялись к селу.
После возвращения на командный пункт мне сообщили об оживленных радиопереговорах противника. Их оценка позволяла прийти к заключению, что враг сосредоточил свои силы в Норре и Сен-Мовье. Радиопереговоры значительно участились 3 июля.
Используя благоприятную возможность сорвать приготовления противника к атаке или по крайней мере нанести его частям, явно собравшимся на ограниченной площади, большие потери, в 6.00 этот район был накрыт сосредоточенным огнем нашей артиллерии. Наш удар по району сосредоточения оказался очень эффективным.
В то время как реактивные мины наших шестиствольных минометов, оставляя за собой длинный феерический шлейф, со свистом пролетали над аэродромом, я пробирался через развалины зданий аэродрома, чтобы найти Бернхарда Краузе. Краузе выбрал бомбоубежище в качестве своего командного пункта. Отсюда он мог обозревать аэродром и Карпике.
В бункере бомбоубежища я повстречал передового наблюдателя артиллеристов. На расстоянии 75—100 метров перед нами находились несколько солдат-гренадеров. Среди развалин разрушенных зданий аэродрома заняли позиции пять танков. Они были хорошо замаскированы – штурмовики противника в этом районе были очень активны. Едва Бернхард Краузе начал мне докладывать о ходе боев за Сен– Мовье, как вокруг нас раздался грохот и пронзительные крики. Когда 380-мм и 406-мм снаряды линкоров взорвались поблизости, бункер сильно тряхнуло.
3-я канадская пехотная дивизия выдвинулась для атаки. Ее объектами были Карпике и аэродром. Какой же огромный расход сил и средств понадобился противнику для уничтожения горстки наших солдат!
Сосредоточенный артиллерийский огонь врага подавлял все усилия обороняющихся. Вероятно, было задействовано несколько артиллерийских полков. От тяжелых снарядов корабельных орудий в воздух взлетали целые ангары. Селение в этот момент было не узнать. Густые клубы дыма, стелясь, уплывали на запад. Над нашей головой выискивали свои жертвы вражеские штурмовики-истребители Хаукер «Тайфун». Взрывы пущенных ими ракет были едва слышны за разрывами снарядов тяжелых орудий. Передовых наблюдателей, корректировавших огонь артиллерии, это как будто не трогало, и они оставались у своих стереотруб; они просили последнего огня прикрытия.
8-я канадская бригада, усиленная «Виннипегскими стрелками» и при поддержке танкового полка «Форт-Гэри-Хорс», ринулась на остатки батальона Краузе. Артиллерийский огонь противника был перенесен в глубь нашей обороны. На меня смотрели мои товарищи. Лица их были бледны. Никто не произнес ни слова. Были слышны только голоса корректировщиков артиллерийского огня. Вражеские танки катились вперед из Марселе. Туман был очень плотным. Снаряды нашей артиллерии падали между наступавшими танками, но казалось, что наш артиллерийский огонь их почти не беспокоил. Танки медленно ползли в нашем направлении. Гренадеры в своих бомбоубежищах ждали приказа занять свои огневые позиции, поскольку во время ураганного обстрела все находились в укрытиях. Из леса показались первые пехотинцы противника. Наша артиллерия накрыла огнем опушку леса, нанеся «Виннипегским стрелкам» большой урон.
Мы все еще сидели согнувшись в укрытии, и только наши танки открыли ответный огонь. Они были почти неразличимы – среди развалин и аэродромных зданий. Напряжение, охватившее нас, становилось почти невыносимым, когда мы услышали шум битвы и стали ждать первых очередей пулеметов с наших передовых пулеметных гнезд.
Я заметил вражеских огнеметчиков, подключившихся к наступательным боевым действиям на западной окраине селения. Взобравшись на легкие танки, они двигались вперед под прикрытием «Шерманов». Один из них попал на минное поле и вспыхнул.
Пятьдесят наших солдат у Карпике подверглись атаке трех пехотных батальонов противника при поддержке танков. Сражение в селе было ожесточенным.
Продвижению вражеских танков мешали обломки домов. Танковая атака через летное поле провалилась, поскольку здесь были наши хорошо замаскированные танки и батарея 88-мм орудий. Прошло всего несколько минут. «Виннипегские стрелки» шли вперед неуверенно, очевидно не очень доверяя обманчивой пустынности поля боя. Они медленно продвигались в направлении первого аэродромного здания. В этот момент они были все еще на расстоянии около 150 метров от него. Канадцы вышли из-под защиты леса и оказались на открытом пространстве летного поля. Потом мы услышали долгожданный «голос»: «Тра– та-та-та-та». Это наш пулемет MG-42 косил врага.
