Глава 4. В НАШ ПОДЛЫЙ ВЕК НЕ ВЕРЕН ДРУГ ЛЮБОЙ!

Глава 4. В НАШ ПОДЛЫЙ ВЕК НЕ ВЕРЕН ДРУГ ЛЮБОЙ!

Британская разведка внимательно следила за всеми шашнями германского и советского генералитетов и была полностью в курсе всех их перипетий, в том числе, естественно, и развития «двойного заговора». Однако, как использовать этот заговор в своих целях, британскую разведку и дипломатию по-настоящему осенило не ранее лета 1935 г. Толчком к этому послужило одно обстоятельство. К сожалению, оно известно только по советским данным. Однако, учитывая давнее сотрудничество британской и французской военных разведок, в том числе и обмен информацией между ними, можно абсолютно не сомневаться в том, что сведения, о которых ниже пойдет речь, попали также и в Лондон.

В декабре 1935 г. на стол Сталина лег доклад ГРУ под названием «Коалиция против CCCP»[382]. Доклад был подготовлен на основе добытых военной разведкой преимущественно агентурным путем различных разведывательных данных, в том числе и документальных. Стержневой основой доклада являлся составленный по заказу Генерального штаба Франции меморандум, автором которого был один из бывших белогвардейских офицеров.

2-е Бюро Генерального штаба Франции направило копию этого меморандума руководству чехословацкой военной разведки как союзной спецслужбе. А та, в свою очередь, в рамках уже действовавшего тогда соглашения о сотрудничестве с военной разведкой СССР — оно было подписано как секретное приложение к договору о взаимопомощи в отражении агрессии — ознакомила с его содержанием советских коллег. Цитируя в том числе и польские источники, свидетельствовавшие о попытках создания антисоветского блока в составе Германии, Польши, Японии и Финляндии, автор меморандума указывал, что Германией вынашиваются планы колонизации русской территории ради овладения ее природными ресурсами. Кроме того, в меморандуме подчеркивалось, что у германских и польских военных аналитиков сложилось очень невысокое мнение о советской оборонной промышленности и железнодорожном транспорте[383]. В принципе эти положения меморандума, особенно в части, касавшейся агрессивных планов нацистской Германии, не являлись новостью для советского руководства. Куда более важным было иное.

Автор меморандума предрекал, что в грядущей войне коалиции в составе Германии, Японии, Польши и Финляндии против СССР — планы вооруженного нападения на Советский Союз действительно разрабатывались тогда на базе такого варианта, — первое в мире государство рабочих и крестьян непременно потерпит военное поражение, в результате чего в стране произойдет государственный переворот. Поражение предрекалось сразу же после начала войны — «с открытием военных действий, — на первых же порах Красная Армия потерпит серьезные неудачи, которые скоро приведут к полному военному разгрому и развалу армии», — говорилось и в меморандуме и в докладе ГРУ. Особо подчеркивалось, что это приведет к военному бунту и «дворцовому перевороту» силами военных. В отношении целей последнего указывался захват власти в стране в результате военного переворота «дворцового типа»), установление военной диктатуры и расчленение страны в пользу Германии и Японии в порядке компенсации за оказанное содействие. Были упомянуты также и «тайные связи», которые, несмотря на резкое охлаждение советско-германских отношений после привода Гитлера к власти, продолжали существовать между военными кругами нацистской Германии и Советского Союза. Назвал автор меморандума и главного закулисного «режиссера» грядущего переворота — Верховное командование Германии. И далее подчеркнул следующее. Благодаря «глубоко запрятанным нитям», связывавшим верхушку рейхсвера с политическими и военными кругами СССР, она, «дергая за нужные из них в нужное же время, вызовет внутренний взрыв в стране, который сметет существующий в Советском Союзе режим, в результате чего к власти должны прийти политические и военные деятели, с которыми антисоветская коалиция, и в особенности Германия, смогут легко прийти к соглашению».

Внимательно наблюдая за действиями антисталинский оппозиции, в том числе и ее военного крыла, а также, естественно, и за действиями находившегося за рубежом Троцкого, британская разведка давно обратила внимание, что заговор развивается именно в этом направлении. С момента привода Гитлера к власти она резко усилила сбор информации о военной оппозиции Сталину. Немалую лепту в ее осведомленность о заговоре и характере его развития внес и ее давний агент — упоминавшийся выше А. И. Гучков. По данным последнего, ей было известно, что заговорщики уже находятся в ближайшем окружении Сталина, о чем известно крайне узкому кругу лиц в руководстве нацистской партии. Не отставал, естественно, и агент британской разведки — Фил, он же Адольф Эрнст Хойзингер. Немалую роль, надо полагать, сыграл и давно англофильствовавший «деятель» — нарком иностранных дел СССР М. М. Литвинов. Если он «сливал» на Запад совершенно секретную информацию по вопросам внешней политики и внешнеэкономических связей СССР, особенно с Германией, то что ему стоило настучать и об этом. Тем более что сам он обладал отличным опытом подпольной конспиративной деятельности и располагал обширной информацией обо всем, что творилось оппозицией как за рубежом, так и тем более в СССР. Кроме того, в начале 30-х гг. у британской разведки появился еще один очень ценный агент в высшем эшелоне советского руководства. Это был сотрудник секретариата члена Политбюро ЦК ВКП(б) — Анастаса Микояна. Кстати говоря, в 1936 г. благодаря информации одного из блистательных агентов «кембриджской пятерки» — Дональда Маклина — органы госбезопасности СССР практически вышли на него, однако нарком внутренних дел Г. Г. Ягода «утопил» этот сигнал в недрах своего ведомства. Лишь в 1940 г. на этого агента повторно вышли — опять-таки благодаря «кембриджской пятерке», точнее Энтони Бланту — и только тогда агент наконец-то был разоблачен и поставлен к стенке.

Громадную роль сыграл и агент британской разведки, проходивший по ее ведомству под кодовым обозначением «№ 2 178» — тесно связанный с М. Литвиновым Дмитрий Сергеевич Навашин[384]. В прошлом Навашин был высокопоставленным сотрудником советских внешне-экономических организаций во Франции, где и остался на постоянное жительство с ведома начальника советской разведки Артузова. С дореволюционных времен был влиятельным масоном, имел какие-то малопонятные контакты с британской разведкой. Оставшись во Франции, Навашин стал преуспевающим банкиром, вхожим во многие влиятельные круги Франции и ряда европейских стран, сохранив при этом и масонские связи и контакты. С 1930.г. стал финансовым агентом Троцкого — поступавшие в распоряжение «беса мировой революции» финансовые средства приходили в Париж на имя Навашина. Одновременно он поддерживал постоянную конспиративную связь как с советской разведкой, так и с оппозицией внутри страны. Не исключено, что значительную долю информации о заговоре оппозиции и особенно ее ориентации на Германию он получил именно от Литвинова (возможно, и опосредствованно — через М. Розенберга, который некоторое время был полпредом во Франции, а затем заместителем Генерального секретаря Лиги Наций в Женеве). Судя по всему, часть двойной игры оппозиции, о которой поведали на допросах Артузов и Ягода, то есть конфиденциальные контакты и переговоры с представителями Англии и Франции, в ходе которых обсуждались вопросы государственного переворота в СССР и его будущего, осуществлялись через него. Очевидно, он настолько был вовлечен в операции британской разведки по ликвидации заговора Тухачевского и вообще антисталинской оппозиции, что буквально накануне апогея в действиях британской разведки по его заваливанию — 25 января 1937 г. — Навашин был убит. Причем, и это очень характерно, его родственники начисто отметали все версии о причастности к убийству Навашина как гестапо и троцкистов, так и НКВД, заявляя в отношении последнего, что даже орудие убийства — «стилет — чисто европейское орудие убийства». На что они намекали — осталось загадкой. Кстати говоря, и завербовавший его сотрудник британской разведки Виктор Лич незадолго до убийства Навашина сам был убит в Монте-Карло. То есть, в сущности-то, все «концы в воду».

Немалую лепту в высочайший уровень осведомленности британской разведки о заговоре военных внесли и эмигранты, формально не числившиеся в списках ее агентуры. Таким, в частности, был один из блестящих политических умов русской эмиграции Евгений Васильевич Саблин, первый секретарь российского посольства в Лондоне в годы Первой мировой войны. Не приняв «октябрьского переворота», Саблин остался в Лондоне, и практически до самой смерти, последовавшей уже после Второй мировой, он являлся внештатным консультантом по российской политике и русской проблематике при МИДе Великобритании. В марте (6 и 27 числа) 1935 г. Е. В. Саблин передал в британский МИД аналитические записки, в которых прямо указывал, что «единственной реальной силой, которая может совершить переворот, является армия», что «в установлении военной диктатуры с помощью недовольных в армии лежит возможность быстрого и радикального переворота»[385]. Более того, акцентировал внимание адресата на фигуре Тухачевского. Конечно, Саблин не был в курсе, что его переписка контролируется советской разведкой. Так что эта информация ложилась на стол не только соответствующим лицам в британском МИДе, но и на Лубянке, а затем и в Кремле.