Я прыгнул в угол. Солдаты выскакивали из бункера. Не было произнесено ни слова – они все мчались вприпрыжку, чтобы занять свои прежние позиции. На повестке дня теперь было сражение пехоты. С закатанными рукавами и взглядом, устремленным на врага, молодые воины заряжали свое оружие и стреляли автоматически.
Атакующие, очевидно, понесли большие потери. Ход их атаки был нарушен, и их танки стали искать укрытия. Батальон Краузе тоже не обошелся без жертв. Раненых оттащили в бункеры и позаботились о них. Не все складывалось хорошо на дальнем конце летного поля. Канадцы здесь продвинулись, и бой уже шел в центре села. Огонь нашей артиллерии сосредоточился на западной его части. Я связался по телефону с начальником штаба и подготовил его к тому, что Карпике потерян, но что у меня нет беспокойства по поводу южной части аэродрома. Остатки 1-го батальона 26-го гренадерского моторизованного полка СС смогут удержать здесь свои позиции. Командир батальона снова, как это часто бывало в прошлом, являлся стержнем обороны. Бернхард Краузе был главным гренадером своего батальона. Низким, спокойным голосом он давал указания своим солдатам и был для них как родной отец. На этом участке передовой не ожидалось неприятных сюрпризов.
Я попрощался и начал пробираться дальше к взорванным ангарам на восточном краю летного поля. Там меня ждал Эрих Хольстен. Через несколько минут мы снова были на командном пункте дивизии и вздохнули с облегчением – не очень приятно было гнать на «Фольксвагене» под артиллерийским огнем противника!
Наше отделение радиотехнической разведки работало превосходно. Эти парни заслуживали похвалы. В результате их радиоперехватов мы были хорошо информированы о передвижениях противника. Это было особенно справедливо в бою за Карпике. Командир полка «Де-ля-Шодьер» докладывал по радио в штаб своей бригады о взятии населенного пункта, находясь в селении. Ему было приказано возвращаться, но артиллерийско-минометный огонь сковывал его движения. Каждый раз, как он объявлял об отбытии, следовал наш новый обстрел.
Лишь около двадцати из так упорно защищавших Карпике гренадеров все еще оставались боеспособными. Погибли все из унтер-офицеров. Оставшиеся в живых солдаты взяли на себя обязанности подразделения охранения 88-мм батареи, развернутой непосредственно к востоку от Карпике. Батальон СС Вайденхаупта попытался в ночь с 4 на 5 июля контратаковать противника в Карпике, но неудачно. Противник в Карпике понес значительные потери в результате нескольких наших ураганных обстрелов осколочными и зажигательными снарядами. Даже во время наступления, предпринятого 8 июля на Кан, противник в Карпике оставался в обороне. Мы удерживали аэродром до 8 июля.
После того как противнику не удалось расширить плацдарм на реке Одон и прорваться к реке Орн, провалилась и его атака с запада с целью захвата аэродрома. Поэтому мы решили, что теперь он попытается разбить краеугольный камень германской обороны фронтальной атакой, после чего прорваться в глубь территории Нормандии. Мы приготовились к решительному сражению за Кан.
После посещения за последние несколько дней всех частей на их позициях и обстоятельного разговора с рядовым, унтер-офицерским и офицерским личным составом по поводу продолжающейся обороны Кана я уверился в том, что город станет гробницей для нашей бравой дивизии. Оборона города дальше была невозможна. Соотношение сил было слишком неравным. Ослабленные силы немцев были не в состоянии держать здесь оборону на значительную глубину, под рукой не было готовых к бою резервов.
Из дивизии в штаб корпуса было передано тревожное недвусмысленное послание. В нем говорилось, что измотанных сил дивизии недостаточно для того, чтобы удерживать территорию, отражая удары значительно превосходящих сил противника. Однако корпус не мог выделить в наше распоряжение никаких дополнительных сил.
Мы сделали все необходимые приготовления для того, чтобы встретить ожидавшуюся атаку противника как можно более эффективно, но у нас не было ответа на вопрос, что произойдет, если в тыл дивизии будет сброшен воздушный десант, который войдет в незащищенную часть города.