Что же касается степени информированности советских органов госбезопасности о заговоре, необходимо сказать, что приведенные в упомянутом выше меморандуме данные французской разведки, как говорится, с точностью до миллиметра совпали с данными Лубянки. Посудите сами:

— из показаний Тухачевского: «В 1933 — 1934 гг. ко мне зашел Ромм[386] и передал, что он должен сообщить мне новое задание Троцкого. Троцкий указывал, что нельзя ограничиваться только вербовкой и организацией кадров, что нужна более действенная программа, что германский фашизм окажет троцкистам помощь в борьбе с руководством Сталина и что поэтому военный заговор должен снабжать данными германский Генеральный штаб, а также работающий с ним рука об руку японский Генеральный штаб, проводить вредительство в армии, готовить диверсии и террористические акты против членов правительства»[387],

— по агентурным данным советской разведки: «В июне — июле 1933 г. тот же агент («А-256». — А. М.) сообщил, что германское правительство не только связано, но и совместно работает со сформированным уже будущим русским правительством, что это правительство в ближайшее время произведет переворот в СССР… Агент сообщил, что Геббельс поддерживает "национал-большевистскую" группировку в русском контрреволюционном лагере. Она имеет значительное количество своих сторонников в крестьянстве, в Красной Армии и связана с видными работниками Кремля — оппозиционерами, которые добиваются экономических реформ (то есть реставрации капитализма. — А. М.) и падения Сталина»[388];

— по информации агента гестапо К. Виттига, которую он в 1934 г. сообщил своим кураторам в этой организации со ссылкой на генерала Людендорфа: после 1933 г. сотрудничество рейхсвера и Красной Армии продолжилось, причем «приобрело политический характер и было направлено против государств, подписавших Версальский договор»[389]; Людендорф в это время занимал уникально тупую позицию. С одной стороны, стал ярым противником Гитлера и входил в круг антигитлеровски настроенных генералов, с другой — разработал для Гитлера концепцию тотальной войны в варианте блицкрига; имя Людендорфа всплывало в информации Лубянки в связи с контактами военного крыла антисталинский оппозиции с военными кругами Германии;

— из письма от 16 января 1937 г. советского разведчика в Берлине А. Климова, работавшего под «крышей» корреспондента газеты «Правда» (письмо адресовано главному редактору «Правды» A. Мехлису): «Мне стало известно, что среди высших офицерских кругов здесь довольно упорно говорят о связях и работе германских фашистов в верхушке командного состава Красной Армии. Этим делом по личному поручению Гитлера (тут неточность, Гитлер ничего не знал и потому ничего поручать не мог, в чем еще убедимся. — А. М.) занимается будто бы Розенберг. Речь идет о кружках в Кр. Ар., объединяющих антисемитски и религиозно настроенных людей. В этой связи называлось даже имя Тухачевского… Источник, на который сослался мой информатор: полковник воздушного министерства Линднер. Он монархически настроенный человек, не симпатизирует нац. -соц., был близок к Секту и принадлежит к тем кругам военных, которые стояли и стоят за соглашение с СССР»[390]; во-первых, Линднер был сотрудником разведки ВВС Германии; во-вторых, судя по всему, он входил в антигитлеровски настроенную оппозиционную группу монархистов, возглавлявшуюся Р. Вулле (о нем см. ниже), который весной 1936 г. вышел на прямой контакт с советской разведкой с просьбой о поддержке антигитлеровского переворота в Германии; в-третьих, он контактировал и с агентом британской разведки Уильямом де Роппом, который был также и личным агентом А. Розенберга, а основные связи де Роппа в военных кругах Германии как раз и приходились на ВВС, так как он сам был известным летчиком;

— из выступления наркома обороны К.E. Ворошилова на открывшемся 23 февраля 1937 г. Пленуме ЦК ВКП(б): «Что собой представляют вскрытые НКВД в армии враги, представители фашистских японо-немецких, троцкистских банд (не обращайте внимания на идеологические штампы того времени. — А. М.)? Это в своем большинстве высший начсостав, это лица, занимающие высокие командные посты. Кроме этой сравнительно небольшой группы вредителей, вскрыты также отдельные, небольшие группы вредителей из среды старшего и низшего начсостава в разных звеньях военного аппарата… Какие цели и задачи ставила перед собой эта японо-немецкая, троцкистско-шпионская банда в отношении Красной Армии? Как военные люди, они ставили и стратегические, и тактические задачи. Стратегия их заключалась в том, чтобы, формируя троцкистские ячейки, вербуя отдельных лиц, консолидируя силы бывших троцкистов и всякие оппозиционные и недовольные элементы в армии, создавать свои кадры, сидеть до времени смирно и быть готовыми в случае войны действовать так, чтобы Красная Армия потерпела поражение, чтобы можно было повернуть оружие против своего правительства». Со ссылкой на показания Пятакова, Ворошилов далее говорит: «Пятаков… в своих показаниях по поводу планов Троцкого в отношении Красной Армии заявляет следующее: "Особенно важно, — подчеркивал Троцкий, — иметь связи в Красной Армии. Военное столкновение с капиталистическими государствами неизбежно. Я не сомневаюсь, что исход такого столкновения будет неблагоприятен для сталинского государства. Мы должны быть готовы в этот момент взять власть в свои руки. Затем Ворошилов перешел к цитированию показаний других арестованных: «А вот как о том же говорит расстрелянный террорист Пикель, бывший в свое время секретарем Зиновьева. "На допросе от 4 июля 1936 года вы показали о существовании военной организации, в которой принимали участие связанные с Дрейцером Путна и Шмидт. В чем должна была заключаться их работа?" — спрашивает Пикеля следователь. Пикель отвечает: "Все мероприятия троцкистско-зиновьевского центра сводились к организации крупного противогосударственного заговора. На военную организацию возлагалась задача путем глубокой нелегальной работы в армии подготовить к моменту успешного осуществления планов Зиновьева и Каменева немедленный переход части руководящего командного состава армии на сторону Троцкого, Зиновьева и Каменева и требования командного состава армии отстранить Ворошилова от руководства Красной Армией. Это предполагалось в том случае, если Дмитрию Шмидту до убийства Сталина не удастся убить Ворошилова". В своих показаниях Д. Шмидт… говорит примерно то же, что и Пикель: "Развивая передо мною задачи организации военных троцкистских ячеек в армии, Дрейцер информировал меня о наличии двух вариантов захвата власти: 1) предполагалось, что после совершения нескольких основных террористических актов над руководством партии и правительства удастся вызвать замешательство оставшегося руководства, благодаря чему троцкисты и зиновьевцы придут к власти; 2) в случае неудачи предполагалось, что троцкистско-зиновьевская организация прибегнет к помощи военной силы, организованной троцкистскими ячейками в армии"». И, наконец, подводя итог, Ворошилов заявил: «…Деятельности троцкистов в рядах Красной Армии Троцкий и центр блока придавали особо серьезное значение, исходя опять-таки из установок на пораженчество в грядущей войне СССР с фашистскими государствами. Как первый, так и второй центры троцкистско-зиновьевского блока прекрасно понимали, что троцкисты — командиры Красной Армии в мирных условиях ничего реального в смысле широкого или сколько-нибудь значительного выступления против правительства сделать не могут… Однако в случае поражения СССР в войне, из чего они главным образом исходили и на что рассчитывали, троцкисты — командиры Красной Армии могли бы даже отдельные проигранные бои использовать как доказательство якобы неправильной политики ЦК ВКП(б} вообще, бессмысленности и губительности данной войны. Они также могли бы, пользуясь такими неудачами и усталостью красноармейцев, призвать их бросить фронт и обратить оружие против правительства. Это дало бы возможность немецкой армии без боев занять оголенные участки и создать реальную угрозу разгрома всего фронта. В этих условиях наступающих немецких войск блок, опираясь уже на части, возглавляемые троцкистами-командирами, делает ставку на захват власти в свои руки, для того, чтобы после этого стать оборонцами»[391],