В дивизии были уверены, что наступление на Кан начнется с воздушно-десантной операции к югу от города при одновременном наступлении с Одонского плацдарма через Орн в направлении дороги Кан – Фалез. Прорыв германской линии фронта на всю глубину предотвратить было невозможно, и тогда дорога в Париж будет открыта.
Вечером 7 июля мы поняли, что следующие двадцать четыре часа решат судьбу Кана. Около 500 британских бомбардировщиков «Ланкастер» и «Галифакс» поздно вечером сбросили 2500 тонн бомб на северные окраины города. Из боевых порядков самолетов незначительное их количество было сбито огнем наших зениток, но и о потерях с нашей стороны не сообщалось. Боевые части от бомбардировки почти не пострадали. Однако улицы Кана были загромождены и опять, как это ни ужасно, в жертву было принесено гражданское население. Госпитали были переполнены. Здесь следует сказать, что между германскими войсками и местным французским населением были налажены отношения дружбы и взаимопомощи. До сих пор со стороны французов не было никаких проявлений вражды или злобы. Они в смятении смотрели на развалины своих домов и качали головой, не в состоянии постичь того факта, что их город разрушен. Они знали, что в тот день, как и 6 июня, в городской черте не было ни одной немецкой воинской части. Во время всех боев нашим воинским частям не нужно было выделять ни одного солдата для поддержания безопасности в городе. Французы сами позаботились о поддержании здесь дисциплины и порядка.
Налет английской авиации казался прелюдией к основному штурму. Все, до каждого последнего солдата, были наготове. Артиллерия ожидала приказа открыть заградительный огонь, прикрыв наши позиции. Телефоны молчали. Мы напряженно вглядывались в темноту ночи и ждали появления вражеской пехоты и танков, чтобы открыть огонь. Проходили минуты, а тишину ничто не нарушало. Это было непонятно, но это было так. Союзники не предпринимали никаких попыток использовать результаты своих разрушительных бомбардировок.
Я снова встретился с командирами, чтобы лично убедиться в эффекте, произведенном авианалетами «Ланкастеров» и «Галифаксов», и, пораженный, обнаружил, что переоценил их воздействие на моральный дух наших воинов гораздо больше. В войсках больше ненавидели штурмовки истребителей, чем массированные бомбардировки неуклюжих монстров. В самом деле, линия фронта была так скудно заполнена нашими войсками, что бомбардировка по площадям не смогла причинить им большого вреда. 2500 тонн бомб смогли лишь опрокинуть несколько самоходных артиллерийских установок.
Войска ожидали большой атаки и готовились к неизбежному. Мы не питали ложных надежд на исход сражения. Когда забрезжил рассвет, я, обуреваемый дурными предчувствиями, ждал наступления трудного дня. Хуберт Мейер заснул за столом с разложенной на нем картой. Каким чудесным начальником штаба оказался этот мой товарищ!
Артиллерийский огонь невероятной интенсивности, как наземных, так и морских сил, обрушился на линию фронта 12-й танковой дивизии СС. Наше подземелье тряхнуло по всем его углам. Штукатурка и пыль засыпали освещенную светом свечи карту. Наша артиллерия и реактивные шестиствольные минометы в последний раз открыли заградительный огонь. Мы изо дня в день с трудом «доставали» боеприпасы, стараясь оказать возможно более ощутимую помощь нашей пехоте, ведущей тяжелые бои. Истребители противника штурмовали с воздуха наши артиллерийские позиции и атаковали каждую машину на дорогах. Мосты на реке Орн также подвергались непрерывным атакам авиации.
Поступили первые донесения. Все наши батальоны вели тяжелые оборонительные бои. Противник атаковал по всему фронту при сильной поддержке танков. Наш сосед справа, 16-я авиаполевая дивизия (эти дивизии до 31 октября 1943 года организационно входили в состав ВВС. С 1 ноября 1943 года были переданы в состав сухопутных войск. – Ред.), не подходила для выполнения возложенной на нее задачи. Она была потрепана возобновившимися бомбардировками, и воля дивизии к сопротивлению была сломлена под тяжестью наступательной мощи врага. 3-я британская пехотная дивизия прорвала позиции 16-й авиаполевой дивизии и вскоре стала угрожать глубоким прорывом и охватом фланга нашей дивизии.