— из заявления И. Э. Якира на имя наркома ВД СССР Н. И. Ежова от 31 мая 1937 г.: «Еще осенью 1935 года при встрече моей и Уборевича с Тухачевским у него на квартире он развил перед нами вопрос о так называемом "дворцовом перевороте". Он указал на то, что рассчитывает на совместные действия по организации как чекистов, участвующих в охране Кремля, так и военной охраны, в первую очередь — на Кремлевскую школу (позднее — Московское высшее общевойсковое командное училище. — А. М.). По времени переворот и захват руководящих работников партии и правительства происходит тогда, когда в основном будет закончена подготовка Гитлера к войне. Ориентировочно это должен быть 1936 год. Как на непосредственных организаторов этого дела, он указывал на Енукидзе, Егорова — начальника Кремлевской школы и чекистов, фамилии которых не помню. Кажется, речь шла о Паукере. "Дворцовый переворот" должен был быть поддержан рядом выступлений организации в других крупных городах Советского Союза. Мною в Киеве для выполнения задачи была подготовлена бригада Шмидта, которая, будучи поднята по тревоге якобы с целью защиты украинского правительства в связи с восстанием в Москве, должна была обеспечить захват партийного и советского руководства Украины…»[392]

— из показаний Тухачевского на допросе 9 июня 1937 г. у прокурора Союза ССР А. Я. Вышинского и помощника главного военного прокурора Субоцкого: «Свои показания, данные на предварительном следствии о своем руководящем участии в военно-троцкистском заговоре, о своих связях с немцами, о своем участии в прошлом в различных антисоветских группировках, я полностью подтверждаю. Я признаю себя виновным в том, что я сообщил германской разведке секретные сведения, касающиеся обороны СССР. Я подтверждаю также свои связи с Троцким и Домбалем. Задачи военного заговора состояли в проведении указаний троцкистов и правых, направленных к свержению советской власти. Я виновен также в подготовке поражения Красной Армии и СССР в войне, т. е. в совершении государственной измены. Мною был разработан план организации поражения в войне… Я признаю себя виновным в том, что я фактически после 1932 г. был агентом германской разведки. Также я виновен в контрреволюционных связях с Енукидзе в составе военно-троцкистского заговора. Кроме меня, были Якир, Уборевич, Эйдеман, Фельдман, С. С. Каменев и Гамарник. Близок к нему был и Примаков. Никаких претензий к следствию не имею. Тухачевский»[393];

— из заявления И. П. Уборевича от 9 июня 1937 г. на имя наркома внутренних дел СССР Н. И. Ежова: «Тухачевский начал разговор с темы о предстоящей войне, обрисовав мне внутреннее и внешнее положение Советского Союза как совершенно неустойчивое. Подчеркнул, что между тем германский фашизм изо дня в день крепнет и усиливается. Особый упор он делал на развертывание в Германии могущественной армии, на то, что на решающем Западном фронте немецкие войска будут превосходить Красную Армию в полуторном размере, поэтому разгром Красной Армии, по его мнению, неизбежен. Тогда же Тухачевский мне заявил, что мы не только должны ожидать поражения, но и готовиться к нему для организации государственного переворота и захвата власти в свои руки для реставрации капитализма. Прямо на карте Германии, Польши, Литвы и СССР Тухачевский рисовал варианты возможного развертывания германских армий… при этом он указал, что развертывание Красной Армии во время войны надо будет строить так, чтобы облегчить задачу ее поражения»[394]. По словам Уборевича, Тухачевский прекрасно отдавал себе отчет в том, что решающим станет именно Западный фронт (полоса компетенции Белорусского военного округа в то время), и, очевидно, знал по донесениям разведки, что именно Белорусское направление удара вермахта будет решающим, главным из главных. Тем не менее в «Плане поражения СССР в войне с Германией» Тухачевский собственной рукой написал, что Белорусское направление удара для планов Гитлера является фантастическим, потому как у фюрера, видите ли, нет намерений разгромить СССР! Попросту говоря, даже находясь под следствием, Тухачевский не говорил всей правды и, по мере возможности, стремился нанести ущерб обороноспособности СССР;

— из показаний А. Розенгольца на суде: «В отношении войны линия у Троцкого была на поражение. Стоял вопрос о желательности и необходимости осуществления военного переворота применительно к срокам возможного начала войны (в отношении сроков войны Розенгольц указал 1935 — 1936 гг. — A.М.)… Уже после суда над Пятаковым пришло письмо от Троцкого, в котором ставился вопрос о необходимости максимального форсирования военного переворота Тухачевского. В связи с этим было совещание у меня на квартире… Это было в конце марта 1937 года… На этом совещании Тухачевский сообщил, что он твердо рассчитывает на возможность переворота, и указывал срок, полагая, что до 15 мая, в первой половине мая, ему удастся этот военный переворот осуществить»[395];