Участок обороны нашей дивизии защищали четыре наполовину выбитых батальона, в то время как противник атаковал здесь частями 59-й британской и 3-й канадской дивизий, усиленных танковыми бригадами.
Главный удар, похоже, наносился на участке 1-го батальона 25-го гренадерского моторизованного полка силами 59-й пехотной дивизии. Более того, этот батальон подвергся атаке и подразделений 3-й канадской пехотной дивизии. Уже в течение первого часа боя батальон потерял почти всех своих ротных командиров. Штурмбаннфюрер СС Вальдмюллер, батальонный командир, находился среди солдат своего подразделения и был сердцем его сопротивления. 1-я рота 25-го гренадерского моторизованного полка прикрывала правый фланг, и ее огонь опрокидывал всякую возможность сравнительно легкого наступления 3-й канадской пехотной дивизии на участок обреченной 16-й авиаполевой дивизии.
Доблестный 1-й батальон 25-го гренадерского моторизованного полка стоял на поле боя как волнорез в бушующем море. Оставаясь, несмотря на огромное превосходство противника в живой силе и технике непоколебимым, он отражал все атаки. Противник в ходе этого первого штурма смять батальон не смог.
2– й батальон 25-го гренадерского моторизованного полка СС также оказывал героическое сопротивление. Его противотанковые пушки уже давно были уничтожены артиллерийским огнем врага. В распоряжении солдат оставались только фаустпатроны. Все командиры рот также были убиты. Гауптштурмфюрер СС доктор Тирей собственноручно уничтожил три танка «Шерман» и был убит, пытаясь отправить на тот свет экипаж четвертого.
3– й батальон 25-го гренадерского моторизованного полка СС подвергся атаке 3-й канадской пехотной дивизии. Он вел бой среди развалин Бюрона и Оти, где сражение приняло особенно тяжелый и ожесточенный характер. Канадцы не забыли, что их наступление у Бюрона и Оти уже было остановлено 7 июля, и тогда они заплатили за него дорогой, кровавой ценой. Гренадеры нашего батальона держались в развалинах, яростно сражаясь за каждую пядь земли.
Я не понимал, почему канадцы не продолжили свою атаку со стороны Карпике. Напротив захваченного врагом Карпике у нас были только батарея 88-мм орудий и остатки 1– го батальона 26-го гренадерского моторизованного полка СС. Этот батальон в предыдущих боях был практически обескровлен. Энергичная атака противника со стороны Карпике в направлении моста через Орн в Кане решила бы судьбу 12-й танковой дивизии СС в течение нескольких часов. Единственным боеготовым резервом у нас была только что прибывшая танковая рота с пятнадцатью «Пантерами».
Срочные донесения с линии фронта стали поступать одно за другим. Похоже, что 16-я авиаполевая дивизия была стерта с лица земли. Наша дивизия немедленно направила часть 2– го батальона 12-го танкового полка и дивизионную роту сопровождения для прикрытия района к северо-востоку от Кана у Кабаре. 1-й батальон 12-го танкового полка сражался на северных окраинах города.
Истребители противника беспрерывно атаковали мосты через Орн и подъездные дороги к югу от Кана. Всякое движение в направлении Кана стало невозможным. Мы не могли эвакуировать своих раненых или получить необходимое снабжение. Дороги стали смертельно опасными. Бомбардировщики с севера опять с ревом летели по небу, нацеливаясь на город. Мы с трудом верили, что этот многострадальный город должен был снова испытать ужасы бомбежки.
Количество живой силы и техники противника, задействованной при штурме города, едва поддавались воображению. Одному Богу известно, почему этот еще не занятый войсками противника город сровняли с землей массированными бомбардировками. За исключением штаба 12-й танковой дивизии СС, который там находился лишь последние пару дней, в городе не было никаких воинских формирований. Первая волна бомбардировщиков, атаковавшая мосты, вызвала пожары к югу от реки Орн. Центр города вновь подвергся ковровым бомбардировкам. Кан был весь в огне, дыму и пепле.
Мы вдруг увидели последнюю волну бомбардировщиков, направлявшихся к гарнизонной церкви и сбросивших свои бомбы. Я запрыгнул через вход в подвал, служивший нам командным пунктом, и забился в его самый дальний угол. Чудовищный грохот потряс подземелье, и свечи погасли. Я задыхался. Я почти не видел своей руки перед глазами из-за густого облака пыли. Хуберт Мейер окликнул меня, и послышались голоса других. Вдруг какой-то солдат крикнул: «Мы похоронены заживо!» Молодого солдата с трудом успокоили. В открытую дверь подвала он влетел, отброшенный взрывной волной.