— из показаний Н. Крестинского на суде: «В феврале 1934 года я виделся и с Тухачевским, и с Рудзутаком… получил от обоих принципиальное подтверждение, признание линии на соглашение с иностранными государствами, на их военную помощь, на пораженческую установку, на создание внутренней объединенной организации… Переворот увязывался с нашей пораженческой ориентацией и приурочивался к началу войны, к нападению Германии на Советский Союз»[396];

— из показаний П. Буланова на суде: «Вооруженный переворот, по определению Ягоды, они приурочивали обязательно к войне… Ягода мне прямо сказал, что я — наивный человек, если думаю, что они, большие политики, пойдут на переворот, не сговорившись с вероятными и неизбежными противниками СССР в войне. Противниками назывались немцы и японцы. Он прямо говорил, что у них существует прямая договоренность, что в случае удачи переворота новое правительство, которое будет сконструировано, будет признано, и военные действия будут прекращены»[397].

Когда в мае 1937 г. был разоблачен и ликвидирован заговор военных во главе с Тухачевским, преследовавший именно те цели, которые и были указаны в упомянутом выше меморандуме, то реакция Сталина была просто поразительна, особенно в следующем. Во-первых, при анализе текста подлинной, неправленой стенограммы речи Сталина на посвященном разоблачению заговора Тухачевского заседании Военного совета при наркоме обороны 2 июня 1937 г. немедленно бросается в глаза следующее обстоятельство. Сталин упорно использовал всего три термина, особо выделяя прежде всего термин «германский рейхсвер» (или просто «рейхсвер»), правда, в увязке с термином «германские фашисты», иногда разбавляя свою речь также и термином «немецкий Генштаб». С формальной стороны такая связка объективна и справедлива — в Германии установлен нацистский режим, и вооруженные силы присягнули на верность Гитлеру, так как формально-то Гитлер был приведен к власти предусмотренными Конституцией Веймарской республики процедурами, а после смерти президента Гинденбурга присвоил себе также и функции президента. По конституции он стал главнокомандующим, хотя до 4 февраля 1938 г. и не бравировал этим.

Фанатичная приверженность Сталина к точности формулировок и используемых в них терминов вынуждает внимательней присмотреться к вызывающему легкую оторопь его упорству в использовании указанных выше терминов. Ведь с 15 марта 1935 г. Сталину прекрасно было известно как о реорганизации рейхсвера, так и его трансформации в вермахт. С какой такой стати до последнего дня своей жизни отличавшийся особой точностью формулировок Сталин упрямо настаивал на термине, который и в самой-то Германии был снят «с вооружения» два с лишним года назад?! Почему прекрасно знавший о тесном переплетении вооруженных сил и нацистских структур Германии Сталин тем не менее упрямо произносил термин «рейхсвер»?! Конечно, и Сталин мог быть подвержен влиянию инерции традиций. И все же это беспрецедентное для него упорствование на термине «германский рейхсвер» (или просто «рейхсвер») лишает возможности однозначно все списать только на «инерцию традиций». В поисках ответа на помощь приходит сам Сталин. Дело в том, что из насчитывающихся в тексте стенограммы 22 случаев использования термина «германский рейхсвер» или просто «рейхсвер» 11 фигурируют именно в абзаце, который объясняет суть заговора, а 6 — на подступах к нему. Это свидетельство того, что Сталин четко показывал, что он прекрасно знал, что именно «рейхсверовские» германские генералы являются партнерами заговора Тухачевского! Более того, он четко показывал, что отлично понимает то обстоятельство, что это давняя, корнями уходящая еще в догитлеровский период история!