Гарнизонная церковь, всего в 50 метрах от командного пункта, была полностью разрушена. Все, что мы увидели на ее месте, было огромной воронкой. Каменные глыбы взметнуло взрывом в воздух, и они упали на маскировочную сеть, под которой находились наши передвижные радиостанции, тем самым лишив нас всякой радиосвязи. Мы вскоре преодолели эту проблему, восстановив прерванную систему связи. И снова среди гражданского населения было много жертв.
Через несколько минут после бомбежки на командный пункт дивизии прибыл командующий 5-й танковой армией генерал танковых войск Эбербах. Генерал Эбербах был преемником генерала Гейра фон Швеппенбурга.
Эбербаху удалось воспользоваться затишьем между налетами бомбардировщиков на мосты через Орн. Командующий по достоинству оценил действия дивизии. Он еще не знал о катастрофе, постигшей 16-ю авиаполевую дивизию. Генерал Эбербах сразу же понял всю серьезность ситуации и распорядился о направлении 21-й танковой дивизии на участок фронта, который занимала 16-я авиаполевая дивизия. Однако через Орн в тот день удалось переправить только усиленный батальон 21-й танковой дивизии.
В то время, когда командующий все еще находился у нас, поступили тревожные донесения. Противник прорвался на стыке 2-го и 3-го батальонов 25-го гренадерского моторизованного полка СС, а именно между Гальманшем и Бюроном. Он взял Конте и контролировал подходы к монастырю в Ардене.
2-й батальон 12-го танкового полка, за исключением частей, которые вели бои к востоку от железной дороги на участке бывшей 16-й авиаполевой дивизии, был немедленно брошен в контратаку. Он потеснил противника, но не смог отбить Конте. Благодаря своему превосходству в количестве танков противник остановил нашу контратаку.
Генерал танковых войск Эбербах попрощался с нами. Я был уверен, что он сделает все для того, чтобы предотвратить дальнейшую гибель людей в развалинах Кана. Сражение продолжалось с той же интенсивностью. Для меня было загадкой, почему канадцы и британцы наступали так неуверенно. Их подавляющее превосходство в танках почти не использовалось. Вместо того чтобы быстро и глубоко вклиниваться своими танковыми соединениями в нашу оборону и создавать плацдарм за Орном, они использовали танки лишь для поддержки действий своей пехоты.
За исключением чрезвычайно подвижной и хорошо управляемой артиллерии, у атакующих недоставало управления и инициативы на поле боя, и противник шел на штурм Кана, руководствуясь тактическими принципами, применявшимися в Первую мировую войну. Вести боевые действия в такой манере можно было себе позволить, если тебе противостоит уже обескровленный враг.
Командующий 16-й авиаполевой дивизией генерал-лейтенант Сиверс появился на командном пункте 12-й танковой дивизии СС и попросил кратко проинформировать его о ситуации. Он уже несколько часов не имел связи со своими частями. Доклад был для него тяжелым ударом. Он сразу же отправился на северо-восточные окраины Кана, чтобы лично на месте оценить ситуацию. Он попытался вновь собрать остатки своей рассеянной противником дивизии и восстановить стабильный фронт. Однако моральный дух бойцов его подразделений упал настолько, что не позволял этого сделать. Всесокрушающая сила продолжала надвигаться. Медленно, но верно поле боя превращалось в лунный пейзаж.
Во второй половине дня противник взял Груши. После продолжительного, кровопролитного боя оборонявшая его 16-я (саперная) рота 25-го гренадерского моторизованного полка СС была полностью уничтожена. Храбрая саперная рота под командой оберштурмфюрера СС Вернера была истреблена. Единственным, кого я потом видел из этой роты, был связной. Саперы погибли на своих позициях.
После боев с переменным успехом Оти и Франквиль были потеряны. Во время контратаки командир 3-го батальона 1-го гренадерского моторизованного полка СС оберштурмфюрер Вайденхаупт был ранен. Батальону все же удалось остановить атаку противника к северу от Ардена.
Положение дивизии было чрезвычайно серьезным. Три батальона 25-го гренадерского моторизованного полка были предоставлены сами себе, почти окружены и вели ожесточенные бои в Мелоне, Гальманше и Бюроне. Проводная связь была нарушена. Единственным средством связи оставалась радиосвязь. Фронт дивизии был растянут до предела, резервов уже не было. Только пятнадцать «Пантер» роты фон Риббентропа стояли на обратном склоне высоты к северу от города.
Я больше не мог этого вынести! Я хотел лично увидеть сложившуюся обстановку и в разгар боя принять необходимые решения. Приказ фюрера не сдавать Кан был невыполним. Мы могли продержаться, быть может, еще пару часов, но тогда в дивизии уже никого не осталось бы в живых. Я противился тому, чтобы жертвовать дивизией. Хуберт Мейер поддерживал мое намерение оставить разрушенный город союзникам без боя и вывести дивизию на восточный берег Орна.
Эрих Хольстен оседлал своего быстрого «коня». Наш добрый «Фольксваген» был готов ехать. Михель, мой верный казак, уже сидел в нем, когда я подошел. Мы знали, что впереди нас ожидает дикая гонка. За несколько минут мы добрались до роты «Пантер» фон Риббентропа. Ее передовые танки уже действовали против «Шерманов» в Конте.
Перед нами был монастырь в Ардене. Весь его комплекс подвергался артиллерийскому обстрелу, и высоких башен уже больше не существовало. Их руины с укором смотрели в небо. На обратном склоне высоты я вдруг почувствовал беспокойство и взял руль. В этой ситуации нельзя было ни останавливаться, ни поворачивать. Воронки от бомб и снарядов покрывали все поле боя.
Едва только мы оставили за собой последний подъем, как вокруг нас стали падать и разрываться снаряды. Вражеские танки в Конте накрыли нас своим огнем. Холодный пот прошиб меня, когда машина проскакивала этот участок местности. Только бы не было этого дикого чириканья вражеских пулеметов! Всего несколько метров отделяли нас от развалин. Мы сделали это. Огонь прямой наводкой нас уже не доставал.
Монастырский сад выглядел как сад в аду. Снаряды один за другим взрывались перед полковым командным пунктом. Мы колебались несколько секунд, прежде чем сделать последний бросок. Воспользовавшись паузой в артобстреле, мы помчались в направлении здания. Вокруг штаба повсюду лежали тела убитых солдат. Выпрыгивая из машины, я узнал в одном из убитых командира штабной роты. Его сразила шрапнель.
Спотыкаясь и переводя дыхание, мы бросились в старое здание и обнаружили в подвале командира 25-го гренадерского моторизованного полка СС. Он был ранен и разговаривал с командиром 3-го батальона своего полка гауптштурмфюрером СС Штегером. Радио было единственным средством связи с батальонами. Потолок над нами, казалось, двигался, несмотря на то что монастырский подвал находился глубоко под землей и поддерживался огромными арками. Мы слышали непрерывный гул. Я поговорил с гауптштурмфюрером Штегером в Бюроне. Он доложил, что большая часть его батальона погибла в бою, а танки противника были уже за поселком. Он просил немедленной поддержки. Все имевшиеся танки были направлены в Бюрон для того, чтобы пробить брешь в кольце окружения остатков батальона Штегера. Атака не удалась. С церковной башни я наблюдал танковый бой, который шел с переменным успехом. Обе стороны несли большие потери.
Танки противника из Оти устремились в направлении Ардена. Танковая рота фон Риббентропа при обороне полкового командного пункта уничтожила три танка. Горящие танки находились в 100 метрах к западу от Ардена.
Все больше раненых вползали в большой монастырский подвал. Санитары демонстрировали чудеса мастерства, спасая жизнь своих раненых товарищей. Доктор Эрих Гаттеринг работал, не зная усталости, чтобы облегчить страдания и боль. Стоны раненых в старых подвалах были просто невыносимы. Раненые поступали непрерывным потоком.
Нам нельзя было отказываться от борьбы! Мы должны были дождаться ночи, чтобы под покровом темноты эвакуировать своих раненых товарищей и дать нашим передовым подразделениям шанс вырваться.
Я сел в «Пантеру» и поехал в направлении Кюсси. Оборону Кюсси держал командир батареи 1-й роты 12-го зенитно-артиллерийского дивизиона СС гауптштурмфюрер Ритцель. Кюсси, этот маленький городок, стал просто грудой развалин. Перед позициями батареи стояли три горящих «Шермана». Батарея понесла большие потери. Одно орудие было выведено из строя огнем артиллерии противника. Гауптштурмфюрер СС сам встал у одного из своих орудий. Он обещал мне, что сделает все для того, чтобы удержать позицию до наступления ночи, с тем чтобы дать возможность эвакуировать раненых из Ардена.