[Любопытная деталь. 11 ноября 1935 г. новый германский военный атташе в Москве — Эрнст Кёстринг — отправил в Берлин депешу, в которой сообщил, что во время состоявшейся у него в тот день беседы с заместителем наркома обороны М. Н. Тухачевским последний «либо интересовался судьбой знакомых ему по прежним контактам немецких офицеров» и, по мнению атташе, «проявил интерес и симпатию к рейхсверу». Казалось бы, ну что тут такого? ! Ну, отписал он о встрече с Тухачевским, ну и что из этого? ! Военному атташе и так положено делать это. Э нет, не скажите. Эта деталь любопытна вот чем. Кёстринг прибыл в Москву представлять не рейхсвер, а вермахт Германии, ибо с середины марта 1935 г. вооруженные силы этой страны были переименованы. Как военный атташе, он просто физически не мог не знать об этом, а потому в его изложении эта деталь приобретает то же значение, каковое двумя годами позже вкладывал Сталин, чрезмерно упорствуя на терминах «германский рейхсвер» и «рейхсвер». К слову сказать, и выбор его кандидатуры на должность военного атташе Германии в СССР тоже весьма многозначителен. Высшее военное руководство Германии прекрасно знало, что оно делает и кого направляет в Советский Союз. ведь Э. Кёстринг был ближайшим помощником Г. фон Секта и стоял у истоков сотрудничества рейхсвера и РККА. Он в деталях знал все, что связано с этим сотрудничеством. Следовательно, Кёстринг умышленно использовал этот термин, дабы адресату было понятнее, о чем идет речь.]

Кроме того, Сталин с порога употребил термин «военно-политический заговор», намертво увязав его с «германским рейхсвером». Открыто назвал и его геополитическую суть — через пораженчество блокирование с Германией и Японией. Что и было на самом деле. В тот момент Сталин располагал едва ли не всей полнотой сведений о заговоре, включая и информацию о его целях. И по сути-то, воспроизвел формулировки из доклада ГРУ от декабря 1935г.!

Во-вторых, в собственноручно изложенных показаниях (143 страницы!) следствию Тухачевский подробно изложил все известные ему данные о заговоре, а также план военного поражения СССР в грядущей войне на начальной ее стадии. По всем основным параметрам и последствиям показания Тухачевского и его подельников совпадали с разведывательной информацией 1935 г., как, впрочем, и до 1935 г., а также последующего времени вплоть до их ареста. Тухачевский добровольно, по собственной инициативе согласился изложить все в письменной форме. Особо подчеркиваю, что все 143 страницы его собственноручных письменных показаний написаны ровным, четким почерком, с использованием всех знаков препинания и содержат такие подробности, которые ни один из следователей выдумать не смог бы даже при всем желании. Даже ярые антисталинисты не могут игнорировать эти показания Тухачевского, хотя и пытаются дезавуировать их, правда безуспешно.

Упомянутый выше доклад ГРУ тоже пытаются дезавуировать, представляя его неким «предвестником» тех сфабрикованных нацистами документов, которые якобы послужили предлогом для ареста в 1937 г. Тухачевского и других военачальников, обвиненных в подготовке военного заговора с целью захвата власти, установления военной диктатуры и расчленения страны в пользу нацистской Германии и милитаристской Японии!

Первыми начали это делать зарубежные «доброхоты» — несть числа этой, к глубокому сожалению, допущенной к секретным ранее архивам сволочи, только и способной, что активизировать в памяти одну из максим знаменитого Франсуа де Ларошфуко — «Можно вылечить от безрассудства, но нельзя выпрямить кривой ум»! Впрочем, не будем даже и пытаться делать ни того, ни другого — просто назовем факты. Во-первых, упомянутый выше меморандум был составлен для Генерального штаба Франции, 2-е Бюро которого и глава которого в период составления этого меморандума (в июле 1935 г.) — полковник Луи Риве — обладали исключительной на тот момент информированностью об агрессивных планах нацистов и их военных приготовлениях. В одном только абвере — военной разведке нацистской Германии — французская военная разведка имела к середине 30-х гг. примерно с десяток хорошо информированных агентов[398]. При наличии столь информированной агентуры 2-е Бюро ни при каких обстоятельствах не позволило бы, тем более какому-то офицеру-белоэмигранту, «впаривать» себе туфту да еще и передавать ее союзной разведслужбе — чехословацкой разведке. Последняя, к слову сказать, тоже не лыком была шита, поскольку сама располагала превосходной агентурной сетью, в том числе и очень ценным агентом в абвере, который, как убедимся, сыграл одну из ключевых ролей в провале заговора Тухачевского. Несмотря на свою малочисленность, чехословацкая военная разведка считалась в те времена одной из сильнейших военных разведок в Европе, по крайней мере в Центральной; Восточной и Юго-Восточной Европе — точно. Во-вторых, лично у Луи Риве еще с начала 20-х гг. сложились прекрасные отношения с «фюрером» Польши — маршалом Пилсудским и. находившейся в его подчинении польской военной разведкой (2-е Бюро Генерального штаба Полыни). С 20-х гг. между двумя этими военными разведками существовала практика широкого обмена разведывательными данными (особенно об СССР), так как Франция и Польша были связаны соответствующими договорами о взаимопомощи. Так что в том, что автор меморандума цитировал польские источники, нет ничего удивительного. В-третьих, ничего удивительного в этом тем более не сыщется, если принять в расчет еще и то обстоятельство, что сконцентрировавшая максимум своего внимания на Германии польская военная разведка также считалась в те времена одной из лучших разведок в Европе.