Вскоре после этого я вернулся в монастырь. В этот момент пехота и танки противника ворвались в Бюрон. Из-за дыма и взрывов я не мог разглядеть командный пункт Штегера. Вокруг позиций остатков 3-го батальона 25-го гренадерского моторизованного полка СС бесновались огнеметные танки врага. Объятые пламенем, немецкие солдаты выпрыгивали из окопов и валились на землю. Огнеметные танки были самым страшным оружием. Небольшие, вооруженные пулеметами бронетранспортеры действовали только под прикрытием огня своих «старших братьев» танков, и поэтому их тоже было очень трудно поразить.
Вражеские танки захватили командный пункт Штегера, и штаб батальона перестал существовать. Бой продолжался только в западной части Бюрона. Штандартенфюрер СС Милиус, командир 25-го гренадерского моторизованного полка СС, получил приказ после оправки раненых эвакуироваться из монастыря и занять позиции на окраине Кана. Мне хотелось в течение ночи вывести остатки дивизии на восточный берег Орна.
Противник опять начал практиковаться в стрельбе, выбрав мишенью наш «Фольксваген». Не в последнюю очередь благодаря невероятному везению мы достигли развалин Кана. После возвращения из Ардена я доложил о критической ситуации в штаб корпуса и не откладывая попросил разрешения вывести остатки дивизии на восточный берег Орна. У меня не было сомнений в том, что Кан нельзя удержать. В штабе корпусе просьбу отклонили. Фюрер приказал, чтобы город удерживали любой ценой! Всякие протесты и мои доводы насчет бессмысленности дальнейших жертв ничего не дали. Мы должны были умирать в Кане!
Меня охватила бешеная ярость при мысли о том, что доблестные солдаты, которые четыре недели день и ночь вели непрерывные бои, должны принести себя в жертву ни за что. Я отказался выполнять никчемный приказ и начал эвакуацию из города. Тяжелые орудия быстро заняли новые позиции на восточном берегу Орна. После наступления темноты батальоны были отведены за пределы Кана. Путь им пришлось с боем расчищать небольшой группе оставшихся у нас танков. В 3-м батальоне 25-го гренадерского моторизованного полка СС осталось около 100 военнослужащих рядового и унтер-офицерского состава. Все остальные были убиты, ранены или пропали без вести в боях.
На поле боя установилось затишье. Мы были рады, что канадцы бездействовали. Если бы они продолжили атаку ночью, дивизия была бы полностью уничтожена. Канадцы вошли в монастырь и не дали продолжить эвакуацию раненых. Вскоре после полуночи штандартенфюрер СС Милиус попросил открыть по Ардену артиллерийский огонь, чтобы получить некоторую передышку. Поскольку эта мера была единственным вариантом расчистить путь для наших раненых товарищей, я дал разрешение батареям реактивных шестиствольных минометов дать два залпа по монастырю. Наш наблюдатель в Ардене корректировал огонь. Противник отошел. В конце концов наши раненые были эвакуированы, монастырь оставлен.
Штандартенфюрер СС Милиус доложил об эвакуации из Ардена в полночь. Оставшиеся в живых заняли новые позиции на окраине города. Расчеты 88-мм батарей в Кюсси погибли у своих орудий. Они геройски сражались, давая возможность эвакуировать своих раненых товарищей. Гауптштурмфюрер СС Ритцель был убит в рукопашной схватке на позиции своей батареи.
Вскоре после полуночи я собрал всех командиров и сообщил им о своем решении в течение ночи эвакуироваться из города и занять новые позиции к востоку от реки Орн. Командиры разошлись. Они единогласно поддержали решение об эвакуации дивизии из разрушенного Кана без боя.
В 2.00 на северных окраинах Кана я разыскивал 1-й батальон 25-го гренадерского моторизованного полка СС. Остаткам батальона пришлось с боем, оставляя за собой кровавый след, пробиваться через расположение противника. Потери батальона могли повергнуть в шок. Взвод оберштурмфюрера СС Шюнемана оборонялся среди группы крестьянских домов. Гренадеры уже не могли прорваться к своим. Судя по данным радиоперехвата, этот отряд и спустя двое суток все еще продолжал сражаться. Затем он был уничтожен атакой истребителей противника с воздуха.
Я обнаружил оставшихся в живых из этого батальона в бомбоубежище на окраине города. Солдаты, совершенно вымотанные в боях, спали глубоким сном. Офицеры взяли на себя обязанности часовых. Какая удача, что англичане и канадцы их не преследовали! Солдаты 12-й танковой дивизии СС были на пределе своих физических возможностей. Они неделями бессменно сражались на передовой и прочувствовали на своей шкуре сокрушительные удары всех средств ведения современной войны.
Они уходили на войну несколько недель назад со свежими, цветущими лицами. А сейчас их камуфлированные, покрытые грязью стальные каски отбрасывали тень на изнуренные лица с глазами, слишком часто заглядывавшими в мир иной. Эти солдаты являли собой картину человеческого страдания. Но сейчас это не имело значения. Им нельзя было позволить продолжать отдыхать. Они должны были защищать восточный берег Орна. Вальдмюллер получил новый приказ и отрывал своих солдат от их тяжелого сна. Каждый отдельный гренадер должен был быть немедленно разбужен. Шатаясь, полусонные солдаты вылезли из бункера и снова повесили на шею свое оружие, тяжелые пулеметные ленты. Ругаясь, они потащили два тяжелых пехотных орудия, повернув к горевшему городу, который предстояло пересечь. Два немецких танка охраняли северные подходы к городу.
За время моего отсутствия начальник штаба моей дивизии вновь и вновь тщетно пытался получить разрешение из штаба корпуса на эвакуацию из Кана. Наконец около 3.00 в корпусе дали такое разрешение.
Поскольку вывод наших войск фактически уже начался и тяжелые виды вооружения уже заняли свои новые огневые позиции к востоку от Орна, эвакуацию удалось провести спокойно и без помех со стороны противника.
Новые позиции были заняты на участке, протянувшемся от железнодорожной станции Кан до излучины Орна у Флёрт-сюр-Орн. Люди были вымотаны и не способны начать обустраивать новые позиции. Перейдя через Орн и добравшись до своих новых позиций, солдаты валились в глубокий сон, полагаясь на своих товарищей, охранявших северные окраины города.
Утром 2-я рота 12-го зенитно-артиллерийского дивизиона СС оставила свою позицию на западной окраине Кана, обращенной к Карпике. Даже там, всего в 100 метрах к востоку от Карпике, все еще не было контакта с противником. В 4.40 штаб дивизии покинул Кан и установил свой командный пункт в Карселе. Ожидалось, что нашу дивизию на позициях сменит 272-я пехотная дивизия. Новый командный пункт располагался под сенью деревьев между древними буком, дубом и вязом. Аккуратный нормандский особняк в укромном месте парка располагал к миру и покою. К сожалению, у нас не было возможности для отдыха. По крайней мере, я имел возможность совершить приятное омовение двумя ведрами воды и помылся с головы до ног.
К 8.00 я опять побывал в частях в южной части Кана. Солдаты и офицеры лежали, как трупы, в садах на берегу Орна. Они погрузились в глубокий сон и спали как убитые. Войска находились на пределе своих физических возможностей.
Разведывательные патрули противника начали прощупывать подходы к городу только во второй половине дня. В середине дня последние подразделения сторожевого охранения 12-й и 21-й танковых дивизий СС уже перебрались через Орн. После того как командир 3-го батальона 26-го гренадерского моторизованного полка СС Ольбутер перешел через Орн, последний мост был взорван. К вечеру первые снаряды были выпущены враждующими сторонами с каждого из берегов Орна. Три дивизии союзников заняли северную часть Кана.
11 июля дивизию сменила 272-я пехотная дивизия. Это произошло без вмешательства противника. На участке дивизии действовали только разведгруппы противника. Поэтому совершенно измотанные соединения успели оборудовать оборонительные позиции.
С начала вторжения до эвакуации 9 июля из Кана дивизия понесла большие потери в живой силе и технике. Более 20 процентов солдат были убиты в боях и более 40 процентов, согласно донесениям, были ранены или пропали без вести. Боевой дух молодых солдат не передашь лучше в обобщенном виде, чем это сделано бывшим противником: «12-я танковая дивизия СС, оборонявшая этот участок, сражалась со стойкостью и напористостью, которые за время всей кампании нигде больше не встречались».
Данный текст является ознакомительным фрагментом.