Меморандум был подготовлен в июле 1935 г., а доклад ГРУ — в начале декабря того же года, однако едва ли французы так долго тянули с его передачей чехословацкой военной разведке, а та — советской. Обмен информацией произошел, скорее всего, не позднее осени 1935 г., и в оставшееся до декабря время ГРУ было занято проверкой и перепроверкой содержавшихся в этом меморандуме данных, при этом были задействованы возможности как самого ГРУ, так и разведки Лубянки.

ГРУ, к примеру, в тот период обладало сильной нелегальной агентурной группой в германском посольстве в Варшаве, которая могла успешно проверить цитировавшиеся в меморандуме польские источники. Тем более что к концу 1935 г. у этой группы появился и свой агент в германской разведке — капитан «К.», получивший в документации ГРУ цифровой псевдоним «18»[399]. Не говоря уже об иных агентурных возможностях двух советских разведок в самой Германии.

Что касается самой идеи о такой коалиции, то это действительно не было новостью для советского руководства. Начиная с середины 20-х гг. антисоветские планы Запада все время базировались на ней. Не стали исключением и 30е годы, причем как догитлеровский их период, так и после его привода к власти; Архивы как внешнеполитической, так и военной разведок СССР-России в буквальном смысле слова ломятся от таких данных, в том числе и документальных. Не являлись чем-то принципиально новым и указанные в меморандуме данные о возможности военного переворота в СССР, особенно в связке с нападением извне и нанесением Советскому Союзу военного поражения.

Упомянутый меморандум 2-го Бюро Генерального штаба Франции был передан также и британской разведке. Кстати говоря, аналог французской военной разведки — 2-е Бюро польского Генштаба — также вело аналогичный обмен с МИ-6. И чехословацкая военная разведка вела такой же обмен с британскими коллегами. В британской разведке данные этого меморандума органично слились как с собственной информацией, так и с данными дипломатической разведки МИДа Великобритании. Но едва только это произошло, случилось главное во всей этой истории — как своего рода «Архимедов рычаг», совокупность этих данных сдвинула с места всю лавину информации о заговоре. И она понесла постоянно сверявшиеся с позицией МИДа и указаниями высшего руководства Великобритании мысли британской разведки в традиционном направлении — в направлении составления «Заговора против Заговора». Осенью 1936 г. британский заговор против заговора Тухачевского окончательно созрел и перешел в стадию реализации.

Это точно совпало и с позицией Политбюро ЦК ВКП(б). 29 сентября 1936 г. Политбюро приняло решение: «Утвердить следующую директиву "Об отношении к контрреволюционным троцкистско-зиновьевским элементам": а) До последнего времени ЦК ВКП(б) рассматривал троцкистско-зиновьевских мерзавцев как передовой политический и организационный отряд международной буржуазии. Последние факты говорят, что эти господа скатились еще больше вниз, и их приходится теперь рассматривать как разведчиков, шпионов, диверсантов и вредителей — наемников фашистской буржуазии в Европе. В связи с этим необходима расправа с троцкистско-зиновьевскими мерзавцами, охватывающая не только арестованных, следствие по делу которых уже закончено, и не только подследственных, вроде Муралова, Пятакова, Белобородова и других, дела которых еще не завершены, но и тех, которые были раньше высланы»[400]. Учитывая, что деятельность по негласному содействию ускорению провала заговора Тухачевского была инициирована британской разведкой осенью 1936 г., очень даже похоже, что об этой директиве она узнала при помощи своего агента в секретариате члена Политбюро А. И. Микояна. По-другому очень сложно объяснить такое хронологическое совпадение.

Нечто более всего удивительно, так это то, что «до ума» заговор против заговора довели лично… Адольф Гитлер и… «невинная жертва» сталинизма — Михаил Тухачевский. Главным образом, собственной глупостью и глубоким непониманием происходящего в мире. К тому же и проделали это на редкость незатейливо.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.